Один уникальный мечтатель. Глава 3

- Когда мы в последний раз так веселились? – её голос перекрыл и надрыв двигателя внутреннего сгорания, и вой крутящегося карданного вала, и гул покрышек изрядно потрёпанной маршрутки. Той, что везла нас измученно по пустынным улицам города, отходившего ко сну под звёздным одеялом ночи.
- Двенадцать лет назад! – прокричал я в направлении её аккуратного ушка. – Помнишь, писали историю противоречивой Тимоши и её возлюбленного?
- Мне они нравились! Ты так распорядился их судьбами потому, что не видел их вместе в грядущем? – внезапные воспоминания омрачили её лицо и вмиг лишили хорошего настроения. – Выходим!
Мы вышли. На прощанье маршрутка поворчала шестернями коробки передач и, набрав с завыванием скорость, растворилась в подслеповатом свете уличного освещения.
- Я чувствую, ты по ним даже не скорбишь, – она внезапно преградила мне пути. – Скольких так погубил?
- Пятерых, – я понимал, что в её глазах это число героев, погибших по воле моего взыгравшего воображения, делает меня чудовищем. – Первых двух ты знаешь. Следом была женщина. Авиакатастрофа. За ней девочка-подросток. Суицид. Был и кот. Ему, правда, я оставил запасную жизнь…
- Мой грех! – вдруг заявила она. – Я была тобой ослеплена. Принимала на веру всё, чтобы ты не написал…
- Их не вернуть, – оправдаться было поздно, но объясниться – в самый раз. – И потом, ещё со времён Аристотеля герои гибли. Таков незыблемый канон драматургии…
- Знаю! Впредь не отнимай жизни напрасно! – её тон пресекал моё малейшее возражение. – Каждому полагается шанс! Не важно, из какого он мира. Ты придумываешь других лишь потому, что однажды тебя самого кто-то придумал. Дальше не провожай! Уж, как-нибудь сама…

                *   *   *

Хуже того, что тебя не читают, когда ты пишешь, может быть только то, что тебя не признают альпинистом, когда норовят спустить с лестницы. Сползая по больничному белью вниз, я то и дело сдирал в кровь костяшки пальцев о кирпичную кладку. Меня вращало вокруг собственной оси и колотило о стену поочерёдно: то плечами и затылком, то лицом и снова плечами. Руки настигла дрожь, а ладони – пот. Путь до оцинкованного подоконника первого этажа мне казался длинною в марафонскую дистанцию. Мало того, что по милости Ненастьева, я втянут во всё это почти нагим. Так ещё, коснувшись железного подоконника, осознал, что и босым. Но жалеть себя уже поздно: до земли оставалась сущая безделица, а с верхотуры меня понукал Ненастьев.
Я расстался с последним больничным пододеяльником лишь тогда, когда уверовал, что подо мною твердь земная. О случайных зеваках, что могли увековечить наш фееричный побег на своих устройствах и запустить его прямиком в сеть, думать было недосуг. Ибо я разворачивал своё многострадальное тело между плоскостью кирпичной кладки и пространством больничного сада. И делал это без стесненья до той поры, пока не разглядел мужика, целившегося в меня объективом своей камеры. Между мною и объективом я различил женский силуэт, в руки которого был вложен микрофон. А чуть поодаль – передвижную телевизионную станцию с антенной, нацеленной в край геостационарной орбиты коммуникационного спутника. Эта техника запросто сокрушит самую изощрённую конспирацию.
- Моё измождённое тело – в каждом телевизоре планеты! – ах, если бы это было единственной неприятностью, свалившейся на мою голову. Следом за ней эстафету приняла грязная ступня Ненастьева.
- Кому сказал: стоять! – откуда-то сверху на весь больничный дворик вдруг разнёсся окрик. – Вы мне, мать вашу, новым линолеумом всю больницу от края и до края устелите, придурки хромоногие! Ясно?!
- Кто это? – уточнил я, ожидая от наших преследователей каких угодно действий, только ни театральных монологов.
- Местный завхоз! Не бери в голову! – и Ненастьев легонько толкнул меня в спину. – Валим!
И короткими перебежками мы начали удаляться от окна, из которого по нашим спинам завхоз бил короткими очередями крупнокалиберных проклятий: трата-та-та!

- А погоня? – мои босые ноги набирали скорость. А мозг, видите ли, только приступал к анализу охватившего меня безрассудства.
- Да, какая погоня! Завхоз с электриком: лампы в палатах меняли, – хватал рядом ртом воздух Ненастьев. – Чистая импровизация…
- А парни с одинаковыми стрижками? – моё замешательство явно начиналось на почве недостатка информации.
- Да, я – врал! Но всё растолкую, – отчего это я вдруг решил, что на своём веку уже вдоволь навидался авантюристов. Коллеги, обратите внимание на пациента Ненастьева! Его надежда на случайный успех проявляется в редкой суицидальной форме. – Мне – на концерт. Тебе – на волю. Или рановато? А то, возвращайся – завхоз ждёт!
- Ну, ты и…, – я силился подобрать слово. Вернее, нужное валялось прямо под ногами, но уж больно в непотребном виде.
- Клянусь, четверть часа назад, ты и затеял всю эту… лечебную физкультуру! – прикидывался невинной овечкой матёрый волчара Ненастьев.

