Рекогносцировка в районе будущего НИИП 5 в 1954-55

Из воспоминаний Ягунова Е.А., офицера полигона "Капустин Яр", о работе рекогносцировочной экспедиции с  декабря 1954 по апрель 1955 г. в районе будущего полигона № 5 (который с 1961 года известен миру как космодром Байконур)



Рано утром в понедельник меня в общежитии разыскал солдат-посыльный и передал письменное приказание: «Лейтенанту Ягунову Е.А. подготовиться к длительной командировке, к 9-30 прибыть к начальнику штаба бригады полковнику Коваленко И.Г.»(фамилия изменена).

Отгладился, почистил пуговицы и пошел к 8-30 в часть. Вначале зашел к начальнику штаба нашего дивизиона капитану Жбанкову. Показал ему записку, но он сказал, что он не в курсе. Пошел в штаб бригады, поднялся на второй этаж, нашел кабинет начальника штаба бригады и стал ждать назначенного времени. Из кабинета выскочил высокий полковник и когда я к нему обратился, он даже не обратил на меня внимания. Минут через 5-10 он идет обратно, я снова обращаюсь к нему. «Ну что ты чепляешься ко мне, как банный лист к жопе!» Я говорю, что мне приказано прибыть в 9-30. «Вот придет время, тогда и заходи!». На моих часах было 9-27! Точно в 9-30 постучал в дверь и зашел. За столом сидит этот сухощавый полковник со злым недовольным лицом. Не дожидаясь окончания моего доклада, говорит: «Ну; чего надо?!». Снова докладываю: «Инженер-лейтенант Ягунов, по Вашему приказанию прибыл!», «А, Ягунов, сразу так бы и сказал!». Я уже молчу.

«Поедешь в командировку надолго. Сейчас зайдешь в строевую часть, там тебе дадут предписание, потом с ним к начфину, он выпишет тебе аванс на первый месяц командировки, затем к 11-30 подойти в бюро пропусков управления полигона, предъявишь документы и там тебе скажут куда идти. Все! Свободен!» Я сказал: «Есть» и вышел из кабинета.

Видимо грубость здесь, в этой воинской части, нормальное явление. В Академии, не говоря уже в институте, такого выраженного хамства я ранее не встречал!

Пошел в строевой отдел, а там не знали, куда выписывать предписание! Позвонили начальнику штаба. Он их обматерил и сказал, чтобы написали «Командируется в распоряжение командира в/ч 15644». Это штаб полигона. Пошел в финчасть, получил деньги. Вышел из штаба. Смотрю, на скамейке меня ждет майор Михайлов. Видимо ему о моем вызове в штаб сказал Жбанков. «Вы куда едете?». «Не знаю, иду в управление полигона за инструктажем!» «А кто у меня людей учить будет?» Он выругался нецензурно, махнул рукой и пошел к себе расстроенный. И я искренне пожалел этого уставшего от жизни человека!

Пошел в управление полигона. Я даже предположить не мог, что увижу своего командира только через три с лишним месяца.

В бюро пропусков мне выписали пропуск и направили в конференц-зал штаба. Там при входе, проверили пропуск, и я зашел. В комнате было уже не менее двух-трех десятков офицеров. Это были старшие офицеры: майоры и подполковники. Ровно в 12-00 в зал зашел полковник, заместитель начальника полигона.

Он сказал: «Генерал Вознюк Василий Иванович, назначенный начальником этой экспедиции, просил провести с вами инструктаж. Вам поручается выполнить ответственное задание ЦК КПСС и Правительства. Задание сверхсекретное, поэтому для сослуживцев и родных вы поедете в «районы Леоновки» - это условное наименование местности командировки. Здесь вы получите командировочное предписание, где будет указано это место назначения. Повторяю еще раз, ваше задание исключительной важности и секретности. Поэтому никому, ни своим командирам, ни жене, ни друзьям нельзя говорить ни о месте командировки, ни о ваших заданиях. Кто получил в частях предписания - сдать в нашу строевую часть, вам выдадут другие! Сейчас сфотографироваться, потом пойдете на склад, подберете себе специальное обмундирование. Пришьете метки с Вашим званием, фамилией. Обмундирование получите на месте назначения. Табельное оружие и специальные предписания, специальные удостоверения и дополнительные командировочные также получите на месте назначения. Выезд сегодня, автобус до станции от штаба в 10 часов вечера. Вопросы есть? Вопросов нет! Свободны!».

Вечером на автобусе приехали на станцию. Там в тупике стояло два пассажирских купейных вагона и два или три багажных. Зашли в вагон, там нормальный электрический свет, на полках постельное белье. В предписании был указан карандашом номер места. Мне, как младшему по званию, естественно, вторая полка. Проводники, аккуратно одетые молодые мужчины, мало похожие на обычных проводников. Мы решили, что они из КГБ. Еще с нами в вагоне ехало два солдата с погонами пограничников и с карабинами, видимо для охраны и обслуживания.

Пришел мотовоз, подцепил вагоны и доставил нас на ст. Баскунчак. Там вагоны ночью прицепили к какому-то поезду, и мы проследовали до Саратова. Проснулись уже в тупике в Саратове. Солдаты разнесли тарелки, хлеб, масло, сахар и чай. Прошли по купе с солдатским термосом и наделили всех желающих пшенной кашей с тушенкой. В купе работало радио. В Саратове мы простояли долго. «Проводники» прохаживались по коридору. Выходить из вагона было запрещено. В обед солдаты принесли термоса с рассольником и гречневой кашей. Наверное, в багажном вагоне была оборудована кухня. К нам еще подцепили два купейных вагона от московского поезда. Там были офицеры из МО, Ракетного Управления и из НИИ-4 МО (Ракетный НИИ). На наших вагонах таблички с надписями «Астрахань-Москва» и «Москва-Саратов» заменили на таблички «Москва-Фрунзе».

Наконец прояснилось, что мы едем куда-то на юг, через Казахстан.

Постепенно перезнакомились. Было всего два лейтенанта, один старший лейтенант, три или четыре капитана, остальные майоры, подполковники и полковники (двое или трое). Всего более 30-40 человек. Руководство экспедиции приняло решение о новом размещении по купе членов экспедиции. Разместили по принципу тематики предстоящей работы.

...

