Спортивные комментаторы. Часть 4

Окончание.
Часть 1. http://proza.ru/2020/12/30/1700
Часть 2. http://proza.ru/2020/12/31/711
Часть 3. http://proza.ru/2021/01/01/461

Работая над материалом о спортивных комментаторах, я очень много для себя открыл.  Например, что патриарх этого цеха Вадим Синявский был на фронте, потерял глаз, но это не мешало ему хорошо видеть и рассказывать о событиях на поле, о том, как в конце жизни нелегко жилось Николаю Озерову, как ушел из жизни совсем молодой Евгений Майоров, или что думают о состоянии волейбола комментаторы Владимир Стецко и Татьяна Грачева. 

Сегодня я расскажу о еще одном виде спорта – баскетболе, который во многом развился в нашей стране  благодаря усилиям  тренера Александра Гомельского, человека очень небольшого роста, но которого двухметровые Гулливеры ласково называли «Папой».  Правда, речь пойдет не о самой игре, а о тех, кто её комментировал.  И еще кое о чем, что невозможно вычитать в Википедии.

Первой женщиной – спортивным комментатором в СССР была Нина Еремина.

Нину Алексеевну Еремину знали и как баскетболистку, и как спортивного комментатора. В обеих ролях она добилась больших успехов. Как спортсменка завоевала звания чемпиона мира, 2-кратного чемпиона Европы и 4-кратного победителя чемпионатов СССР. Как комментатор работала на ведущих теле- и радиоканалах «Всесоюзное радио», «Гостелерадио», в программе «Время» на «Останкино» и в передаче «Спорт-курьер» на «Рен ТВ».

За всю свою спортивную карьеру Еремина заслужила звания чемпиона СССР, Европы и мира. В 1961 году баскетболистка ушла «с игрового поля», но недалеко — переместилась в комментаторскую кабину. Сначала, будучи еще действующим игроком сборной, она вместе с комментатором Борисом Валовым вела передачу об игре команды «Динамо», за которую играла сама. А потом ей предложили заняться комментированием матчей профессионально и посвятить себя этой работе. Еремина предложение приняла.

Как и в любой профессии, комментированию нужно учиться. Наставниками Ереминой в этом новом для нее деле были мастера Николай Озеров, Юрий Левитан, Вадим Синявский и Ольга Высоцкая. Еремина стала вести репортажи на «Всесоюзном радио», а позже и на телевидении.
Будучи уже профессионалом, с 1974 года Нина Еремина работала на «Гостелерадио» и в «Останкино», где освещала новости спорта в программе «Время». Что касается телевидения, Еремина стала первой женщиной, которой доверили вести спортивную рубрику. Специализацией комментатора были «родной» баскетбол, волейбол и гандбол.

Также Нине Алексеевне поручали и другие ответственные задания — вести репортажи с баскетбольных матчей, проводимых в рамках Олимпийских игр. На ее комментаторском счету 4 Олимпиады, но более всего запомнилась первая. Она проходила в 1972 году в немецком Мюнхене. Шли игры мужской сборной. Предстоял финал, в котором за звание олимпийских чемпионов должны были бороться два сильных противника: сборная СССР и сборная США.

Игра была накаленная, а финал драматический. После ошибочного присуждения победы американцам выяснилось, что до конца матча остается еще 3 секунды. В спортивной карьере Ереминой это «значимое» время, ведь именно за 3 секунды до окончания игры она забила победный мяч на чемпионате Европы в 1960 году. Нашим баскетболистам тоже хватило этих трех секунд, чтобы стать олимпийскими чемпионами. В комментаторской кабинке не скрывали радости и восторгов.

В честь такого легендарного матча с победным для страны финалом в 2017 году в российском кинопрокате вышел фильм «Движение вверх». Роль комментатора Нины Ереминой в картине сыграла актриса театра и кино Наталия Курдюбова.


Играла в баскетбол Нина Алексеевна за всю свою жизнь в общей сложности 14 лет, а вот комментаторской работе посвятила более 40.

Комментатор знаменитого баскетбольного финала мюнхенских Игр-1972 выигрывала чемпионаты мира и Европы, восемнадцать лет вела спортивные новости в программе «Время», а в девяностые работала на Ren-TV. Родилась Нина Алексеевна за восемь лет до Великой отечественной войны.

- Как в вашу жизнь пришла война?
– 3 октября 1941 года мы с сестрой были у бабушки в деревне Телегино под Волоколамском. Там воевал Рокоссовский, и несколько часов его штаб находился в нашей избе. Моя сестра хорошо лепила из глины, и подарила Рокоссовскому глиняные танки и самолеты, а он нам дал по куску сахара. Папа в это время уезжал в Москву за медикаментами и захватил нас с собой в «полуторку».
Навстречу нам по полю массово шли войска, и вдруг появился немецкий самолет – я этого никогда не забуду. Бреющий полет: я видела шлем немца, очки. Войска кинулись к берегу, залегли, а мы с сестрой накрылись одеялом в машине и стали смерти ждать. Но немец просто попугал, засмеялся и улетел.