- О, паденье нравов! О, гибельный позор! – откуда-то из сопредельного пространства внезапно выскользнул Фей. Он – один из вымышленных мною персонажей, которого страж-курсор не в силах удержать там, где ему надлежит быть. А всё потому, что когда-то я наделил его характером, но, увы, не завершил его истории. Теперь Фей и сам изнывает между вымыслом и реальностью. И мне покоя не даёт.
 - Немедленно прикрой свой срам! – Фею с трудом наконец-то удаётся с нами поравняться. Поддерживать скорость ему мешают мои спортивные штаны, футболка и кроссовки, что смешно болтаюся в его руках.
- Тебя-то как сюда занесло?! – очевидно, хит-парад моих потрясений на сегодня ещё не закончен.
- Знакомый? – уточнил на бегу Ненастьев.
- Нашему забору двоюродный плетень! – огрызнулся я.

Наша троица зрелищно неслась к стоянке, что располагалась по-соседству с больничным городком. Как оказалось, у Ненастьева там был припаркован автомобиль. Ну, как автомобиль? Сочетание хрома и красного цвета, бросающее вызов ведущим мировым автодизайнерам. Это был ушастый ЗАЗ-965 в экспортном варианте. Казалось, что его немного выпученные фары так и застыли ещё шестьдесят лет назад в попытке осознать масштабы разудалых хрущёвских реформ. Ненастьев добежал до современника Карибского кризиса и у его левого заднего колеса рухнул на колени, как подкошенный.
- Ты его так перед каждой поездкой уговариваешь? – согнувшись пополам после забега, уточнил я.
- Тут ключ где-то был! –  Ненастьев потеряно шарил за колесом.
- А клизмы там, на минуточку, нету? – наконец-то я выплеснул свой сарказм. – Что ж ты мне про дурдом туфту гнал?
- Без туфты и аммонала не построим мы канала! – Ненастьев вымучено подмигнул Фею.
- Ну, ты – узник совести! Он этих лагерных присказок не понимает. Про эту часть нашей истории я ему ещё не рассказывал, – я уже нацепил одежду, очень кстати прихваченную Феем. Осталось лишь зашнуровать кроссовки. – Ты и в правду буйный?
- Ага, в прошлом! А в настоящем – прогрессивный музыкант! – и Ненастьев победно поднял над головой нашедшиеся ключи. – Деятель культуры!
- Заводи свою газонокосилку, деятель! – попросил я, придерживая откинутое вперёд переднее пассажирское сидение, чтобы Фей мог разместиться на заднем.
- Вот, возьми, – и Фей протянул небольшой флакончик.
- Ну, что ещё? – недовольно проворчал я.
- Туалетная вода для твоего вдохновения, – с благоговением выдохнул Фей. –   И, пожалуйста, будь сегодня в два часа дня дома, перед компьютером.
Эта просьба утонула в истеричном стрекотании двигателя. Ненастьев отпустил ручник, воткнул передачу и дал по газам. Но кроме рёва свободного от нагрузок мотора чуда движения, увы, не произошло.
- Толкните, отцы! – крикнул Ненастьев. – Должно быть, ручник прихватило!
Мы с Феем кое-как вылезли обратно из тесного автомобильчика. А чтобы освободить руки, я положил заветный флакончик на сиденье. Не успели наши ладони коснуться филейной части алого ретро, как Ненастьев резко принял с места. И пучеглазый очевидец рекордных урожаев кукурузы стал проворно уноситься с глаз наших прочь.
- Вдохновенье! – Фей страдальчески простёр обе руки в сторону автомобиля, стремительно съежившегося до размеров яркого пятна.

Периферическим зрением я увидел неминуемое приближение громоздкого телевизионного фургона и, жертвенно раскинув руки крестом, шагнул прямиком ему навстречу!
- Куда прёшь?! – истошно завопил водитель фургона, которого возмущение выдавило из окна точно так же, как из тюбика извлекают еду космонавты.
- Умоляю! Вопрос жизни и смерти! – я кинулся к пассажирской двери.
- Ты в своём уме?! – амплитуда гнева сдвинула тектонические плиты грима на кукольном личике журналистки. – Я свадьбу хочу! На кой мне сдались твои похороны?
- Помогите догнать красный Запорожец и призвать наглеца к ответу! – скороговоркой я выдохнул текст. 
- А тебе-то он, чего напророчил? – эффектная стойка для микрофона оказалась ещё и необычайно проницательна.
- Неприятную медицинскую процедуру! – ответил я, уже карабкаясь на переднее сиденье фургона.
- Вот же тип пастозный! – плиты грима вновь угрожающе шевельнулись на её лице. – Гони, за ним!

