Окно. Глава 6, в которой все куда-то бегут

Фрау Нойманн, будучи финансистом крупного банка, отличалась практичностью и расчётливостью. У женщины, благодаря аналитическому складу ума, с самого детства был продуман план на дальнейшую жизнь. Она блестяще окончила школу, поступила в Экономический институт, в двадцать три познакомилась с Герром Нойманном, за которого через год вышла замуж, а еще через два года у них появился сын. В быту Фрау руководствовалась сложившимися обычаями и традициями, сформированными в её семье. Когда родилась Эмма, её отец и мать уже обросли полноценным хозяйством – имея свой дом, две машины, собаку и пушистого кота, Нойманны жили исходя из устоявшихся правил и графика. Герр Нойманн к тому моменту уже стал успешным архитектором, отличающимся строгостью и педантичностью во всем, что касалось не только работы, но и частной жизни.

Родители девушки, надо сказать, были настоящими немцами. Настоящими в том смысле, что в их доме всегда царил абсолютный порядок, они были пунктуальны и даже слишком принципиальны, их интересовала каждая мелочь, хотя сами они любили говорить, что «мелочей не существует – важна любая деталь». Нойманны слыли образцово бережливыми людьми, никогда не совершали необдуманных действий, не делали спонтанных покупок и во всем были предельно рациональными. Эмма росла в атмосфере домовитости и практичности, и не смотря на это, если честно, мало что переняла от мамы и папы.

Еще будучи совсем юной девочкой, будущая дизайнер довольно быстро разобралась в характерах своих родственников и пришла к выводу, что такая жизнь не для неё. Нойманн была больше по душе спонтанность, благодаря которой её существование окрашивалось яркими красками. Эмма была очень жадной до впечатлений, пытаясь увидеть красоту в любой простейшей ерунде. Так, лучшими друзьями девушки стали холсты, кюветы с акварелью, угольные карандаши и, несомненно, книги. Читая очередной роман, Нойманн, безусловно, видела себя главной героиней, чья жизнь полна приключений и искренних эмоций. Она мечтала о преданных друзьях, любимом деле и настоящей любви.

Фрау Нойманн, снисходительно улыбаясь, списывала странности дочери на возраст, будучи уверенной, что всё пройдет. «Кто не фантазировал в детстве?» - спрашивала женщина у Герра Нойманна, когда тот в очередной раз жаловался на то, что маленькая Эмма нарисовала замок на новых обоях. Однако девушка росла, расцветала, училась, устраивалась на работу, в общем-то делала всё, что подобает взрослым серьёзным людям, но в душе оставалась всё той же девочкой с книгой, зажатой в маленьких, измазанных краской, пальчиках. И вроде бы всё в её жизни складывалось так, как она хотела: молодая дизайнер нашла своё место, и даже скверный характер директора не ставил под сомнение любовь Эммы к издательству, у девушки появились самые лучшие на свете друзья, которые, по её скромным предположениям, в недалёком будущем обязаны были пожениться и создать семью, вот только «своего» родного человека Нойманн пока обрести не смогла. Но она не отчаивалась, когда в сотый раз её влюбленность заканчивалась. «Просто время еще не пришло», - думала Эмма, прикусывая кончик карандаша и продолжая создавать визуальный материал к новому выпуску, под весёлый заливистый смех Мари.

***

Прежде чем учёные, столпившись вокруг макета, всё-таки смогли отключить оросительную систему, произошел технический сбой, из-за которого прямо на поверхность посыпались электрические искры. Когда все проблемы были устранены, Карла Воллес начала налаживать систему сушки, то и дело причитая себе под нос, что излишняя влага уйдет только через сто семьдесят два часа, хотя им, безусловно, повезло, ведь вода коснулась только небольшого участка.

- Опять эти стажёры перепутали кнопки, - вздохнула Карла, вытирая пот со лба, - неужели мне придётся отменить свой перерыв?

