Плохая дочь

Эта история случилась давно, почти шестьдесят лет назад – в начале 60-х годов прошлого века. Но воспоминания о ней до сих пор волнуют мою душу.

Мама с младшим братом, которому еще не было и четырех лет, должна была срочно, по каким-то неотложным делам, уехать в маленький соседний городок, в котором проживала подруга ее юности.
Всего несколько месяцев назад наша семья переехала в большой город, и родители, чтобы не скитаться по знакомым, наспех купили недорогой домик – маленький, старенький, покосившийся, недалеко от центра города. Это было место у высокой сопки – ряд деревянных домов, обнесенных забором, за которым прятались небольшие огородики. Было удивительно, как на таких камнях и скудной почве могли что-то выращивать.
Отец срочным порядком устроился в морское пароходство и сразу ушел в рейс на несколько месяцев.
В путь мама собралась рано-рано утром. Мы с сестрой еще спали. Я сквозь сон слышала, как мама давала нам какие-то указания, советы и обещала вернуться к вечеру. Скорее всего, поручения мамы были и по дому, и огороду, уже не помню. В тот год мне только исполнилось 9 лет, моя сестра Наташа была младше меня на 2,5 года.
Сейчас уже трудно вспомнить, как мы провели этот день, наверное, в каких-то играх, беготне и своих детских делах.
Наступил вечер. Мы готовились к приходу мамы. Она всегда была за что-то сердита на нас. Потихоньку охватывала тоска. Мы с Наташей молча сидели и ждали, непрерывно смотря на уличный поворот, откуда обычно появлялась наша строгая мама. Но вот стало совсем темно. Сидеть дома было неуютно и очень одиноко, мы с Наташкой вышли во двор и долго-долго стояли у калитки, вглядываясь в темноту. Прохожие еще изредка шныряли туда-сюда, но затем все опустело. Сейчас не вспомню, чтобы на нашей улице были фонари, мне казалось, что темнота поглощает нас.
Постояв так какое-то время, мы вернулись домой. Не включая свет (почему-то), придвинули к окну стулья и уселись, снова уставясь в черную ночь. Нам даже в голову не пришло, что можно лечь спать на кровать, не дождавшись прихода мамы. По радио что-то бубнили, играла тоскливая монотонная и бесконечная восточная музыка, потом прозвучал гимн Советского Союза, и наступила полная тишина. На веранде стало прохладно. Тут же на вешалке висели какие-то вещи, старая фуфайка, в которой мама ходила в сарай. Почему-то вместо одеяла мы укутались в эти вещи.
Сидели мы молча и не плакали. Наташа всегда была не по-детски серьезна и даже сурова. Я при ней не могла дать волю своим чувствам. Но нарастающее беспокойство и тревога не давали покоя. Я решила, что нужно что-то делать, но еще не знала, что именно. Мне в голову пришла мысль, надо пойти и встретить маму по пути. По крайней мере, это давало какой-то выход нашей безвыходной ситуации.
Сообщила об этой идее Наташе. Она спокойно и молча согласилась со мной. Наказав сестре ждать нашего возвращения, я помчалась куда-то. Выйдя на улицу, приняла решение пойти в сторону центра города. Наши сельские улицы были совершенно пустынны, вокруг стояли черные дома, в которых уже не было света. Под ногами шуршали камни, дул неприятный и обжигающий ветер. Я очень продрогла, дрожала и стучала зубами.
Когда закончилась грунтовая дорога и начался асфальт, бежать стало легче. Я пристально всматривалась в темноту. Я ожидала, что вот-вот появится мама, но вокруг была тишина. Мне не встретился ни один человек. Остановившись вдруг, я отчаянно, со всей силы закричала: «Мама!». Потом завыла. Я кричала снова и снова в надежде, что свершится чудо и мама материализуется. Никого. Я одна. Вокруг, как в фантастическом фильме ужасов, стояли холодные мертвые дома.
Внезапно стало страшно за Наташку. Она там, дома, одна. Изо всех сил я побежала назад. Мне казалось, что за мной кто-то гонится, сердце мое бешено стучало, не хватало воздуха, я боялась оглянуться и мчалась изо всех своих сил. Несколько раз падала на острые камни, не ощущая боли. Пробежав до поворота и увидев черный силуэт нашего дома, в котором по-прежнему не было света, поняла, что мамы еще нет.
В темноте веранды, пока не привыкли глаза, я различила белые всклоченные пушистые волосики сестры. Наташа гордо сидела на стуле в той же позе, как и до моего ухода. Она не плакала и ничего не спрашивала у меня. Я уселась рядом.
Через какое-то время, придвинув еще пару стульев, мы устроили себе лежанку. Затем решили, что будем спать попеременно – вначале она, затем я. Дверь на крючок не запирали на случай, если придет мама.
Организм взял свое, мы задремали. Я полуспала, просыпаясь много раз и снова вглядываясь в темное окно. Ветер поднялся еще больше, ветки кустов со всей силы били по стеклам. Было очень страшно, одиноко. Мамы так и не было.
Наконец забрезжил свет. Наступил новый день ожидания. По радио снова проиграли гимн и дикторы прочитали последние известия. Я слушала их голоса, наивно надеясь, что что-нибудь скажут про маму. Боже, какая глупость приходит в голову ребенку!
