Окно. Глава 8, где есть рабочие моменты...

...и немного лирики.


С самого утра Мари Шеффер была в прекрасном расположении духа. Быстро разобравшись с делами в «Фониннен» и закончив статью в срок, журналистка надвинула на голову широкополую шляпу и довольно упорхнула из издательства. Решив прогуляться вместо того, чтобы брать такси, молодая девушка необычайно легко скользила по тенистой улочке, периодически останавливаясь, чтобы восхититься тем, что ее окружало.  В этом году весна выдалась по-летнему тёплой, деревья вокруг распустили молодые листочки, солнце приятно грело своим теплом, и Мари не могла не поддаться прекрасному чувству счастья, которое, казалось, овладело ей целиком. Между прочим, Шеффер была такой радостной еще и потому, что спешила к Францу на ревизию, а это означало, что им предстояло провести весь день только вдвоем, ведь сегодня бар не работал.

Мысли сами собой увели девушку в сторону своего необычайно красивого друга, который в ближайшем времени, по гениальному, продуманному до мелочей, плану Мари должен был стать кем-то большим.

Тут надо сказать, что, не смотря на желание Шеффер как можно скорее стать Хофманн и склонность всё происходящее романтизировать (что присуще практически всем женщинам), юная журналистка ни в коем случае не хотела прослыть легкомысленной вертихвосткой, чья главная цель, как можно удачнее выйти замуж. Тем более, что Франца, как говорили её родители, нельзя было назвать такой уж хорошей партией. Дело было в том, что Мари с юных лет воспитывалась в богатом доме, как настоящая леди: у неё были гувернантки, няньки, учителя языков, лучшее образование, дизайнерская одежда и всё остальное, что могли позволить себе люди такого уровня, как Герр и Фрау Шеффер. Пока девочка росла, ей постоянно вбивали в голову, что отец и мать не смогут вечно быть с ней рядом, а потому она должна быть лучшей во всем. Именно это помогло Мари быстро разобраться что к чему, поступить в престижный университет и добиться определенных высот уже к двадцати семи годам. И хотя Шеффер не утратила свою детскую непосредственность, всегда оставаясь весёлой и непринужденной, она была отнюдь не глупой молодой девушкой.

Аллея Генриха Гейне по весне стала особенно красива: деревья были все в цвету, тонким ароматом наполняя улицу, молодая сочная зелень раскинулась широким ковром вдоль мощеной дороги, горожане сменили теплые тяжелые вещи на легкую одежду, и в целом создавалось впечатление, что весь город проснулся после долго сна. Мари улыбалась своей широкой наивной улыбкой, и все прохожие, идущие навстречу, невольно улыбались в ответ.

Когда Шеффер подошла к «Шпигель», она мимолетно взглянула на свое отражение в окне, поправила шляпку и смело вошла внутрь. В помещении царил полумрак; Мари провела пальцами по кирпичной стене, задержала взгляд на небольшой трещине в напольном покрытии и посмотрела на большое панорамное окно, располагающееся на противоположной стене. В этом баре ей всё было до боли знакомо: каждая небольшая потертость на высоких стульях, каждый выключатель, каждая розетка. Девушка могла с закрытыми глазами пройтись по комнате, угадывая расположение предметов интерьера. За годы работы в «Шпигель», у молодой журналистки появилось ощущение, что она оставила здесь частичку себя. Вдруг Шеффер услышала глухой звук из подсобки, похожий на то, что у хозяина бара возникла какая-то проблема, и поспешила на помощь. Когда Мари коснулась теплыми пальцами холодной медной ручки и потянула на себя, перед её глазами предстала весьма интересная картина: взъерошенный мужчина, обложенный многочисленными пустыми коробками, растянулся на полу, потирая ушибленное колено. На секунду в помещении воцарилась гробовая тишина, после которой Франц Хофманн покраснел до кончиков ушей, а комната наполнилась звонким смехом девушки.

- Сильно ушибся? – переводя дыхание наконец спросила Шеффер. – Что у тебя тут случилось?

- Да я тут вспомнил, что давно не разбирался в подсобке и даже не знаю, осталось ли здесь какая-то небитая посуда. – собирая упавшие коробки, пояснил Франц. – Я полез на верхнюю полку за старыми упаковками от пивных кружек, ну и ударился коленом. Короче, от неожиданности, я упал с лестницы, и меня всё это обрушилось мне на голову.

- Ты уже обедал? – игнорируя комментарии друга, спросила Мари.

- Нет, я решил подождать тебя, чтобы перекусить вместе. Как дела на работе?

Мари лучезарно улыбнулась, про себя поражаясь искренней заботе Хофманна, и бодро начала свой рассказ.

Пока бармен внимательно слушал свою подругу, изредка уточняя, что она хотела бы съесть, мужчина успел сварить две чашечки кофе, нарезать хлеб, несколько ломтиков сыра, поджарить яйца с беконом и, спустя десять минут перед Мари уже стояла тарелка с различными угощениями. Друзья принялись за еду, мимолетно болтая обо всякой ерунде:
 
- Как думаешь, не поменяется ли погода? – спросила Шеффер, отправляя в рот очередной кусочек сыра. – Так хочется, чтоб в этом году весна была теплой.