- А дома что?
– Жили мы на Петровке,17. Вошли во двор, наше окно после бомбежки нараспашку и белая штора колышется. Началась паника: люди тащили из магазинов все, что можно, в Москве уже не было никакого правительства. По Петровке бежал мужик с сахарной головой килограмма на четыре из гастронома. На Таганке люди останавливали начальственные машины и вытряхивали из них все. Несколько раз, когда объявляли воздушную тревогу, мы ночевали в метро. Мы спали на перроне, а те, кто были с грудными детьми – в вагонах. Не раз во время бомбардировок нас засыпало в бомбоубежище – но мама мудрая была, давала нам по кусочку сахара, чтоб мы не паниковали и успокаивались.
Включить звук
Естественно, мы бегали по чердакам и гасили на крышах зажигательные бомбы – интересно же. А днем однажды увидели, как наш самолет сбил над Москвой немецкий – ой, вы не представляете, как мы аплодировали. Чуть ли не на батон хлеба можно было поменять горячий осколок сбитого немецкого самолета. Горячие особо ценились.

- Вторая ваша, старшая, сестра – переводчица?
– Да, она специализировалась на Югославии и Болгарии в международном отделе «Литературной газеты». У нее дар божий – она прекрасно рисует, шьет, хотя ничему этому не училась.

- У вас был еще и брат.
– Мы с сестрой Людмилой родились как результат отчаяния родителей. Когда Коле было одиннадцать лет, он побежал за собакой через дорогу, а у булочной на Петровке разгружался грузовой троллейбус – из-за него Коля не видел проезжавшую машину. Его сбило. Мама с папой год разговаривали со стульями – казалось, что Коля сидит. А потом родились мы с Людмилой.
Мы с Люсей – близнецы, совершенно одинаковые. В баскетбол она играла лучше меня, но посвятить себя решила медицине, стала доктором медицинских наук, профессором, хирургом-онкологом. Людмила пошла по стопам отца, он тоже был хирургом.

- В интервью «МК» вы рассказывали, что сдавали за сестру экзамен.
– Да, я дала стране нового врача. Я сдала за сестру физику на первом курсе первого медицинского института на Моховой.
В седьмом классе школы нас с сестрой рассадили в разные классы, потому что преподаватели нас путали. У нас были одинаковые ошибки в диктанте, даже если отсаживали далеко друг от друга. После этого я осталась в Б-классе, а Люсю перевели в Г, поэтому я сидела на уроках математики, физики и химии, а у Люси была литература, география и история. Потом она честно училась на первом курсе медицинского, но на экзамене нарисовала рентгеновскую установку вверх ногами. Ее выдворили: «Придете завтра». Я в этот момент прилетала из Праги с золотой медалью чемпионки Европы, Люся встретила меня и сказала: «На пересдачу не пойду». В результате пошла я.
Взяла билет. Не знаю – положила назад. Второй взяла – тоже не знаю, опять положила. Доцент так поглядела на меня: «Девушка!» – «Давно не девушка». Взяла третий билет и влетела в кабинет к профессору. Профессор был контуженный, раненый на фронте, суховатый такой мужик. Мне достался вопрос про электроды, мне тогда ими как раз плечо лечили, так что я подробно рассказала о своих ощущениях. Профессор мне: «Ведь не дура, что ж вчера-то?..» Взял зачетку и написал: «хор». Я как увидела, с меня напряжение спало, и я разревелась. Люсина группа, человек тринадцать, переживали за меня и, как увидели меня в слезах, тоже заплакали.
А годы спустя я получала за Люсю диплом доктора наук. Я пришла после дневной программы «Время», причесанная, красиво одетая. Бедная Люся от волнения была зеленее зеленого листа. А там и делать ничего не надо – полный зал народа, тебя вызывают и вручают диплом. Когда объявили: «Еремина!», я сказала Люсе: «Сидеть!», встала и пошла. Мне все вручили, я улыбнулась, вернулась к сестре и сказала ей: «В расчете».

- Почему в расчете?
– Когда я защитила в институте свой диплом, побежала звонить маме, что все в порядке. А Люсю в это время окружили студенты и стали поздравлять, думая, что она – это я. Я пришла и стою, как дурочка, в стороне, никто на меня не обращает внимания, все восторги – ей.

- Какие еще были случаи, когда вас путали?
– Я часто заезжала к сестре в институт онкологии, и она всегда велела мне здороваться с больными. Я шла, как попугай, и говорила всем: «Здрасьте, здрасьте, здрасьте». Пациенты удивлялись: «Людмила Алексеевна, как же так: утром вы здесь, вечером – в программе «Время». Где вы силы берете?» Она отвечала: «А у меня семья большая. Зарабатывать надо».
А один раз я ехала в метро часа в два дня. Напротив – мужик, смотрит в упор, аж противно. Я решила выйти на следующей станции, а тот мужик бухнулся передо мной на колени. Думаю: псих какой-то. А он: «Спасибо вам, вы спасли жизнь моей жене». – «Миленький мой, я не хирург, я сестра хирурга».
Еще Люся писала за меня сочинение, когда я поступала в институт. Литература – не моя специальность, моя – математика.