Подъехали к станции Аральское море (г. Аральск). Эта станция поразила нас тем, что прямо на перроне стояли прилавки, на которых продавалась самая различная рыба. Тут были сазаны, окуни и еще какая-то большая рыба. Рыба была представлена в самых разных видах приготовления: горячего копчения, холодного копчения, жареная, вяленая, сухая, мороженая. Еще там продавались самые различные изделия из верблюжьей шерсти. Свитера, джемперы, трусы, носки, перчатки и т. д. У вокзала на площади стояло множество верблюдов, запряженных в сани. Я впервые увидел столько верблюдов. Как сувениры купил перчатки и носки из верблюжьей шерсти. Они оказались настолько носкими, что я проносил их не менее трех-четырех лет.

Итак, мы катили в поезде Москва-Фрунзе. После Аральского моря проехали большую станцию Казалинск. Наконец, доехали до станции Джусалы. Там, для большинства из нас неожиданно, вагоны отцепили от поезда и загнали в специально построенный для этого тупик.

О Джусалах в то время. (БСЭ): Это большая железнодорожная станция. Имеется тепловозное депо, большие ремонтные мастерские, мясокомбинат.

Поселок состоит из двух частей: русской и казахской. В русской части дома деревянные. Перед каждым домом небольшой палисадник с кустиками и небольшими деревьями. За домом небольшой огородик.

В казахской части дома глинобитные или глинобитные землянки. Дома обнесены сзади глинобитной стенкой, высотой метра полтора, по верху которой вмазаны в глину осколки бутылок. У дома и в дворике, никаких растений. Окна образуются из небольших стекол размером примерно 20х20 см, вмазанных прямо в стену. Топятся дома по-черному! В верней части стены сделаны отверстия, через которые выходит дым.

В тупике стояло уже несколько вагонов. В четырех, ранее прибывших плацкартных вагонах жили солдаты охраны и шофера автороты. Был вагон-ресторан, несколько багажных вагонов, вагон рефрижератор, а также несколько товарных вагонов-теплушек, в которых располагались походные кухни и склады. Нас одели в черные полушубки с погонами. Еще нам выдали лётные меховые куртки и брюки. Вид был «классный»! Особенно если учесть, что мы были со штатным личным оружием, а у меня был «Стечкин» в деревянной кобуре.

Вся территория площадки около тупика была обнесена двухрядным забором из колючей проволоки. В углах площадки была поставлена вышка с часовым.

На площадке стояло с десяток грузовых машин, четыре машины с КУНГами – радиостанции, радиорелейная связь и десяток легковых вездеходов ГАЗ-69.

Начальником экспедиции (номинально) считался генерал Вознюк, однако, он здесь не показывался. Фактическим начальником экспедиции был полковник (по-моему) с какой-то украинской фамилией.

Весь офицерский состав экспедиции был поделен на группы по специализации: топографическая группа, медицинская группа, группа строителей, группа геологов, группа метеорологов, группа радио обеспечения и др. Каждой группе определили в вагоне соседние купе по числу размещаемых членов группы и плюс одно купе только для работы. Один вагон был штабной с большим залом для совещаний. В каждом вагоне были проводники - мужчины средних лет, в железнодорожной форме, но очень молчаливые и мало похожие на железнодорожников!

Я был определен в объединенную группу метео- и радиообеспечения, так как мой начальник не приехал. Нашу группу возглавлял майор Метелица из Кап Яра. Фамилию эту я запомнил, так как про него ходила такая «байка»: «Там, куда он приезжает, хорошая погода сменяется метелью».

В мои обязанности входил сбор материалов метеоданных, а также измерение распространения радиоволн по всей территории будущего полигона.

Надо было провести учет всех существующих метеостанций в районе, их оснащения, сбор метеоданных за пять-десять последних лет и их обобщение.

В задании говорилось, что радиоизмерения включают в себя: измерение электропроводности почвы по всей территории, определение прохождения радиоволн различного диапазона, измерение высоты ионизированных слоев (отражающих короткие волны) и дрейфа облаков этого слоя по высоте и в пространстве. Самое главное, что подробную методику работы должны были составить в НИИ-4 МО, и её должен был привезти старший нашей группы, но он по какой-то причине не прибыл.

В одном из вагонов были, обнаружены какие-то ящики с измерительными отечественными и зарубежными приборами, но никто не признался в их заказе.

Имелась также группа радиоразведки и радиопомех, не входящая в нашу группу, но ее основной задачей был контроль эфира, постоянная пеленгация всех радиосредств выходящих в эфир в этом районе и постановка помех в случае необходимости. Группа с нами не контактировала. Начальником её был майор из КГБ. Они располагались в отдельном вагоне.

С первого дня после приезда нас кормили в столовой, размещенной в вагоне-ресторане, комплексными завтраками, обедами и ужинами. Спустя несколько дней, в столовой появилось меню, правда, с ограниченным выбором.

Кроме меня специалистов по радио в экспедиции не было. Мне поручили ознакомиться с найденными приборами и научиться делать соответствующие измерения.

Пришлось изучать работу с приборами, часто методом «тыка». Для измерения электропроводности почвы использовались специальные многодиапазонные приемники, которыми измерялась напряженность электрического поля от определенных специальных радиостанций на поверхности земли и в колодцах на глубине 2, 4 и 6 метров. Нереально было бурить специальные колодцы для измерений в зимнее время. Поэтому приняли решение использовать для измерений существующие колодцы. Колодцы изображаются только на картах крупного масштаба (0,5 и 1,0 км/см). Дали задание просмотреть все карты огромного района в основном северо-восточнее Джусалы и по ним определить координаты имеющихся колодцев. Карты этих масштабов, даже не заполненные информацией, имели гриф «секретно». Поэтому, если при выезде берешь карты с собой, то должен иметь при себе табельное оружие и должен быть сопровождающий тоже с оружием. Так как все группы много работали с картами, то одно из купе в штабном вагоне было превращено в хранилище карт.

В наших купе были только маленькие столики, поэтому мы заказали и нам привезли чертежные доски. Несколько дней мне потребовалось, чтобы просмотреть десятки листов карт, по ним составить перечень колодцев в районе и определить их координаты.

Не было четких методик измерений. Нашли, или привезли, какие-то листки (скорее черновики) с записями, в которых было трудно разобраться.

Для проведения работ, нам необходимо было посещать все пункты района, поэтому, для обеспечения секретности, мы на время командировки сдали удостоверения личности офицера, а взамен их «всем разъездным» вручили специальные «крутые» удостоверения, заменяющие все виды документов.

