Глава 9. Евангелие от Мишки Квакина

Ровно в 12 из-за будки показался капитан ****ов, выпил водки и начал свой рассказ.

Почти столетний Михаил Квакин открыл свою квартиру в пятиэтажке и из последних сил выложил на стол из сумки набор куриных костей и геркулес. На плите стояла пустая пятилитровая кастрюля . Ее надо было отмыть и сварить опять эту осточертевшую похлебку из костей, которую он ел последние лет десять. Сил не было никаких, да и настроение сильно испортилось, когда он опять услышал про Тимура. Старик задумался, прислонился к плите задом и не заметил, как нажал на ручку.

 От нажатия затрещала появившаяся у самой конфорки искра, а тут как назло у Квакина закрутило желудок от этой собачьей еды, дед не сдержался и дал слабины. Ебнуло так, что повылетели стекла даже из соседнего дома, а старика выкинуло из окна. На втором километре полета Квакин сообразил расставить руки и вытянуть артритные ступни, что позволило не только пролететь еще двадцать семь, но и вспомнить всю свою жизнь в деталях.

Фамилию Квакиных прославил еще его дед, Дементий. Как-то около их деревни прорвало какие-то трубы на винокуренном заводе и водкой залило все окрестности, оставив только торчащую деревню и луг, на котором паслись коровы. Через некоторое время недоеные коровы стали громко мычать, зовя людей на помощь, но пробраться на луг никто не мог- дойдя до водки, люди падали как подкошенные от винных паров. И тут появился Дементий, известный пьяница и сластолюбец. 

Он упал перед водкой на колени и жадно втянул огромными ноздрями ее пары. Потом встал, взял  в руки ведра, вытянул их в стороны и...пошел по водке аки по суху. Через час вернулся с ведрами полными молока, а потом сделал еще несколько чудесных ходок, пока не сдоил всех коров.

В этот момент громко зарыдал приходской поп Арсений, поняв, что отныне в этой деревне с православием покончено и жрать ему будет нечего. И действительно, вскоре на краю деревни появился деревянный храм в виде огромной бутылки,  пробкой вместо купола, с колокольней в виде стакана, а сам Дементий объявлен апостолом.

Вскоре у Дементия родилась дочь и он отправился на плохо слушающихся от водки ногах крестить ее  в заброшенную церковь отца Арсения, ибо крестить такую кроху в ведре с водкой, что стояло в его церкви для причастия, он был не готов. Поп, с ненавистью смотря на отступника и конкурента, предложил назвать девочку Вагиной. Имя Дементию понравилось и он счастливый отправился с малюткой на руках домой.
Девочка росла умницей и красавицей.

Однажды у нее появились зеленые сопли до земли и взволнованный отец понес ее на руках через реки водки в соседнюю деревню на прием к фельдшеру. Перед больницей в очереди сидели толпы русских людей с одинаковой болезнью- у всех были страшные пролежни от векового лежания на печи.

Фельдшер Карл Иванович всегда удивлялся- а кто же построил такую мощную державу и удержал ее в таких необъятных границах, но всегда приходил к выводу, что, наверное,  интеллигенция. Поскольку юная Вагина выделялась своим недугом среди  больных, то ее приняли без очереди. Опытный фельдшер осмотрел девушку со всех сторон, потом ебнул ее кулаком по затылку, отчего все ее хвори вывалились на пол,  и сел писать рецепт.

Когда пришло время вписывать имя девицы в рецепт и Карл Иванович услышал его из уст гордого отца, то сначала впал в ступор, а потом заявил Дементию, что впервые видит перед собой такого безответственного папашу, назвавшего дочку ****ой. Квакин вылетел с дочерью из больницы и по лицам посетителей с пролежнями и по открытому окну понял, что теперь все все знают и  дочь хорошо замуж не выдать.

 Так оно и оказалось- теперь не только дрянных женихов, вроде бездельника с гармонью Маркела и хромого пастуха Терентия, не наблюдалось, их вообще как отрезало. Дементий долго горевал и даже однажды закрыл свою церковь на неделю, лишив всю деревню причастия, но тут к его дому подошла  толпа, осатаневшая от недельного неверия, и приволокла долговязого землемера Еремея Вагина.