- Чем вас в сороковые привлек баскетбол?
– Однажды к нам домой пришла подруга старшей сестры и сказала: «Ой-ой, я опаздываю на тренировку». Мы заинтересовались: «Что за тренировка?» – «Я играю в баскетбол». – «А что это такое?» После войны мы больше думали, где найти еду, а не во что поиграть. Подруга сестры объяснила: «Ткнешь кому-нибудь в пузо кулаком, отнимешь мяч и бежишь». Мы посмеялись, а потом изумительный дядечка, тренер Борис Алексеевич Григорьев увидел нас с сестрой и позвал в школу Свердловского района, в зале у метро «Площадь революции». Там мы все время выигрывали, и, когда нам с сестрой было шестнадцать, легендарный тренер Степан Суренович Спандарян взял нас в «Динамо».

- Первая ваша далекая поездка с баскетбольной сборной?
– На чемпионат мира. Никто никуда не выезжал, а мы вдруг полетели в Бразилию. До сих пор, когда слышу песню Arrivederci Roma, вспоминаю теплую ночь в Риме, где у нас была пересадка, и звезды на небе. В Бразилии мы проиграли в финале американкам, и наши руководители даже не прислали нам автобус в аэропорт – в наказание за то, что мы не стали первыми.
Жили мы там на Копакабане. Пляж – семь километров, белый песочек. Вышли туда на зарядку, а после нам разрешили немножко поплавать. Я подумала: «Тоже мне, прибой – подумаешь. Что я, в море никогда не бывала?» Я гордо пошла в воду, и волна меня так закрутила, что я не понимала, где голова, где руки, где ноги. Меня еле вытащили, еле откачали, а потом запретили и близко подходить к морю. Купались все, кто там жил – чешки, венгерки, а мы – нет.
Потом мы попали на дачу к знаменитому архитектору Оскару Нимейеру. Нашего посольства в Бразилии не было, нас опекали поляки, с ними мы заблудились в горах во время прогулки и набрели на «хижину» Нимейера. Его дом был вырублен в скале. Я дико поразилась – неправильной формы бассейн, вровень с бортами налита голубая вода, две декоративные скалы и на цепях здоровенные злые попугаи какаду, просто здоровенные. Нимейер принял нас холодно – все-таки нас не приглашали, очень мы ему были нужны, советские баскетболистки.

- Расскажите про ваш бросок за три секунды до конца, принесший победу на чемпионате Европы.
– Это было в 1960-м в Софии. Играли с Болгарией – они тогда были действующими чемпионками Европы, потому что обыграли нас в предыдущем турнире, зато мы были чемпионками мира. Тогда, на последних секундах, я вообще не понимала, что происходит – из-за сильного дождя мы играли в каком-то тренировочном зале, где и часов-то не было. Я не знала, сколько времени оставалось, знала только, что проигрывали очко.
Майка Отса на месте центрового получила мяч от Нины Познанской, кинула мне, а я прошла под кольцо и левой рукой забросила мяч. Потом смотрю: наш тренер Стяпас Бутаутас целует мне левую руку. Что случилось? Оказывается, финальный свисток, мы выиграли очко и стали чемпионками Европы.
- Самая сложная травма в вашей карьере?
– В Польше во время выставочного матча я замахнулась, чтобы дать пас через все поле Познанской, и потеряла сознание. Бурсит, воспаление связок плеча. Меня повезли в польский госпиталь. Врач на чистом русском сказал: «О, больные стали в олимпийских костюмах приезжать». Эта зараза, польский врач, научил меня курить, между прочим.
- Как?
– Спросил: «Что ты орешь?» – «Мне больно». – «Затянись». Ну, я взяла и затянулась. Боль мгновенно ушла, полный кайф. Руки-ноги похолодели, и неземные девы стали летать вокруг меня. Тогда не одна я в нашей сборной баловалась сигаретами, но попадалась почему-то чаще всего я. Командой «Динамо» правили генералы КГБ, и меня чаще всего вызывали, чтобы пропесочить за неспортивное поведение. Так я и бросила.
- Как вы перешли из баскетбола в журналистику?
– В 1959 году после победы в чемпионате мира я поняла, что в сборной мне делать нечего. Два тренера – ленинградцы, москвичку они в состав не пустили бы, а во втором я играть не желала. Я решила заканчивать с баскетболом и стала думать, чем заниматься. У меня был диплом инженера-экономиста, но по специальности я не работала ни секунды. Зато во время наших баскетбольных путешествий я часто записывала свои впечатления, и их публиковали в «Физкультуре и спорте», так что в спортивной журналистике меня уже знали не только как баскетболистку.
Потом играли в Москве с американками. У меня был сломан мизинец, и Бутаутас не выпускал меня в основном составе. Сидела на скамейке и злилась, как черт. Семнадцать тысяч зрителей – а я сижу. В перерыве подошел шеф спорта на радио Мелик-Пашаев: «Ерема, берем тебя на радио». Я рявкнула: «Кто это – мы? Какое радио? Никуда не пойду!»
Потом мне нужно было с приятелем, баскетболистом Юрой Корнеевым, заехать в югославскую редакцию. Там опять встретились с Мелик-Пашаевым, он повел меня к председателю Гостелерадио, и мне сразу дали должность комментатора и оклад 160 рублей (в баскетболе я получала 250). Очень много по тем временам.
Я объявила команде, что заканчиваю, тренировалась спустя рукава, но обязана была доиграть сезон. 10 июня 1961 года мы проиграли ТТТ Рига, и после матча я сделал голосовой отчет о нем для вечернего эфира. Мы тогда жили на сборе и, когда звучал мой репортаж, я под стол залезла – так мне было стыдно, что звучит мой голос, а вся команда слушает.
- Когда вы впервые вышли в прямой эфир?
– Через четыре года, а до этого записывала спортивные дневники, и меня учили говорить и дышать дикторы Ольга Сергеевна Высоцкая и Юрий Борисович Левитан. С Левитаном мы жили рядом – я на двенадцатом этаже, он на десятом. Наша собака, немецкая овчарка Гриня, была единственной в стране, которая гуляла с самим Левитаном. Когда Юрий Борисович не был занят, я за ним заходила, и мы шли вместе на улицу.
Первый раз я встретилась с ним, работая на Красной Площади. Юрий Борисович подвел меня к окну ГУМа и прочитал длиннющую фразу, где-то на минуту – на одном дыхании. Я ахнула: «Целую минуту на одном дыхании – я так не смогу» – «Все ты сможешь». При всем своем величии Левитан был изумительно доступным и славным человеком.
А в прямой эфир меня выводил Вадим Синявский. В Москве был мужской чемпионат Европы по баскетболу, и перед первым эфиром я наделала себе несколько страниц заготовок, но не структурировала их. Синявский откашлялся: «Внимание, тишина, включаюсь». И мне предоставил право сказать: «Говорит Москва!» Когда я это произнесла, передо мной побежали просторы, поля, луга, моря – я осознала, что меня слышит вся страна. Ощущения – не передать. Я начала читать свои заготовки, ни разу не сбилась, думала: «Какая я молодец!» Потом смотрю: фраза оборвалась на одной странице, а где продолжение – не знаю. Меня взял ужас, но как-то выкрутилась.