Как-то прошел и весь следующий день. Проголодавшись, мы с Наташкой грызли черствый хлеб, ели что-то еще полусъедобное, кажется, паслены, которые росли на огороде, чахлые огурцы, сейчас трудно вспомнить. Нам и в голову не пришло посмотреть в кастрюлю, которая стояла на печке. Как двое маленьких животных, пили воду прямо из ведра, не пользуясь кружкой.
Мои колени и локти сильно ныли от глубоких царапин и ссадин после ночного путешествия. Днем я даже не догадалась промыть свои раны, которые стали противно и больно пульсировать. Мы вообще не умывались и не чистили зубы в тот день. Наверное, тогда все это было неважно. Сейчас я понимаю, что перед нами стоял вопрос жизни или смерти.
И вот снова длинный и тоскливый вечер. Мы с сестрой заняли привычные места у калитки. Стояли долго-долго, провожая глазами прохожих. Потом немножко поплакали. Не хотелось возвращаться в пустынный дом. Неотвратимо надвигался страх и ужас, что нам снова предстоит прожить бессонную и длинную ночь. Мне, как старшей, нужно было принять какое-то решение.
И я решила. Я решила на сей раз отправиться вместе с Наташей к знакомым, у которых недавно были всей семьей в гостях. Но как быть с домом? Мы долго-долго в потемках искали замок, совершенно не догадываясь, что можно включить свет. Боялись чего-то. Замка нигде не было. Я нашла кусок старой веревки, кое-как, насколько хватало моих сил, связала дверные петли друг с другом, думая, что дверь дома надежно заперта от воров.
Измученные и чумазые, мы отправились в ночь. Мне показалось, что мы очень быстро добрались до нужной квартиры, которая находилась в престижной сталинке в центре города. Однако оказалось, что уже была глубокая ночь.
Дверь нам открыла знакомая женщина, она не могла понять из моего сбивчивого рассказа, что мы испытали. Нас помыли, смазали мои раны йодом, накормили и уложили в чистую постель. Наверное, мы расслабились, так как сразу же уснули. У меня было ощущение и некоторое облегчение, что хоть кто-то разделил мою тревогу. Видимо, еще одну ночь, проведенную в ожиданиях, я бы не выдержала. Ответственность была выше моих сил.
Но как же я потом пожалела об этом!
Мы проспали почти до обеда. Нас не могли добудиться. Но проснувшись, я с новой силой ощутила трагизм действительности. Хозяйка квартиры хотела сопровождать нас до дома, но я категорически и наотрез отказалась, пообещав, если мама не приедет, мы вернемся.
Домой возвращались со страхом и жутким волнением, не зная, что нас сегодня ждет. Когда мы свернули за поворот и увидели дверь веранды открытой, мое сердце оборвалось. Мама стояла на крыльце, тревожно всматриваясь вдаль и, видимо, много плакала. Мне стало ее очень жаль. Я почувствовала сильное волнение и вину. Однако, увидев нас с Наташей, мама тут же приняла грозную позу и нахмурилась. У меня задрожали колени, сердце ушло в пятки и пересохло во рту. Еще не доходя до калитки, мы с Наташкой стали выть. Мы уже догадывались, что будет трепка. Мама ругалась, кричала о том, что застала в доме грязь, все разбросано, не прополоты грядки, в ведрах нет воды, помои не вынесены, суп, стоящий на печке, испортился, а дверь дома оказалась без замка. Куда мы ушли, где были?
Недолго думая, в порыве гнева, стала бить нас, вначале рукой, потом, видимо, устав, веревкой. Маленький Боря сидел на полу и орал в унисон с нами. Мы с Наташей просили прощения, умоляли не бить, обещали, что мы больше так не будем. И тут мама крикнула мне: ты плохая дочь! Плохая!
Стоя в углу, я долго плакала, Наташа хмуро отколупывала от стены известку. Глаза мои опухли и щипали. Через какое-то время пришла та знакомая, у которой мы провели прошедшую ночь, и они с мамой о чем-то недолго говорили. Я помню, мама извинялась и пыталась дать ей деньги за наш ночлег.
После ее ухода началась вторая волна маминого гнева. Она, видимо, сама уже устала колотить нас, поэтому только кричала о том, что мы ее опозорили и как теперь она людям будет смотреть в глаза. В этот момент мне хотелось умереть. Тогда я приняла решение при первой возможности уйти из дома.
С тех пор прошло много времени. Моя бедная мама в течение долгого времени все больше и больше теряла память. Все эти годы за ней ухаживала Наташа. Я уже давно жила своей жизнью в другом городе с другими близкими и дорогими мне людьми. Наташа предложила мне приехать, чтобы попрощаться с мамой, пока она жива. Даже пережив все эти трудности, не могу строго судить маму. Теперь я понимаю, как она, в те далекие времена, совсем молодая женщина, никогда не получавшая родительской любви, справлялась с жизнью как могла, как умела. И ее собственное суровое детство не позволяло понять чувства ребенка. Тем не менее она очень многое дала нам и многому научила.
Мы с мужем недолго погостили у Наташи. Мама не узнавала меня. Когда мы перед отъездом прощались, мама смотрела на меня глазами, полными слез и, как маленькая девочка, протягивала ко мне свои изможденные трудовые руки. Мое сердце разрывалось от бесконечной любви и жалости. Бедная-бедная моя мамочка, я поняла: я действительно плохая дочь.