Пермские перипетии 13, 14

   
                - 13 -
     Спустя какое-то время, может неделю или две, я спросил дядю всё-таки, пока Таисья Трифоновна что-то готовила на общей кухне общежития, — не он ли причина того, что Нина отказалась подойти к телефону вскоре после такого классного провожания на вокзале. Дядя Саша нахмурился, раздумывая, и выдал: «А, эта нищенка-то? Да … (зачем) она тебе нужна? Она … тебе не даст, найдёшь другую бабу. Ты у Маньки-то был?» - «У какой Маньки?» - «С первого этажа. Комната ...» - «Не был я ни у какой Маньки!» - «Вот зараза! Я ведь ей заплатил, она обещала, что научит тебя всему!» Я смотрел на своего дядю Сашу так, словно впервые его увидел. Говорить о том, что в Новосибирске после разрыва переписки с Ниной я с шестью «Маньками» уже прошёл все сексуальные уроки, я ему не стал. Только сказал: «Мне это не надо. Я не об этом тебя спрашивал!» А он, переминаясь с ноги на ногу, ушёл, можно было подумать, что в туалет, но наверное — советоваться с главной виновницей моей беды. Вернулись они не сразу, переругиваясь между собой. Таисья Трифоновна очень культурно рассказала мне, что когда весной они проводили меня на вокзале «Пермь-Вторая» и отвозили Нину на такси до её общежития, — они дали ей понять, что у меня с ней вряд ли что получится, ведь нам жить негде.
     Они бы ей ещё про пелёнки напомнили! С них, убогих, станется! Ну, не хотели они, чтобы я в их общежитскую комнату привёл невесту! И грубо оборвали развитие наших отношений в самом их зародыше! Наша любовь пробила только первый росток, но они втоптали этот росток в грязь сразу, как только увидели его! Да ещё из благих побуждений!
      «Ты потом поймёшь, ещё спасибо нам скажешь!» И святая простота в глазах при этом! Отец был прав на 100 процентов! Но я про него молчал, я понял, что его гнева они боятся намного больше, чем моего. «А тебе Нина про это сказала?» - «В том-то и дело, что она ни о чём вообще не говорит!» - «А как же ты  узнал?» - «Про что?»- «Что мы с ней говорили». И вместо того, чтобы сказать, что отец подсказал, я соврал, что сам догадался. Они переглянулись многозначительно, мне стало ясно, что они держат меня за глупца, кем я и был! 
     Ругаться я с ними не стал, зачем? Просто молчал. Знали бы они — чего мне стоила их медвежья услуга, до какого градуса отчаяния я был доведён их благими намерениями! От какой беды был в шаге, но оказался не таким уж глупым, не сделал этот роковой шаг!
     От таких «благодетелей» я тихо перебрался в свою комнату в новом общежитии на Шоссе Космонавтов, 84. И стал постепенно обживаться в ней. Комната была на двоих, но второй  жилец появлялся всего три раза за те полгода, что я там жил, прописка в общежитии ему нужна была только для продвижения очереди на квартиру, жил он у жены с её родителями. А, мне сказал, чтоб я смело приводил сюда свою девушку. Вещей его в комнате не было. Так что будь у меня нормальные отношения с Ниной — нам было где жить первое время. На первых трёх этажах мужского общежития уже дети бегали, хоть строительные запахи ещё не выветрились из нового здания. Понятно, что скоро и это мужское общежитие станет семейным. На заводе я записался в очередь на жильё, восемьсот каким-то. Мне сказали, что одинокому рассчитывать на отдельное жильё нереально. Вот с женой и ребёнком — лет через десять, даже с двумя детьми — лет через пять минимум! Это если без пьянок, без прогулов, а с  почётными грамотами и хорошей должностью. Или на вредном производстве. Короче, я понял, что где-то мои «благодетели» правы. Сами они, таксист и продавщица, ещё не вырвались из общежития в кооперативную квартиру за двенадцать лет работы в Перми.
   Но лезть в отношения влюблённых нельзя всё равно, даже с благими намерениями!

                - 14 -
     По вечерам я стал ходить в вечернюю школу, чтобы вспомнить до лета школьную науку, забытую в армии, ведь в августе предстояло восстановиться в институт. Но так я сказал директору вечерней школы, а настоящая причина была в том, что в этой вечерней школе, в  выпускном 11-м классе училась Нина!
     Да, всё потому, что меня сильно тянуло к ней. Я всё ещё не терял надежды на возобновление отношений. Но обида боролась во мне с любовью. Как могла Нина пойти у моих «родственничков» на поводу? Да  ещё так оскорбила ни за что! В любом случае — эти три месяца, февраль, март и апрель, когда я посещал школу Нины, стали для меня некоей психической реабилитацией, неплохим способом излечения от любви к этой бездушной девице. Пусть я не смог до конца вытащить эту любовную занозу из своего сердца, но боль постепенно угасала, стала терпимой.
