Все не зря

Последнее время я часто встречаю его или его брата. Я знаю об их ссоре. И всякий раз, когда они один на другого жалуются мне, я их не слушаю. Интересно другое, а именно - сам факт встречи.

Была осень, такая, когда не понятно: то ли закончилось лето, то ли осень не начиналась. Ночью прошел дождь. Я думал, какой в нем толк. Он не вернет к жизни умирающую природу. Если и напитает почву влагой, то как же деревья. Они все равно пожелтеют. И жизнь скроется в них, как мертвецы в деревянных гробах.

Шел и думал так. Да, мысли не из веселых, но они меня ни сколько не расстраивали: я шел и получал удовольствие от того, что иду, от влажной прохлады в лицо.

Орехи, как пьяные, падая на землю, валялись в грязи и тонули в лужах.

Тут я увидел его - Бродского. Он среднего роста. Плотный. Все: сам он и лицо, - выражали уверенность.

-Как ты здесь оказался? - спросил я его. Раньше я его тут не встречал. И теперь был удивлен, встретив.

-Решил посмотреть, как здесь, все ли осталось по прежнему, или изменилось. Много что изменилось.

-Я тоже,- увлекшись вдруг, с безотчетным азартом, продолжил я его мысль, мол, тоже так люблю ходить - ради интереса, чтоб, как ты, проверить, или вспомнить что-то, ради удовольствия, если есть время.

-У меня времени хоть отбавляй.

-Ты рассказывал. И то, что должен съехать с квартиры.

-Я уже не живу там.

-И где ты теперь? Так вот. Может, помнишь. За квартал отсюда жили дед и бабой с лошадью.

-Это, где Евтушенко.

-Нет, нет. По нашей улице за Крылова третий дом справа.

Я опять представил их - вдвоем на телеге, которую тянула каурая лошадка. Баба в широкой юбке и ситцевой кофте, на голове поверх белого платочка черный с красным платок. Она восседала на телеге, как купчиха. И хозяин, который напротив казался зряшным, заморенным мужичком в старенькой, но чистой одежде и непременно в сапогах, куда он заправлял полосатые штаны.

И все же, даже с зряшным мужичком, в этом всем, как сидели, был какой-то форс, и все равно с достоинством, у бабы его было больше, чрезвычайно много, до комизма много, но, что интересно, всеми, кому они попадались на глаза, воспринималось, как само собой разумеющееся, вроде того: раз так, а не иначе, то так и надо.

Они жили тем, что сдавали металлолом. И строили дом. Уже стояли мазанные глиной с соломой стены с множественными окнами и была крыша.

Вдруг они исчезли. Как-то сразу умер этот мужичонка и сдохла лошадь. И эти события, растянутые по времени, не в один же день и он, и лошадь, как бы сошлось вместе, в одно, прихватив с собой еще и бабу, когда однажды ко мне прибежал Вася: "Хочешь посмотреть на человеческие мозги?"

Бродский скривился. Ему, видно, показалось, что это слишком.

"Да ты оказывается брезгливый", - подумал я. Я и тогда к этому факту отнесся спокойно И теперь - сильно не переживаю. А что тут такого? Ничего такого, из-за чего надо кривляться.

- Прибежали на железную дорогу, где это все и произошло. Еще лежала отброшенная в сторону тележка, на которой, уже когда не стало хозяина, баба возила металлолом, туфель и на крупной щебенке были белые капли "серого вещества". Нашлись люди, которые заняли их место, поселившись во времянке, где и жили дед с бабой. Дом стоял долгое время недостроенным. Я случалось проходил мимо него и все заглядывал в его окна, но в них никого не было. Однажды я уже прошел мимо и тут сказал себе (шепотом): "Дай, посмотрю, как их дом", - имея ввиду дом деда и бабы, и вот, как ты, любопытствуя, повернул назад. Его обложили кирпичом, подвели газовую трубу и уже жили в нем. Что осталось от него, от того дома, так это только окна. Знаешь, такие большие. Интересно, зачем большие? Из экономии, или, чтоб много света? "Не зря все, не зря", - подумал я.

-Да, - задумавшись, сказал Бродский.

Что да? Он думал о чем-то своем. Может быть, в пику мне, рассуждая о бесполезности их (деда и бабы) жизни. Я ж стоял на своем: что не зря. И потом еще, уже попрощавшись с Бродским, помню, я несколько раз повторил: "Все не зря. Все не зря". Последний раз так сказал с задумчивой грустью.