2. 7. Курсант

Команда, прибывшая из Крыма, вошла в ворота. За ними порядок и чистота.
Подметены дорожки, побелены бордюры, аккуратно, даже слишком, обрезаны ветки деревьев и кустов.

Таким я запомнил Кизилташ – бывший секретный гарнизон в крымских горах, куда мы переехали в конце 1950-х.
Так выглядели военные городки под Москвой, Курском и Моршанском, где довелось нести срочную службу.
Отдалённо напомнила их территория Центрального архива министерства обороны в Подольске, где осенью 2015-го посчастливилось прикоснуться к реликвиям – документам военных лет.

  За неимением отцовских воспоминаний использую здесь и далее впечатления миномётчика Игоря Иосифовича Николаева, запечатлённые в автобиографической повести «Лейтенанты».   
 
После того как новички построились, лейтенанты-педагоги «разобрали» их по ротам. Первыми, пользуясь «негласным превосходством миномётов над винтовками и пулемётами», вдоль шеренг новобранцев прошлись миномётчики. Среди тех, кто приглянулся им, оказался Пётр Пискунов, худощавый, но широкий в кости парень с живыми, смешливыми глазами.

Типичным был распорядок первого дня.
Таким он оставался спустя 27 лет в школе младших авиамехаников, куда я попал после призыва. Санобработка, стрижка, мытьё в бане, получение обмундирования, подгонка формы и обуви. Гражданскую одежду сложили, написали записки с домашними адресами.
Отцу выдали нижнее бельё, гимнастёрку, брюки, называвшиеся шароварами, сапоги, портянки, пилотку. 

«В минометном батальоне, – свидетельствует Николаев, – комсостав, начиная с комбата майора, носил артиллерийскую форму». Так одевались и курсанты: «У шинелей – сказочной красоты курсантские артиллерийские петлицы. Черное сукно, ярко-красный кант, “золотой” позумент, в центре “золотые” пушечки крест-накрест» [115].

Не знаю, досталось ли это великолепие отцу. С 11 августа, согласно приказу НКО СССР, новое вещевое имущество использовалось только на обеспечение частей, убывавших на фронт.
Все помещения в казарме пахли краской и побелкой. Это был, почуял Николаев,  «запах школы – последний мирный запах…»

В спальне двухъярусные кровати с пружинными сетками, каждому полагалась отдельная тумбочка. Туда складывались тетрадки, карандаши, учебные карты – ничего лишнего. Таким армейский быт запомнился и мне со школы младших авиамехаников.

Для крестьянских парней, то есть большинства новобранцев, обстановка была непривычной.
«Почти до девятнадцати лет прожил я по разным углам, – признавался Владимиру Першанину собеседник, – спал то на полатях, то на лавке, порой и на полу. Чистая, просторная казарма казалась мне чуть ли не дворцом. И еда не в пример деревенской» [116]...

Вряд ли смогут понять это многие наши современники, выросшие в иных условиях.
«К обеду все мы, 120 будущих курсантов, стояли в ротном строю», – вспоминает Александр Захарович Лебединцев, учившийся в соседнем, 1-м Орджоникидзевском училище. – Новичков разбили на три учебных взвода, в каждом из которых сформировали четыре отделения по десять человек. Командирами отделений назначили курсантов из числа тех, кто прибыл из частей, если даже и не имел сержантского звания» [117].

Командир взвода, офицер, не только руководил подразделением, но и преподавал уставы, тактику, отвечал за строевую подготовку и физкультуру.

К сожалению, я не смог установить, кто командовал отцовскими взводом, ротой, батальоном. Зато благодаря воспоминаниям Николая Антоновича Фадеева известны те,  кто руководил курсантами в полку, воевавшем летом 1942-го с немцами под Сталинградом [118].
Возможно, кто-то из них находился ранее рядом с моим отцом.

1-м батальоном командовал капитан Попов, его заместителем был старший лейтенант Черных, начальником штаба – старший лейтенант Мороз.
Командир 2-го батальона старший лейтенант Урусов, точнее Исхак Мудалифович Урус, геройски погиб в августе 1942-го.
Сменивший его старший лейтенант Александр Иосифович Кузнецов числился и после войны пропавшим без вести, однако на  деле остался жив.