Это была красная книжечка размером с паспорт. На обложке большой, тисненый золотом герб СССР. Внутренняя часть выполнена на гербовой бумаге.

 
На левой стороне надпись:

УДОСТОВЕРЕНИЕ Серия ____№____

Ниже фотография размером 6х9. На нижних углах фотографии тисненые гербовые печати. Одна «Министерство Обороны СССР», другая «Совет Министров Казахской ССР»..


На противоположной стороне текст:

«Предъявителю данного удостоверения Ягунову Евгению Анатольевичу дается право собирать на территории Казахской ССР сведения гражданского, административного, экономического, военного и другого характера. Всем органам Советской, Государственной и Военных властей, органам МВД оказывать всестороннее содействие. Он не должен объяснять необходимость получения сведений.

Неоказание помощи расценивается, как государственное преступление».

Министр обороны Малиновский /подпись/

Председатель Совета Министров Казахской ССР Тайбеков /подпись/


Примечание: Удостоверение было подписано подлинными подписями (не факсимиле!).


Моя работа по радиоизмерениям постоянно откладывалась, так как всегда находились какие-то неотложные дела по сбору метеоданных. Я часто выезжал в ближайшие населенные пункты за 20- 100 км на метеостанции и переписывал в специальные блокноты данные.

Для этих ближних разъездов нам был придан автобатальон из Туркестанского Военного Округа с шоферами «джигитами», как мы их прозвали. Они не признавали малого нажатия на педаль газа. «Езжай тише, перевернемся!» - «Моя русский плохо понимает!»

И вот однажды, в январе, мы возвращались из ближней поездки (40-50 км) и уже ехали по Джусалам, как на одном из крутых поворотов шофер не сбросил газ и резко повернул. Машину на оледенелой дороге занесло, она ударилась колесом о замерзшую кочку, и мы благополучно перевернулись и, сделав кульбит почти на полный оборот, ударились колесами в стену глинобитной мазанки. Часть стены упала. Мы, отделавшись легким испугом, вылезли через мою дверь. Вылезая, я хорошо потоптался на «джигите». Потом вылез он.

Из проезжавшей мимо машины вышли наши офицеры и солдаты. Общими усилиями мы поставили ГАЗ-69 на колеса. Из пробоины в стене мазанки выскочило четверо или пятеро абсолютно голых (был январь), чумазых, закопченных ребятишек и уставились на нас. Потом вылезла такая же грязная древняя старуха-казашка, которая загнала ребятню обратно.

Тут я использовал весь мой матерный запас и обрушил его на шофера. Тот не особенно вначале расстроился. Но когда ему старуха сказала несколько слов по-казахски, он побледнел, прямо затрясся от страха и что-то пробормотал в ответ. Когда мы вернулись, я сказал их старшине (тоже туркмену), о происшествии и тоже его обматюгал. Тот вытянулся в струнку и только повторял: «Есть! Так точно! Есть!». И тогда я осознал информативность нашего русского мата на всяких нерусских людей!

Вечером, я увидел, что старшина привез на самосвале глину, размешали ее с кипятком из полевой кухни, и с группой солдат выехали. Я догадался, что они отправились делать ремонт. Оказалось, что вообще казахи кровно ненавидят туркменов и таджиков, а те отвечают им взаимностью. Наши шофера без сопровождающих не выходили за пределы огороженного участка. С тех пор с этими шоферами я стал изъясняться только с использованием «лексики», хотя было противно! И больше ни один не сказал, что он «русский плохо понимает».

Как я ранее сказал, у казахов почти нет деревянных домов, только глинобитные, и не дома, а скорее мазанки-землянки. Основания стен и крыша сплетаются из ивовых прутьев и камыша. Каркас с обеих сторон обмазывается глиной. Внутри подобие печки из глины или просто кострище, трубы нет, и дым выходит при топке через отверстия в стене, которые затыкаются тряпкой из старого халата. Потолок и стены покрыты толстым слоем сажи. Окошечко в доме одно, редко имеется два окошечка, и обломки стекла прямо вмазаны в глину. Потолок низкий.

Наши исследования показали, что большинство казахов в этом районе (80-90%) неграмотно. У 30-45% наследственный сифилис (такая информация у казахских медиков была строго засекречена). Это удалось узнать, только предъявив свой «документ» русским врачам. Каждый год, то в одном, то в другом районах вспыхивают чумные эпидемии. Есть «чумные» районы, где больные чумой выявляются круглый год. Разносчиками чумы являлись суслики. Часть степных казахов живет за счет добычи шкурок сусликов. Они ловят сусликов, снимают с них шкурку, потрошат, а тушки варят в казане. Мясо сусликов едят, а сало используется для лечения очень распространенного туберкулеза.

Весной была намечена массовая обработка ядами громадных площадей полигона с самолетов. Затем - сбор тушек и их сжигание. Видимо, обработка принесла эффект, так как впоследствии на полигоне «Байконур» известных мне случаев массовых эпидемий чумы не было.

Одновременно в экспедиции прорабатывался вопрос об организации массового наступления на наследственный сифилис. Потребовалось более 10 лет поистине героических усилий медицинских служб всего Союза, чтобы справиться с этой заразой.


Моя поездка в Алма-Ату

В конце января вызывает меня к себе полковник, начальник штаба экспедиции и знакомит с полковником со знаками отличия строителя, и взаимно представляет нас. Меня он назвал ведущим специалистом экспедиции по сбору информации по различным вопросам. Полковник-инженер Трофимов Сергей Иванович (по памяти) начальник отдела из Управления перспективного строительства Министерства Обороны. Нам предстояло вместе выехать в Алма-Ату. Он едет в Совет Министров КазССР, а я сопровождаю его с секретными документами. После его сопровождения, должен выполнять свое задание в Центральном управлении гидрометеослужбы Казахстана. Заняться сбором метеоданных по всему району будущего полигона за предшествующие 10 лет. У меня было разрешительное письмо, подписанное Начальником Гидромета СССР.

Я выписал проездные билеты в мягкий вагон поезда Москва - Алма-Ата, по телефону начальнику станции заказал для нас отдельное купе. За 20 минут до прихода поезда вышли и по путям пошли на станцию. Темно, с трудом различаем под ногами шпалы, поэтому я подсвечиваю под ногами электрическим фонариком. Наконец, ближе к вокзалу появились редкие фонари, и стало посветлее.