- Что интересного случилось на вашей первой журналистской Олимпиаде?
– Это Токио-1964. Галина Прозуменщикова выиграла золото в плаванье, она моложе меня на пятнадцать лет, но тоже блондинка, так что японцы не различали нас, и я запросто – без пропуска – забегала в олимпийскую деревню, собирая вокруг себя якобы моих болельщиков.
В той же деревне меня послали к тяжелоатлету Юрию Власову. Жаботинский его обхитрил, и Власов проиграл. Подхожу к его комнате, а в коридоре штук двадцать пустых бутылок. Юра – изумительный человек, но тогда нервничал и пил. Открываю дверь – он лежит на кровати. «Юра, тебе не стыдно так вести себя напоказ? Другие тоже проигрывают, но не пьют так. Собирайся – едем в город».
Вышли в город, надо было перейти Гинзу, центральную торговую улицу – восемь полос в одну сторону, восемь в другую. Перехода не было видно, поэтому я сказала Юре: «Иди рядом», подняла руку и пошла в эту гущу машин. У японцев глаза из узких стали квадратными, но все остановились и мы перешли. После этого Юра подарил мне на память свою книгу: «Передо мной так только полицейские Рима останавливали движение, когда я победил на прошлой Олимпиаде». – «А передо мной – в Токио!», – ответила я ему.
- Мехико-1968 чем запомнился?
– Из забавного: комментатор Володя Рашмаджян очень хотел пить, нигде ничего не было, он забежал в туалет, увидел жидкое мыло, подумал, что это вода, и хлебнул.
Вообще у нас была прекрасная спортивная редакция: когда мы собирались, первый тост всегда был за отдел спорта радио. Из радио вышли все: Маслаченко, Евгений Майоров, Анька Дмитриева, я. Все – заслуженные мастера спорта. Самая спортивная из всех спортивных редакций. Был еще Женя Лепетухин, который потом в Штаты уехал. Созванивались недавно, спросила: «Жень, как живешь-то там, не голодаешь? Может, послать чего?»

- Как вам с Маслаченко работалось?
– Прекрасно, но нас не очень-то поощряли. Два раза мы вместе начинали программу «Время» – выезжали куда-то и начинали эфир вдвоем, а не по одному. Но у нас был омерзительный главный редактор Иваницкий, олимпийский чемпион по борьбе, его называли «девушка с веслом», он запрещал нам с Маслаченко работать вместе.

- В Мюнхене-1972 вы пробирались в олимпийскую деревню, когда террористы захватили израильских спортсменов?
– Интересно было дуракам молодым, вот и пошли туда с Толей Малявиным. Было о-о-очень страшно, когда террористы выглядывали из окон, просто ужасно.
Был в Мюнхене и смешной эпизод. Я выходила в эфир после Котэ Махарадзе, который комментировал борьбу. Он отключил микрофон, уступил мне место в студии, я села перед монитором, а там стоп-кадр: два борца, и один другого держит за пиписку. Я расхохоталась, услышала команду из Москвы: «Работаем», начала говорить, а Москва меня не слышит. Обвинила пунктуальных немцев, что не работает микрофон, а оказалось, что это я его от смеха забыла включить.


