За закрытой дверью-10

В выпускном классе мы уже выросли из школьной тематики, и захотелось поставить что-то новое, необычное, возвышенное и романтическое, все-таки юность начинала закипать. Решили «Тристана и Изольду», все знали, кто будет Изольдой. Но пьеса не получалась, каждый знал сюжет наизусть, но диалоги не шли, не хватало жизненного опыта, рановато мы возгордились. Наступило время подготовки к экзаменам, постановку пришлось оставить.
     После школы уехали все, разбрелись по столицам. Я подал заявление, не мог оставаться, знал, что дадут другой класс, для меня это значило потерять родных. Ну, вот на тебе - другие. А мне нужны мои.
     Сегодня солнце во всю ширь неба, пахнет теплом, словно не лепил вчера снег. Иду туда, где была моя школа, нет ее, но во мне она есть, вот она. Мы не были городскими мальчишками, мы были другими, сейчас я рад этому. Тогда на вырубах вокруг нашего поселка взрывали сосновые пеньки несколько лет подряд. Пни шли на выработку скипидара, хотя нам было все равно, на что они шли. Хорошо то, что взрывники не обременяли себя беспокойством о сохранности своего имущества. Поэтому не было в поселке ни одного хоть сколько-то уважающего себя пацана, не имеющего метров пятнадцать бикфордового шнура. Его резали на куски, поджигали, бросали в водоем, они извивались на поверхности воды и брызгали фейерверком. Красиво, особенно ночью. Более продвинутые имели еще и капсюли. В него вставлялся кусок шнура, шнур поджигался, и когда совсем догорал, все это бросалось вверх, и в воздухе раздавался взрыв. Круто! Вроде легко, но не совсем. Искусство состояло в том, чтобы взрыв произошел в самой верхней точке полета, а не на взлете или падении. Паре пацанов оторвало пальцы рук. Никого в поселке это особенно не волновало, особенно взрослых. Подумаешь, не хватает нескольких пальцев, жить можно, лес валить можно, стопку держать можно. Что еще нужно? Совсем авторитетные братаны обладали аммонитом, Вовка с Лешкой, бесспорно, были авторитетными. Им было по четырнадцать лет, они учились в пятом классе, не любили они ни в чем торопиться, нравилась обоим обстоятельность. Я догнал их, когда мне было одиннадцать, рано пошел в школу. Вовке с Лешкой надоело прятаться в лесу и взрывать никому не нужные коряги, нужно было как-то показать себя миру. Весной, когда до конца учебного года оставалось не больше недели, они решили взорвать школьную уборную, все равно скоро каникулы, и она никому не будет нужна. Взяли немного аммонита, вставили запал, в него несколько метров шнура, протянули за сарай и подожгли. Сидели, мирно покуривая, украденную у отцов "Приму" и ждали результата. Взрыв встряхнул угол уборной, она чуть приподнялась и встала на свое место. Кореша посмотрели друг на друга, оба были сильно разочарованы ничтожностью последствий столь блестяще продуманной операции. И тут из дальней женской половины с душераздирающим визгом выскочила молодая полная техничка и помчалась в школу. Ее дикое «- А - а – а!»... умолкло только после хлопнувшей двери.
   Если бы это произошло сейчас, то был бы срочно построен аэродром для прибытия правительственной комиссии, все СМИ мира сообщили бы о факте терроризма. Тогда все обошлось школьной линейкой на следующее утро. Надо было успеть, пока Вовка с Лешкой еще не устали от науки и не ушли отдыхать. Построили всю школу с первого по восьмой класс, всех сто двадцать человек. Перед нами стояли эти "два хулигана-рецидивиста" (из выступления директора), их головы висели на плечах, такое вот постановочное раскаяние. Директор стояла рядом и долго, утомительно клеймила их позором, пытаясь зажечь нас праведным, осуждающим гневом. Не получилось, никто из нас ничего позорного в их подвиге не видел, перед нами стояли два героя, зависть проглотила всех мальчишек на века. Глаза девчонок блестели восторгом, и глаза Гальки из седьмого класса тоже. Две ямочки на круглых щеках, кольца черных волос вокруг головы, по ней не спала вся мужская половина школы. Грезы. Герои пробыли в школе весь день, не научились еще уставать от славы. Дабы удостоиться их внимания, им несли дары, ничего не жалея, даже напильники для игры в круг, первоклассники делились пончиками из школьного буфета. После школы Вовка нес  Галькин портфель до самого ее дома.
      Точно знаю, что ни одного из друзей в этот день не выпороли. Вовкин отец где-то перехватил граммов сто пятьдесят и, придя домой, попытался качать права, типа : « Кто в доме хозяин?»  Мать в полемику вступать не хотела, не до этого вечером после работы, поэтому молча связала его веревкой и бросила на половики. Отец долго еще жаловался на такую несчастную свою долю, сочно обогащая речь ненормативной лексикой, а мать молчала, считая дело сделанным и день законченным. У Лешки уже неделю отец не возвращался с охоты, да и вообще весточку от него получили только через три года, он написал, что очень соскучился и скоро приедет. И ведь сдержал слово, уже через год приехал. Для матери Лешка был идолом, она на него молилась, даже если бы он взорвал школу вместе со всеми учениками, она бы в первую очередь бросилась узнавать, не случилось ли что с Лешенькой. В стране шла перестройка, мы об этом не знали.
  Я сидел на куске оставшегося от школы фундамента, смотрел вниз под гору, грусть постепенно стала переплавляться в сжигающую тоску. Хрупкая тишина. В этой тишине отчетливо раздался хлопок закрывающейся двери моей машины, из нее вышла Таня и медленно пошла ко мне. Солнце жмурило и увлажняло глаза, но я видел ее так ясно, словно кто-то сознательно отретушировал ее фигуру и пригасил остальное пространство. Иногда она наклонялась, срывала редкие, заблудившиеся во времени цветы, а сорвав, поднимала голову и улыбалась, наверное, мне. Потом она села рядом, положила обе руки на мое правое плечо, на них опустила голову, спросила:
- Грустно?
- Хуже, - ответил я.
- Я все еще в тебе?
- Да.
 - Я стала хуже?
- Нет.
- Ты не можешь меня простить?
 - Я еще не научился тебя осуждать. Во мне рядом с тобой одна бесконечная боль.
    Только в феврале от нее пришло первое, уже совсем не жданное письмо. « Здравствуйте! Лежу, болею, девчонки из комнаты на занятиях, решила написать Вам. Первую сессию сдала нормально...» - «Очень рад твоему письму. Расстроен, что болеешь, я беспокоюсь за всех вас. Хочу, чтобы у тебя все было хорошо, береги себя, я люблю тебя».  Ответа не было, в начале июля она позвонила:
- Я приехала, соскучилась. Давайте встретимся.