На вечеринке

Посвящается Нилу Гейману

***

Этот случай произошел со мной на типичной подростковой вечеринке, в квартире, покинутой родителями на выходные в наивной и ложной надежде, что их сын, знакомый моего друга, оставит семейный очаг неприкосновенным.

Господа родители, чего вы хотели от него? В 17 лет!

Дискотечные огни, подвижная музыка, много алкоголя (очень много алкоголя!) и красивые девушки (очень красивые девушки!) – здесь было всё, что нужно для счастья, когда ты молод.

Мы с моим приятелем подъехали к семи. Большинство присутствующих для меня  являлись людьми небезызвестными, с остальными же я успел перезнакомиться практически за час, и из них 3-4 милашки даже дали свои номера. К десяти я перетанцевал с доброй половиной всех девушек дискотеки и был крайне удивлен, когда, отправившись за пуншем для моих очередных собеседниц, наткнулся на незнакомку.

Она была мертвецки бледна, наверное, смущена или даже напугана внешней обстановкой. Позже я заметил, что её лицо было покрыто толстым слоем косметики, сравнимой с гримом – девочка явно переборщила с тональным кремом. Тёмно-синее закрытое платье, пожалуй, слишком строгое для её возраста и скромное и подобных увеселительных мероприятий, а также простенькие балетки, чем-то походившие на тапочки, выдавали в незнакомке чужачку. Незнакомка была нездорово худой, почти иссохшей; я удивлялся, как ножки-верёвочки удерживали её. Светлая помада едва различалась на без того беловатом лице. Русые волосы были убраны в неброский пучок, изначально деланный с аккуратностью, но потрёпанный ветром и распушенный из-за дождя на улице. С трудом я назвал бы эту особу обворожительной, но всё-таки она была недурна собой; по крайней мере, девушка явно отличалась от основной толпы. Глаза выдавали желание что-то сказать, сделать, стать единым целым с общей атмосферой. Её душа казалась мне маленьким зверьком, запертым в клетке собственной зоны комфорта. Мне почему-то стало жаль её, поэтому, переливая пунш в стаканы, я поднял глаза и обронил простое: «Привет!».

Худенькие белые ножки чуть подкосились, фиалковые глазки тревожно забегали.

- Привет, - ответил слабенький хрипловатый голосок.

- Я Гриша! Странно, что мы до сих пор не пересекались. Как тебя зовут?

- Алина.

- Приятно познакомиться, Алина! Быть может, мы едва знакомы, но я уже раскусил, что у тебя нет ни грамма совести, - от моих слов её глаза расширились, словно окна, с которых отдёрнули шторы, - да-да, и не пытайся это скрыть. Сама посуди: ты красотка, я тоже неплох, время близится к полуночи, а мы до сих пор не танцевали. Не хочешь это исправить? – при этом я подмигнул, чем явно заставил её сильно засмущаться; впрочем, её тревожность хоть сменилась тёплой стыдливостью, и она даже посмеялась.

- Эй, Гриша, где тебя носит? – послышался голос друга из другой комнаты.

- Кажется, тебя заждались, - вздохнула Алина.

- Скоро вернусь, - пообещал я, - я надеюсь, на тебе нет хрустальных туфелек, и с боем часов ты не убежишь отсюда? Иначе мне придётся поторопиться, чтоб успеть с тобой потанцевать.

Держа в руках стаканчики с пуншем, я быстро удалился. Только со временем я понял взгляд, который провожал меня в то мгновение: это был взгляд благодарности, взгляд девушки, которой было достаточно пары приятных комплиментов, чтобы превратиться в королеву. Удивительное свойство: такая мелочь, как приглашение на танец, в чьей-то жизни может сотворить сказочную ночь из обыкновенной тусовки.

- Ты знаешь Алину? – спросил я друга по возвращению в компанию.

- Алину? Это кто?

- Я встретил её на кухне. Похоже, она пришла недавно.

- О нет, про Алин совсем не слыхал. А что, между вами блеснула искррррррра? – усмехнулся он, похлопав меня по плечу.

- Вы говорите о той замухрышке с лицом, как из «Семейки Адамс»? – присоединилась к разговору Габриэла (на самом деле она была Галиной, но всем представлялась как Габриэла, считая, что такое имя звучит моднее)  - у тебя необычный вкус, Гриша!

