Крутые повороты

               
                1. 

      В вагоне было душно. Мимо окна проносились берёзовые рощицы, среди которых, на небольших зелёных полянках, вспыхивали оранжевые пятна распустившихся жарков.
      Сергей лежал на верхней полке и смотрел в приоткрытое окно, с наслаждением вдыхая терпкие запахи последних майских дней. Тёмная туча пронеслась, выплеснувшись на землю проливным дождём, и скрылась за невысокими, поросшими кедровником, сопками. Свежий ветерок влетал в купе, принося спасительную прохладу и брызгая мелкими дождевыми капельками, срывая их с крыши вагона. Юноша несколько раз брался за книгу, пытаясь сосредоточиться, но не мог заставить себя прочитать и пары страниц, вновь поворачивался к окну, с упоением наслаждаясь запахами ожившей природы.
      Сосед по купе, невысокого роста лысоватый старичок, был попутчиком молчаливым, и Сергею ничего не оставалось, как в одиночестве придаваться мечтаниям. Ещё недавний студент историко-архивного института, он ехал  в небольшой провинциальный городок, затерявшийся среди бескрайних сибирских лесов, вдали от промышленных районов.
      Железнодорожный вокзал областного центра встретил Сергея тепловозными гудками и запахом отработанной солярки. Быстро собрав вещи, он выскочил на перрон. Несмотря на раннее утро, вокруг сновали люди, нагруженные баулами, рюкзаками, чемоданами, создавая суетную неразбериху. Поток пассажиров вынес Сергея на небольшую привокзальную площадь, наполовину заполненную стройными рядами автобусов и легковых автомобилей. Расспросив людей, стоящих на остановке, юноша сел в нужный автобус, который, буквально через десять-пятнадцать минут, привёз его к маленькому речному вокзальчику. Теплохода до Привольска в этот день не было. Сергей сел на пляжный деревянный шезлонг, одиноко стоящий у самой кромки воды и достал из сумки остатки холодной курицы, купленной в вагоне-ресторане. Тут же, будто чувствуя дармовую поживу, собралась небольшая стайка сизарей. Один голубь отделился от группы и, подлетев к юноше, стал чинно прохаживаться, выпрашивая еду. Сергей позавтракал, раскрошил птицам остатки хлеба и подошёл к воде. Ополоснув лицо, юноша стал прохаживаться по берегу, разминая затёкшие ноги.
      – Эй, парень, – донёсся до Сергея звонкий, с еле заметной хрипотцой, голос, – далеко тебе надо-то?
      Юноша остановился. Неподалёку стоял, приткнувшись носом к берегу, катерок, один из тех, что без устали снуют по реке, таская плоты и небольшие баржи.
      – Мне до Привольска.
      – Ну, давай, чего там. Всё веселей с попутчиком.
      Сергей ловко вскарабкался на судно по мокрому, почти вертикально стоящему трапу и поставил вещи на палубу.
      – Здравствуйте! – улыбаясь, произнёс юноша, с почтением протягивая руку капитану.
      – Здоро;во, здоро;во! – ответил хозяин катерка, высоченного роста, слегка грузноватый мужчина, лет сорока пяти. Рука молодого человека тут же исчезла в огромной ладони капитана. – Мне дальше надо, но до Привольска подброшу, чего не сделаешь для хорошего человека за бутылку марочного армянского коньяка.
      Довольный своей шуткой, капитан, отправился заводить мотор. Через две  минуты старенький катерок недовольно зафыркал, зачихал и медленно отвалил от каменистого берега.
      – Мой напарник на теплоходе ещё вчера отправился, свадьба у него, а я, вот, малость задержался… Дела, знаешь ли, – продолжил разговор капитан, крепко держа штурвал одной рукой, – сам-то в гости, что ли?
      – После института, на работу. Я впервые в этих краях. Красота, какая! Я такой и не видел никогда, – тихо произнёс Сергей, с удивлением разглядывая проплывающие мимо скалистые берега, поросшие невысокими разлапистыми соснами.
      – Сам-то издалека, небось? – поинтересовался капитан.
      – Москвич! Кроме столицы и не видел ничего. В деревне, правда, бывал пару раз, да и то в раннем детстве.
      Капитан, помолчав немного, продолжил:
      – Здесь ещё и не такие места есть! Поживёшь год-другой, потом сам уезжать не захочешь. Я, ведь, тоже не здешний, а вот второй десяток лет живу – свыкся. Мне, брат, этих столиц теперь и даром не надо. Да и семьёй здесь обзавёлся, дочка нынче в восьмой класс пойдёт. Тут места хорошие, вольные… Рыбалка знатная, охота, грибы, ягоды…
      За разговорами время пролетело незаметно. Из-за мыса показались небольшие домики старинного Привольска. Их бревенчатые коробки выстроились вдоль высокого берега. Над крышами, как будто оторвавшись от земли, возвышалась белокаменная церковь, блестя на солнце золочёными  маковками куполов.
      – Ну, вот ты и на месте, – воскликнул капитан и, надвинув козырёк на глаза, продолжил, – а мне тоже недалече, через часок и я прибуду.
      Сергей вынул бумажник и протянул хозяину катерка несколько купюр, но тот отвёл в сторону его руку и, спустив трап, обиженно заметил:
      – Что ты, что ты! Флотские денег не берут. Это ж я так, ляпнул, для порядка. Будь здрав! Может, ещё свидимся!
      Сергей ловко сбежал по трапу и, помахав капитану рукой, пошёл вдоль берега, проваливаясь по щиколотку в теплый сыпучий песок. Поднявшись на гору, он оглянулся. Катер был уже далеко, а через минуту и вовсе исчез, нырнув за поросший красноталом поворот.

