Ограбление. Быличка

Подруга называла Валентину «воительница» - жалея и восхищаясь.
Валентина рано потеряла близких, и родителей, и мужа. В самом начале «лихих девяностых» осталась одна с трехлетней дочерью на руках.  Вернулась из столичного города в свой,  провинциальный, жила в родительской квартире.
Выживали с дочерью, как могли…Валентина занимала деньги до получки,  которую регулярно задерживали,  пыталась продавать  китайские тряпки, взятые у подруги - «челночницы», на уличных развалах и потерпела фиаско в роли торговки.   Находила себе учеников, занималась репетиторством. Главное, чтобы была в доме вкусная еда, а дочка носила в школу нарядные костюмчики и платья, да и телевизор пусть смотрит большой, глаза не портит...  В институте, где преподавала литературу, порой откликалась на просьбы родителей, «тянула» двоечников, договаривалась о пересдачах. Благодарили  «натурой». Два или три года, например,  простояла на балконе фляга с медом, никак не кончавшаяся. Отливала из нее электрикам, слесарям,  соседке, побелившей потолок,  детской врачихе, которая отличала ее дочку и всегда ласково с ней говорила…
На  «служебном» бизнесе не разбогатела,  квартира стояла запущенная, дверь входная хлипкая, деревянная… Её же собственная «натура»  исподволь менялась: она  чувствовала, как становилась жесткой, скупой,  как на собственные слезы, так и, увы,  на материнскую ласку.  Дочь в школе  на продленке, дома  мама  допоздна,  то готовится к   лекции,  то зубрит с учениками правила, то  пишет   нескончаемые справки и отчеты, чего   требовала должность небольшой начальницы: денег не прибавилось, хлопот полон рот.  Дежурный поцелуй на ночь, времени на задушевные разговоры нет,  домашние задания не проверяла, благо, дочка, умница, справлялась, была лучшей в классе.
В тот день в институте было очередное совещание, потом дожидались проверяющих, потом благодарили их чаем и не только - за то, что не сделали никаких существенных замечаний  учебному подразделению. Валентина возвращалась домой  уже затемно, дело было зимой. Надеясь, что третьеклассница добежала домой  засветло, благо,  школа в ста метрах от дома, ключ на всякий случай с собой имеется. Не в первый раз. Захватила с собой оставшийся кусок торта, чтобы побаловать дочку.
Валентина торопливо подошла к двери… и остановилась. Предчувствие чего-то ужасного вдруг нахлынуло на неё. Присмотревшись, увидела, что дверь чуть приоткрыта. Шагнув через порог, обнаружила темноту, пустоту и тишину. Позвала дочку – не отзывается…  Включила свет. Платяной шкаф распахнут, на полу валяются вещи, в большой комнате - пустая тумба, без телевизора, современного, недавно купленного, деньги откладывала с полгода. Дочери нет. Страх, отупение, отчаяние на несколько минут превратили ее в неподвижный столб. А вдруг дочка вошла в квартиру, когда грабитель был внутри ?!.
Взяв себя в руки, Валентина помчалась по подъезду, стучалась в соседские  двери. Нет, не видели, только пришли, на дверь не обратили внимания… Выскочила на улицу, стала кричать, звать, представила,  как  дочка от бандитов пряталась в снегу, замерзла,  испуганная, зареванная… Вдруг  раздались крики «Мамочка, мама…». Из крайнего подъезда бежит её дочурка, живая, слава богу!..  Следом  идет  едва знакомая женщина, разговаривали пару раз на детской площадке у дома,  еще когда дочь была совсем малюткой.  Валентина плакала, обнимала, целовала холодное личико: «Миленькая, прости, прости, прости… Слышишь, больше никогда…»
Её дочь оказалась мужественным ребенком. Влетела в открытую дверь радостная, думала, мама дома. Потом у нее хватило соображения выскочить и закрыть дверь. Даже ключом пыталась,  да замок-то был выбит… Постучалась к соседям, никого не было,  посидела в подъезде. Выбежала во двор,  посидела на скамейке, замерзла, заплакала,  решила бежать к маме на работу, да побоялась, далековато. Тут-то её, плачущую, и перехватила добрая женщина, привела домой,  накормила. Несколько раз выходили во двор маму встречать, в квартиру заходить боялись обе.
Все хорошо, что хорошо кончается. И преступника нашли, из их же дома  был, начинающий грабитель, первое дело,  видно, заметил, обходя подъезды, что дверь ни к черту. Смешно,  телевизор вернулся в семью, не успел вор его загнать…  Но Валентина  долго не могла себя простить, и дочкины слезы нет-нет да и вспоминались, когда она привычно говорила «спокойной ночи, дочурка». И прижимала тогда мать крепче маленькое тельце, и шептала на ушко разные словечки, и  выслушивала дочкины «секретики», и  дожидалась, пока она не заснет, чтобы снова вернуться к нескончаемой работе.  А подруге запретила называть себя воительницей.