столичные лики...

                Столичные  лики…

                «… духовная  сила  является  тем  материалом, 
                который  нужен  человеку  и  его  инструментам,
                чтобы  отковать  своё  счастье…» - Мастер.

                Механический завод «Ауто» акционерного общества Граф и Ко появился в Киеве на Шулявке по ул. Керосинная, 19, по соседству с заводом Унгермана и Неедлы, в 1890-х годах.  Он упоминается вместе с заводами Гретера и Криванека, Унгерманна и Неедлы и др. в числе предприятий, на которых проходили забастовки в 1905-м. Тогда же он стал собственностью Акционерного общества Граф и Ко, специализировался на производстве машин и агрегатов для сахарных, пивоваренных, крахмальных и других заводов. Это был не только чешский завод, его акционерами являлись подданные других стран. Директором завода был одно время Эдуард Гольтфретер. На завод было занято 120 рабочих, а с 1916-го там работали десятки чешских военнопленных. Легендарный Ярослав Гашек, пребывая летом 1916-го в 1-й запасной роте 1-го Чехословацкого полка, дислоцированной в Университете Святого Владимира, ходил на завод к своему пражскому приятелю, тоже военнопленному, с которым неожиданно встретился в кафе «У чешской короны». Оный Дворжачек, по кличке Толстяк, работал в столовой для рабочих этого завода, подкармливал истощенного в лагере «Тоцкое» будущего писателя.
                После национализации в 1920-х годах предприятие было переименовано в «Завод физико-механик». Вернувшийся из эвакуации в 1951 году завод начал расти. К нему присоединили территорию и постройки бывшего чугунолитейного завода Унгерманна и Неедлы, который перестал существовать в связи с тем, что после реорганизации вошел в состав завода «Красный экскаватор» вместе с бывшим заводом Фильверта и Дедины. Новое предприятие быстро разрасталось. Оно оснащалось новейшей техникой, стало режимным «почтовым ящиком №...», чуть позже - «Киевским заводом автоматики им. Г. И. Петровского», поставлявшего  гироскопические приборы, навигационную технику для атомных подводных лодок, космических аппаратов, баллистических ракет, торпед и др.
                -
                77-ой год ХХ века – Жалящего Шершня: Когда наш самолёт заходил на посадку,  в Киеве 04 марта 1977 года, в 21:22 по местному времени произошло и продолжалось 55 секунд Карпатское землетрясение. Как и при землетрясении 1940 года, подземные толчки ощущались на обширной территории Восточно-Европейской равнины, как в Киеве – так до 6 баллов. Особых повреждений в городе не последовало, но тёща была напугана в смерть. Высотные дома качались, люстры звенели, мебель передвигалась по комнатам. При таком антураже было оформлено появление нашей молодой семьи в цветущую столицу Советской Украины.
                Вполне возможно, сталось так, что именно эта подвижка земной коры в конкретном пятне времени и пространства, столкнула мою судьбу с орденоносным предприятием. С помощью циркуля определился пешеходный радиус в тридцать минут из точки проживания по ул. Никольско-Ботанической. Крупнейший завод чудесным промыслом тут же оказался в секторе достижимости. Для отдела кадров и парткома моя явка по процедуре вольного найма оказалась неожиданной. В ходу был принцип трудоустройства на деньги, а не на работу. Но в тот момент жалованье для меня было далеко не приоритетом. Не знал я ещё, для чего понадобится в данной местности злато-серебро. Ибо всё, по тамошним меркам, уже было – состоялось Семья, квартира, образование, жизненный опыт и социальный статус. Секретарь райкома в роли рядового инженера-технолога «за сто пятнадцать» – перчинка в пресном блюде повседневности технического отдела с превалирующим женским персоналом.