Вдруг рядом с нами послышался душераздирающий крик о помощи. Я посветил в ту сторону, и мы увидели человека, лежащего на земле, а около него двух казахов, у одного из которых был нож. Я, недолго думая, выхватил пистолет из кобуры, выстрелил в воздух и закричал «Стоять, руки вверх, а то перестреляю!». Два парня вскочили и замерли с поднятыми руками, а третий остался лежать на земле. Мой полковник проявил любопытство и наклонился над лежащим человеком. Тот видимо подумал, что это снова нападающий хочет с ним что-то сделать, мгновенно вскочил и, не видя вокруг ничего из-за залитого кровью лица, со всей силы ударил по тени. К сожалению, тень оказалась лицом полковника. Тут вскочивший казах рассмотрел меня с поднятым огромным пистолетом, страшно испугался, упал на колени и завопил «Не убивайте меня, меня вот те хотели убить!». На звук выстрела от станции уже бежали два милиционера. Они подбежали и, увидев нас, встали как вкопанные. Один был казах, а второй русский. Вообще я заметил, что в Казахстане почти всегда, на разных должностях и постах, русские дублировали казахов. Видимо это делалось специально, чтобы пресекать казахский национализм! Национализм, которого даже в те времена было больше, чем достаточно. Я объяснил милиционерам ситуацию, из-за которой я должен был выстрелить в воздух. Милиционер-казах увидел, что у полковника весь глаз заплыл, и показывая на стоящего на коленях узбека (я разглядел), спросил: «Это он ударил?». «Да - подтвердил я, - но он это сделал случайно!». Тогда мент-казах говорит: «Сядет в тюрьму и подумает, кого можно бить!». Тут мой полковник, наконец, обрел дар речи и говорит: «Это он ударил меня случайно, а те хотели его зарезать! Подробных письменных показаний мы сейчас дать не можем, так как спешим на поезд в Алма-Ату, но после возврата из командировки мы все подробно напишем и узнаем о принятых мерах!».

В заполненном воинском требовании, было написано: Полковник Трофимов С. И. и сопровождающие его инженер-лейтенант Ягунов Е.А., лейтенант Иванов И.И., лейтенант Петров И.И. Я пошел в кассу и взял билет в купе мягкого вагона. Здесь следует пояснить, что по правилам перевозки секретных документов полагается отдельное купе.

В вокзал полковник до прихода поезда не заходил, чтобы «не светить своим фингалом». Я дал ему медный пятак, чтобы он приложил его к глазу и не отпускал. После билетной кассы я зашел в медпункт и попросил дать мне консультацию, что надо предпринять, чтобы подбитый глаз и синяк быстрее рассосался. Дежурная сестра-казашка начала что-то выступать, зачем, да почему. Тогда я сунул ей под нос свое «крутое» удостоверение и сказал, что она нарушает закон. И она, заикаясь от страха, все объяснила и снабдила меня всеми необходимыми лекарствами (в трех пузырьках) ватой, бинтом и всеми инструкциями на этот счет. Подошел поезд, мы прошли в свое купе и поехали. Я сразу приступил к лечению моего полковника. Поезд до Алма-Аты шел трое суток, и за это время надо было полковника привести в достойный вид для встречи в Совете Министров КССР. Лечению помогла пожилая женщина из соседнего купе. Доехали мы благополучно, лечение удалось. Синяк под глазом почти исчез, осталась только небольшая припухлость у глаза. В вагон ресторан мы, естественно, не ходили, еду нам приносили в купе. Полковник из чувства благодарности за обеды расплачивался сам и даже не хотел выслушивать мои возражения на этот счет.

В Алма-Ате прямо у вагона нас встретил шофер из СовМина и довез нас до гостиницы Совета Министров, где нам предоставили два смежных номера. Полковнику дали номер-люкс, а мне одноместный обычный. Но мы решили, что я размещусь на диване в гостиной люкса. Так по всем соображениям нам было удобнее, и соблюдались требования безопасности. В наше распоряжение была выделена «Волга». На следующее утро нам позвонили в номер и попросили сделать заказ на завтрак и обед. Завтрак нам принесли прямо в номер и сказали, что платить не надо. Машина ждала нас у подъезда гостиницы. Нас довезли до Совета Министров, я попросил шофера подождать меня. После сдачи привезенных документов в секретную часть Совета Министров я мог заняться своим заданием в Гидрометеоцентре.

Я вышел из Совета Министров и сказал шоферу, чтобы он отвез меня в управление Гидрометеоцентра. Там шофера я отпустил. И пошел к начальнику Гидромета. К моему удивлению, им оказался выпускник нашего ЛИАПа. Он окончил приборный факультет, получил назначение в аэропорт начальником на метеолокатор. А потом его по решению партии направили на усиление - возглавить Гидрометеоцентр. Пришлось согласиться. Я показал ему свое предписание, мы обговорили, как быстрее выполнить мою задачу. Работы было очень много. Начальник вызвал заведующую архивом и начальника отдела текущей информации. Предупредил их о большой важности и секретности выполняемых работ и попросил для выполнения назначить самых толковых и активных сотрудниц. Дали мне под начало 4-х девушек. Я поставил им задачу, попросил записать основные пункты для памяти. Об ЭВМ в Гидрометеослужбе тогда и слыхом не слыхали, и пришлось фолианты данных обрабатывать вручную. Выписывать по заданной методике данные в толстые тетради. Девушки оказались очень толковыми и работа по подготовке данных быстро пошла. Потом данные перепечатывались в машинописном бюро.

В январе в Алма-Ате стоит солнечная, ясная погода, снег и легкий морозец 7-10 градусов. Но вдруг в Алма-Ате резко потеплело до +12 +15 градусов при собственном прогнозе метеоцентра -10. Снег на улице начал быстро таять. Улицы Алма-Аты превратились в бурные ручьи. Все сотрудницы оказались одеты в валенки, а чтобы сходить в столовую или магазин, надо было форсировать бурный поток, мчащийся по середине улицы. Я был единственный, на ногах которого были сапоги, поэтому пришлось сделать несколько ходок до столовой и магазина, чтобы накормить всех голодных. А голодные они стали по собственной недоработке прогноза, который ничего не говорил о предстоящем резком потеплении. Потом вместе с начальником при подробном анализе сводок с окружающих Алма-Ату метеостанций станций выяснили, что одна из них предсказала резкое потепление, но другие отрицали это, и поверили им. Вот, что такое метеослужба.

