Война на Кавказе глазами Лермонтова и Мартынова

   Мало кто знает, что Николай Соломонович Мартынов (1815-1875), убивший поэта Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841) на дуэли, писал весьма неплохие стихи. Подобно М.Ю. Лермонтову он также обладал определёнными способностями к живописи, в частных коллекциях имеются картины Н.С. Мартынова «Вид Машука» и «Схватка с черкесами в горах».

           В отношениях между Мартыновым и Лермонтовым всегда присутствовал дух соперничества. Ещё в Школе кавалерийских юнкеров и гвардейских подпрапорщиков в Петербурге они принимали главное участие в рукописном литературном журнале «Школьная заря», причём, Мартынов писал прозу. Под впечатлением службы на Кавказе каждый из них, практически одновременно, написал повесть о любви русского офицера к юной черкешенке. У Лермонтова в «Бэле» главный герой Григорий Александрович Печорин, у Мартынова в незаконченной повести «Гуаша» - Долгорукий, который, правда, по характеру являлся полной противоположностью Печорину.

Повествование в «Гуаше» ведётся от лица автора: «В 1837 году я отпросился волонтёром Кавалергадского полка на Кавказ для участия в экспедиции против горцев. <…> Приезд мой в Ольгинское весьма обрадовал моих гвардейских товарищей». Ближайшими друзьями были Монго Столыпин и Долгорукий, который «был хорошо вос-питан, имел весёлый нрав и неисчерпаемое добродушие, притом никогда ни о ком дур-но не отзывался и никому не завидовал, два качества весьма редкие между людьми. Не быв особенно красивым, он нравился многим женщинам симпатичным выражением лица, живостью характера и какой-то ребяческой откровенностью. <…> Петербургская среда портит людей; это мне кажется аксиома, не требующая никаких доказательств. Как во всех больших центрах, в Петербургском свете берут начало и развиваются все те мелкие страсти и пороки, которыми так страдает современное общество: эгоизм, тщеславие, интриги <…>. Но эта нравственная порча не коснулась Долгорукого: он вышел чист и невредим из этого одуряющего омута».

Недалеко от Ольгинского укрепления находился аул, в котором проживала необыкновенной красоты черкешенка, по-видимому, принадлежавшая к аристократическому семейству, её отец был офицером на русской службе. «С первого дня как увидел Долгорукий Гуашу (так называли молодую черкешенку), он почувствовал к ней влечение непреодолимое; но что всего страннее: и она со своей стороны, тотчас же, его полюбила».

В 1840 году Лермонтов написал стихотворение «Валерик», а Мартынов – поэму «Герзель-аул». Эти произведения тоже тесно переплетаются между собой, в них дана красочная картина армейского бивуака, описаны стычки с горцами, смерть и похороны русского воина (у Лермонтова - капитана, у Мартынова – солдата). Неудивительно, что Мартынова впоследствии обвиняли и в «попытке творческого состязания» с Лермонтовым, и в «прямом подражании».

Поэма «Герзель-аул» является документально точным описанием похода в Чечне 1840 года, в котором сам Мартынов принимал деятельное участие. Поэма начинается с описания душного летнего дня:
                Июньский день… Печёт равнину
                Палящий зной. Ни ветерка
                Не слышно в воздухе. В долину,
                Спускаясь с гор, идут войска.
                За ними тянется дорогой
                Отрядный подвижной обоз;
                Испуган утренней тревогой,
                Табун сорвался диких коз…

Достаточно реалистично описывает Мартынов сцену смерти раненого в бою русского солдата:

Глухая исповедь, причастье,
Потом отходную прочли:
И вот оно земное счастье…
Осталось много ль? Горсть земли!
Я отвернулся, было больно
На эту драму мне смотреть,
И я спросил себя невольно:
Ужель и мне так умереть?

В поэме «Герзель-аул» описана кратковременная передышка перед боем:

                Отрядный штаб расположился
                У спуска главного к реке,
                К нему в соседство приютился
                Духанщик в белом сюртуке:
                То армянин нахичеванской,
                Полухитрец, пол-идиот,          
                Со всей любезностью армянской
                Он вас как липку обдерёт.
                На берегу близ водопоя,
                Две пушки сняты с передков:
                Вокруг прислуга сидя, стоя,
                Кому как надо, без чинов,
                Один разлёгшись под лафетом,
                В тени от солнца крепко спит,
                Другой занявшись туалетом,
                Подмётки старые чинит;
                Вот офицер прилёг на бурке
С учёной книгою в руках,
А сам мечтает о мазурке,
О Пятигорске и балах,
Ему всё грезится блондинка,
В неё он по уши влюблен,
Вот он героем поединка,
Гвардеец, тотчас удалён;
Мечты сменяются мечтами,
Воображению дан простор,
И путь, усеянный цветами,
         Он проскакал во весь опор.

