Глава 16. Исповедь
-« Чтоб вы все там сдохли!» Пенсионный Фонд России.
Он чувствовал, что матери есть, что рассказать.
-Может ты мне потом все расскажешь?- спросил ****ов.
- Мне нечего скрывать от твоих товарищей.-гордо ответила Мать.
Гертруда Марковна закурила Беломор и начала свое повествование:
-Я не все рассказала тебе, мой мальчик. В тот день я пошла на кладбище, вырыла клад из могилы, открыла мешок и почувствовала, что на меня кто- то смотрит. Я посмотрела вверх и увидела на краю могилы молодого Буханкина. Он стоял и смотрел на меня своими оловянными глазами. Луна освещала его мощную фигуру, а вокруг головы летали молодые летучие мыши, образовывая черный нимб. Он захохотал так, что у меня застыла кровь.
Буханкин спрыгнул в могилу и овладел мною. Потом забрал мешок, с места выпрыгнул наверх, захохотал так страшно, как мог хохотать только бывший секретарь комсомольской организации, потерявший веру в партию и приобретший веру в рынок, и исчез. Очнулась я на компосте, когда меня взял Сергей, но я нутром уже знала, что мой первый сын, то есть ты, Толя, будет от проклятого Буханкина.
И когда я наконец сбежала из этой проклятой собачей будки, началась бессмысленная и беспощадная борьба за отцовский клад. Я долго шла по следу, стучалась в разные двери, но Буханкин всякий раз был выше по рангу этих дверей и прерывал мои старания. До тех пор, пока я не оказалась по его приказу в психиатрической больнице имени Мандельштама в Нижнем Торжке.
Там было все ужасно. Спасало то, что весь персонал получал зарплату чистым спиртом, поэтому к моменту моего прибытия никто уже не мог отличить работников от больных. Часто пациенты ухаживали за санитарами. Все смешалось в больнице Мальденштама. Как-то ко мне подполз главврач психушки и попросил соборовать пациента, приняв меня за попа. Я выпила графин спирта, почувствовала себя невинной и пошла в морг. На железном поддоне , в сиреневом освещении, лежал старик. Я на всякий случай мелом очертила окружность вокруг себя, открыла книгу «Как закалялась сталь» и начала читать:
- «Надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»-, как вдруг простыня откинулась, покойник сел и произнес:
- Гертруда, я узнал тебя по голосу, хватит ***ню нести! .
Я попыталась, как женщина, упасть в обморок, но графин спирта не позволил мне это сделать. Я начала быстро-быстро читать то место, где Корчагин простудился, таская рельсы для железной дороги в лютую погоду, но покойник переступил через меловой круг, железной рукой вырвал из моих рук книгу и ударил ею меня по морде. Я смогла собрать волю в кулак и посмотрела покойнику в глаза -передо мной стоял Зильбергауз, мой отец. Я опять решила упасть в обморок, соответствуя моменту , но именно больничная традиция подвела меня опять –с графина водки *** упадешь. Отец меня ударил открытой книгой еще раз и заговорил:
- Гертруда, времени у нас мало, я скоро умру и поэтому должен открыть тебе тайну. Меня не расстреляли, потому что я умел немного шить и долгое время шил балетные тапки для Большого театра инкогнито, в товарном вагоне поезда, потому что на меня вела охоту группа наемных убийц из Парижа по приказу Мориса Петипа.
Потом меня перевели бригадиром беспризорников на шахту по добыче радия , которой владел к тому времени некий банкир, Сидор Фомич Караваев. Со временем меня списали, потому что я уже светился и сбивал работу точных приборов. Когда я стал видеть по ночам голую Колонтай с членом, расписанным под хохлому, меня перевели в сумасшедший дом.
Но поскольку я все еще хорошо шил, меня назначили завхозом. Я накопил большие богатства и спрятал их в могиле местного мормона, где его похоронили с шестью живыми женами. Ты легко найдешь могилу семерых Подгребайло. Только прошу, мой труп положи на крышу сарая , пусть меня склюют вороны. Я недавно принял веру парсов и хочу, чтобы все было чин по чину.
Вскоре Зильбергауз зашелся в кашле, дернул пару раз пятками и затих. Лестниц , чтобы доставить папашу на крышу и выполнить его последнюю волю, у нас не было, их все давно пропили. У меня просто не было другого выхода, как только сжечь дорогого батю. Я отволокла отца к кочегару, который лет пять назад впал в летаргический сон, и самостоятельно засунула отца в печь. Печь была маленькая и его ноги торчали. Я разожгла огонь и стала ждать. Когда торчащие ноги с хрустом упали на пол, я положила их в печь, немного подождала, пока и они не прогорят, а затем со слезами пошла искать клад.
Ревел ветер, трещали деревья, как будто напоминая мне о том, что я предала последнюю волю отца. На кладбище я нашла большую могилу этого мормона, очень долго рыла, временами рыдая от усталости. Наконец, среди гробов, показался огромный мешок. Я его открыла, развязав веревку, и на меня посыпались противогазы, рваное постельное белье, йод, желтая вата, банки от простуды, просроченная марганцовка, пожарное ведро, два красных топора , три протеза левых ног , десять ночных горшков и пять больничных уток.
- Да, папашин размах уже не тот,- подумала я.
От разочарования я опять заплакала, но почувствовала, что наверху кто-то стоит. Я подняла глаза. У края могилы стоял уже старый Буханкин и ел мороженое. Его оловянный взгляд был таким же тяжелым и не сулил мне ничего хорошего. На плечах у него сидели пожилые летучие мыши и кашляли. Затем он спрыгнул вниз, вырвал мешок и осмотрел содержимое. Буханкин улыбнулся и сказал:
- Папаша –то твой, не промах, толк знает в вещах! Завтра же продам это говно за миллионы евро в Швейцарии на биенале!
Генерал захохотал так, как может хохотать только бывший секретарь комсомольской организации, а ныне успешный банкир, эстет и отец ФСБ. Так же легко, как и много лет назад, он запрыгнул на край могилы. Немного подумав, развернулся, спрыгнул вниз и овладел мною.
Я вернулась в больницу, где меня и нашли посыльные от Малахова. Теперь, сынок дорогой, ты все знаешь. А я бы хотела просто умереть. Сожги меня на берегу Ганга.
Гертруда Марковна выгнулась, дернулась и затихла.
Но через секунду юбка ее заволновалась, задралась, и из-под нее показались два злобных младенца, удивительно похожих на старого генерала Буханкина. Они передними ручонками стали рыть землю, как буксующий грузовик, а потом вдруг помчались на четвереньках к помойке, таща за собой покойницу на двух лиловых пуповинах. Видимо одумавшись, они как римляне на колесницах, развернулись у помойки и , сделав большой круг, помчались на ****ова. Тот сидел ,оцепеневший от ужаса.
Мать мертвой головой билась о новенькие бордюры, нелепо размахивая руками. А страшные дети, не снижая скорости добежали до ****ова и присосались к его грудям. От страха у него пришло молоко.
Дети долго пили , потом оторвались, но лишь для того , чтобы перегрызть пуповину, а затем продолжили жуткое пиршество.
Свидетельство о публикации №221010201772