 Это был профессионал своего дела, за что его уважали все. Он никогда не ходил робко следом за своим циркулем, как делали это другие землемеры, а благодаря своему росту синхронно переставлял свои ноги впритык к ножкам циркуля. Вскоре он так привык измерять участки таким образом, что циркуль ему больше был не нужен и был продан молодому и начинающему землемеру Бульонову.
Правда, теперь стало непонятно, когда Еремей работает, а когда он просто гуляет по полю, наслаждаясь красотой русской природы- он целыми днями передвигался  враскоряку по полям, как живой дьявольский циркуль.

Еремей Вагин сел напротив Дементия и попытался рассказать о цели визита, но все время от волнения заикался и мял старую шляпу.
-Причастись- сказал Дементий и подвинул Еремею четверть. Неиспорченный Еремей выпил четверть не отрываясь, занюхал шляпой и с жаром объяснил  цель своего визита.

Если он возьмет Вагину замуж, то при его фамилии ВАгин, она станет как-бы Вагина ВАгина, то-есть его вагина, все чин по чину и никто не будет смотреть ей вслед и смеяться над ее именем, ибо теперь она законная жена ВАгина.

От такой железной логики отмахнуться Дементий не смог и, хотя все лежали на печах,  свадьбу кое- как сыграли. Когда после первой и единственной брачной ночи Еремей в исподнем вышел в сад под крики петухов, на заборе было написано -"****а Вагина + ВагИн ****оевич".

Оскорбленный Еремей немедленно записался в добровольцы и ушел на Первую мировую, где был убит в первом же бою. Он  поднялся в штыковую атаку и передвигая ногами на манер огромного циркуля, медленно двинулся в раскоряку к немецким позициям. Первым его увидел капрал Блямке и сразу зарыдал. Это как же надо было презирать Великую Германию, чтобы вот так издевательски медленно, переставляя широко вытянутые ноги с оттянутыми носками, идти в бой?

Блямке долго сморкался в платок, вытер слезы, начистил до блеска свою каску с шишкой наверху, надел пенсне, взял винтовку в руки и застрелил Вагина.
Когда Вагин упал на землю, широко расставив руки, на позиции объявили о революции в России и бывшие враги бросились брататься.

Вагина родила мальчика Мишу, дав ему фамилию Квакин, и Дементий отнес их на руках через реки водки в город. Там для Вагины жизнь стала полегче, ибо ее имя при новой власти было обыкновенным, такое имя носили многие женщины страны, оно было в новых коммунистических святках и означало Великая Армия Государства И Народа.

 Вагине выдали карточки и поперву жизнь у них наладилась. Она устроилась в ЧК мыть полы, ей выдали дополнительные карточки, буханку хлеба на месяц и сахарную голову. Но в России жизнь простой и счастливой  редко бывает долгой.

Вагина с первого взгляда влюбилась в шедшего по коридору арестованного Леньку Пантелеева и ночью помогла ему сбежать, оставив в его камере ведро после уборки. Перед восходом солнца Ленька поставил ведро дном кверху у окна камеры, встал на него и вылез на улицу. Столь дерзкий и хитроумный побег до сих пор преподается в учреждениях органов Безопасности.

Ее долго мотало по малинам, пока Ленька не взял ее с собой на дело с ведром воды, шваброй и тряпкой. Решено было ограбить Госзнак и забрать все деньги, а Вагина должна была замыть все следы.  Шли долго по канализационным трубам. Вагина с огромным ведром и двухметровой шваброй отстала, потом заблудилась и через месяц очутилась за триста километров от города в дремучем лесу у каких-то графских развалин, где ею тут-же овладел оборванный и одичалый граф.

 Узнав ее имя, граф долго крестился, громко возмущаясь "за что так Господь попустил с Родиной и с нами", потом выпорол Вагину вожжами, что валялись на развалинах и приказал подавать ужин. От ужаса Вагина мгновенно загнала зайца, содрала одним махом с него шкуру, пожарила на костре, вынюхала под дубом трюфеля и подала графу на прогнившем куске фанеры.

Вагина решила, что граф так убивается по революционным событиям, что накрыли Россию, но когда узнала его поглубже, то поняла, что дело в другом. Когда граф служил в армии, то однажды, когда наступило короткое перемирие, поручик Защекин-Мастеровицкай предложил ему на спор залезть на огромную башню с часами на городской площади и позвонить в колокол.