- Зато ты начала ревновать и обратила на меня каплю своего внимания, - ответил я с хитрой улыбкой (перед ней не могла устоят даже Габриэла), - ты её знаешь?

- У неё тут нет знакомых, её сюда никто не приглашал. Чужачке здесь явно не рады– она такая дикая! Стоит в углу, не пьёт, не танцует, не общается. Бедняжка, - в последней фразе не слышалось сожаление, скорее едкость и презрение.

О, Габриэла…  ведь я всегда считал тебя весёлой, активной и очень привлекательной! Но в тот момент мне показалось, что передо мной шипит не женщина, а змея. Движимый внезапным порывом, я вернулся на кухню. Алина стояла на том же месте, когда я подошёл, схватил своей ладонью её руку (Боже мой, она была ледяная!) и принялся зазывать на танцы.
Поначалу ей было нелегко – девчонка еле шевелилась. Потребовалось немало времени, чтоб рубеж замкнутости был пересечен – медленно, но верно Алина входила во вкус. Наконец ритм музыки и яркий свет закружили её в водовороте движений. Впоследствии я несколько раз отходил передохнуть, а «замухрышка с лицом, как из семейки Адамс» всё танцевала и танцевала. Потихоньку её даже начали окружать ухажёры. Алина шутила, острила, даже кокетничала – но в итоге не выдерживала и трех песен, чтобы не возвратится ко мне, а я, кажется, этому и не противился.

Уже самые стойкие танцовщики уже начали отступать. Диджей, пытаясь спасти ситуацию, поставил какой-то нежный вальс, и был объявлен белый танец. Тогда я впервые обратил внимание на то, сколько завистливых взглядов устремилось на «укравшую» меня Алину. Все эти завистницы были ещё теми горячими штучками – так что же, стало быть, я нашёл в этой дикарке?

Тонкие пальцы сомкнулись на моей шее, я в ответ трепетно обхватил талию и почувствовал, как хрупко её тело. Во мне сомкнулся страх – настолько она казалась уязвимой – и мужественность – мне хотелось спрятать её за своей спиной от всех напастей и горестей этого мира, пусть даже на несколько часов.

Она пахла свежестью трав и прохладой ветров.

Я вспомнил её взгляд при первом нашем разговоре – от нынешней трусливости не осталось и следа. Большие круглые глаза светились спокойствием и доверием. И почему она мне открылась? Пройдет ночь, и каждый из нас разойдется по своим домам, мы помашем друг другу руками, а на следующей вечеринке я также буду танцевать с кем-то другим.

И всё-таки, чего она от меня ждёт? Почему она так наивна и юна?

Середина песни, Алина положила свою взъерошенную голову мне на грудь.

- Гриша, - шептал её голос с хрипотцой, - мне скоро пора домой. Проводи меня. Я без тебя боюсь.

О, милые девушки, вы представить не можете, как такие слова нам льстят!  Она просила меня проводить её – а мне казалось, другого пути у меня больше нет. Я сам себе грезился воином, для которого проводить беззащитную девушку с дрожащими белоснежными ножками – не услуга, а долг.

Мы шли под светлеющим небом, звёзды на котором таяли, как снежинки, упавшие на рукавицу. На часах было около четырех, свежий ночной воздух покрывал лицо. Алина распустила свои волосы, и переливающийся водопад пшеничного цвета заструился по тонкой спине. Её лёгкое платье едва ли могло уберечь её от холода июльского утра. Этому наряду не хватало важной детали – джинсовой куртки, которая вскоре, покинув своего хозяина, опустилась на её плечи.

- А ты? – неуверенно спросила девушка.

- А ты? – подмигнул я, и мы направились дальше.

Дом Алины располагался в минутах сороках от вечеринки. На наших глазах первые лучи Солнца начали прорезать небосвод, заигравший нежно-персиковыми, румяно-розовыми, огненно-красными лентами.

Я не думал ни о прошлом, ни о будущем – я просто-напросто наслаждался тем, что на фоне живописного рассвета со мной идёт очаровательная девушка, её греет моя джинсовка, а меня – ощущение свободы и юности. Мы все втроём только начинали свой путь – солнце, выходящее из-за горизонта; красотка с зардевшими от бурного праздника и морозного утра щёчками; и я, мечтающий о том, что я буду вечно молодым и вечно пьяным.