                2. 

      Через полчаса Сергей уже входил в высокое старинное здание местного краеведческого музея. Рабочий день подходил к концу. У зеркала в гардеробе
крутились молоденькие сотрудницы, прихорашиваясь, подкрашивая помадой губки, делясь планами на вечер. Девушки так увлеклись разговором, что не обратили внимания на вошедшего молодого человека. Сергей закрыл дверь, негромко поздоровался и, не дождавшись ответа, остановился, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу.
      Седовласая, невысокого роста женщина, увидев юношу, громко, чтобы услышали остальные, произнесла:
      – Здравствуйте, молодой человек! Вас, ведь, Сергеем кличут? А меня зовут Надеждой Ивановной, я директор данного заведения. Мы и не думали, что Вы сегодня приедете, по расписанию теплоход прибывает только завтра, пополудни. Девочки, – повернулась она к уже одевшимся коллегам, – ну, что же вы, это же наш новый сотрудник прибыл. Хорошо, что вы ещё не убежали, как раз и проводите молодого человека, – и, повернувшись к Сергею, продолжила, – жильё мы подыскали. Сейчас девочки вас отведут, устраивайтесь, отсыпайтесь, а завтра с утра мы и решим все вопросы. Коллектив у нас хоть и небольшой, но хороший, думаю, сработаемся, и, надеюсь,  подружимся.
      Одна из девушек подхватила Сергея под руку, и они вместе вышли на улицу.
       – Меня тоже Надей зовут, – представилась она, – а знаете, у нас такой смешной коллектив! Из семи работающих – четыре Нади, две Даши и одна Маша; тётя Маша – наша смотрительница. Раньше было пять Надежд, одна в прошлом году уволилась, мужа перевели в другое место, он у неё военный… Целый майор! А вы – женат?
      Сергей посмотрел на девушку и, улыбнувшись, отрицательно покачал головой.
      Дом, в котором сняли комнату, находился неподалёку, на соседней улице, всего в пяти минутах ходьбы от музея. Это было небольшое каменное здание, построенное в стародавние времена. Оно стояло на тихой улочке в окружении деревянных домов, выделяясь изысканностью форм лепного орнамента, с утерянными местами фрагментами.
      Молодые люди поднялись на высокое крыльцо и постучали. Через минуту в доме послышалась лёгкая поступь, звякнула задвижка и дверь отворилась. Перед ними стояла высокого роста, худощавая старушка. Седые волосы аккуратно убраны под старомодный чепчик, поношенное, но чистое, отутюженное платье было безупречно подогнано к её аристократической фигуре. Белый, накрахмаленный воротничок туго обжимал высокую шею, на которой держалась гордая, с черными проницательными глазами, голова.
      – Добрый вечер, Варвара Иннокентьевна! – заискивающе пролепетала Надя. – Вот привела вам постояльца. Паренёк скромный, из самой Москвы к нам пожаловал. Вы, уж, с ним поласковей.  Ну, а я побежала, дела, знаете ли.
      Она легкими, почти невесомыми шажками сбежала по лестнице и исчезла, хлопнув калиткой.
      – Старушка прищурила глаза и, с нескрываемым интересом, посмотрела на Сергея. Потом, отступив пару шагов назад, кивнула головой, приглашая нового жильца пройти в дом. Юноша шагнул в чистую, уютную комнату. Дыханием прошлых веков пахну;ло на него из глубины этого жилища. Посреди комнаты стоял круглый стол, покрытый ажурной, вышитой скатертью, в середине которой, в вазе из богемского хрусталя возвышался яркий букет бумажных роз. Цветы были сделаны так искусно, что с первого взгляда, казалось, будто сорваны они ранним утром и роса рассыпалась по лепесткам маленькими жемчужными бусинками. В углу приютились, закопчённые лампадой, образа. У стены стояли массивные часы, их суетливый маятник застыл без движения, словно отработал свой срок. Казалось, будто время навсегда остановилось, храня тишину и покой этого старинного дома.
      Из соседней комнаты раздался скрипучий голос Варвары Иннокентьевны:
      – Пройдите сюда, молодой человек! Это комната была кабинетом моего покойного супруга. Жить будете здесь, если что-нибудь понадобится, спросите. В дом являйтесь не позднее двадцати трёх часов. Ничего не переставляйте и не берите без моего ведома. Девочек и друзей не водить, хотя друзей можно, но только не засиживайтесь допоздна. Вот вам ключ от входной двери. Изнутри запирайте её на засов.
      Старушка оставила ключ на письменном столе и вышла, слегка пошаркивая ногами. Она долго ещё покашливала, где-то в отдалённом углу дома, то и дело, бормоча неразборчивые слова.
      