                А начиналось всё так романтично: тесть Антон Андреевич предложил работу на киностудии им. Довженко «на сто шестьдесят». Помощником режиссёра по общим вопросам. Его приятель, тоже директор фильма, начал снимать ленту по мотивам нескольких произведений  классических русских писателей «Сапоги всмятку». Съёмки должны были вот-вот начаться в Крыму. Уже был зафрахтован «звёздный» актёр Алексей  Смирнов, который и жил то на первом этаже  гостиницы «Знание» на нашей же улочке. Но внезапно в гости нагрянула матушка, посмотреть, как её сын и внук чувствуют себя на новом месте в абсолютно чужом городе с миллионами  незнакомых граждан. Риторический вопрос -  хотят ли жена и тёща отпустить меня к артисточкам, увенчался жёстким резюме: на завод! Будто на заводе не было своей самодеятельности.
                С кинематографом не вышло. Но с А. Смирновым некоторое время отношения поддерживались с участием тестя. Они оба били фронтовиками с орденами и медалями, но говорили об этом мало и редко. Только когда вспоминали отдельные населённые пункты по ходу освобождения от немецких оккупантов Родины и европейских соседей. Естественно, под коньячок. А.А. Бойко жил совсем рядом – на углу Красноармейской и Саксаганского – встречаться было весьма сподручно: десять минут хотьбы. Персонал гостиницы был только «за».
                Круць Дмитрий Емельянович – технолог от бога: под его руку попал я с первых дней работы в КТБ-5. Это бюро сопровождало технологическую подготовку производства в механических цехах №2 и №30 корпусных деталей заказа «Гранит».  Навигационный комплекс для атомных подводных лодок нового поколения передавался для серийного выпуска из Питера на наш завод. Максимум специальной оснастки и инструмента, пооперационное оборудование – и пошло изделие с нарастающим сутко-комплектом «в яблочко». И всё бы хорошо, да не всё.
Любому человеку вокруг меня платили больше: не так обидно – как не справедливо… Сидеть целый день и не разгибаясь, скрипеть пёрышком – тушью по кальке писать каллиграфично и грамотно пооперационку на сложнейшие детали… Месяц - очень интересно… Квартал – интересно, но уже с сопровождением внедрения в цехе… Полгода – втянулся окончательно… Знаю людей, знают меня – в «пресс.центре» мужской умывальной комнаты могу и имею вставить слышимое слово… Коллектив сугубо профессиональный, мужики матёрые «зубры» - технологи и конструкторы, средние начальники… С мальчишек выросшие в Киеве, повидавшие и немцев и наших… Наступающих и отступающих… Того, что я услышал от них о войне, мире и победе социализма нигде даже теперь не прочитаешь… Сложившийся,   стабильный коллектив. Новичку, какой бы он ни был старательный и способный, рост возможен только в отдалённой перспективе. В год по «пятёрочке» к окладу; в «пятилетку» - повышение в квалификации и, может быть, в должности.
                - Скоро будешь старшим инженерам по обоим цехам, - сказал мне доверительно коллега с соседней парты на выходе через проходную на Керосинке. Годков ему было уже немного за шестьдесят, и на этом производстве лет тридцать он отработал. Опять же, дослужился до ведущего инженера, аж со «ста пятьюдесятью» в месяц. – Парень ты толковый, у тебя получится, - обнадёжил меня дедушка, пожимая руку прощаясь.
                Был тёплый апрельский вечер. Пешочком прошелся по Брест-Литовскому до цирка, а оттуда по Саксаганского под дом. Вошёл в квартиру… Заходящее солнце играло волнующими лучами на блистающем паркете… Вышел на балкон... Светило только-только собралось окончательно нырнуть за гребни домов на горизонте. 
                _