А однажды я вела репортаж с чемпионата мира по волейболу в Праге и вдруг, батюшки мои, вылезла мышь. Из мусорной корзины. Я залезла на стол, кричу редактору Нинке Филатовой: «Здесь мышь!» – «Возьми себя в руки, она сейчас уйдет. Ты хоть закончи, финальный счет скажи». Счет я сказала, потом позвала техников, пожаловалась им.
Когда чемпионат закончился, я в качестве сувенира подарила техникам, с которыми мы работали, бутылку водки и банку икры – а они мне подарили железную мышь в полную величину. «По отношению к моей стране это недружественный акт», – повернулась и убежала. Мышей я очень боюсь.

- Есть легенда, что секундометристом на баскетбольном финале в Мюнхене-1972 был Зепп Блаттер?
– Да, Йозеф Блаттер сидел ниже меня, я на тринадцатом ряду, он на первом. А рядом со мной сидел знаменитый баскетболист Чосич, который вел репортаж на Югославию. После победы он первый меня поздравил, а я плясала с наушниками на голове. Передо мной вскочил какой-то дядька, я по балде его немного похлопала, чтоб не мешал мне смотреть. Ликовала безудержно.
Вторую половину мы начали, ведя двенадцать очков, но испугались, что выиграем, и стали уступать. У меня руки опустились, когда секунд за пятьдесят до конца сфолил Саканделидзе. Но тот пас Едешко на Белова тренер Кондрашин специально отрабатывал на тренировках, так что это был не экспромт. Кондрашин – гений, мой самый любимый тренер.

- На победу вы отреагировали очень эмоционально. Как на это отреагировало ваше начальство?
– Да я кричала, как не знаю кто. Председатель Гостелерадио Лапин, державший всех в ежовых рукавицах, потом ругал меня на каждой летучке: «Безобразие! Не держит себя в руках». Я записалась к нему на прием. Лапин сидел на своем громадном стуле, подогнув ножку. Нас разделял длиннющий стол. Я спросила: «Сергей Георгиевич, а вы спокойно смотрели финал с США?» – «Ладно, все в порядке. Иди спокойно работай, девочка». Сейчас, кстати, на нашем ТВ, особенно на ТНТ, очень не хватает Лапина – он всегда следил за русским языком.

- Кто вам сейчас нравится из спортивных тележурналистов?
– Я сейчас в основном смотрю теннис и футбол. Больше всего нравится теннисный комментатор Алексей Михайлов. И предмет знает, и язык хороший, и не забалтывает картинку, дает посмотреть. Нравятся, конечно, Дмитриева с Метревели. У Марии Киселевой и Юлии Барановской, бывшей жены Аршавина, приятные лица и голоса, язык подвешен, при этом они не наскакивают на собеседника.

- Александр Яковлевич Гомельский к вам как относился?
– (саркастически) Очень хорошо.
- Ему не нравились ваши комментарии?
– Ему не нравилось, что я не стала его любовницей. На что ему было сказано: «Посмотри на себя и посмотри на меня, и подумай, что ты мне предлагаешь». Может мужик такое простить?
- Наверное, нет.
– Ну вот.
А с игроками сборной у меня были замечательные дружеские отношения – с Геной Вольновым, Сашей Беловым, Паулаускаком, Поливодой. Они знали, что я сама была баскетболисткой и имела право сказать: «Я считаю».


- Когда вы стали вести новости спорта в программе «Время»?
– 14 марта 1974 года. Нужна была говорящая голова и русская фамилия. Озерова в Москве не было, Маслаченко фамилией не годился, все остальные – тоже: Дымарский – еврей, Рашмаджян – армянин. А я прилетела с чемпионата мира по гандболу из Германии и вдруг наша редакция дала мне машину. Довезли до дома, а потом на телевидение – как выяснилось, в программу «Время».

- Какие шокирующие моменты вы переживали в эфире, кроме мыши в Праге?
– Во время Олимпийских игр в Инсбруке пришлось три минуты комментировать хоккей ФРГ – Румыния. Составов не было, знала только счет. Улыбаясь от ужаса, как писал Булгаков, я вышла в эфир – успела только слезу смахнуть. Из игроков знала только Эриха Кюнхакля, потому что он здоровый, два метра. Прицепилась я к этому несчастному Кюнхаклю, как к брату родному: три минуты называла только его. Вот что значит выйти в эфир неподготовленной в чужом виде спорта. Но это было только раз. Тренер «Торпедо» Виктор Маслов написал как-то в «Советском Спорте»: «Молодец Нина Еремина. Никуда не лезет, кроме своего баскетбола. Она его знает – она его и комментирует». Я тогда только начинала, и было приятно такое прочитать.

Еще перед сеульской Олимпиадой был случай. Если работаешь в девятичасовой программе «Время», то перед этим в 17 часов выходишь в эфир на Восток. Тот эфир я нормально провела, был сюжет из Австралии – кто-то установил рекорд в беге на двести метров во время дождя. В следующем, девятичасовом эфире пленка пошла, а текста нет. Режиссер Ира Туркина кричит: «Нина, работай!». И я на нервной почве вспомнила весь текст, который читала в 17 часов: какая была погода, какое время было у победителя. Ира мне потом сказала: «Молодец, что из студии не убежала»
Ушла я из программы «Время» позже, 2 марта 1992 года. До сих пор горжусь этим поступком.