                3.

      Сергей уселся в кресло, стоящее возле открытого настежь окна, и стал с удивлением рассматривать картинки, висящие на стенах в потемневших от времени деревянных багетных рамках. Здесь, среди рождественских и пасхальных открыток, висели выцветшие фотографии, вырезки из старых газет и журналов, с которых глядели на него кокетливые модницы в пышных платьях, держащие под руку статных франтоватых кавалеров. От этого пёстрого многообразия тянуло, каким-то музейным духом, будто говорило о былом величии и блеске здешних хозяев. Юноше привиделось, что он вдруг очутился в прошлом. Что, вот-вот, застучат по мостовой копыта и с громким, весёлым смехом ввалится в дом шумная компания, зазвенят бокалы, наполненные игристым вином, и польются звуки рояля, выплёскиваясь в пространство бессмертными шопеновскими вальсами.
      Опустились сумерки. Сергей глянул в окно. Неподалёку мигал огонёк. Юноша выключил свет и присмотрелся. В глубине сада, в небольшой увитой хмелем беседке сидела хозяйка дома. Прикрыв глаза, она слегка покачивалась в кресле-качалке, потягивая папиросу, вставленную в длинный мундштук. Погода стояла безветренная. От смеси терпкого запаха табака и прелого духа разнотравья, воздух стал тяжёлым. Только теперь юноша почувствовал усталость. Истома, обволакивая всё тело, захлестнула своей удушливой волной. Он прилёг, не раздеваясь на кровать и, мгновенно уснул спокойным сном, каким засыпают молодые, здоровые, уверенные в себе люди.
     Проснулся Сергей рано. Он потянулся, поёживаясь от утренней прохлады, и встал. Окно было открыто всю ночь и в комнате было так же свежо, как и на улице. Потянувшись, широко раскинув руки, Сергей подошёл к окну и, сделав несколько согревательных упражнений, начал готовиться к первому в своей жизни трудовому дню.
      Хозяйка уже не спала. Она суетилась на кухне, готовя скромный завтрак. На старенькой газовой плите шипела и фыркала чугунная сковорода, выстреливая в  разные стороны капельки горячего жира. По всей кухне разлился прозрачный дымок и приторный запах подгоревшего масла.
      – Как спалось, молодой человек, – спросила Варвара Иннокентьевна, вошедшего Сергея.
      – Прекрасно! Воздух у вас необычайный, особенно утром. В Москве такого воздуха не бывает. И, самое главное – тихо, только птички щебечут.
      – Скорее приводите себя в порядок и к столу. Мне нужно с утра пораньше сходить на рынок. Если хотите, прогуляйтесь со мной, город посмо;трите, всё равно на службу ещё рано.
     Быстро позавтракав, вышли на улицу. Рынок был далеко, они шли медленно и беседовали.
     Варвара Иннокентьевна жила в этом городе с незапамятных времён и знала здесь всё, в самых мельчайших деталях.
     – До того, как уйти на заслуженный отдых, я тоже работала в городском музее. По молодости водила туристов с экскурсиями, потом заведовала музейными фондами. Я, ведь, молодой человек, потомственный историк. Ещё прадед мой преподавал в мужской гимназии, потом дед, папа с мамой. Я, поначалу, после окончания университета, тоже в школе преподавала. Почитай, без малого, десять лет отдала педагогическому труду.
      Старушка рассказывала о себе с таким увлечением, с таким задором и оптимизмом, что, казалось, сама молодость вернулась в её старческое тело.
      Купив на рынке ранней зелени и картошки, они той же дорогой пошли назад. Варвара Иннокентьевна проводила юношу до дверей музея и ушла.
      Все сотрудницы были уже в сборе. Надежда Ивановна провела нового работника по выставочным залам, рассказывая о плане экспозиции. Музей был не очень большой, и эта короткая экскурсия заняла чуть более часа. Остаток дня Сергей занимался просмотром и изучением нормативных документов, читал инструкции по технике безопасности и краеведческой работе. В общем, занимался делами не столь интересными, как представлялось ему. Учась в институте, он думал, что главное в музейном деле – это творческие поездки для сбора исторического материала, его классификация и подготовка к экспонированию. На самом же деле работа оказалась довольно рутинной, требующая усидчивости, точности в заполнении различных формуляров.
      После ухода на пенсию Варвары Иннокентьевны, работа с фондами была несколько запущена и нуждалась в переустройстве. Эта сфера деятельности и была поручена вновь испечённому музейному работнику.
      Вечерами Сергей подолгу засиживался в своей комнате, изучая историю края, стараясь запомнить все, даже самые незначительные даты и события. Некоторые имена и названия он заносил в записную книжку, а особо значимые, наиболее интересные сведения прочитывал по несколько раз, пытаясь анализировать, отыскивать в них рациональное зерно. Временами он закрывал глаза и представлял себя то могучим богатырём, то красавцем кавалергардом, то ухарем купцом, несущимся на тройке по бескрайним российским дорогам.
      А за окном начиналось лето, опаляя землю золотыми солнечными лучами, оглашая городские улочки и окрестные леса птичьей разноголосицей. Дни пролетали незаметно, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Монотонный бег времени начинался с прохладного утра и заканчивался поздним вечером, принося желанный отдых и некоторое удовлетворение от прожитого трудового дня. Жизнь провинциального городка была будничной и скучной.  Здесь не тренькали трамвайные звонки, не гудели нескончаемые автомобильные потоки, не слышался нестройный шум толпы, постоянно спешащих по своим делам, людей. Но временами Сергеем овладевала неимоверная скука. Особенно, это ощущалось поздней ночью, когда он оставался один в своей комнате, увешанной никому не нужными, тривиальными картинками, будоражащими воспоминания о прежней, столичной жизни.
      Через пару месяцев, Сергей, благодаря своей усидчивости и юношеской напористости, вполне успешно освоился в новой профессии. Надежда Ивановна, нахвалиться не могла молодым специалистом, часто приводя его в пример другим сотрудникам. Молодой человек систематизировал работу краеведческого фонда, используя компьютерные технологии, применение которых он с отличием освоил на институтских уроках теории и практики работы с электронными документами.
               
