СКАЗ 1 О людях хуторских и нелюдях инопланетных

 НАСТОЯЩАЯ ИСТОРИЯ ПРЕБЫВАНИЯ РЕПТИЛЬЦЕВ И РЕПТИЛОИДОВ, ДА И ДРУГИХ ИНОПЛАНЕТНЫХ СУЩНОСТЕЙ, НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ

Про то, как инопланетяне людей пужали на хуторе Дальнее Каменцово и что из этого получилось.


ПРОЛОГ
Услышала и записала я эти сказы давно, в семидесятых годах прошлого, двадцатого, века, когда искала людей, которые могут  что-то знать о деревенских родниках, колодцах, и кто когда  их обустроил. И даже и подумать не могла, что мне доведётся услышать от старожила хутора Дальнее Каменцово, родственника дальнего. Коренной хуторянин, Тимофей Ипатыч, общительный и радушный, пригласил меня пожить в его, как он любил их называть, владениях. За лето, которое я провела в хуторе, он поведал мне странную и удивительную историю о людях и нелюдях инопланетных, случившуюся много лет назад в его родном хуторе. Что сам рассказал, что его дед Игнат Мокиевич в тетрадку записал, а тетрадку мне передал, добавив, что он просил людям показать те записи, чтоб знали, кто и что рядом с нами обитает на земле.
 - А как это сделать, не знаю, -  пояснил дед Тимофей.  – Так вот ты женщина пишущая, займись, может напечатаешь где, а мы не в претензии, только деда моего, Игната Мокича, обязательно помяни, он там, на том свете-то доволен будет, что его вспомнили, любил он сказы эти пересказывать и своим односельчанам, и детям, и внукам, нам то есть, когда мы маленькие были.

 Вот и решилась я на то, чтобы сказы Тимофея Ипатыча и его деда Игната Мокича  всем людям пересказать, ну, тем, у кого интерес будет.
Так Тимофей Ипатыч и начал повествовать свои сказы. Самокрутку подготовил, но не прикурил…
 - Почему засУха великая на земле настаёт? Дед мой так пояснял, проснулся пращур-ящур, рептилец, да воды требует, пьёт не напьётся, за тысячелетия сна повысох весь, отощал… Рептильцам иногда требуется в спячку впадать, да не просто так, а на века, чтобы в другое измерение передвинуться, а пока они тута  спять - там в другом виде на иной планете проявляются. Нам такое не понять. А когда сюда решают вернуться, им тутошнюю свою плоть надо восстановить, чтобы по земле гулять. Людей-то рептильцы не едять, как брешуть* некоторые, а погубить могут. И не со зла, а потому, что мешают люди этим нелюдям. Рептильцы-то задолго до нас на земле обитали, люди им до поры до времени не мешали, пока землю корёжить не начали, покою рептильцев лишили. Вот они и мстять.
Рептильцы так решили, что уступят людям всякие золото да каменья, которыми те хвастались, нелюдям-то оно ни к чему, у них другое в почёте. А неугомонные люди за другими хамными сокровищами полезли — начали из-под земли нефть ту да газы выпущать, тут и рептильцев совсем растревожили, а и их супостатов — рептилойдов и вовсе покою лишили. Вот и завелось такое  несусветное, что оторопь берёт...


   Как рептильцы на хуторе Дальнее Каменцово показались

Так вот, от бывшего колхозного бригадира, Тимофея Ипатыча, слыхавшего их от своего деда, Игната  Мокича, родившегося при царе-императоре Николае Первом, а помершего при вожде Сталине на сто третьем году от роду, слыхали люди сказы эти. А кое-что Тимофей Ипатович и сам видывал…