Последние огни погасли в окнах девятиэтажки, расположившейся между рядами хрущёвок и угрюмым лесом с кладбищем. Как же будничные скучные здания и зловещие кресты под деревьями портили вид этой прекрасной ночи!

Худенькие ножки вновь задрожали, когда она подошла к подъезду.

- Знаешь, - тихо прохрипела Алина, - я эту ночь никогда не забуду. И тебя не забуду. Ты сделал меня счастливой.

Этот поворот уже пугал. «Ты сделал меня счастливой!» - конечно же, эти слова тешили мою гордыню, вот только становится идолом или кумиром… Для девушки, которую единожды встретил на стандартной вечеринке… Бред, это уже чересчур!

Мы были просто двумя линиями, что, раз пересекшись на одной из миллионов тусовок, спасли на один вечер другу друга от скуки и разошлись по противоположные стороны плоскости.

- Алина, с тобой было весело, честно, - начал я, смущенный таким признанием, - но… это же не последняя ночь в твоей жизни, верно?! У тебя впереди столько возможностей, столько парней ещё...

- Неужели? – оборвала она с горькой ухмылкой. Затем, сделав глубокий вздох, Алина выдавила добрую улыбку, - конечно, мы молоды, жизнь – копейка. Вот только никто не знает, что случится завтра. Быть может, переходя на следующий день дорогу, кого-то из нас собьет автомобиль. Или остановят в тёмном переулке. Кому-то в дом постучится болезнь. Гриша, может, завтра – война?! А у меня будут сбережены эти воспоминания, как ромашковый гербарий, как древний пленочный снимок. Мы с тобой вряд ли ещё увидимся, но это, наверное, не страшно.... Ведь ты останешься в моём сердце. Сохрани же меня в своём. Вот сувенир тебе на память, - я был сильно удивлен, когда почувствовал касание обветренных губ и след помады на своей щеке.

На прощание Алина одарила меня фиалковым взглядом. Синее платьице в последний раз мелькнуло из-за двери подъезда.

***

- Нет, ты решительно не умеешь пить!

Пустяки! Ну, подумаешь, трещит голова… с кем не бывает? Зачем вновь раздувать комедию, папа… Чёрт возьми, уже час дня…

- Ты, конечно же, не слышал про этот скандал на местном кладбище? – спрашивает отец, отложив газету, когда мы оба садимся за стол.

- И что же там произошло?

- В этот четверг там хоронили девчонку примерно твоего возраста. В газете разместили её снимок, сделанный в морге – совсем ещё не распустившийся цветок! – с этими словами папа вздыхает, на секунду замирает в задумчивости, но также внезапно возвращается в себя, - Похороны прошли без инцидентов. Семейство её утверждает, что никаких драгоценностей при ней не было. И вот какая штука – сегодняшним утром при смене обнаружилось, что могила раскопана! Сторож всю ночь проспал крепким сном младенца. Работники метнулись к камерам – а те не работают! Выключились вчера около семи, включились сегодня ближе шести. Почти 12 часов без надзора и видеозаписи! Нонсенс! Крышка гроба действительно оказалась смещена, но труп на месте. А помада!... Вот фотография из морга – весь похоронный грим наложен безукоризненно. Вскрыли гробницу – помада смазана. На фотографии из морга хорошо видно, что волосы убраны, а в могиле нашли девушку с распущенными кудрями!... Попробуй пойми, зачем этот труп был раскопан и что с ним вытворяли! И как этого безумца-копателя гробниц теперь найти? Правда, есть одна улика - джинсовая куртка, аккуратно повешенная прямо на её кресте. Вот это история, а?

Конечно же, в запале повествования он не видит бледности на моём лице.

Быстрый взгляд на отложенную газету. Вот имя: Алина Ласточкина. Бесчувственное лицо на снимке из морга. Мёртвые губы и закрытые глаза. И никакого фиалкового сияния.

Забавно… А я и забыл, что куртка осталась у неё…

Она пахла свежестью трав и прохладой ветров.


Май 2020/Октябрь-декабрь 2020
Иллюстрация ybryksenkova