Инстинкт Убийцы 2. Глава 3. 20

20
Сколько она шла сквозь тьму туннеля, она не знала, не смогла бы сказать, даже если бы от этого что-то зависело, но она заметила, как после плавного поворота каменный коридор снова стал прямым, как стрела. И она перестала опасаться нежелательной встречи, привыкнув к новой обстановке – какой бы неприятной она ни была, - Фатима успокоилась и снова стала чувствовать, как будто какой-то радар снова заработал, и теперь она могла точно сказать: в туннеле она одна, никого, кроме нее, здесь нет. А вот на поверхности сейчас, должно быть, разворачивается настоящая маленькая война, подумала она, и как же приятно переждать шторм на глубине.
Она мысленно заключила пари с собой, уверенная, что к моменту ее появления возле посольства, все будет кончено. И на что только рассчитывали эти горе-террористы? На что вообще рассчитывают все те, кто что-то захватывает и потом пытается что-то навязать? История всегда повторяется, и, видно, ничему их не учит, думала Фатима, нельзя открыто выступать против мира, потому что мир сокрушит тебя, как маленькое гадкое насекомое, и даже не заметит. Нет, умные люди так не поступают, а дуракам – туда и дорога.
Туннель снова стал поворачивать, плавно, как будто те, кто его строил, боялись прямых линий и острых углов, и, преодолев этот последний поворот, Фатима увидела то, что уже и не ожидала – конец туннеля. Тьма и тишина казались такими бесконечными, что в голову то и дело закрадывались мысли: а вдруг я умерла и валяюсь сейчас там, на полу кладовки в луже крови, а моя грешная душа совершает свой последний переход из мира живых в мир мертвых по этому жуткому туннелю? Где-то она читала, что после смерти все видят один и тот же туннель, только у одних он наполнен светом, другие же бредут через мрак, все зависит от того, кто как прожил жизнь. Уж я-то точно прожила ее во мраке, подумала Фатима и сама удивилась, не испытав при этом ничего, ни страха, ни отчаяния, ни радости, ни раскаянья. Она просто приняла этот факт как данность, ведь отрицать это не имело смысла, здесь, во тьме, она многое поняла о себе, многое открылось ей, может быть, эти темные стороны боялись света и не показывались, но здесь они вылезли на поверхность, и она увидела их. А она всегда признавала факты, она не была глупой, а только полный безнадежный глупец станет отрицать факт.
Она посветила фонариком вперед, и да, ее путь под землей кончался. Впереди она увидела стену, в первые мгновения она даже испугалась, стена казалась сплошной, а она помнила, что назад дороги тоже нет. В голове тут же возникла жуткая картинка: бесконечные часы во тьме наедине с паникой и обреченностью, а потом медленная мучительная смерть. Да, здесь это было очень легко представить и еще легче поверить.
Невероятным усилием воли она заставила себя не бежать, а разум напомнил, что, учитывая события на поверхности, вряд ли она просидела бы здесь столько, чтобы умереть от голода или жажды. Что, может быть, было бы даже лучше, чем стать добычей, трофеем, сенсацией, чьей-то звездочкой на погонах. Из двух зол, подумала Фатима… я выбираю третье. Так уж она жила, такой уж была личностью. Поэтому подавила все эти угнетающие мысли и поспешила вперед. И по мере приближения к стене, она увидела, что та вовсе не сплошная, прямо посередине был выход, сейчас закрытый металлической дверью, правда это была не совсем дверь, скорее пластина. И еще она увидела то, что заставило сердце подпрыгнуть от радости и биться где-то в голове – скромный рычаг, простой и почти незаметный на стене, но это был он, ее ключик от свободы.
Рано радоваться, осадила она себя, этот люк еще надо открыть, и неизвестно, что ждет тебя за ним… но все же как приятно видеть, что после стольких усилий она не пришла к тупику, заваленному камнями. Она подошла вплотную к люку-двери и прислушалась, сама же ругая себя за это, но ничего не могла поделать, ей хотелось услышать звуки жизни, доказательства того, что за этим люком ее не ждет Высший суд или черти с вилами. Ничего не услышала и отмахнулась от этого, факты нельзя отрицать, но их можно игнорировать, еще одна маленькая лазейка в законных жизни.
 - Момент истины, - едва слышно прошептала она и положила руку на рычаг, сама удивляясь волнению, которое ворочалось в груди, как ленивый монстр.