 Граф мало того, что до смерти боялся высоты, так еще и никак не мог понять, какого *** он обязан туда лезть. Он гордо отказался, за что ему немедленно всем полком надавали пощечин,  изгнали из армии, лишили всех прав и состояния и на телеге в солдатской форме отправили домой.
Узнав о таком беспрецедентном позоре, его отец застрелился, а мать, наконец, ушла в актрисы в театр знаменитого антрепренера Сокольского-Дятлова, где до самой смерти составляла значительную конкуренцию кашляющей Книппер-Чеховой.

Вскоре поместье превратилось в развалины, вокруг все поросло непроходимым лесом, из-за наступившего голода крестьяне покинули молодого барина, который сидел на крыльце и недоумевал, почему у греческих и египетских дворян их имения стоят тысячелетия, а его кирпичный дворец, тоже без ухода, развалился за десять лет.

Вскоре и это перестало его волновать- он ходил тенью по развалинам, съел всех дохлых крыс, собак и мышей, а зимой научился залезать в пустую берлогу и спать там всю зиму, отключая организм. Появление Вагины спасло его от голодной смерти и сословного краха-теперь девушка с утра до ночи гонялась за зайцами, ловила жаб в закисшем пруду, ловила рыбу и собирала траву для изысканных салатов.

 Умер он через много лет, подавившись вороной, поданной ему на ужин в стиле "Натюрель". Много  позже старую и завшивленную графиню нашли на развалинах особняка черные риэлторы, пытавшиеся захоронить трех пенсионеров, умерших от счастья после продажи своих московских квартир и  покупки  зеленого сарая в мурманской области.

 Графиня выпила водки из бутылки без этикетки из рук риэлторов за упокой преставившихся рабов божьих- Копейкина, Длызина и Коноплянкина, упала замертво у старого пня и была погребена вместе с рабами.

Мишка Квакин остался жить в комнате, полученной матерью от ЧК, хотя время от времени его хотел уплотнить сосед - нэпман Тарас Отхарченко и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы над Квакиным не взял шефство сослуживец Вагины, чекист Артем Поепальников. Он не только из-за Мишки посещал квартиру, но так же ждал   когда вернется пропащая Вагина.

Квакин учился не очень хорошо, поэтому большую часть свободного времени отдавал улице. Он носился по улицам с друзьями, играл в казаки-разбойники, изводил девчонок за дурацкий "Штандер" и гонял голубей.
 Вот тогда-то и появился на улице этот проклятый Тимур со своей командой. Всем своим поведением он поставил Мишку и его друзей вне закона. И если все раньше смотрели на Мишкины выкрутасы сквозь пальцы, то теперь на фоне показательных выступлений Тимура, Квакин превратился в чудовище, на которого все родители показывали пальцем.

Тогда Мишка подкараулил Тимура на пустыре и намял тому бока. Тимур поднялся с мерзкой улыбкой, сплюнул кровь с губ и сказал, что теперь он сделает все, чтобы жизнь Квакина была разрушена. И уже на утро с дьявольской энергией бросился со своей командой выполнять добрые дела- они насильно переводили упирающихся старух через дорогу по двадцать раз туда и обратно, отчего те уже не понимали куда идти и где их дом. Некоторые вообще не собирались никуда переходить, но их тащили на другую сторону, да еще предлагали донести сумки, набитые хлебом, выменем и простоквашей Мечникова.

Помня, чем еще совсем недавно кончалась такая помощь от беспризорников, старухи цеплялись за водосточные трубы и заборы, беззвучно шепча забытые молитвы узкими беззубыми ртами.  Тимур договаривался с фото корреспондентами районных газет и те фотографировали подвиги юных пионеров и печатали лучшие снимки в газетах. Подобный пиар заставил затаиться Квакина и присмотреться к самому Тимуру.

 Мишка залез на чердак и стал следить за врагом, наблюдая за ним с помощью бинокля, подаренного ему чекистом Артемом Поепальниковым на день рождения. Первые же наблюдения показали некоторую странность в поведении Тимура- если мальчишки переводили любых старух, то Тимур хватал своей железной рукой только старорежимных, в шляпках, в вуалях и в фильдеперсовых чулках, оттеснял их от общей своры и в одиночку вел до самой квартиры.
 