- Да ладно тебе, - подбодрил учёную Рид, - это же не цунами в Японии 2011 года, так, небольшой дождик. Просохнет поверхность, и метеорологи всё приведут в норму.
 
- Не сравнивай, пожалуйста, - вставил Отто, - тогда провалилось пятнадцать с лишним тысяч многообещающих проектов. Кстати, Карла, помнится, ты говорила, что руководство рассматривает вариант упразднения стажеров в пользу сменного графика?

- Пока всё только на стадии разговоров. У нас недостаточно учёных, которые могли бы работать во вторую смену, плюс, это нецелесообразно, ведь период активности большей части проектов как раз совпадает с рабочими часами.

Отто Шерман хотел было задать еще один вопрос, как вдруг прозвучал сигнал, оповещающий о конце трудового дня. Учёный остановился посередине коридора и на мгновение замер, наблюдая, как коллеги синхронно разбегаются по своим кабинетам, собирая кейсы и оставляю указания стажёрам. «Ну точно, как муравьи», - подумал мужчина и скрылся за своей дверью. Прежде чем защелкнуть чемодан, Отто разложил по отсекам недоработанные чертежи, и, секунду помедлив, опустил на самое дно ветхую потрепанную книгу, на обложке которой красовалась надпись: «Джон Фаулз. Женщина французского лейтенанта. 1969 год».

Попрощавшись с коллегами в холле, Шерман уже было собрался отворить тяжелую дверь и выйти на улицу, глубоко вдохнув такой необходимый для него воздух, как вдруг…

***

Эмма Нойманн громко чихнула над кружкой горячего кофе, проливая содержимое на рабочий стол. С самого утра девушка чувствовала себя простывшей, после вчерашних водных процедур. И сейчас, когда буквально весь офис обернулся на дизайнера, в силу своего неприятного физического состояния, ей захотелось провалиться прямо сквозь землю и очутиться в теплой постели.

Самое трудное – справляться с проблемами, когда организм человека не способен нормально функционировать. Стоит немного расслабиться, как дела обрушиваются на тебя словно снежный ком. Эта неделя для Эммы просто ужасной: завал на работе, статья, приближающаяся печальная дата, простуда, и, хотя Нойманн запретила себе сдаваться, с каждым днём она всё острее чувствовала необходимость заботы близких. «Соберись, девочка, у тебя полно работы», - дизайнер мысленно дала себе мотивирующий пинок и, собрав остатки сил и нервных клеток продолжила деятельность.

Рабочий день давно подошел к концу, а кипа бумаг на столе Эммы всё не уменьшалась. Путем нехитрых мозговых сплетений, девушка решила закончить раскладку разворота, во избежание праведного гнева Рихтера, и поплелась к кофейному автомату.
 
К вечеру самочувствие Нойманн заметно улучшилось, а посему, выйдя из издательства «Фониннен» в районе одиннадцати часов после полудня, было принято решение прогуляться, дабы восполнить недостаток кислорода. Оказавшись на улице Эмма, наконец, почувствовала долгожданную свободу, вдохнула запах мокрого асфальта, раскрыла зонт и побрела по знакомой аллее, мимо бесконечных магазинов, кофеен и давно закрывшихся лавочек с прессой. Спустя пятнадцать минут, прямо через дорогу показалось здание, в котором располагалась аптека, и девушка, приказав себе обязательно купить витаминов, смело шагнула на проезжую часть. Именно в этот момент неожиданно выезжающая из-за угла машина, с характерным тормозным скрипом резины по асфальту, остановилась аккурат вплотную к молодому дизайнеру. И когда такси ослепило светом фар глаза девушки, она начала задыхаться. Эмма почувствовала себя будто под толщей воды. Со всех сторон на нее давила стихия, руки тряслись, и она не могла пошевелиться. В глазах потемнело, а сердце стало бешено стучаться о ребра. Девушка практически наяву ощутила, как тело сковывает холод и страх. Когда она смогла сфокусировать зрение, перед глазами вдруг появилось бледное лицо её брата. Нойманн мысленно приказывает себе: «нужно выжить, нужно взять себя в руки», и сама не замечает, как падает на колени. Водитель выбегает из машины и пытается помочь девушке подняться, кое-как поддерживая последнюю под локоть. Лицо брата расплывается в мутное пятно, и Эмма пытается поймать ртом воздух. «Бежать», - шумит в висках, и Нойманн делает шаг. «Бежать». За одним шагом следует второй, третий, и вот уже дизайнер несется прочь, не помня себя. «Бежать». Зонт выскальзывает из рук, когда девушка, наконец, останавливается в переулке. Грудь пронзает боль, словно вода заполняет легкие и проникает в каждый сантиметр кожи. Эмма захлебывается. И в эту самую секунду ей больше не страшно, она открывает глаза навстречу яркому, но мутному пятну и делает вдох. Лицо брата растворяется в пространстве.