Что бы ни ждало ее за этим люком, здесь оставаться она больше не могла, поэтому глубоко вдохнула и на выдохе дернула рычаг вверх, готовая ко всему.
Металлическая пластина медленно и совершенно бесшумно поехала вверх, и тогда Фатима разглядела, что на самом деле люк двойной, и двигались обе пластины абсолютно синхронно. А самое чудесное, сквозь медленно расширяющуюся щель на нее подул свежий прохладный ветер, пахнущий весной, а еще через мгновение она увидела блеск фонарей, отражающихся в воде. Она почти плакала от счастья, у нее никогда не было большой мечты, но сейчас она поняла, что чувствуют люди, когда судьба долго испытывает их на прочность, а потом вдруг вываливает счастье на голову из своего бездонного мешка. И это было прекрасно.
 - Да! – Выдохнула она, стоя на пороге все расширяющегося отверстия, - Боже мой, да!
Наконец люк полностью открылся, и она увидела набережную, она была высоко над головой, увидела фонари, воду, похожую на черное жидкое стекло, увидела небо, темное и непонятное в свете города – все это было так прекрасно, как будто она только родилась и впервые видела мир глазами новорожденного, видела его чистым и красивым. Она вспомнила сказку, которую мама читала ей в детстве, наверное, тысячу раз, это была ее любимая сказка – «Русалочка». И сейчас она точно знала, что на самом деле чувствовала каждая из сестер-русалок, когда впервые поднималась на поверхность и видела мир. Теперь понимала по-настоящему, почему одной из них казалось, что нет ничего прекраснее заката, другая готова была спорить до хрипоты, что лунная ночь не сравнится ни с чем, а третью было не переубедить, она-то точно знала, что прекраснее всего земля под полуденным солнцем. Фатима видела этот мир во всех его образах, но сейчас он был особенно красив, и, может, впервые она поняла, что любит его, этот старый, пыльный и вместе с тем чистый и невинно-прекрасный мир.
Но как бы ни захватил ее момент, а она оставалась собой, ее всевидящий взгляд заметил многое, а вот чего не увидел, так это толпы и сирен, да и вокруг все было тихо. Это могло значить всего две вещи: либо все уже совсем закончилось – во что она не верила, толпу не так-то просто угомонить, даже после того, как шоу подошло к концу, да и слишком уж все быстро – либо она слишком далеко от эпицентра событий. А вот это как раз казалось самым вероятным, бесконечное время и бесконечное расстояние в темноте увели ее далеко от сирен, полицейских и зевак. Чему она только радовалась. Все равно придется возвращаться, подумала она, вот тебе и людская природа – сначала бежать как можно дальше, и всё затем, чтобы вернуться.
Однако она не собиралась тянуть больше время, ни секунды лишней не собиралась проводить в этом каменном мешке. Туннель выходил прямо в воду, как она и предполагала, никаких ступенек или еще чего-нибудь, и сейчас маленькие речные волны плескались всего в паре сантиметров от ее ног. И меня могут увидеть, подумала она, так что хватит стоять тут как столб, пора исчезнуть окончательно.
Она понимала, что ей итак слишком везло в эту сумасшедшую ночь. Мало того, что она выжила и нашла способ уйти, так еще и ни одного прохожего на набережной, такое везение не могло длиться вечно, пора было прекращать испытывать терпение судьбы и браться за дело. Больше всего Бог не любит ненасытных и неблагодарных, так говорила ее мама. Бог, Судьба, какая разница, во что верила сама Фатима, в той фразе была истина, она это чувствовала, поэтому быстро начала надевать костюм, ласты и маску. А ведь я снова оказалась права, думала она, натягивая ласты и проверяя дыхательный шланг, идущий от баллонов, придется поплавать. Почему-то я все чаще делаю это по ночам, мелькнула мысль, когда она застегивала рюкзак, а потом не без сожаления отдавала реке дорогое оборудование и пистолет. Откупаюсь от речных богов, подумала она, когда последняя из ее «игрушек» тихо растворилась в черной воде, а сама Фатима присела на каменный край туннеля и бесшумно, как русалочка, скользнула в воду.