Работа по подготовке данных шла хорошо, и я решил, немного отдохнуть и посмотреть город. Я вышел в город погулять. Вдруг я вспомнил, что где-то здесь под Алма-Атой живет Нинина подруга Зоя Малыгина. Обратился в справочное бюро, но там долго искали (более 2-х часов) и ответили, что такая в окрестностях Алма-Ата не проживает. Пошел в управление милиции в центральный адресный стол, предъявил свое «крутое» удостоверение и сразу сработало. Я сказал, что нас интересует противочумная борьба, которая ведется в Казахстане. И мне сказали адрес противочумной станции и фамилии ее сотрудников. И на все я потратил не более 15 минут. Противочумная станция располагалась за городом в 15-20 км. Надо было достать машину. Пошел в гараж Совета Министров, но шофера нашей машины уже не было и дежурный по гаражу, посмотрев на мое удостоверение, дал мне дежурную машину на 3 часа. Чем я и воспользовался. Зоя бала сильно удивлена моим появлением. Мы о многом поговорили, в том числе и о том, что с Ниной я временно прекратил контакты, но я надеюсь, что мы помиримся и поженимся. В комнату посмотреть на одноклассника Зои пришли почти все сотрудники. Включая начальника. Я познакомился со всеми. Организовали стол. Выпили. Закусили.

Во время разговоров за столом я Зое объяснил, что меня интересует обстановка по заболеванию чумой в Северном Казахстане. Казахи нас вводят в заблуждение, уверяя, что чума встречается очень редко. Зоя сказала, что у нее осталась папка с черновыми записями годового отчета. Спросила разрешения у начальника, который был за столом, и тот разрешил. Мы попрощались, и я поехал в гостиницу. Не думал тогда, что вижу Зою в последний раз. Вскоре она погибла в авиакатастрофе. Полетела в отпуск домой, у самолета Ил-18 отказал двигатель и он пошел на вынужденную посадку в поле. В Казахстане поля разных хозяев отделяются друг от друга глиняными стенами – дувалами, окруженными кустарниками. По-видимому, летчик этого не знал, самолет ударился о стенку и перевернулся. Погибла одна Зоя. Родителям ее сказали, что она не пристегнулась ремнем при вынужденной посадке. Так рано погибла наша Зоя!

Вскоре все документы в Гидрометеослужбе были подготовлены. Я купил девушкам большую коробку шоколадных конфет за их доблестный труд. Все материалы были отпечатаны на машинке и переплетены. Мой полковник улетал раньше прямо в Москву, и я проводил его. В аэропорту я узнал, что можно долететь до Джусалы на рейсовом самолете Ил-14, который стал делать у нас посадку по требованию, если есть туда пассажиры. Я тут же выписал себе проездной на самолет и взял билет. После отлета полковника я переселился в одноместный номер. Через два дня я закончил все свои дела в Гидромете и на другой день прилетел самолетом в Джусалы.

Все материалы из Гидрометеослужбы были приняты на ура! Особенно доволен оказался наш доктор, начальник медгруппы (полковник медслужбы), который получил противочумный отчет из первых рук. Хотя отчет и не был официально утвержден, а был черновиком, но представлял большой интерес. Официальные лица Казахстана всячески принижали масштабы чумных проявлений в республике и давали иногда «отфильтрованные» данные. В частности, количество заболевших чумой в районе полигона они занизили почти в 10 раз. Доктор доложил о привезенном мной отчете начальнику (И.О.) экспедиции и тот объявил мне благодарность в приказе от имени начальника. Это была моя первая военная благодарность! Отчет перепечатали на машинке и подшили к другим мед материалам. При разговоре с начальником я его спросил, когда будут начаты работы по радиоизмерениям? Он ответил, что когда я был в Алма-Ате, приезжал какой-то специалист из Москвы. Но не обнаружил нужных приборов и уехал.

За время моего отсутствия в экспедиции произошло ЧП. Одну из наших машин ночью в метель на неохраняемом переезде сбил скорый поезд. Машинист паровоза резко затормозил. Машина валялась под насыпью. Когда к ней подошли с факелом она вспыхнула и все находящиеся в ней сгорели. Погиб подполковник из управления, майор из Кап Яра и шофер. Виноват был «шофер-джигит», который тоже сгорел.


Поездка в Терень-Узяк

Для окончательного решения вопросов размещения объектов нового полигона необходимо было решить вопрос об изменении ранее использованных маршрутов сезонного прогона скота через территорию полигона.

Веками в Казахстане сложилась практика массовых перегонов скота, весной с юга на север, а затем осенью прогон в обратном направлении. Причина перегона скота в том, что в центральном Казахстане уже к середине апреля трава полностью выгорает. Поэтому для выпаса скота приходится перегонять его на север, где травы еще сочные и зеленые. С приходом на севере Казахстана осенних холодов, скот перегоняется в южные районы Казахстана, где тепло и трава после осенних дождей снова зазеленела.

Центром прогонных маршрутов в районе полигона был Терень-Узякский район. Поэтому руководством экспедиции было принято решение о посылке в Терень-Узяк группы для уточнения существующих маршрутов прогона скота, проходящих по району. Надо также было выяснить возможные изменения прогонных маршрутов, и оценить дополнительные затраты на обустройство новых маршрутов, устройство водопоя для крупного скота и овец, устройство колодцев и каков должен быть их дебет.

Я, как один из младших офицеров, опять оказался крайним. Меня назначили старшим группы из двух человек. Вторым был Саша Корелов. Ранее нам выдали теплое обмундирование – меховые лётные штаны и такие же куртки. В сочетании с черными полушубками и моим громадным пистолетом Стечкина в деревянной кобуре вид у нас был весьма живописным. Мне выдали также лётный планшет с подробными картами района. Так как на картах были нанесены предполагаемые места некоторых объектов будущего полигона, то карты имели гриф «Совершенно секретно», что накладывало на нас дополнительную ответственность.

Кроме наших «крутых удостоверений» нас дополнительно снабдили специальным предписанием, подписанным лично Председателем Совета Министров Казахской ССР Тайбековым и скрепленным печатью Совета Министров. В основном это было сделано для максимального содействия районных чиновников всех рангов и принадлежности. Мы выписали себе проездные документы на 4-х человек, чтобы занять отдельное купе.