                4.

      Историей Сергей увлёкся в школе. Он часто приходил на работу к своему отчиму, Михаилу Андреевичу Фролову, руководителю реставрационной мастерской,  большому знатоку древнерусской литературы и искусства. Здесь молодой человек часами наблюдал за работой сотрудников. Видя интерес и тягу юноши к этой профессии, Михаил Андреевич стал привлекать его к реставрационной работе, давая, поначалу, не очень ответственные задания. К окончанию школы Сергей уже обладал достаточно прочными знаниями реставрационного дела, поэтому и профессию историка-архивиста выбрал осознанно, без чьих-либо наставлений.
      Иногда Фролову приносили работу домой. Основными заказчиками были владельцы небольших букинистических магазинов, коллекционеры, покупающие и продающие старые книги. Сам Михаил Андреевич такой мелочёвкой не занимался, поручал её пасынку, давая тем самым возможность юноше заработать на карманные расходы. Как правило, книги были коллекционные, требующие обновления: прошивку блоков, склеивание, чистку от загрязнений, ремонт переплёта… Времени на такую работу уходило много и Сергей, приходя с учёбы, допоздна засиживался в своей комнате за этим кропотливым занятием. Так и остался бы юноша после окончания института в Москве, но сложившиеся обстоятельства не позволили ему работать в столице. Его отъезду предшествовали события, которые и предопределили дальнейшую судьбу молодого человека.
     Вскоре, после получения диплома Сергей познакомился с Антоном Горчаковым.
     С юных лет Антон выделялся независимым, свободолюбивым нравом. После окончания школы, он с лёгкостью поступил на юридический факультет университета, но был отчислен, не проучившись и года. Постоянные пропуски и несвоевременная сдача зачётов вынудили университетское руководство принять самые суровые меры к нерадивому студенту. Однако Антона, казалось, это решение совершенно не огорчило. Он и родителей не поставил в известность, каждое утро, делая вид, что уходит в университет.  Молодой повеса, привыкший к праздному образу жизни, как и прежде, оставался завсегдатаем и заводилой  в компании сверстников. Его папа, Василий Горчаков, занимал ответственную должность заведующего отделом в одном из министерств, слыл ретроградом и непререкаемым авторитетом в среде столичных антикваров. Жизненным кредо его, было, правило: «делай деньги, пока в стране бардак».
      Василий Семёнович, выросший в семье рядового колхозника, познавший все тяготы деревенской жизни, вырвавшись на просторы коммунистического самосознания, в годы перестройки, очень ревностно относился к воспитанию сына.
      – Вот она, наука жизни! Наша народная власть привела меня, простого сельского паренька к управлению государством!  Образование мне дала, работать научила на благо всей страны, а не отдельно взятой деревни. И чего я добился? Мантулил всю жизнь, потакал начальству,  чтобы семью свою в столицу перевезти. Тебя, дурака, в люди вывести… Казалось, вот оно всё: квартира, должность, почёт… Одна незадача: сынок вырос прихлебателем, никчёмным прожигателем жизни!
      Знакомство Сергея с Антоном не было случайным. О юноше, увлекающемся реставрацией старых книг, Горчакову рассказал бывший одноклассник Фролова – Вадик Чижов. Вадим изредка бывал в доме Фроловых, и знал об увлечениях молодого человека. В своём рассказе он так расписал способности Сергея, что Горчаков загорелся желанием непременно познакомиться с обладателем незаурядного дарования.