- После той грозы, я уже не знаю, чего ожидать, - Франц отхлебнул кофе. -  Кстати, как дела у Нойманн? Последнее время она какая-то отрешенная. Мы давно не болтали с ней даже по телефону.

Внутри у девушки всё напряглось, хотя внешне она оставалась невозмутимой. «Почему все наши разговоры сводятся к Эмме? Неужели нам больше не о чем пообщаться? Мог бы спросить, как мои дела. Хотя, стоп, он уже спрашивал. Надо отшутиться и перевести тему», - когда внутренний монолог Мари подошел к концу, девушка спокойно ответила:

- Если её сегодня не сожрал Рихтер, то всё неплохо. Между прочим, еда такая вкусная, ты готовил по какому-то особому рецепту?

- Я просто пожарил яйца, - недоуменно произнес Франц, продолжая жевать.
Друзья ненадолго замолчали, размышляя каждый о своём.

- Мари, ты веришь в то, что каждому человеку предназначен свой человек? И что как бы ты не разбивался в лепешку, если тебе не суждено быть с кем-то, ничего не выйдет?

- К чему такой вопрос? У тебя кто-то появился?
 
Франц едва заметно напрягся, сделал глоток кофе, медленно поставил чашку на стол и начал говорить:

- Нет, я спрашиваю в целом. Например, у Эммы появился мужчина, но ты понимаешь, что он ей совершенно не подходит, что бы она не сделала, он никогда не будет с ней. - У Мари создавалось впечатление, что Франц подбирает слова. – По-твоему ей стоит продолжать пытаться обратить на себя внимание, или не заморачиваться и оставить эту затею?

- Я думаю, что, если человек тебе действительно нужен и важен, имеет смысл добиваться его расположения. Мне кажется, что все в жизни возможно, если приложить усилия.

- А если этот человек тебя даже не замечает. Если ты - его близкий друг? И он не рассматривает тебя, как кого-то большего?

Мари закусила губу, сжала в руке салфетку и, вздохнув, ответила:

- А с чего ты взял, что дружба не может перерасти в нечто большее? Многие пары изначально были друзьями.

- Да потому что это невозможно! - Хофманн резко вскочил из-за стола, звонко ударив ладонями по столешнице. - Что бы я не сделал, она не обращает на меня внимания? Это бесполезно, я для неё всего лишь друг.

Внутри у Шеффер все сжалось, девушка вздрогнула, пытаясь сдержать рвущийся наружу всхлип, и стиснула зубы, стараясь выглядеть спокойно. Она уже в начале разговора поняла, к чему ведёт ее лучший друг. Мари давно заметила, что Франц как-то иначе стал смотреть на Эмму, но не предавала этому особого значения. Журналистка собрала все свои силы в кулак, перевела взгляд на часы и абсолютно ровным тоном произнесла:

- Уже так много времени. Пожалуй, нам пора приступить к работе. Я хочу освободиться сегодня как можно раньше, и ты я думаю тоже, - девушка собрала со стола посуду и направилась к раковине, на полпути бросив через плечо, - не думай об этом. Все как ты и сказал: если человек предназначен тебе, вы будете вместе, независимо от обстоятельств.

Франц Хофманн не знал, что ответить. Его крайне удивила реакция подруги на такой простой вопрос, однако мужчина решил не зацикливаться на этом, достал из-за стойки бланки накладных и скрылся в подсобке.

Остаток дня проходил в молчании, каждый занимался своим делом, изредка перебрасываясь парой фраз по работе. До этого дня между Францем и Мари никогда не было столько напряжения. Обычно друзья болтали о всякой ерунде, и такие дни пролетали незаметно, а сегодня время тянулось очень медленно, и создавалось впечатление, что день не закончится вовсе. Бармен впервые в жизни видел подругу такой серьезной, сосредоточенной и непривычно молчаливой, хотя сама девушка делала всё возможное, чтобы побыстрее закончить и уйти домой как можно раньше. В свою очередь, журналистка впервые в жизни не хотела оставаться с другом наедине ни на минуту дольше положенного.

Когда с работой было покончено, а у Франца на душе все ещё было неспокойно, парень решил сделать первый шаг к примирению (перемирию) и уже собрался извиниться, хотя и не понимал, за что, вдруг раздался телефонный звонок.
Мари достала мобильный из кармана джинсов и, немного помедлив, приняла вызов:

- Эмма, привет, с тобой все в порядке? Почему ты не спишь так поздно?

- Мари-и-и, я в баре, в печали и в дерьмовом состоянии, ну ты поняла. Мне кажется, тебе стоит за мной приехать. Скину адрес в сообщении, - голос подруги обеспокоил Шеффер.

Девушка прочла сообщение, глубоко вздохнула, накинула пальто и, не сказав ни слова, вышла из бара, оставив Франца одного в полном недоумении.