Русские воины храбро сражались с горцами:

                Крещенье порохом свершилось,
Все были в деле боевом;
И так им дело полюбилось,
Что разговоры лишь о нём;
Тому в штыки ходить досталось
С четвёртой ротой на завал,
Где в рукопашном разыгралось,
Как им удачно называлось,
Второго действия финал.
Вот от него мы что узнали:
Они в упор на нас стреляли,
Убит Куринский офицер;
Людей мы много потеряли,
Лёг целый взвод карабинер,
Поспел полковник с батальоном
И вынес роту на плечах;
Чеченцы выбиты с уроном,
Двенадцать тел у нас в руках…

Нашим воинам удалось победить чеченцев, на которых были знаменитые кавказские кольчуги:

         Джигиты смело разъезжают,
         Гарцуют бойко впереди;
                Напрасно наши в них стреляют…
                Они лишь бранью отвечают,
                У них кольчуга на груди,
                Смекнул урядник, догадался,
                Взяла досада казака,
                Но пособить он горю взялся:
                И с видом дела знатока;
                Поверх заряда в ствол винтовки
                Пучок иголок посадил…

Этот заряд с иглами пронизал кольчугу чеченца насквозь.

У Лермонтова в «Валерике» есть описание штыковой атаки:

                «В штыки,
                Дружнее!» - раздалось за нами.
                Кровь загорелась в груди!
                Все офицеры впереди …
                Верхом помчался на завалы
                Кто не успел спрыгнуть с коня …
                «Ура!» - и смолкло. «Вон кинжалы,
                В приклады!» - и пошла резня.
                И два часа в струях потока
                Бой длился. Резались жестоко,
                Как звери, молча, с грудью грудь,
                Ручей телами запрудили.

Взгляды на войну у Лермонтова и Мартынова отличались. Лермонтов вос-принимал происходящее на Кавказе как трагедию, мучась вопросом: «Зачем?». Марты-нов же находился в полной уверенности в праве России применять против неприятеля тактику выжженной земли:

На всём пути, где мы проходим,
Пылают сакли беглецов:
Застанем скот – его уводим,
Пожива есть для казаков,
Поля засеянные топчем,
Уничтожаем всё у них…       
               
В другой своей неоконченной поэме «Страшный сон», написанной в Петербурге в 1836 году, Н.С. Мартынов талантливо и иронически описывает парад:
                Как стройный лес, мелькают пики.
        Пестреют ярко флюгера,
Все люди, лошади велики,
Как монумент Царя Петра! <…>
Все лица на один покрой,
И станом тот, как и другой !
Вся амуниция с иголки,
У лошадей надменный вид,
И от хвоста до самой холки
Шерсть одинаково блестит.
Любой солдат – краса природы,
Любая лошадь – тип породы!
Что офицеры? – Ряд картин,
И все – как будто бы один!

В 1840 году в Червлённой станице помимо поэмы «Герзель-аул» Н.С. Мартыновым были написаны стихотворения: «Чеченская песня», «Из Андре Шенье» (перевод), «Свидание».

В 1840 году и М.Ю. Лермонтов, и Н.С. Мартынов участвовали на Кавказе в экспедициях Галафеева. В 1841 году, когда произошла роковая дуэль, Лермонтов был в звании поручика, а Мартынов в отставке майором, имел орден Святой Анны III с бантом (он участвовал в экспедициях генерала Вельяминова для заложения укреплений Новотроицкого и Михайловского).

В своей подмосковной усадьбе Иевлево-Знаменское Н.С. Мартынов 15 июля 1871 года, спустя ровно 30 лет после дуэли, начал писать воспоминания о М.Ю. Лермонтове - «Моя исповедь», которые так и не были закончены. В наши дни в отличие от прекрасно сохранившейся усадьбы Середниково, связанной с именем Лермонтова, от усадьбы Ивлево-Знаменское (ныне Лесная Цесарка) остались лишь остатки парка и полуразрушенная Знаменская церковь XVIII века.