      В  один из летних вечеров Вадим позвонил Сергею:
– Привет, старик! Что-то мы давно не виделись, может, соберёмся вечерком, погуляем, обсудим, так сказать, перспективы развития общества на современном этапе?
      – Ну, ты, Вадя, краснобайствуешь, как всегда. Извини, дружище, сегодня не могу. Давай завтра, в это же время на нашей скамейке в Сокольниках. Да, смотри, не опаздывай, ждать не буду!
      На следующий день Вадим пришёл с Антоном:
      – Вот знакомься – Горчаков Антон, мой друг и соратник по несчастью, – скороговоркой выпалил Вадим, подходя к Сергею.
      Сергей пожал, не по-юношески сильную руку Антона и, присмотревшись внимательней, с неуверенностью в голосе, спросил:
      – Не Василия ли Семёновича Горчакова сыном будете?
      – Его самого! Папашка мой единокровный, – с еле уловимой иронией в голосе, проговорил новый знакомый, – давай сразу на «ты», что мы будем «выкать», как старорежимные гимназисты.
      – А вы… э-э-э… прости, ты здорово похож на отца. Василий Семёнович иногда заходит в мастерскую моего отчима. Солидный, такой, дяденька, сразу видно – министерский работник! Он ведь, кажется, иконами увлекается?
      – Давно уже, – с наигранным равнодушием ответил Антон и, доставая из пачки сигарету, продолжил, – когда из деревни перебирались в областной центр, он все иконы забрал из родительского дома. С того времени и пошло-поехало: в городе с каким-то нумизматом познакомился, на сходки коллекционеров стал ходить. В командировки по деревням ездил, всё сельское хозяйство поднимал, оттуда и вещички всякие привозил. После, когда в столицу назначение получил, всё своё барахло сюда и приволок. Носится с ним, как нищий с торбой.
      Антон закурил и откинулся на спинку скамьи, с беззаботным видом разглядывая проходящие мимо влюблённые парочки.
      – Хм… Не такое уж это и барахло, – тихо, как бы про себя, возразил Сергей. – Как-то он Михал Андреичу икону предлагал, хоть и не совсем древнюю, но далеко не барахло. Насколько я разбираюсь, да и отчим после подтвердил мои догадки – это был ранний список с иконы Божьей Матери Серафимо-Дивеевской, с той, которой сам преподобный Серафим Саровский больных вылечивал. Ещё зовут эту икону «Умиление» или «Всех радостей Радость». Вот так брат! Твой, как ты его называешь «папашка», в артефактах разбирается, рухлядь в дом не принесёт… Да и цена у неё немалая, приблизительно, с пятью нулями, в наших «деревянных», не смотри, что список. Хотя иконами торговать – дело последнее…
      – А не ударить ли нам по пивку! – с еле заметным раздражением в голосе,  бросил Антон, бесцеремонно прервав собеседника и, не дожидаясь ответа, направился к выходу из парка.
      Сергей встал и протянул руку Вадиму:
      – Ну, дружище, дальше без меня! Не очень коммуникабелен твой приятель. Звони, если что, – он резко развернулся и пошёл в противоположную сторону.
      Вадим догнал Горчакова и, схватив его за плечо, выпалил:
     – Ты чего такой резкий!
     – А, – с безразличным видом махнул рукой Антон, – мне эта тема неинтересна. Дома отец постоянно талдычит: «это раритет… это древность…», а по мне всё это пылесборник, и ничего больше. Живём, как в провинциальном музее: «здесь не садись, это не трогай, сюда не клади…»
     – Эх, недалёкий ты человек, Антоха! Антиквариат – это деньги. Отец твой правильно делает, знает, во что средства вкладывать. О тебе, несмышлёныше, беспокоится.
                5.