- Что тогда произошло?
– Таня Комарова сделала репортаж о Горбачеве, у которого был день рождения – но, естественно, на фотографиях, к нему ее не допустили. А я делала репортаж из больницы о конькобежце Кудрявцеве, которому исполнилось 80 лет. Туда все приехали – Люся Титова, Скобликова, Квантришвили, больные все высыпали, Кудрявцеву даже холодильник в больницу приволокли. Получился теплый репортаж.

В программе моя пленка пошла после сюжета о Горбачеве. Комарова разозлилась: «Вы что себе позволяете? После Горбачева – какой-то Кудрявцев. Остановить!» Мою пленку прервали на середине – я встала и ушла из студии, хотя дальше у меня был устный текст в кадре. Никто из начальства за меня не заступился.

2 марта я ушла из студии, 7 марта сломала ногу и ухаживала за сестрой Люсей. Мне уже было не до программы «Время». Люся узнала, что у нее то, от чего она лечила, рак, но продолжала работать, в больнице лежала только десять дней. Сестры не стало двадцать лет назад. От нее скрывали диагноз, сделали ей три истории болезни, но она расколола врачей – напоила какого-то дежурного и он принес ей настоящую историю болезни. Но ничего, Люся сказала: «Я буду бороться до последней секунды». А я помогала, чем могла.

В начале 90-х годов на российском телевидении стали показывать баскетбольные мачт из НБА – Национальной баскетбольной ассоциации, сильнейшей лиги мира.  Вот тогда я впервые услышал чуть глуховатый голос Владимира Гомельского.  Я сразу понял, что он сын легендарного  Александра Гомельского (того самого, которого не захотела взять в любовники Нина Еремина. На заставке она именно с Александром Гомельским.  Кстати, он уже в возрасте за 60 женился на молодой и еще заимел сыночка, который годился Владимиру Гомельскому во внуки).

Он как и его папа, крепко связаны с армейским спортом. Сначала как игрок, потом как тренер, теперь как комментатор. Без которого не обходится не одна игра "ЦСКА" в Евролиге. Его считают, по праву, лучшим комментатором баскетбола  в нашей стране. Встречайте - неподражаемый Владимир Гомельский и его правила жизни.

Про "ЦСКА":"Я не могу не болеть за ЦСКА. Я вырос в этой команде, я цээсковец по духу, это моя семья."

Про Андрея Кириленко:" Личности – товар штучный. Среди нынешних российских игроков самый успешный – Андрюша Кириленко; тут, как говорится, без вариантов. На Кирю равняются, в него верят. Это вершина пирамиды. А у подножия – новые мальчишки и девчонки, которые, глядя на кумира, приходят в спорт. Так и должно быть. Другое дело, что свет далекой звезды не может греть вечно, нужны условия, база для работы с начинающими талантами. В СССР было девять баскетбольных интернатов, в России осталось два – минераловодский и питерский. Все! Мы сами искусственно сужаем поляну для выращивания новых Кириленко."

Про первый репортаж:" В первом эфире была часовая программа, из которой 45 минут забирались на фрагменты матча недели. По-моему, в первый репортаж мне повезло, и попалась «Атланта», которую я знал очень хорошо, но это не помешало мне провалиться с треском."
Про грузинский футбол: "Вспомните, как здорово играли грузины в футбол во времена СССР, но их национальный нрав, проявлявшийся и на поле, нравился далеко не всем. В отличие от филигранной техники и умения обращаться с мячом."

Про Грега Поповича:"Грег Попович прагматик, для того чтобы занять первое место в дивизионе и конференции и иметь преимущество своего поля до финала, нужно выигрывать 80% игр, даже 75."

Про Коби Брайнта:"Я не хочу никому выносить приговор. Коби Брайнт уникальное явление в мировом баскетболе, в мировом. Он потрясающий баскетболист и ему по силам в отдельный вечер обыграть любую команду в две руки, но он явно не блещет интеллектом. Никогда ничему не учился, и, видимо, не хочет, может быть, книжек мало в детстве читал. Именно это мешает ему подняться на ту высоту, на которой находился Майкл Джордан, и к которой шаг за шагом приближается Леброн Джеймс."

Про женский баскетбол:" Нельзя подходить к женскому баскетболу с позиции атлетизма и мощи и требовать от девушек физической формы Леброна Джеймса, Майкла Джордана или даже Андрея Кириленко. Женский баскетбол играется по тем же правилам, что и мужской, но он изначально не нацелен на зрителей. Девушки отдают свои силы, борются за победу, я их за это уважаю. Я любой баскетбол смотрю с удовольствием, даже детский, но мне сложно постоянно думать о том, что вот здесь можно было сыграть покрасивее, здесь можно было сделать так, чтобы зрители бы поаплодировали, а здесь можно было сделать скрытую передачу. И когда девушки говорят, что играют в баскетбол лучше мужчин, то я с ними соглашаюсь. Лучше! Но в другой баскетбол."
Про "Пик - энд - ролл": "Пик-энд-ролл на дуге - самое опасное оружие в современном баскетболе. И как против него защищаться, особенно если в нем участвует снайпер - неизвестно." 

О Деннисе Родмане и WNBA: "Пиар, и это же не оригинальный ход. Вспомните Уилта Чемберлена и его волейбольный клуб, который он возглавлял 4 года. Тут то же самое - красивые девчонки и весь исколотый тату Родман. Какой-то доход ему тоже нужен. Так что чистый пиар. Другое дело, что я не думаю, что кто-то всерьез поставит Родмана тренером женского клуба, это работа сложная серьезная … и Родман!? Бедные девчонки или бедный Родман."