Но люк за ее спиной оставался все так же открыт, черная дыра на фоне ровных камней, в которые была замурована Влтава. Нужно было его закрыть и быстро, пока он не привлек наконец чье-то ненужное внимание. Она начала осматривать каменную кладку, никаких рычагов на ней, естественно, не было. Нет, тут будет что-то поизящнее, думала Фатима, беглый осмотр стены сменился пристальным и детальным, благо света от фонарей было достаточно, а она все же не волосок искала. Если мне трудно увидеть хитрость, значит, тем, кто должен воспользоваться этим ходом в случае опасности, будет еще труднее, рассуждала она, значит, ответ где-то на поверхности и не требует лишних усилий. Она подплыла совсем близко и начала ощупывать камни… и вот оно, как она и предполагала, у самого края люка один камень торчал сильнее других, но из-за воды его трудно было заметить. Блестяще, подумала Фатима и нажала на него, не ожидая сопротивления, его и не было, камень легко поддался, уходя вглубь стены, а металлические двери медленно начали обратный путь вниз, снова двигаясь абсолютно синхронно. Фатима оглянулась, но набережная по-прежнему была пуста, спасибо тем психам, захватившим посольство, она не сомневалась, что сейчас весь гуляющий народ – там. Она как завороженная смотрела на то, как каменный туннель из реальности превращается в мираж, миф, в то, во что очень трудно поверить, если не видишь своими глазами. А ее глаза видели, как сужается черная щель, а на ее место становится ровная каменная кладка, ничем не отличающаяся от остальной. Еще секунда, и она уже не могла сказать, был ли этот черный зев, и если и был, то где.
 - Идеально, - одними губами прошептала она, любуясь гладкой каменной стеной.
Она еще секунду просто держалась на воде, не в силах поверить, что все, что произошло за последние часы с ней, действительно произошло. Подняла голову, посмотрела на небо, темное, но такое прекрасное. Посмотрела на воду, окрашенную светом фонарей, вдохнула полной грудью воздух свободы, он пах весной и воплощенными мечтами. Она чувствовала воду, но костюм не позволял воде охладить ее, она чувствовала ласты на ногах, чувствовала, как бьется под водой ее сердце, так сильно и так счастливо, что, казалось, от этого образуются волны. Она чувствовала себя русалочкой, впервые всплывшей на поверхность, свободной, счастливой и влюбленной в мир. Она улыбнулась, вспомнила о сыне. Вспомнила о Яне, о том самом голубоглазом мужчине, который стал ее принцем в мечтах. У каждой русалочки должен быть принц, подумала она, и что-то сильное и теплое шевельнулось в груди. Давно она не чувствовала себя такой влюбленной и такой сумасшедшей. Может, все дело в этой ночи, всё, что могло пойти не так, пошло не так, но она выжила, более того, ушла с трофеем, и теперь здесь, как самая настоящая русалка, прячется от людей.
Но чувство не уходило, более того, оно становилось все сильнее, сводило с ума, по венам и артериям вдруг потекла раскаленная лава, а в груди просто извергался вулкан. И это была сладкая боль. Самая сладкая в мире. Ей хотелось… да она и сама не знала, чего ей сейчас хотелось, сердце сошло с ума, сердце, которое, она знала, не принадлежит ей, уже давно оно обрело хозяина, и сейчас, похоже, хозяин звал его к себе. Вот на что это было похоже. И ей это нравилось.
 - Сумасшедшая! – Прошептала она, вспоминая, как эти непонятные террористы вдруг произнесли Его имя, - я просто обезумела.
И ей было все равно. Даже если так.
С блестящими глазами она закрепила дыхательный шланг, проверила, кислород шел, а потом нырнула под воду и поплыла в противоположную от посольства сторону. Она держалась близко к поверхности и в причудливом свете ночных огней как никогда ощущала себя персонажем из сказки, попавшим в такой же нереальный мир.
***
За все время пути ей встретилось от силы три человека, да и то, спешащие в ту же сторону, увлеченные предстоящим зрелищем, так что никто не обратил бы на нее внимания, будь он хоть голой. Она тоже спешила туда, спешила к посольству, как будто и не прилагала столько усилий для того, чтобы оказаться как можно дальше. Все лишнее она отдала реке, и теперь шла в своем костюме и с рюкзаком на плечах, уже почти не оставляя мокрых следов. Да и кто бы обратил на это внимание сейчас, когда все взгляды и все мысли этого города были там – на набережной у бывшего дворца.