     После той встречи прошло более месяца. Минула середина лета, потянулись дожди, охлаждая разогретые палящим июльским солнцем московские мостовые. Сергей устроился работать в мастерскую в должности реставратора архивных и библиотечных материалов. Целыми днями корпел он над заказами: распрямлял и вклеивал в книги выпавшие листы, укреплял корешки, сушил, прессовал, обеззараживал… Придя домой и, поужинав на скорую руку, принимался за частные заказы, которые, время от времени, подбрасывали ему знакомые коллекционеры-букинисты.
     Занятый с раннего утра и до поздней ночи, он и не заметил, как наступила осень, потом и зима нагрянула, принеся с собой снегопады и метели.
     В один из зимних вечеров в квартире Фроловых раздался телефонный звонок, и через минуту из комнаты родителей послышался голос матери:
     – Серёженька, сынок, подойди к телефону! Тебя молодой человек спрашивает, говорит, что знакомый!
     В трубке раздался приглушённый голос:
     – Привет, архивариус! Узнал, нет?
     – Антон? Горчаков? Ты, что ли? Какими судьбами? – торопливо ответил Сергей, недоуменно пожимая плечами.
     – Я, я! Вот звоню, дело есть. Книжонку одну подремонтировать надо. О тебе вспомнил и бегом к Вадику, от него и звоню.
     – Что за книга, – с любопытством спросил Сергей.
     – Да шут её знает! Вроде как на старославянском написана. Может и ценная. Я-то в этом ни бельмеса не понимаю. Попала, вот, по случаю.
     Сергей, подумав с минуту, выпалил в трубку:
     – А кто-то, помниться, говорил, что всё это – барахло.  Ну, да ладно, приноси завтра свой «раритет», посмотрим.
     Вечером следующего дня Антон принёс книгу. Вид она имела затрапезный. Кожаный переплёт потёрся во многих местах до дощечки, служившей основой обложки. В разные стороны торчали страницы с разлохмаченными, пожелтевшими краями.
      Сергей включил настольную лампу. Комната наполнилась мягким, неоновым светом, выхватив из темноты поверхность стола, на котором были аккуратно разложены рабочие инструменты: лупа, резаки, кисточки, баночки с клеем. Бережно взяв книгу, он разложил её на столешнице и стал аккуратно перелистывать жёлтые, местами порванные страницы.
      – Интересная книга, целый фолиант, тяжёлая, – тихо промолвил он, разглядывая титульный лист, – «Слово о житии преподобного Ефрема Сирина», год написания 1801. Мне такая уже встречалась, только более скромная, не рукописная, более позднего, типографского издания и не в сафьяновом, а в картонном переплёте.
      Сергей вынул из середины книги один листок и поднёс его к лампе:
      – Вот видишь в углу водяной знак, это и есть год издания книги, в редких случаях – год изготовления бумаги. Потрепало книгу время, два века – срок немалый. Однако работы много, по цене договоримся потом, надо досконально просчитать срок исполнения.
     – Да я не тороплю, – промямлил Антон, – мне не к спеху. Как сделаешь, так сразу и заберу, только цену назови. Может овчинка выделки не стоит?
     – Это, смотря, за сколько ты её приобрел. На всякую вещь можно покупателя найти, если местные букинисты не заинтересуются, то можно попробовать выставить на аукцион, правда, там за продажу проценты космические взимают. Ты мне номерок свой запиши, я тебе перезвоню через два-три дня, вот только освобожусь немного.
     Сергей раскрыл блокнот и протянул Антону карандаш.

                6.