 -  Как нам дед сказывал, после войны с тем самым Наполеоном это произошло, да и того позже, когда царь крепостным вольную дал. Люди и начали свою жизнь налаживать, кто как мог, кто как умел, - начал рассказывать  бывший колхозный бригадир.
 –  Пошла как-то Олёна, девушка хуторская, собирать траву богородскую на чай да для лечения - чабрец ещё её называют, в луга, в лощины. В середине лета дело было. Растёт чабрец там, где посуше, на выгонах, в ярах, у меловых гор. Жарко было, день только начался, солнце ещё не высоко, а уже греет. И запах Богородской травы далеко слыхать, когда она цветет, пряный такой. Вот ей чабрец и попался, да много, стелется по земле, сиреневыми колосочками махонькими весь покрыт, цветёт-благоухает. И начала Олёна его рвать, а сама вспоминает давнюю легенду про чабрец, про то, что растет он на сухих местах, там где мел на поверхность земли выходит горами да отвесами, а за теми меловыми залежами кроются пещеры да ходы древние, ведут некоторые к жилью рептильцев-нелюдей. Так она и рвала чабрец, пошла по следу за ним – туда, где он погуще, сама не заметила, как в кручу зашла, там его видимо-невидимо да и земляника поспевать начала, дух от неё пользительный пошёл. А день-то настаёт, а солнце всё выше, а этом яру вроде тень лежит и марево…
 Не по себе Олёне стало, хоть девушка она и быстрая была, молодая, хотела бегом на гору выйти, а ноги не идут… И чует, вроде как сбоку тень какая гуще и гуще становится… Страх её так забрал, что и торбу с чабрецом обронила, и ягоды, по веточке сорванные, не до этого уже, и сказать что-то хочет, а голоса нету… Глаза повела влево, стоит кто-то рядом совсем, и никакого вроде страху от него, а силой веет и прохладой какой-то, но не сырой, а свежестью… И не понять – молодой али старый.
 - Что трава моя тебе полюбилась? – голос как откуда-то издалека услышала, а все слова понятно, неспешный такой, мужской, да немного с похрипыванием.  - Рви, не жалко, земляника скоро вся поспеет, приходи, её тут видимо-невидимо, целебная, как и чабрец, будешь чай зимой пить, хворь отгонять, меня вспоминать…
Глянул тут на Олёну тот, кто с ней говорил, близко совсем, а как подошёл, не слышала. Глаза ясные, тёмные, серые в чернь, кожа бледная, немного перламутром отливает, как на жемчуге, высок, темноволос, дух мужской силой от него веет да не как от деревенских мужиков, а как от ветра, только застывшего. Обомлела Олёна, думает, тут мне и остаться, погубит меня незнамый, знала ведь, что старые люди про этот яр говорили, что когда-то там рептильцев встречали, да давно это было и не все верили…
 - И не пугайся, не погублю, - как ответил он ей, как будто на её мысли, и не думай плохого, не обижу, коли меня будешь слушаться. Так-то.

 Рассказчик вздохнул, прикурил самокрутку «ножку козью», затянулся, дым выпустил, густой, душистый, не то, что в нынешних папиросах и сигаретах.
 - Сказывають, обладают рептильцы долгой молодостью и всё, потому что живут в двух мирах, - вновь заговорил дед Тимофей. - Мелькнёт, бывало, да и погаснет в темноте, а человеку, увидевшему рептильца, долго тени мерещатся и сны странные снятся…
 Обвернул рептилец Олёну хвостом, голову ей затуманил, ну чтоб не испугалась, на руки взял, так прижал, что ей уже сладко стало, ни о чём другом думать не могла. 
 - Имени моего тебе знать не надо, да и не произнесешь его ты, а зови меня Агафон, вроде как похоже на моё, нигде не ищи, не зови — это без толку. Сам найду, всегда приду, когда пойму, что нужен, - добавил встречный, да и вдруг делся куда-то, только трава заколыхалась и на горизонте тень мелькнула.

В хуторе  потом слухи заходили, что вроде от проезжего вербовщика рекрутов Олёна понесла, он всё на неё заглядывался, а сама Олёна про рептильца не сказывалась, что полюбился ей нелюдь, так-то и позору меньше, и за малоумную принимать не будут, а если от мужика простого – так с кем не бывает по молодости.
Сама Олёна сиротой жила, родители померли, когда ей еще и годов пятнадцати  не было, а замуж никто не звал, потому как – бедная, а она и на искала счастья этого. Вот и родила  двойню, хорошенькие такие мальчонки, да уж больно быстро ходить начали, да как ходить, сперва на четвереньках бегать… Наш-то младенец пока начнёт переворачиваться, садиться да голову держать, а эти прям через полгода быстренько так стали на локотки и коленки и - шасть с полатей, Олёна и охнуть не успела… Ну да и ребятенки-то бывают разные. У кого и через год не ходят. А тут… Ну растут двойнята, любопытные, да все сразу понимают,  других матерей аж завидки берут.
Ну поговорили-поговорили на хуторе про Олёну, да и стихли, такое во все времена случалось, вот баба Куёвдиха своего сына Тихона тоже так родила, без мужа законного, одна вырастила. От кого - хуторские не знали и она не говорила, всё вроде как шутила – то на одного скажет, а то на иного, а те отнекиваются, вот и перестали пытать. Да и Тихон вырос крепким парнем, хозяйственным, женился, пятерых ребятишек с своей бабой на свет произвели и все уродились здоровенькие, никто в младенчестве не помёр, как бывало частенько в те времена. А баба Куёвдиха всё живая, с клюкой ходила, на огороде ещё управлялась, пока остальные в поле, да и скотину обихаживала. Так что не первая Олёна-то, и не последняя, что в подоле принесла, дело молодое, сказываю, вот и замолкли. Да ещё одно – до того случая, как у Олёны младенцы появились, не дружили с ней Куёвдины, а после глядь, баба Куёвдиха-то и зашла как-то, приковыляла, говорит, ты, я глядю, одна колотишься, тяжело, так не думай лишнего, дело человеческое, помогать тебе мы будем, сама такая была, знаю долю женскую.
    И вот стали Куёвдины Олёну поддерживать, то сама бабка в огород зайдёт и  скоро так управится, то её сын Тихон с лошадью придёт – вспашет, а то невестка молока коровьего младенцам принесёт или внуки-правнуки с лукошком ягод примчатся, с детками поиграются, смешливые, бойкие, гомонят, игрушки им мастерят. А то Олёнино рукоделие на базар берут, тогда по осени крестьяне с подводами ездили торговать в города,  аж до самой Москвы доходили. Дружные они были, в том и удача им всегда выпадала, так в хуторе говорили. Так-то и прошло время….
А был ещё случай, как-то мужики местные надумали, выпивши, грех учинить, видят Олёна женщина молодая да красивая, дай, думаем, по темноте-то попробуем захаживать, дело женское, ласки требует… И начали с огороду, через плетень залезть пытаться, так чтобы с улицы соседи не заметили. Вот пытались пройти, чтобы в окошко постучать, проведать значит… Только как кто надумает, вроде идёт к Олёне, вот и плетень близко, надо два-три шага ступнуть –  и тама. А задумаются и как-то свернут с тропы и у дома тётки Таськи окажутся, той, что брагой торговала. Ну значит, к ней и заходят, а потом и домой притаскиваются, сильно выпимши… И от жён или от родителев, если холостой кто, получают так, аж весь хутор слыхал. И что интересно, даже те жёны, что самые тихие да покорные, бучу устраивали, да с колотушками на тех кидались. Так и забыли мужики про свои срамные помыслы, перестали на Алену зариться.