Квакин, предчувствуя недоброе, прочел недельную подборку газет и обнаружил, что все старушки, которых провожал Тимур, зверски задушены неизвестным маньяком. Мишка выждал и, когда по улице с помпой прошла банда Тимура с грудами собранного метала, он залез через окно в его квартиру. И ужаснулся- вся комната Тимура была завалена серебряными пудреницами, бронзовыми лампами и статуэтками, кошельками, полными царских золотых монет, золотыми лорнетами, платиновыми диадемами, бриллиантовыми колье. В углах стояли тюки, набитые платьями и прочей одеждой.

 Но когда Мишка вышел из этого дома, то уже в следующем переулке его схватили милиционеры, отвели в отделение и предъявили обвинение. Квакин не знал, что после сдачи металлолома, Тимур со своей командой подбросил кошелек с говном, ранее украденный из квартиры Квакина, Луначарскому, посетившего город с лекцией о пяти доказательствах коммунистического бытия.

Присутствующий на допросе Луначарский тряс обосранным пальцем перед носом Мишки и требовал самого сурового наказания. Но на счастье Мишки вместе с Луначарским был Максим Горький, который очень любил тонкую и веселую шутку- он вспомнил, как сам в молодости срал на протяжении всего дня в саквояж, чтобы вечером выставить его на дорогу, по которой должны были пройти рабочие с забастовки по поводу невыплат жалованья на последние восемь лет.

Квакину сделали предупреждение и отпустили, а его заявление о Тимуре пропустили мимо ушей и ходу не дали.
На следующий день Тимур сделал новый ход- он обтряс мещанку Яблокову до такой степени, что с той упали трусы. Злодей и его команда в масках подобрали ее трусы, потом заменили их на Мишкины, украденные с веревки у его дома и дойдя до дома известного командарма, одели Мишкины трусы на его боевого коня.
Когда перед Мишкой растянули его огромные трусы, которые ему подарил чекист Артем Поепальников на именины, сняв с себя,  Квакин понял, как тонко работает Тимур и что пожалуй настал ****ец.

Но тут в кабинет вошел Климент Ворошилов, который тоже очень любил смелую и тонкую шутку, и сообщил, что пять минут назад у командарма при обыске в кровати, под толстым одеялом, был обнаружен голый эмисар Савинкова, прибывший из Парижа для контакта с контрреволюционной оппозицией и проведения операции "Трест". И вместо того, чтобы гнобить хорошего парня, лучше бы собрали всю революционную силу в кулак и поймали бы самого Савинкова, который голый сбежал за пять минут до налета.

Выйдя из отделени, Мишка понял, что долго везти не может и Тимур не оставит попыток избавиться от опасного свидетеля и  не ошибся.
На другой день проклятый Тимур со своей бандой завел старого коммуниста Губошлепова за сарай, надул его и с этого же сарая на него спрыгнул. Как рассказывают сторожилы "Старик Губошлепов оказался крепким коммунистом, старой закалки, поэтому не лопнул, а с шипеньем взлетел и с дикими зигзагами еще долго носился между домов, пока не скрылся за горизонтом, успев написать на небе воздушной вязью "Прощайте товарищи,победа будет за нами!".

Таким образом Тимур подставил не только Михаила Квакина, но и сына начальника ЧК Портянкина. Вся банда показала на Квакина и Портянкина, приведя с собой еще толпу привокзальных проституток, которая в своих показаниях выступила единым рот-фронтом против несчастных мальчишек.

Старый руководитель ЧК Портянкин исчез, а Мишку с сыном Портянкина отправили в коммуну Макаренко. Когда утром его вызвал Макаренко на разговор в свой кабинет, Мишка увидел человека, одетого в римскую тунику из желтоватой простыни, с голыми ногами, в калошах за неимением сандалий, а на голове  венок из мелких и сухих лавровых листьев, видимо спижженных из столовой.