К сожалению, на разъезде Терень-Узяк останавливался только местный поезд, который ходил раз в сутки и к тому же через день. В поезде был всего один купейный вагон и поэтому билет пришлось заказать заранее. Поезд приходил поздним вечером, мы заняли своё купе, но проводница захотела подсадить к нам еще одну пассажирку, поэтому за свои места пришлось повоевать. Мы попросили проводницу разбудить нас, закрылись в купе, и немного вздремнули. Проводница постучала к нам, когда поезд уже останавливался. Поезд стоял всего минуту, и нам пришлось дернуть стоп-кран, чтобы успеть выйти. Кроме нас на станции никто не вышел. Было темно. Перрон освещался одним керосиновым фонарем на столбе. Спросить было не у кого! Станция представляла из себя маленький щитовой домик. Холодно, метет поземка. Все входы в домик закрыты и на наши стуки никто не отзывался. Окна были темны. Но мы были очень настойчивы и так начали барабанить в окна, что стекла могли вылететь. Наконец форточка открылась, и там показалось испуганное косоглазое лицо. Мы долго объясняли ей кто мы такие, и что нас надо впустить на станцию в противном случае мы пообещали ей увольнение на следующий день. Это подействовало. Наконец она нас впустила в зал ожидания. При виде моего громадного пистолета она так перепугалась, что стала заикаться. Мы при свете фонаря со свечкой, показали ей свои удостоверения и обвинили ее в саботаже и противодействию властям. Тут она начала громко плакать и просила ее простить. Кроме нее на «станции» никого не было. Телефонной связи с райцентром не было. До поселка три километра, и при морозе и метели добираться до поселка было весьма проблематично! Решили дожидаться утра, когда на лошади на санях приедет «начальник» станции. Испуганная дежурная снабдила нас матрацами и одним одеялом. В комнате было достаточно тепло. Мы хорошо заблокировали входную дверь и улеглись на станционных диванах. Попросили дежурную не спать и разбудить нас сразу по приезду начальника станции.

Утром в 7 часов дежурная нас разбудила, напоила чаем с печеньем и попросила не говорить начальнику, что она нас не пускала в зал ожидания. Вскоре приехал начальник, казах - молодой толковый мужик и он сразу понял, кто мы такие. Мы попросили заказать нам отдельное купе для обратного отъезда. Он ответил по военному «будет выполнено товарищи начальники!». Усадил нас в сани, ноги закрыл попоной, и мы поехали вместе с дежурной в город.

Вскоре в голой степи показался поселок-райцентр. Поселок производил удручающее впечатление! В поселке было только четыре одноэтажных щитовых дома, похожие на бараки. Остальные дома (около трех десятков) были целиком глинобитные с одним или двумя маленькими стеклянными окошечками без рам. Стекла, как было принято, прямо вмазаны в стену.

Подошли к зданию, где, как сказала дежурная, был исполком. На двери висел замок. Тогда, оглядевшись, мы в одном из зданий обнаружили чайную. Там был только повар - старый казах. Он предупредил нас, что у него только мясо «казы» (так казахи называют конское мясо). Я согласился, а Саша ничего не понял. Повар приготовил нам сборную солянку и плов из казы. Мясо было мягкое и плов, приготовленный с добавкой бараньего сала, очень вкусный. Саша кушал и нахваливал. Он думал, что плов из козьего мяса. Чай был свежезаваренный, сладкий. Когда мы вышли из чайной, я не удержался и говорю Саше, ну как тебе «Иго-го»? Какое «Иго-го?», переспросил Саша, и я ему популярно объяснил, что сейчас в Казахстане происходит массовый забой на мясо целых табунов лошадей, так как такое их количество не нужно для современной армии. Когда до Саши дошло, что он кушал с удовольствием конину, его вырвало. Я никак не предполагал, что он такой брезгливый. Даже в нашей столовой, в Джусалах, плов и азу часто готовились из конского мяса на любителя. Мясо немного красноватое, но очень мягкое и вкусное. Лошади ведь были вольные из табунов. А Саша даже на меня обиделся!

В соседнем здании располагался райком и исполком и мы пошли туда. Слух о нашем приезде быстро распространился по поселку, и когда мы пришли в исполком, то председатель исполкома был уже на своем месте. Я предъявил ему предписание Тайбекова и мое «крутое удостоверение». Он внимательно по два раза все прочитал, и сказал, что сейчас же отдаст указание, чтобы нам принесли все схемы маршрутов прогонов. Я на словах пояснил нашу задачу. Он предоставил нам для работы свой кабинет, а сам перешел в кабинет секретаря райкома, который был в командировке.

Но шло время, а документы нам не приносили. В кабинет заглядывали какие-то личности и дверь захлопывали. Я понял, что решили потянуть время. Мы достали с Сашей свои пистолеты и положили их перед собой. Через некоторое время я вышел в приемную и повышенным голосом говорю секретарше (странно, но русская), что если председатель сейчас не появится и мне не дадут телефонную связь с Кзыл-Ордой, то я буду это рассматривать как государственный саботаж и вредительство, и я лично доложу об этом Тайбекову. Секретарша сказала, что все нужные документы хранятся в сейфе председателя. Тогда я сказал, что сейчас же из пистолета бронебойными пулями собью замок с сейфа, так как наше время ограничено.

Буквально через 3-5 минут в кабинет постучал и зашел русский молодой человек и представился начальником КГБ района. Я потребовал показать его документы, и он сразу их отдал, а потом попросил мои. Мы были примерно одного возраста. Когда мы приехали, он находился в районе. Его разыскали и по телефону сообщили, что в райком прибыли какие-то подозрительные лица. А перед этим в Кзыл-Орде был задержан американский шпион, с заданием выявить все вопросы, связанные со слухами о строительством полигона. Он нам сказал, что удостоверился в подлинности наших документов, так как совпали особые скрытые отметки на них. Он очень извинялся и сказал, что берет всю подготовку нужных документов под свой контроль. Потом доставит нас к любому проходящему поезду, остановит его и посадит нас.

Работа буквально закипела, нам все документы подобрал КГБ-шник, а секретарша быстро все отпечатала и без ошибок. Обед нам принесли прямо в кабинет, он был весьма неплохой и без «казы».

К вечеру мы окончили подготовку, документов. Вызвали председателя исполкома только для подписи. Он стал заговаривать со мной, но я его заискивания проигнорировал. Потом КГБ-шник отвез нас на машине к поезду Алма-Ата - Москва, который сделал остановку по требованию на 1 минуту, мы сели, и проводник проводил нас в отдельное купе.