***

Отто Шерман устало вытер пот со лба, откидываясь на спинку рабочего стула. Панические атаки последнее время участились, а из этого следовало, что учёный упускал из вида какую-то важную деталь. Если подумать, эта работа стала самой долгой и относительно успешной – сто девятнадцать тысяч восемьсот двадцать рабочих часов, затраченных на проект, не должны были пройти даром. Предыдущие попытки Шермана создать что-то столь же уникальное заканчивались провалом. Даже параллельная семьсот тридцать седьмая работа дала сбой по нелепой случайности. И хотя вины Отто в прошлый раз не было, мужчина продолжал винить себя в неосторожности и проклинать тот час, когда он доверил собирать показания своему стажеру. Учёный перевёл взгляд в левый нижний угол экрана, где его внимание привлекало небольшое изображение. Это была фотокарточка с выпускного вечера академии, на которой улыбаясь стоял мужчина в окружении своих друзей, Майкла и Эвана. Шерман с улыбкой вспомнил студенческие годы, когда у него не было никаких забот, когда его не мучали бесконечные переживания о работе, и когда он не задумывался о людях. «А не такие уж мы и разные», - подумал Отто, - «Находясь в толпе нас невозможно было бы отличить друг от друга. Добродушное лицо Эвана, мягкий взгляд Майкла, мои дрожащие худосочные пальцы слились бы с окружающими. Мы тоже пылали идеями, были амбициозными, постоянно куда-то спешащими, мы думали, что это время будет продолжаться всегда. А кем мы в итоге стали? Звенья одной цепи, служащие на общее благо. В сущности, такие же, как и все остальные».
Мужчина, прикрыв глаза, потёр виски, глотнул воды из стоящего на столе стакана, пришёл к выводу, что в настоящий момент он все равно ничего не сможет сделать, взял в руки свой кейс и побрёл в сторону дома.

***

Окончательно придя в себя, Нойманн осознаёт, что именно в такую ночь, 14 лет назад, девушка очнулась в реанимации и узнала, что они с Альбертом попали в аварию. Огромная фура на полном ходу влетела в лобовое стекло, а брат всего за один миг до столкновения отстегнул ремень и закрыл Эмму собой. Врачи сказали, смерть была мгновенной. Слабое утешение для 13-ти летней девочки, по чьей просьбе брат вёз её на ночевку к подруге, пока родители были в отъезде. Эмма винила себя, потому что с того самого дня мама больше не улыбалась, а Герр Нойманн стал ещё более молчаливым и строгим.

Очнувшись от своих мыслей, Эмма не заметила, как добрела до дома. Открыв парадную дверь, Нойманн нащупала выключатель, и через секунду лестничная площадка озарилась тусклым светом лампы. Поднявшись на второй этаж, девушка коснулась пальцами латунной ручки, вставила ключ в замочную скважину и с лёгким скрипом отперла дверь. В комнате было темно, лишь свет фонаря пробивался сквозь шторы. Эмма прошла в глубь помещения, на ходу снимая обувь и насквозь промокший плащ, потопталась возле постели, взглянула в окно и упала на мягкие простыни, вмиг забывшись беспокойным сном.