Помолчал сказитель, поглядел на закатное зарево и продолжил.

- Вот ещё доскажу, пока не забыл, - затянулся дед Тимофей самокруткой.
- Так-то детей рептильцам не надо было, о них говорили, что те живут с тех пор, как Земля появилась, над земным ядром порядок блюли, погодами управляли. Людей попугивали, чтобы не мнили себя царями природы… Так поэтому им и воздух, и вода с нашей поверхности не надобны были, они могуть и свои делать, почище, да поцелебнее… Иногда их источники на поверхность земли прорываются, так люди на том месте сразу лечебницу строят, а это оказывается рептильская вода.  Но рептильцы, если уж вырвался источник на верхнюю землю, когда и шалят, добавляют в неё всяко, а когда могут и забрать, если им для своего дела нужно поток поворотить в другое русло.

Тут Тимофей Ипатыч прищурился и кашлянул.
- А в играх-то любовных, сказывали хуторские бабы, токо вот откуда им знать -  непонятно, равных рептильцам не было, ох мастера да затейники, охальники, - дед игриво прищурился, потом вздохнул грустно. – И то, нам-то людям молодость один раз дадена, а им всю пору как семьнадцать лет и никакого любистока не надо, чтобы кровь горячить, как у нас бабы мужикам делают, если ослаб. Только веками они вроде как матереют и всё на том. Детей им поэтому не надо было, что живут они в вечности, но иногда потомство и появлялось, если девка уж больно хороша была да сладка. Но бабам от того никакой обиды или организму вреда не было, а наоборот, удовольствие невозможное, ну они этому и не препятствовали.  Но чтоб там к себе взять так либо в жёны – такого не было. Вот так, мечтають индо девки о любви неземной, а иногда получають инопланетную.

Дед Тимофей хмыкнул и продолжил:

 –  Олёне-то Агафон как-то так рассказал, когда разоткровенничался после утех-то любовных, что и на рептильцев-то инопланетных может найти такое, что с людями сойтись могут не только потешиться, но и слюбиться могут. Олёна девка дюже красивая была, не наша какая-то, как из другой породы, да и молчалива не по-деревенски. Наши бабы всё стрекочут, кто быстрее, да перебивают, да хвастаются, на мужиков наскакивают. А та – нет, глянет и отойдет, и молчит, только иногда усмехается… Вот тако вот. Ну и начал ее Агафон своим обычаям учить, ну нет так чтобы всерьез, а шутя, но порассказал многое. Думаю, так задумал он, чтобы среди людей молва пошла про то, что творится и на земле, и под землёй, и под небесами. А Олёна, не будь дурой, все это в сказки превратила, ну и своим мальцам, и другим детям деревенским, вроде как шутя и рассказывала. Вот так и мой дед, когда был ребятенком, и узнал про рептильцев и их супротивников – рептилойдов, да и про других чудных планетян. А потом и сам кое-что видел да слышал, и про камни, и про то, как на другие планеты летали, и как рептильцы наших девок сманивали. 
Были ещё рептилойды, супостаты рептильские, те, которые на Землю с какой-то планеты незваные ахнулись, да так, что воронку в ней пробили, откуда-то... – Так там ещё у рептильцев с рептилойдами свара вышла, когда те на Землю грянулись, расскажу тоже.

* Брешуть (южно-русская казачья балачка) - лгут, врут, обманывают.

 Рисунок автора: "ОЛЁНА, ЖИТЕЛЬНИЦА ХУТОРА ДАЛЬНЕЕ КАМЕНЦОВО И РЕПТИЛЕЦ АГАФОН ИЗ ГАЛАКТИКИ ЛАЦЕРТИДЫ.