Мы без приключений вернулись в Джусалы. Командованию наши материалы понравились своей полнотой и обоснованностью.



Мои полеты по территории полигона

Для обеспечения работы экспедиции нам был придан авиаотряд, который дислоцировался на сельскохозяйственном аэродроме в Джусалах. Перед нашим приездом аэродром модернизировали, и он получил возможность принимать двухмоторные самолеты типа ЛИ-2, ИЛ-12 и ИЛ-14. В авиаотряде, приданном нам, было два самолета ЛИ-2 (предшественник ИЛ-12) на 24 места и пять самолетов ЯК-12 и АН-2 (4-8 мест). Один из ЛИ-2 был оборудован специальной аппаратурой для точной аэрофотосъемки. На нем одна из наших групп постоянно совершала полеты. На одном из АН-ов было установлено дополнительное электрооборудование, салон был утеплен, имел отопительное устройство на солярке и приспособлен для размещения и крепления приборов. С командиром этого самолета (ст.лейтенантом) меня познакомили. Сказали, что я буду летать с ним. Но эта работа постоянно откладывалась.

Наконец в феврале был дан приказ о начале работ. Видимо, обещанный специалист не приедет, а надо закрывать план выполнения работ. Выдали откорректированную в сторону сокращения измерений методику. Количество приборов было ограничено двумя. Первый был предназначен для определения высот ионизированных слоев в стратосфере в дециметровом и метровом диапазоне волн. Прибор имел индикатор на электронно-лучевой трубке с нониусной шкалой определения расстояний между импульсами. К нему прилагались две директорные антенны для разных диапазонов волн. При проведении измерений они направлялись в зенит. По отраженному сигналу определялась высота ионизированного слоя и его интенсивность. Второй прибор нашего производства, для определения электропроводности почвы путем измерения поглощения радиоволн при опускании в скважину (колодец). Многодиапазонный приемник (от сверхдлиных до коротких волн) со стрелочным индикатором уровня сигнала. Антенны - штыревая, магнитная и рамочная. Измерение на поверхности земли и при опускании в скважину (колодец).

Мне пришлось при производстве измерений налетать на АН-2 наверное несколько тысяч километров. В своих полетах пришлось охватить почти весь северо-восточный Казахстан. Это должна была быть моя основная работа в экспедиции. Северная граница наших полетов вышла даже за границы Казахстана в Челябинскую область.

Во время длительных полетов я близко подружился с экипажем АН-2. Летчик старший лейтенант (Володя) и штурман лейтенант (Витя), такие же, как и я, молодые лейтенанты. В полетах, необходимо было иметь при себе оружие, и это постоянно отравляло жизнь. Нам выдали штатное оружие, т. е. то, которое было записано в удостоверении личности офицера (право на ношение оружия). Мое штатное, начальника отделения БРК, оружие - пистолет Стечкина. Он грамм на 300 тяжелее пистолета Макарова. Пистолет имеет деревянную кобуру, которая может подсоединяться к пистолету как приклад. Пистолет имеет магазин на 20 патронов. К пистолету прилагается подсумок с пятью снаряженными магазинами, который тоже не легкий! Пистолет может стрелять одиночными выстрелами и короткими очередями. Но постоянно носить такой громоздкий и тяжелый пистолет было очень неудобно.

Второй пистолет, Макарова, был у штурмана. У нас было две радиостанции основная и аварийная батарейная. Имелся аварийный запас консервов на неделю. Во время полета местонахождение определяли по радиокомпасу. Был на самолете радиовысотомер и прибор «свой-чужой», если мы попадали в поле зрения локаторов ПВО. На случай длительной вынужденной посадки была также аварийная теплая палатка. Разогрев пищи делали на бензиновой плитке. За световой день мы делали от 3-х до 8-и посадок.

Помню, один раз сделали посадку на метеостанции. Когда подлетали — увидели ветряк и маленький домик рядом. Там жили двое — муж с женой, оба из Ленинграда. Зарабатывали деньги на кооператив. Они нам очень обрадовались, так как с октября не видели «живых» людей. Радио -единственная связь с «Большой землей»! В полет мы на промежуточной посадке на аэродроме в Кзыл-Орде захватили пачку свежих газет и журналы, зная по опыту, как они дороги этим вынужденным отшельникам на метеостанциях.

Сели на ровную площадку у самой метеостанции. На метеостанции жили муж с женой. Люди еще молодые, лет по 25-30. Нашему неожиданному прилету они очень обрадовались. Все-таки новые живые люди. Но сокрушались, что с нами не передали им почту из дома в Ленинграде. Оба с высшим образованием. Она окончила гидромет, а он институт связи имени Бонч-Бруевича. Я вспомнил, что там училась моя двоюродная сестра Рита Сосновская. Оказывается, он ее знал. У них в Ленинграде остались у бабушки двое детей – мальчик и девочка. Они подписали договор на 5 лет и за это время накопят на кооперативную квартиру. Раз в два года их отпускают в 2-х недельный отпуск. Хорошо, что вблизи, километров за 5, живут пастухи-казахи. Они помогают поить и кормить скот при его прогонах. Весной косят траву и запасают в кошарах сено. Иногда они приходят послушать радио и посмотреть газеты и журналы. Сами они безграмотны и читать не умеют. Метеорологи угостили жареным мясом из сайгачатины. Мы оставили им старый аккумулятор, а летчики налили еще канистру бензина. Главный и самый надежный источник энергии это ветряк, который качает воду из колодца и заряжает аккумуляторы. Подобных встреч при полетах у нас было очень много, но эта запомнилась, видимо потому, что метеорологи были родом из Ленинграда.

В основном, мы делали посадки у кошар, где были колодцы. Кстати, около колодцев были вкопаны высокие шесты, на вершинах которых развивались какие-то пучки веревок. При перегонах скота это позволяло быстро найти колодцы.

После посадки мы выполняли положенные измерения и летели к следующему пункту. Самое интересное было в том, что никто в экспедиции не знал, зачем эти измерения делаются. С майором Гребенщиковым из НИИ-4 мы жили в одном купе. Я его тоже спросил — он предположил, что это делается по заданию радиоуправленцев из НИИ-4 или института связи из Мытищ. А тот, который эти задания составлял, не смог приехать.