Она вышла из воды довольно далеко, хотя лестницы, спускающиеся к самой воде, встречались ей и раньше, просто ей нужно было немного обсохнуть, поэтому она плыла все дальше и дальше, пока какой-то внутренний голос не решил, что пора остановиться. Приподнятое настроение никуда не делось, как и это странное новое чувство в груди, как будто кто-то звал ее, только не голосом, а какими-то флюидами, что ли. Просто волнение, думала она, хотя и сама прекрасно знала, что это не так, она не впервые на деле, и не впервые волнуется, и она очень хорошо могла различать эти два чувства – обычное волнение и это новое шевеление в груди. Это что-то, вдруг появившееся в воде и не желающее уходить.
Она быстро шла по набережной, правда по противоположной стороне, обычная туристка, может, слегка экстравагантная, но в Европе люди не обращали внимания на странных людей. Если уж они не были слишком странными, а она не была, просто еще одна поклонница «Матрицы» или, может, просто еще одна возомнившая себя секс-бомбой в таком облегающем наряде. Вычурных людей везде хватало, и Фатима очень наделялась, что ночь и интересные события у посольства заставят взгляды не замечать ее черную одежду.
Волосы она завязала в хвост, вот они всегда и всем бросались в глаза, черные и волнистые, они были ее украшением и ее мучением, волосы, доставшиеся ей от отца, которого она никогда не видела. Благодаря шлему-маске они были совершенно сухими, как будто она не провела неизвестно сколько времени под водой. Чудо, подумала Фатима, трогая руками странную ткань костюма, она была совсем не мокрая, собственно вода стекла с нее, как… ну как с лепестков лотоса. Она видела по ТВ, что эти цветы обладают удивительной поверхностью, вода никогда не задерживается на них, моментально скатывается. Странно, поймала она себя на мысли, о чем я думаю? О какой только ерунде ни способен думать мозг, оставаясь без контроля и заданий, еще один вечный трудяга, не терпящий ни минуты покоя. Мне бы не о лотосах думать надо, ругала себя Фатима и не об этом шевелении в груди, я ведь иду туда не поглазеть на толпу полицейских, самое интересное я уже увидела, у меня дело.
Но чем ближе она подходила к эпицентру событий, тем яснее понимала, что не деловая потребность гонит ее к посольству. В крайнем случае, она могла вообще наплевать на оставшиеся в кустах вещи, а мола бы зайти с другого квартала, но нет, что-то вело ее именно по этому пути, что-то, ожившее вдруг в сердце или в душе, что-то, как компас указывающее путь и не терпящее возражений. Как будто я пыталась возразить, фыркнула про себя Фатима, чувствуя, как кровь закипает в венах, а вибрация в груди нарастает, может, это такая своеобразная интуиция, может, она тоже трансформируется, и сегодня ночью у нее такие позывные?
Только это объяснение тоже было пустым, и она это знала. Да, интуиция была ее спутником всю жизнь, и она хорошо могла различать ее голос, в конце концов, сегодня она тоже слышала его, и он был обычным. Нет, это чувство не имеет к интуиции никакого отношения… хотя, пожалуй, они близкие родственники. Только интуиция не приносила никаких эмоций, она лишь давала сигнал, сообщала информацию, а как на нее реагировать - решала сама Фатима. А тут все было наоборот, никакой информации, она сама не понимала, что с ней происходит, а вот чувства были, какое-то сумасшедшее возбуждение и неожиданный душевный подъем, и справиться с этими ощущениями или игнорировать их было невозможно. Она шла по освещенной фонарями набережной, а в груди расцветала огненная роза, она слышала вой сирен и уже видела темную громаду толпы, но все это не имело значения. Все потеряло смысл, кроме этой розы в груди, ничего не осталось кроме ее жара, мир стал декорацией, время застыло, а Фатима продолжала идти вперед, как во сне.
Вот ей уже встретился первый фургон телевизионщиков, она мельком взглянула на незнакомую эмблему на борту и пошла дальше, люди стали окружать ее, простые зеваки с бутылками в руках и репортеры, берущие у них интервью, или просто снимающие издали. Она видела и не видела мир вокруг, она видела только мощенную камнем набережную и мост впереди, абсолютно пустой – его закрыли, как все близлежащие кварталы. И еще она видела розу. Огненную розу, медленно раскрывающую свои алые сияющие лепестки в ее груди. Она уже не думала «что со мной?», все мысли ушли, все потеряло смысл, все стало пустым, все, кроме этого чувства. И она отдалась ему, с мукой и наслаждением, позволила этому новому чувству захватить себя и вести к источнику, к тому, к чему это чувство так стремилось. Уже вся вибрируя от волнения, она подошла вплотную к людскому морю и, не раздумывая, нырнула в него.