 Макаренко ходил вдоль окна с решеткой заложив руки за спину и рассказывал Квакину о неприрекаемом авторитете императора в Риме, о дружбе старых наставников с неопытной молодежью, что только строгое выполнение любых требований наставника сделает из него человека. Лекция произвела на Квакина такое впечатление, что уже вечером, связав вместе все кальсоны седьмого отряда, он совершил побег, не дожидаясь требований старых наставников вместе с их императором. Макаренко лично бросился в погоню в бочке на колесах с одной лошадью, похожий на Юлия Цезаря, покидающего Рим, чтобы сразиться с  Помпеем  у Фарсала, но завяз в навозе и грязи.

Но тут началась война и юноша стал сыном полка, который нашел его голодного и холодного в стогу сена. Квакин прошел всю войну, был награжден кучей медалей за храбрость, но собирая однажды грибы  подорвался на мине и лишился рук.
 Ночью он подозвал к себе главного врача и соврал ему, что у него 15 детей и он фокусник, поэтому ему без рук не прокормить такую большую семью. Доктор проплакал с ним всю ночь, а под утро пришил ему руки расстрелянного накануне глухонемого троцкиста-пораженца и отравителя.

Руки прижились, но все время рвались сообщить что-то кому-то. И если днем Квакин еще как-то мог их держать в узде, то по ночам они вели свою собственную жизнь.  Квакин вернулся в свою комнату, устроился на завод и стал жить счастливой жизнью человека, которому удалось живым вернуться с войны. Через несколько лет его вызвали в военкомат для замены военного билета.
Михаил сел в длинную очередь молчаливых фронтовиков, а сам расслабился и заснул. Тут его руки и начали жить своей жизнью, а напротив, как назло, сидел старый особист, который всю войну прослужил в разведке субпереводчиком, допрашивая пленных глухонемых шпионов и диверсантов.

 Через пять минут руки Квакина наговорили на 10 лет без права переписки. Когда его привели на Особое совещание, то приговор ему зачитал суровый и неподкупный Тимур, и Квакин отправился валить лес без ручки и чернил, так как суровый закон запретил ему писать письма в течении десяти лет.   Когда умер Сталин, удавленный подушкой своими любимыми учениками, Квакина выпустили и он первым делом побежал в магазин "Школьник", чтобы купить там чернильный карандаш с  бумагой.
 Запершись в номере привокзальной гостиницы, он как сумасшедший самозабвенно писал, и писал два месяца, перепачкав ебло  синими чернилами, пока наконец  не отпустило. Когда Квакин вернулся домой, то обнаружил, что его выписали из квартиры, соседей расселили, а огромную шести комнатную квартиру занял коммунист Тимур Гараев.

Мишка с трудом устроился работать маляром и получил комнату в общежитии. Жениться он не мог, потому что девушки, оставашиеся на ночь, с воплями сбегали, когда во сне  Мишкины руки начинали свой безумный рассказ. Уставший от одиночества, Квакин плюнул на все и дал в газете " Рабочая кость" объявление, что хочет с честной и работящей глухонемой девушкой создать новую ячейку общества.

 Ячейка оказалась слишком узкой для такого количества глухонемых девушек, желающих создать семью, поэтому на тщательный отбор ушло много месяцев, прежде чем Михаил нашел то, что ему подходило по всем параметрам. Квакин уже было нашел идеал, но только ночью выяснилось, что под невестой скрывался старый молотобоец Кобздеев, настолько охуевший от своего молота, что решился на такую унизительную подмену. Уходя утром на работу он громко плакал, проклиная тот день, когда взял в руки этот неподъемный  молот, чтобы  стучать в стальную грудь и ковать  счастия ключи, поверив, что народное счастье не за горами.

Михаил выбрал побитую жизнью глухонемую пожилую девицу, Аушенбах Генриетту Львовну. При ней было сопроводительное письмо с канцелярской печатью, подписанное ее папашей, статским советником и морским волком  Львом Бенедиктовичем и  огромная арфа, привязанной к ее спине корабельным канатом. В письме сообщалось, что Генриетта окончила институт благородный девиц, скромна и работяща, играет на арфе и знала двенадцать языков, пока однажды не столкнулась на Мойке с человеком-слоном из шапито и не потеряла навсегда дар речи, но мастерски освоила язык жестов, недолго работая в ЧК машинисткой при допросах.