Когда мои летчики, узнали, что мои родители живут почти рядом, под Свердловском, то Володя предложили на два денька залететь к ним. Я, по молодости, согласился на эту авантюру. Это вполне можно было сделать, так как нас никто не контролировал, районы полетов были определены примерно. У нас были воинские требования-чеки для оплаты заправки самолета на любом аэродроме. Кроме того, действовало мое «магическое» удостоверение!

Но после нашего самого северного измерения, откуда намеревались стартовать, в наше путешествие вмешались внешние силы в виде сильного снегопада и метели, и нас не выпустили с промежуточного военного аэродрома под Челябинском. Мы просидели там четыре дня, дожидаясь лётной погоды. Вынуждены были связаться по рации с авиаотрядом и доложить о задержке по погодным условиям. Я порядком устал. Этот гул самолетного мотора проникал во все тело и даже снился ночью. Напоминало известную сейчас песню «То взлет, то посадка, то снег, то дожди…»

В общем-то, хорошего мало!

 

Прилет в Джусалы генерала Вознюка

Наконец, когда работы в экспедиции близились к завершению, прилетел к нам в Джусалы наш главный и основной начальник – генерал Вознюк Василий Иванович. Он ознакомился с ходом работ экспедиции. Всех участников экспедиции собрали в «зале» штабного вагона. Вознюк устроил «разбор полетов». Разговор был деловой, иногда жесткий. За все время мы впервые собрались в одном месте. Наша работа была оценена как очень хорошая.

Не знаю с чьей подачи, но меня назначили к Вознюку порученцем. У него был адъютант – старший лейтенант, очень толковый малый. Он постоянно занимался какими-то оргвопросами. Я был как секретарь с ним. На совещаниях старался все записать, чтобы вечером, пока не забыл, расшифровать. Находился рядом с ним, иногда он говорил – запиши это. Передавал поручения, собирал материалы, отдавал машинистке печатать. На второй день Вознюк спросил меня, кто я и откуда и похвалил. Даже в столовую брал меня с собой. Увидит, какой-то непорядок – говорит «запиши».

Иногда расспрашивал о работе в экспедиции, и я, по мере своей осведомленности, ему докладывал. К его чести он ни разу не дал повода к доносительству. Разговоры были чисто деловые. Он пробыл у нас больше недели. Перед отлетом сказал нашему начальнику, что меня он забирает с собой. Так неожиданно кончилась моя командировка.

Мой метеоначальник приказал собрать все материалы моих измерений и передать в группу обработки. Я быстро собрал их в чемодан, сдал на склад свой черный полушубок, штаны, валенки забрал свои вещи, На машине с провожающими доехал до аэродрома. Там сели в самолет (по- моему Ил-12) и полетели в Аральск на базу, которая обслуживала точки падения ракет, запускаемых из Капустина Яра. Самолет генерала был приспособлен под рабочий кабинет, были там и спальные места. Внутри салон самолета разделен на отсеки-помещения, они имели дополнительную звукоизоляцию, и поэтому там было значительно тише, чем в обычном самолете. Что меня очень удивило, так это отсутствие в самолете свиты сопровождающих. Прилетели на базу в Аральск. Офицеры, обслуживающие точку падения, во время дежурства жили в степи. Там на одной из возвышенностей были построены «комфортабельные» землянки, имеющие сверху метровый накат из толстых бревен, а поверх него бетонные плиты и слой земли. По мнению строителей такая защита необходима, если ракета отклонится от намеченной точки падения. Рядом, в капонирах из сборного железобетона, размещались два поисковых вертолета. Внутри землянки были обшиты досками. Только в некоторых был пол из досок.

Семьи офицеров жили в Аральске. Условия их жизни были не очень хорошие. Дома из соснового бруса, двухэтажные старого типа, довоенной постройки. Удобства во дворе, вода в колонке на улице. Вознюк со строителями решал вопросы капитального строительства сооружений на базе, а также строительства современного жилья в г. Аральске для офицеров и их семей.

В Аральске и на базе точки падения мы пробыли два или три дня. Потом сели еще где-то часа на два-три. Самолет взял курс на Капустин Яр. На аэродроме «Конституция» нас встретила «Волга» и «ГАЗ-69». Степь уже местами покрылась тюльпанами.

Потом еще 4 или 5 дней я помогал в группе обработки составлять отчет по новому полигону. Тут только я и почувствовал громадный размах будущего полигона межконтинентальных ракет.

Группу обработки курировал заместитель Вознюка по науке полковник Шубравый. По специальности он был радист-локаторщик. Я его спросил о цели моих измерений. Он ответил, что это было в задании экспедиции, но он этими вопросами не занимался, так как инициатива исходила из НИИ-4. Одновременно дал указание свести результаты в таблицу по рекомендованной форме.

Шубравый мне сказал, что сейчас разрабатывается генеральный план внедрения ЭВМ для обработки данных всех полигонных измерений. (Несколько забегая вперед, скажу, что впоследствии Шубравый стал моим руководителем в Ростовской адъюнктуре). Шубравый спросил, на какую должность я назначен. Я ответил, что начальником отделения БРК. Он сказал, что в настоящее время полигон обслуживают прикомандированные из частей расчеты БРК. Они часто меняются, и это отрицательно влияет на цикл и качество испытаний. Необходим постоянный расчет БРК.

Сам Генерал Вознюк произвел на меня очень сильное впечатление! Он сразу схватывал суть вопросов, в которых иногда и не был специалистом. И мгновенно принимал решение. Это был выдающийся государственный человек! В быту он был очень скромен, с подчиненными вел себя вежливо, корректно. Если бы все наши генералы были хоть чуть похожи на него! За время нахождения около него у меня создалось впечатление, что он рассчитывает стать начальником нового полигона.

В командировке я пробыл почти четыре месяца. Заплатили нам командировочных по 3,6 руб./сутки + полевые по 1 руб. 30 коп.+15% от зарплаты за секретность. За питание с нас ничего не вычли, хотя начфины и грозились. Примерно через полгода меня нашла еще премия около 2 тыс. рублей. К слову сказать, тогда «Победа» стоила всего 5 тыс. рублей, а мотоцикл ИЖ-350 – 2700 рублей. Но тогда к таким приобретениям, я был равнодушен, а мог бы купить сразу «Победу».

Источник:
Ягунов Е.А. У каждого человека своя судьба. https://rvsn.ruzhany.info/jagunov_05.html