                «…иногда  мы  смотрим  не  на  видимое, 
                но  на  невидимое:  ибо  видимое  временно, 
                а  невидимое  -  вечно…»  -  Иоанн Златоуст.

                Лёгкие сумерки начали опускаться по-над взгорьем. Метров триста на юг за  навершием - освещённый склон. Прямо над ним скала переходила в каменную плоскую поляну. Своеобразная гранитная плита - эстрада, окружённая кулисами маральника, незначительно возвышалась над альпийским лугом. В партере шелестело разнотравье, чуть вдалеке по складкам гор растекалась темнеющая тайга. У дальнего края сцены стоял удивительный белый чум, а за ним – загон для скота. Красивая жердевая ограда, внешне только обозначающая границы, заключала в себе нескольких статных маралов, лениво щиплющих траву на ночь глядя. Сквозь, до боли знакомую, картинку отвлечённо проникали звуки трамваев,  шум проходяших поездов, отблески окон домов напротив.
                Странное наложение двух реальностей объяснялось, наверное, аналогичным развитием будущих событий… Или необходимой похожестью моих поступков уже завтра или послезавтра. На следующий день я положил заявление на стол одному из руководителей, он же парторг служб главного технолога, на увольнение. Чем ни в коей мере его не удивил. Дядька был не моложавым, грамотным и решительным:
- Ладно, - сказал он понимающим тоном, - дай нам пару дней, работу мы тебе уже подыскали. Согласуем с парткомом – и дерзай!
                Шаг, как оказалось, получился в правильном направлении. Тут же случилась целая цепочка событий, неожиданных встреч и определяющих решений.   
Конструкторско-технологическое бюро (КТБ-4) по сопровождению оборудования с ЧПУ встретила меня сердечно и весело. Шеф завёл в помещение на третьем этаже двадцатого цеха: высоченный потолок, огромные окна, занавешенные цветущими плетями огурчиков… Шум станков за стенами, свет и воздух, наполненный запахом железа и смазки. Бойцы все, как на подбор – Саша Мазниченко (позывной Люлёк), Игорь Мартыненко (позывной Гога), Мансур Шарипов, Серёга Баранов, Виталик Василенко, Дима Байдачный в окружении очаровательных киевлянок Аллы Рогальской, Жанны Мариненко, Аллочки Сатановской (позывной Доня), Люды Яковлевой, Ольги Черепениной. Молодые улыбчивые и работящие «чэпэушники». Чертилась РТК (рассчётно-технологическая карта). На чертёж наносился путь инструмента, и писалась программа с координатами точек обработки, параметрами движения инструмента и режимом рабочих органов оборудования. Вводные обрабатывались недрами ЭВМ «Минск-32», откуда мы получали перфорированную бумажную ленточку и вставляли её в считывающее устройство станка.
                Вот тут-то и начиналась самое интересное: все твои ошибки, описки и заблуждения в допусках и посадках шпиндель с фрезой в зубах рисовал по металлу заготовки. Цех выделял станок, наладчика и время для внедрения программы. Обработанную как надо деталь программист вместе с документацией сдавал в ОТК и при надлежащем качестве ей давалось «добро». В дальнейшем обработка этой номенклатуры переводилась на ЧПУ со снижением трудоёмкости, повышением производительности труда и снижением расценок. Т.е. - то, что надо для технического прогресса.
                Боже, сколько страстей и эмоций кипело между рисованием РТК и подписанием акта приёмки программы в цеховом ОТК! Станочники-универсалы не хотели выпускать выгодные детали из своих рук. Как правило, это была номенклатура с большим сутко/комплектом и высокой трудоёмкостью. Железки дорого стоили и были хорошим заработком для работяг. У нас воровали заготовки, не давали наладчиков и выделяли станки для внедрения программ в ночные смены и по выходным. Но становилось даже интересней! Сами стояли за станком. Меньше зрителей – меньше наших проколов бросалось в глаза: когда фреза начинала гулять по металлу по непонятной траектории и дурной скоростью. Летел инструмент, запарывалась заготовка, страдала оснастка. Но, в конечном итоге, побеждали молодость и азарт.
                На завод лавинно прибывали новые станки. Появились обрабатывающие центры. Управляющие стойки из Германии, США, Японии. Военная промышленность осваивала новые изделия более высокой сложности и класса. Завод активно перевооружался. Внедрялись гибкие производственные линии (ГПС) с управлением от ЭВМ. Окупая затраты на покупку современного оборудования, резко выросла численность КТБ: по всем отделам и службам отбирались молодые инженеры, заработал отдел кадров. Для интенсификации повышения коэффициентов загрузки, сменности и сокращения машинного времени для обработки новой и освоенной номенклатуры на базе бюро создаётся бригада ИТР со сдельной оплатой труда. Первая и единственная подобная в Киеве. С целью освоения новой формы организации и интенсификации труда меня таки назначили боссом разворачивающегося подразделения. На базе бюро дважды проводилась школа передового опыта морского главка Минсредмаша Союза.
                Станками с ЧПУ оснащается всё большее число цехов. В бюро создан собственный вычислительный центр с автоматизированными рабочими местами (АРМ). Дело заметно ускорилось. Портрет не слазил с доски Почёта. Пахали денно и нощно. Даже как для развитого социализма, нам платили очень хорошие деньги. Коллектив был молод, работоспособен, сплочён и весел! Это было какое-то упоение работой, созиданием. Мы были нужны, на нас надеялись и доверяли. Удивительное слияние человеческого разума и машинной исполнительности было не только реально, было зримо и ощутимо. Чувствовалось не только сила и право вести себя именно так: для меня такая жизнь стала увлекающим наваждением.
                Страна нарастающими темпами форсировала гонку вооружений. Огромные деньги уходили на строительство новых подводных атомоходов, их оснащение современной навигацией, связью, носителями боевых зарядов. Создавались исследовательские и проектные институты нового профиля. Строились новые заводы, оснащаемые современным саночным парком. В военное производство  вовлекались всё новые и новые лучшие специалисты – учёные, инженеры, рабочие.
Конечно же, долго такая идиллия продолжаться не могла: народное хозяйство на фоне этого марша технического прогресса чувствовало себя уже не так свежо и бодро. Но это уже совсем другая история.
                В тот замечательный период жизни очень важно было не потерять связующую нить с прошедшим. Тем более, что оно постоянно постукивало в сердце снами, мечтами, встречами, событиями.