     В классе она была серой мышкой, словно её и не было. Кроме того, я и ходил мимо неё, как мимо мебели. Ездил с ней из школы в одном трамвае, выходя на две остановки раньше  её,  всем своим видом показывал, что она мне глубоко безразлична. В классе я вёл себя довольно активно, у преподавателей был на хорошем счету, хоть и считался вольным слушателем, познакомился с общительными парнями и девушками. Переписывался со Светой, будущей женой, с которой сблизился в армии в  Новосибирске, а однажды пришёл на переговорный пункт нашей почты, чтобы поговорить со Светой по телефону. Переговорный пункт был уже закрыт, хотя по расписанию должен бы работать ещё минут сорок. И мне пришло в голову позвонить со служебного телефона на втором этаже, где я когда-то работал и где продолжала работать Нина. Вход туда был со двора. Нижняя дверь к грузовому лифту не запиралась, а верхняя, как выяснилось — тоже была открыта. Я разговаривал со Светланой  примерно два с половиной часа!
   Счёт на почту пришёл солидный. Начальница Валентина Ивановна догадалась, что это был я, послала мне через Нину записку. Так записку эту Нина передала молча, подозвала меня к её парте та девица, которая сидела с Ниной за одной партой и дружила с ней. То есть Нина тоже, как и я, вела себя подчёркнуто сухо, как бы ни секунды не сомневаясь в своей правоте. К начальнице почты я пришёл с деньгами, но в кабинете с Валентиной Ивановной рядом оказалась  незнакомая заместительница, напустившаяся на меня с порога. В ответ на это я повёл себя ещё грубее её, спросив: «Это из какого ж колхоза Вас выгнали за хамство?» Хотел осадить незнакомку за грубость, но только распалил, и сам распалился. Слово за слово, дошло до того, что я выдал, что меня тут не было.  Досадно было, что правда была на стороне грубиянки. И когда эта собакоподобная замша пообещала позвонить в Новосибирск по номеру такому-то, то я раскололся и отдал деньги. Валентина Ивановна была в шоке, не ожидала от меня такой лжи. А я ей выговорил, что не надо было напускать на меня  эту собаку, без неё всё было бы по-человечески. И нечего дверь открытой держать, развели бардак. А она мне стала говорить — как мне не стыдно хотя бы перед Ниной, на что я вообще махнул рукой: «Уж эта Нина ваша преподобная!» - «Да она мне — как дочь!» - «Тем хуже для вас!» При этом «собака» продолжала сидеть рядом и «лаять». Так и подмывало огреть её чем-нибудь.
     Что и говорить, опозорился я тогда с этими деньгами, везёт мне на хамов!
     Через несколько дней подружка Нины снова позвала к ней. На этот раз Нина, так же молча сидя за своей партой, передаёт мне сдачу от суммы за переговоры, в глазах презрение. Ну и славно, я ещё чуть-чуть выздоровел от своей страсти, усмехнулся на эту её супер-мораль. В её глазах я, по-видимому, упал до уровня своего дяди-таксиста. Тем более, что разговаривал с другой девушкой. Наплевать — роль рыцаря-страдальца мне уже надоела.
     А как-то после школы я с двумя парнями и двумя девушками из класса пошёл в кафе на улице Мира не доходя до улицы 9 мая, что довольно далеко от школы на улице Беляева, не меньше километра. Погода отличная, весна. Остановились возле кафе, гляжу а за нами идёт Нина со своей подружкой. «О! Может с нами, в кафе?», говорю. Но они только покосились на нас и прошли мимо. Обычно после школы мы садились на трамвай  на остановке «ДК им. Гагарина», а тут и они, видимо, решили прогуляться пешком. Бог с ними. А мы впятером в кафе  сидели не менее часа, кальмары с пивом привели всех в нужное настроение, одна из девиц предложила пойти к ней в общежитие. По дороге один из парней, староста класса, откололся, почувствовав себя лишним. В общежитии хозяйка комнаты приготовила какие-то салаты, а после небольшого застолья — удалилась со своим ухажёром в неизвестном направлении, оставив меня с другой девицей. В классе эта девица была самая смазливая, Нина в этом смысле ей в подмётки не годилась. Не помню, как её звали, но я ей очень благодарен за ещё одну ступеньку излечения от дурацкой любви. Хоть никакой близости у нас  не было, только потанцевали, послушали музыку и поговорили немного, пока не вернулась помятая хозяйка с ухажёром.
     Была одна знакомая и вне школы, тоже не помню имени, она жила в Балатово, недалеко от кинотеатра «Мир». Мы ходили с ней однажды в этот кинотеатр на фильм «Пятьдесят на пятьдесят», фильм я запомнил потому, что хоть и целовался с той девушкой в темноте зала также, как с Ниной годом раньше, сравнения не было никакого. После кино мы сели в пустой трамвай, доехали на нём до ипподрома и обратно, не переставая целоваться. Девушка трепетала, а я был полон горечи потери. Девушка ждала продолжения романа, даже написала мне письмо. Но я не ответил, я всё страдал по своей потерянной любви, никто не был мне мил.
     Самое главное состояло в том, что Нина действительно была человеком очень чистым, высоким духовно, достойным во всех отношениях. Но не захотели мы переступить через свою гордыню, не смогли сделать ни шага друг к другу. А это означает, что и любовь, как таковая, прошла мимо, не было её. А была встреча двух эгоистов, надувшихся своими обидами из-за недоразумений. Но вспомните себя, милый мой читатель, как было у вас?
 «С мокрых крыш течёт вода, тонут в ней следы твои.
 Жаль, что гордость иногда может быть сильней любви!
 Взгляд при встрече отведу. И пускай щемит в груди...
 Я к тебе не подойду! Я к тебе не подойду, и ты ко мне не подходи!»