     На реставрацию книги ушло почти три месяца. И вот, когда она была практически готова, в комнату к Сергею заглянул отчим:
      – Посмотри, что я принёс, – торжественно произнёс Михаил Андреевич, протягивая пасынку книгу, завёрнутую в газету, – один знакомый букинист презентовал, гоголевские «Арабески» 1835 года, издано при жизни самого Николая Васильевича, напечатана в типографии вдовы Плюшар. Согласись, знатная вещица. – Он сел в кресло, с довольным видом наблюдая за реакцией Сергея.
      Тот молча развернул газету, в которую была завёрнута небольшая книжка в мягкой, серого цвета обложке:
      – Так это вторая часть, – с лёгкими нотками огорчения в голосе произнёс пасынок, – мне такая уже попадалась, правда, та была с первой частью, где новеллы. Хотя книжица – что надо. Редко встретишь в такой сохранности. А я сейчас, как раз, заканчиваю работу над интересным экземпляром. Вот полюбуйся!
      Сергей вынул из шкафа фолиант и положил на стол:
      – «Житие преподобного Ефрема Сирина». Я, поначалу, даже браться не хотел, она в таком неприглядном виде была – жуть! Да, как говорится «глаза боятся, а руки делают». А сейчас и посмотреть есть на что! Правда, красавица?
      Михаил Андреевич молча подошёл к столу и, опустив ниже настольную лампу, тихо произнёс:
      – Погоди, погоди!
      Он резко повернулся и, ничего не говоря, вышел из комнаты. Вернулся Фролов спустя несколько минут, держа в вытянутой руке фотографии.
      – Посмотри, ведь, это же эта самая книга?
      – Да, эта самая, – ответил Сергей, с недоумением поглядывая то на фото, то  на раскрытый фолиант, – ничего не пойму… К чему эти фотографии и какое отношение они имеют к моей работе?
      – А такое отношение, сынок, что снимки эти мне дал сотрудник следственного отдела. Книгу похитили из квартиры известного питерского коллекционера, три месяца назад. Вместе с ней были украдены ещё несколько ценных экземпляров, – и далее, как бы разговаривая с самим собой, пробубнил, – так вот, оказывается, почему их в столицу перевезли, подальше, так сказать, от места преступления. – И, чуть громче, продолжил, – фотографии-то эти, небось, теперь уже во всех антикварных и книжных магазинах разместили. К тебе-то эта книга как попала?
     – Знакомый один принёс, Антоном зовут. Да ты и отца его хорошо знаешь – Горчакова Василия Семёновича. Ну, помнишь, из министерства, иконы тебе приносил на оценку.
      Михаил Андреевич встал и уверенным голосом произнёс:
      – Ну и ну… Сейчас время позднее, спать пора, а завтра эту книгу мы на работу возьмём. Я следователю позвоню, отдадим ему, пусть сами разбираются. Надо же, самого Горчакова сынок…
      Сергей всю ночь не сомкнул глаз. Это был первый случай в его жизни, когда, поверив человеку, он согласился на такую ответственную работу, взял книгу, не удостоверившись в законности её приобретения.
      Ранним утром, позавтракав, Фроловы отправились в мастерскую. Ближе к полудню приехал сотрудник следственного отдела. Поговорив с Сергеем, он долго что-то записывал в свою тетрадку, как бы обдумывая каждое предложение, потом забрал книгу и уехал, взяв с юноши подписку о невыезде.

                7.