Про хобби: "У меня нет такого хобби, которое бы занимало все свободное время. Книжки – да, это на всю жизнь, с раннего детства. Так получилось, что я собираю уже третью библиотеку. Собираю ее с удовольствием и под себя. Вторую библиотеку в жизни я собирал под дочку, и мы оба остались очень довольны. Олечка ей до сих пор пользуется, хотя она уже взрослая. Сейчас же я собираю книги только те, которые интересуют меня и жену Ларису. У меня уже около трех тысяч томов, и, слава богу, есть, куда их складывать, а вот систематизировать, как следует, пока не получается. Год назад провел ревизию и ужаснулся – есть книги, которые я купил два раза, есть книги, которые не разрезаны – то есть я их купил и так и не стал читать. Ничего, кроме этого, в качестве хобби я бы не отметил. Люблю хорошую музыку, но ничего специально не собираю."

Про Китай и баскетбол: "В Китае неисчерпаемые людские резервы. Нашелся Яо, найдутся и другие таланты. А здание баскетбольной школы китайцы начали строить правильно. Они будут очень опасными соперниками в недалеком будущем."

Про Филадельфию: "Когда я влюбился в "Филадельфию", там играли Эндрю Тони, Джулиус Ирвинг, Моузес Мелоун, Колдуэлл Джонс и Морис Чикс в качестве разыгрывающего, и я еще не понимал, что Билли Каннингэм построил идеальную команду, которая защищалась всей пятеркой и также атаковала ."

Про Дэвида Блатта:"Для Блатта не существует мелочей, он готовит команду по тщательному плану. Пока не добьется, чтобы все игроки поняли свои задачи, осознали роль в команде, он не успокаивается. Дэвид обладает блестящей методической подготовкой, это бросается в глаза. К тому же он, как никто другой, умеет проводить напряженные концовки. Посмотрим: на Олимпиаде он вырвал победу сразу в трех матчах – с Бразилией, Испанией и Аргентиной. Во всех трех случаях он безоговорочно владел инициативой. А как он расписал последнюю атаку с бразильцами, когда из угла решающий трехочковый бросок забил Виталик Фридзон! Не стоит забывать о последнем чемпионате Европы, когда в схожих ситуациях дважды выводили на дугу Сережу Моню"

Про Ивана Едешко: "Симулировать ведь тоже нужно красиво. Когда в баскетболе ввели фол в нападении, Ваня Едешко стал имитировать нарушение столь убедительно, что ему все верили. Искусно подставлялся и со страшным криком валился на паркет. Убили, застрелили!"

Про любимую музыку: "Больше всего люблю джаз, конкретно - симфоджаз. Рей Чарльз, Рей Конифф, ранний Луи Армстронг, Фаусто Паппетти, ну много еще."   

Про любимые команды:"ЦСКА. И еще одну команду я могу назвать – «Филадельфия» в НБА. Я не такой ярый хоккейный болельщик, но успехи питерского СКА в начале этого сезона меня обрадовали. Вообще я начал болеть за СКА, когда там работал Боря Михайлов, мне это по наследству досталось. В целом, у меня чаще всего именно так и происходит – в разных видах спорта я болею за знакомых, за приятелей, а это именно тренеры, а не игроки. Болею за тех, чья работа тренерская мне импонирует: за Сашу Тарханова и Валеру Газзаева в футболе, за Борю Михайлова в хоккее, в волейболе за Диму Фомина. Очень жалко, что ему не дали развернуться, но я надеюсь, что его тренерский талант обязательно раскроется. Володя Кондра, Алек Молибога – все это тоже мои друзья, за чьей работой я всегда слежу."
 
Про свою карьеру тренера: "Я не работаю тренером с 1987 года. Отстал в практике и методике проведения тренировочных занятий. Чтобы вернуться на уровень нужно от 1,5 до 2 лет. И еще, боюсь, что таким как Папа, я не стану."

Про Фила Джексона - игрока: "В 1973 году в составе Никс стал чемпионом НБА. По амплуа 4-ый номер. Очень жесткий, я бы сказал, грязный защитник. Выходил со скамейки 6-7 игроком, но наигрывал больше 25 минут. Результативность и количество подборов за карьеру почти равны."

Про мужчин в спорте: "Если вы о спорте, там с подобной публикой все в порядке, заводного народа по-прежнему хватает. Так было, есть и, надеюсь, будет. Без этого спорт высших достижений попросту немыслим. Все держится на ярких личностях, ведущих за собой остальных. Лидер же по определению обязан обладать и харизмой, и силой воли. Когда видишь такого человека, веришь ему на слово."

Про сборную Бразилии - по баскетболу: "Мне тоже очень нравится бразильская школа баскетбола, однако после смерти Падилья Канелы и после ареста братьев Гимараэш, которые отсидели свой срок в тюрьме, у них нет сильных тренеров. Он свой тренерский цех убили. У меня огромную антипатию вызывает президент Федерации баскетбола Бразилии, человек, который не понимает очевидных вещей. У них рождаются лидеры, в лучшие времена четыре бразильца выступало в НБА, десять играло в Европе. Казалось бы, такая сборная должна всем головы отрывать. А у них такой рахит сидит на скамейке в качестве тренера." 