У старшего лейтенанта Киричко, заместителя командира одного из батальонов, в донесении о потерях нет даже инициалов, лишь указано: «убит в период с 22.8 по 27.8 1942 года».

Тогда погиб и командир 3-го батальона капитан Ткаченко. Мы знаем, что родился Василий Фёдорович в многодетной украинской семье, с 1927-го в РККА, имел военное образование. В Москве,  получая награду за советско-финскую, встретился с комбригом Запорожченко. Тот предложил место преподавателя в училище.

Известны двое ротных.
Один, лейтенант Черняев, окончил   в 1940-м соседнее училище, едва ли не лучшее в стране. Во 2-м Орджоникидзевском ему доверили взвод, а затем и роту.
«Среднего роста, стройный, энергичный, с отличной физической подготовкой, – вспоминали о Степане Харитоновиче бывшие подопечные. – Настоящий кадровый командир. Мы тогда завидовали ему и хотели быть похожими на него».
Черняев погиб летом 1942-го в возрасте 21 года, оставив жену с грудным ребёнком.

Другой ротный, лейтенант Алексей Петрович Степин, или Стёпин, родом с Орловщины, был на пять лет старше отца. В пекле под Сталинградом уцелел, а полёг в 1944-м на Украине, будучи командиром батальона, кандидатом в члены ВКП(б)...
   
Однако вернемся в осень 1941-го, к отцу, для которого началась курсантская жизнь.

Режим был жёсткий. Подъем в шесть часов утра, отбой  в 22:00.
«Умывшись, после зарядки и завтрака, – рассказывал выпускник соседнего училища Гусейнаев, – с семи до двенадцати часов обучались военному делу: ползать по пластунски, стрелять, захватывать без оружия вооружённого врага, пробираться сквозь вражеский огонь, окапываться перед атакой, ходить в разведку, брать “языка”».

«Очень крепкая дисциплина была!» [119] – подтверждает Иван Петренко, бывший курсант отцовского училища. Свободного времени практически не было, лишь перед вечерней поверкой отводилось минут 40 на личные нужды.

В начале учёбы отец пытался дать о себе знать: на Арабатскую Стрелку – родителям и в Русскую Антоновку – своей избраннице.
Письма не достигали адресатов. 12 сентября немцы приблизились к Перекопскому перешейку, 15-го – к Чонгарскому мосту и Арабатской стрелке, 16-го – вошли в Геническ.
Тогда-то Гальдер и записал в дневнике: «Крым уже отрезан» [120].

Арабатку, оборонявшуюся стрелковым батальоном, прикрывали ряд противотанковых надолб, дот и проволочное заграждение. Вечером 16-го до 40 гитлеровцев проникли на Арабатскую стрелку и почти полностью уничтожили роту наших бойцов. Немцы заняли и разграбили пионерский лагерь, но бежали, после того как открыла огонь 127-я береговая артиллерийская батарея Черноморского флота.

Оборону на рубеже Красный Кут – Счастливцево держали рота 320-й стрелковой дивизии  и группа моряков с плавбазы «Нева». Более месяца защитники Арабатки не пускали немцев на полуостров. Рыбаки подвозили бойцам продовольствие, боеприпасы, увозили раненых и убитых.

Артиллеристы, взорвав орудия, покинули рубеж только 2 ноября, когда немцы прорвали оборону западнее и вошли в Крым.

То нелёгкое время жители Счастливцева, в том числе родители отца с их малыми детьми, запомнили надолго.
Низкий, угрожающий гул самолётов. Топот оккупантов в доме – в селе стояли то немецкие, то румынские части, то чехи. Три эвакуации. Вернувшись из последней, люди не увидят своих домов... 

ПРИМЕЧАНИЯ
115. Николаев И. И. Лейтенанты //Ж-л «Звезда», 2009, № 9.
116. Першанин В.Н. Указ соч. С. 6.
117. См.: Лебединцев А. З., Мухин Ю. И. Отцы-командиры. М.: Яуза; Эксмо, 2004.
118. Фадеев Н. А. Указ. соч. С.36–37, 17, 113, 87–89.
119. Фадеев Н. А. Указ. соч. С. 103.
120. Гальдер Ф. Военный дневник. М.: АСТ: Астрель; Владимир: ВКТ, 2010. С.373.