Подкупило Михаила то, что Генриетта играла на арфе, хотя что это такое,  Кавкин не знал.  По вечерам она до такой степени изводила коммуналку, играя Квакину ноктюрн Гурилева, посвященный фонтану Бахчисарайского дворца,  и Шишаковскую Сонатину, что соседка Квакина, старая работница ЧК Зотова,по прозвищу Гадюка, не раз открывала по Генриетте огонь на поражение их наградного маузера, но кто дожил в России до пятидесятых годов, уже научился уворачиваться.

При заключении договора девушка обязалась донести до Михаила, что по ночам хотят сказать его руки. Просидев несколько ночей возле его рук, она как-то с ними добилась близости  и написала на листке бумаги, что они хотели так долго рассказать.

Оказалось, что это были руки коммуниста Губошлепова. Когда он вязью написал на небе" Прощайте товарищи, победа будет за нами!", то его подхватил эфир и он несколько лет летал над землей, питаясь небесными птицами и росой с облаков. Но когда началась война и рядом с ним разорвались снаряды от зенитных установок, Губошлепов от страха потерял сознание и упал на сарай за линией фронта,  где проводила тайное совещание группа глухонемых шпионов, ожидая прибытия ненавистника советского строя, глухонемого белогвардейца, барона фон Рабинноффича, как две капли воды похожего на коммуниста Губошлепова. Заговорщики не знали, что барон фон Рабиноффич умер от разрыва сердца по дороге к ним, когда рядом в канаве крякнула утка.

Коммунист Губошлепов пробил крышу и упал прямо на стул барона, очнулся и обвел присутствующих тяжелым взглядом человека, только что превратившего свою жопу  в груду игральных костей. Говорить он больше не мог, но язык жестов знал досконально еще с детства- его вдовая мать из-за  большой нужды вышла замуж за пожилого актера театра Мимики и Жеста Ега Императорскага величества.

От страшного взгляда Губошлепова все притихли, но потом напомнили ему, мыча и размахивая руками, что самое важное задание барон обещал взять на себя, и тут же перешли к прениям. После них заговорщики разобрали передатчики, листовки, взрывчатку, а барону взвалили огромный мешок и в руку сунули карту. Напоследок Губошлепов в ответ  для вида тоже грозно помычал, потряс руками и вышел с мешком на улицу, думая, что легко отделался.

Но когда он перешел линию фронта, чтобы выйти к своим, его арестовал лично начальник Смерша,  Тимур Гараев. Поскольку в мешке были отравленные семена, то сколько Губошлепов не пытался доказать свою невиновность, его лично расстрелял Тимур Гараев.

Эта правда не дала Михаилу ничего, наоборот, стало только хуже- в моменты близости с Генриеттой, ему всегда казалось, что с ними всегда рядом коммунист Губошлепов, в ванной казалось, что это он его намывает пенной мочалкой и трет пемзой по сомнительным местам, а уж про поссать-то и подумать страшно. Да и сама Генриетта стала как-то холодна, не понимая чья она.

С этого момента Квакин мог только следить за головокружительной карьерой Тимура по телевизору. В шестидесятых он славил Хрущева, в семидесятых клеймил позором американскую хунту, в восьмидесятых пел осану Горбачеву и колченогому уродцу Яковлеву, в девяностые призывал  расстрелять красно-коричневую гадину в Парламенте, а в двухтысячных не кошмарить бизнесменов.

Когда Тимур занял должность сенатора, то Квакин успокоился- это означало, что переворот детей, которые за отцов не отвечают, удался, и осталось только сдохнуть.

С этой мыслью он пошел в "Пятерочку и снова накупил костей и геркулеса.
Сейчас, очнувшись в полете, он понял, что падает. Упал он на огромное поле,  где в этот момент собирался нанести удар большой мастер по гольфу, сенатор Тимур Гараев.

Квакин упал на сенатора и от того ничего не осталось, кроме дорогих разбитых часов, трусов с логотипом "Газпром" и пачки виагры. Квакин еще долго лежал на боку, пока с небес к нему не спустился его дед, апостол Дементий, не причастил четвертью водки и на вытянутых руках не отнес к своей церкви, окруженной непроходимыми реками водки, единственной защитой таявшего русского населения.