Фургон телевизионщиков был лишён прыти гоночного болида. Однако его лошадиных сил хватило, чтобы через пару километров мы настигли беглеца. Мы мчались за ним по дороге, ведущей в город. Она, согласно генплану, была проложена здесь одна. Так что Ненастьеву просто негде было от нас укрыться!
- Я – Инэра! – журналистка не отрывала глаз то ли от яркого автомобиля, что шнырял по дороге, то ли от находившегося в нём музыканта, что метался по жизни. – Странное имя – дань любви моих родителей к физике! Равномерное прямолинейное движение – у меня в крови! Мы с Ненастьевым встречались! Раньше обещал жениться! Теперь вон даёт стрекача!
- Может, его с детства к бегу с препятствиями больше тянуло, а не к точным наукам? – осторожно предположил я.
- Догоним – спросим! Ревную дико! Служебным положением вот пользуюсь, чтобы его выследить! – от её слов повеяло охотничьим азартом. – И ты тут ещё под колёса ринулся!

Я выставляю правую руку в открытое окно. И тёплый ветер сразу же ныряет в рукав моей футболки. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида: за нами следом идёт «буханка» с красным крестом на капоте, чей дальний свет бьётся в истерике. По бойким жестам кулака и устрашающему виду физиономии, что подставил встречному ветру темпераментный мужчина из пассажирского окна «буханки», осознаю, что это не плод моей фантазии. К погоне и впрямь примкнул завхоз больницы.
Хочу предупредить нашего водителя, чтоб не вздумал тормозить. И вдруг чувствую знакомое липкое прикосновение. Смотрю на свою правую руку, что лежит на двери вблизи зеркала заднего вида. Да что за напасть? Мою кисть поглощает «отражёнка»! Субстанция впивается в руку мёртвой хваткой, и я чувствую, как она начинает тащить меня вглубь небольшого по размеру автомобильного зеркала. Ремень безопасности жмёт грудь и не даёт дышать.
- Отстегни ремень! Хватай меня! – кричу я Инэре и одновременно левой рукой шарю в поисках фиксатора своего ремня безопасности. Готово!
- Ну, у тебя и самомнение! – кричит та в ответ.
Понятно дело, она сидит в глубине кабины и происходящего с моей рукой по ту сторону двери ей не видно.
- Смотри сюда! – она слегка приподнимается над сиденьем, вытягивает шею, и я вижу, как гримаса ужаса коверкает её лицо. Она судорожно жмёт на кнопку фиксатора своего ремня безопасности. Есть!
- Эй, если менты тормознут, штраф платите сами! – информирует водитель.
- Вода есть? – меня отрывает от сиденья и бьёт плечом о боковину форточки.
- Минералка! – Инэра резко откидывает бардачок и выхватывает из него пластиковую бутылку.
- Серебро? – я изловчился повернуть голову в сторону Инэры и бросить взгляд на цепочку, что на её шее.
- Оно! – трясёт она головой.
- Кидай в бутылку! – я разворачиваюсь спиной к двери и хватаюсь свободной левой рукой за подголовник. Но «отражёнка» уже на полпути к моему локтю.
Инэра зажимает коленями бутылку и трясущимися руками откручивает пробку. Тёплая минералка мнит себя шампанским: брызги – во все стороны. Инэра срывает с себя цепочку и вместе с крестиком начинает проталкивать её в горлышко.
- Вы чё там удумали? – беспокоится водитель.
- Отче наш, Иже еси на небесех! – начинаю я молиться вслух. Теперь левой рукой я упираюсь в боковину форточки. «Отражёнка» упорна, как лебёдка внедорожника: либо оторвёт руку, либо вытянет через окно. И в том, и в ином случае я что-нибудь себе обязательно вывихну или сломаю. Наконец-то серебро Инэры внутри бутылки. Ещё мгновенье и меня втащит в зеркало уже по самый локоть!
- Сзади нам кто-то моргает! Тормозим? – справляется водитель.
- Нет! – ору я от несогласия, а скорее всего от боли. – Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли!
- Лей на руку! – что есть сил, кричу Инэре. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь!
Она взбирается на сиденье и просовывает бутылку в окно. Но вода с ионами серебра даже не окропляет того места, где моя рука погружена в «отражёнку». Её просто сдувает ветром!
- Не выходит! Надо остановиться! – я вижу, как угасает отблеск надежды в глазах моей спасительницы. 
- Не вздумай! Мы собьём зеркало! – я координирую процесс моего вызволения и продолжаю чтение молитвы. – И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим!

Продолжение следует.