      В последний день рабочей недели Сергея Фролова вызвали на допрос. Юноша более получаса просидел в коридоре, в ожидании приёма. Но вот дверь отворилась, и из неё вышел Антон Горчаков. Лицо его побледнело, и сам он, сутулясь и шаркая ногами, прошёл мимо Сергея, отвернувшись, как бы боясь встретиться взглядом.
      – Фролов, заходите, – раздалось из открытой двери.
      Следователь, мужчина, лет пятидесяти, сидел за письменным столом, заваленным, папками, какими-то деловыми бумагами и писал. Он молча указал Сергею на стул, и вновь опустил глаза. Через несколько минут, отложив в сторону ручку, мужчина стал перебирать документы, раскладывая их по папкам. На некоторых из них он задерживал взгляд, будто читая, что-то особо важное. Создавалось впечатление, что следователь намеренно тянет время, как бы заставляя присутствующего нервничать, размышлять и переживать по поводу случившегося.
      – Ну-с, молодой человек, приступим, – с нескрываемой иронией в голосе промолвил следователь, – расскажите, когда и при каких обстоятельствах, вы познакомились с гражданином Горчаковым, в каких дружеских и деловых отношениях с ним находитесь?
      Сергей медленно, обдумывая каждое слово, начал своё повествование. Рассказав о первой встрече, устроенной одноклассником Вадимом Чижовым, он стал уверять следователя в том, что никаких дружеских связей с Антоном у него нет, да и какие  могут быть отношения с человеком, которого, и видел-то всего два раза в жизни.
      Задав ещё несколько наводящих, ничего не значащих вопросов, следователь подвинул Сергею исписанный листок:
      – Ознакомьтесь с протоколом и поставьте подпись, – сказал он, протягивая ручку.
      Домой Сергей пришёл расстроенный.
      Вечером в его комнату вошёл отчим. Он молча сел в кресло и, отрешённо глядя поверх очков, промолвил:
     – Вот, ведь, гадёныш, этот самый Горчаков! Он, понимаешь ли, попал в компанию отморозков. Наплёл им, невесть чего, будто связи имеет, может устроить реставрацию любой антикварной вещи. А те не дураки, понимают, что любая украденная вещь, обладающая исторической ценностью, будет иметь после реставрации совсем другой вид и совершенно иную стоимость. Горчаков, конечно, выворачивается, говоря, что не входит в круг этих самых знакомых, якобы их просьба устроить книгу на реставрацию – случай единственный. Только я не очень-то верю ему, да и следователь об этом же говорит. Одним словом шайка… смотри, как бы тебя за собой не потянули. Я, помниться, предупреждал тебя – не брать заказы от посторонних.
      – Да-а-а! Неприятная история, – продолжил Сергей размышления отчима, – Антон, безусловно, выкрутится. Связи у старшего Горчакова, – о-го-го какие! Всех благодетелей на ноги поднимет. Мне-то что делать. Да ещё эта подписка о невыезде…
      – Ну, с подпиской я, положим, вопрос решу. Тебе, конечно, лучше бы уехать на время. Есть у меня одна идея. Бывший научный сотрудник нашей мастерской, Селензнёва Надежда Ивановна, после замужества убыла в Привольск, по месту назначения мужа, и сейчас работает там директором краеведческого музея. Я позвоню и договорюсь пристроить  тебя на какую-нибудь должность. Благо образование тебе позволяет занять достойное место в переферийном музее.
      Наступило временное затишье. Полтора месяца не было никаких известий о ходе уголовного дела.
      И вот, в один из дней, после обеденного перерыва, Михаил Андреевич пригласил Сергея в свой кабинет.
      – Позавчера взяли всю шайку. Разбежалось, ворьё, попряталось. Столько времени в розыске были, Но, как говорится, «сколько верёвочке ни виться, а конец будет».  Всем участникам предъявили обвинение в совершении преступлений, Антон проходит свидетелем по этому делу. Подписку о невыезде с тебя сняли, но дело в другом. Горчаков старший звонил, угрожал, что это дело так не оставит, что до министерства культуры дойдет, мол, сотрудник реставрационной мастерской берёт заказы от криминальных элементов, тем самым становится их пособником.  Мы с мамой поговорили и решили, что надо тебе уехать, хотя бы на время, пока всё не уляжется.
      Напиши заявление на моё имя, с просьбой уволить тебя по собственному желанию, а я попрошу кадровичку оформить увольнение задним числом. А сейчас иди домой и собирай вещи. Отсидишься несколько дней на загородной даче, потом в Привольск поедешь.

                8.

      Жизнь в провинции, с её неприхотливым бытом и размеренным ходом времени, всё больше нравилась Сергею. Вскоре он познакомился с соседскими ребятами, братьями-погодками, которые пристрастили его к рыбалке. Каждый выходной день они пропадали на реке: ставили сети, бродили с неводом по мелководью, а то и просто сидели на берегу с удочками-донками.
      – Ох, Серёженька, добытчик ты мой, – шутя, приговаривала Варвара Иннокентьевна, – куда же рыбу девать? Я, уж, и насолила на всю зиму, и подружек своих попотчевала малосольной щучкой да ельчишками. Впору на рынок идти, торговлю рыбную организовывать.
      Сергей улыбался смущённо, говоря, что сезон скоро закончится, мол, ездить больше не будет, но наступали выходные дни, и он, снова уезжал с компанией ребят на ночную ловлю, каждый раз привозя, всё новую порцию свежей, ещё трепыхающейся рыбы.
      Да и в личной жизни всё складывалось, как нельзя, лучше. Надя, которая проводила его к дому Варвары Иннокентьевны в первый день приезда, оказалось девушкой компанейской. Часто, после работы, они гуляли вместе по набережной, разговаривая на разные темы: о литературе, об истории и, конечно, о своей работе. Надю заинтересовали беседы Сергея о предыдущей работе, и юноша снова и снова с увлечением рассказывал девушке обо всех тонкостях профессии реставратора.
      Сергей часто звонил своим родным. В одном из разговоров Михаил Андреевич сообщил, что дело со старинными книгами, вроде, закончилось. Суд приговорил похитителей к разным срокам заключения. Намекая, что можно возвращаться в Москву.
      Однако Сергей всё тянул с отъездом, оправдываясь загруженностью на работе. По правде говоря, он и не особенно жаждал вернуться к прежней, столичной жизни, с её будничной суетой, с постоянными родительскими наставлениями  и авралами на работе. Здесь, в небольшом провинциальном городке, он чувствовал себя спокойно и уверенно. Здесь всё стало для него родным и близким: Варвара Иннокентьевна, с её аристократичными манерами, соседские ребята, с рыбалками и ночёвками у костра, любимая работа и, конечно же, Надя…  Его Наденька, к которой всё сильнее и сильнее разгорались юношеские чувства. Наденька, с которой любые жизненные невзгоды  и трудности стали нипочём.