Про Крошемира Чосича: "Дело было в 1974 году на турнире в Белграде. В гостиничном холле заметил Чосича, читающего на английском «Архипелаг ГУЛАГ». Поскольку я оканчивал в Москве спецшколу и язык знал хорошо, то набрался смелости, подошел к Крешо и попросил книгу на ночь. Чосич слегка удивился просьбе незнакомого русского, но дал. Я же потом в знак благодарности провел с ним ликбез, объясняя, кто такой вертухай и что значит фраза «десять лет без права переписки»…"

Про спорт сегодня: "Борьба та же, что и прежде, азарт настоящий, а не показушный. Конечно, элемент шоу присутствует. Вспомните, как раньше футболисты отмечали забитый в ворота соперника мяч. Подбегали к автору гола, поздравляли его, могли приобнять, похлопать по спине. А сейчас зачастую устраивается целое представление с танцами и хороводами. С другой стороны, публике это нравится, почему бы не подыграть?"

Про Владимира Кондрашина и Александра Гомельского: "Я люблю баскетбол. И с удовольствием принял приглашение организаторов побывать на этом турнире. Замечательный тренер Владимир Петрович Кондрашин и мой папа вместе выросли здесь, в городе на Неве, играли в баскетбол в одной команде. Творческая борьба двух этих специалистов украшала баскетбол как отечественный, так и мировой. Другое дело, что место главного тренера национальной сборной было одно, а их - двое. Это сталкивало, конечно. Постарались и журналисты, "подогревая" мнимую неприязнь. Лично ко мне у Владимира Петровича всегда было хорошее отношение. Несколько раз он подсказывал мне какие-то важные баскетбольные нюансы. На что, например, у папы времени не находилось."

Про американское TV: "Центральные игры они теперь ведут впятером. Сидит, например, Майк Тарико, справа от него - Реджи Миллер, а слева - бывший тренер Майк Фрателло. Один с точки зрения тренера рассказывает, другой с точки зрения игрока. Фрателло больше комментирует, как команды играют в обороне, Миллер больше говорит о том, как они нападают, отмечает индивидуальные действия. А Тарико с его гениальной памятью вставляет какие-то статистические выкладки. Он то подтверждающую статистику приводит, то любит поспорить. А еще два человека где-то там внизу, у скамеек. Причем матч транслировался из Лос-Анджелеса, и кто-то работал прямо на трибуне - с узнаваемыми лицами успевал переброситься парой слов. Такой был репортаж – сказка!"

О себе: "Я закончил играть из-за травмы. Где-то четырнадцать месяцев я пытался восстановиться, потом меня вызвал начальник ЦСКА. Никогда не думал, что человек может отнестись ко мне с такой теплотой и доверием. Моя первая должность называлась «начальник ДЮСШ ЦСКА по баскетболу», причем я выторговал себе право работать самому. Моей первой командой были юноши 61-го рождения, с которыми мы выиграли первенство СССР. Мы работали вдвоем: я и тренер с набора, и вот мы победили. Трое из наших игроков тогда попали в ЦСКА, один даже за сборную играл, Витя Кузьмин. Позже эта команда перешла в дубль, и я там работал вплоть до того, как набрал Хосе Бирюкова, 64 год рождения. Это было уже перед московской Олимпиадой. То есть сезон-79/80 года я был у Селихова вторым тренером. Нас сняли с работы по небаскетбольным обстоятельствам. Мне помогли уехать, я принял команду у Зурика Хромаева, Южная группа войск. Я там проработал пять лет, одновременно являясь вторым тренером киевского СКА у Зурика, мы друзья и до сих пор друзья. И когда была объявлена эта совершенно идиотская первая возрастная Спартакиада, то Виталий Георгиевич Смирнов, понимая, что я не тренирую, пригласил меня тренировать сборную России, 66-67 год рождения. Я поэтому и заслуженный тренер РСФСР, я тренировал эту команду."

Про Милоша Теодосича: "Он вообще очень сильный игрок. Может быть, у него в ЦСКА с Йонасом Казлаускасом начнется следующий этап расцвета таланта, его перестанет душить тренер. Милош больше всего напоминает мне Дражена Петровича. Он был гений на площадке, Моцарт от баскетбола. Он может один играть, а пик-н-роллы он может играть от восхода до заката. А еще он может разыгрывать, его дриблинг при его росте позволяет проходить любой личный прессинг. Он прекрасно чувствует ловушки, я там ни разу не видел его случайно. Если он идет в ловушку, то он совершенно точно что-то задумал. В своем возрасте Теодосич лучший в Европе, это совершенно точно. По мне так он и вовсе лучше Рубио. Только у меня с американцами часто разные точки зрения."

Про церемонию открытия Олимпиады в Лондоне: "Я долгое время пребывал в уверенности, что Московскую Олимпиаду не переплюнуть. Игры не пропускаю с 1992 года. Каждый раз все было хуже и хуже. Как вдруг очень размашисто поставили Церемонию открытия австралийцы. Она была красивая и оставалась тайной даже для комментаторов до последнего момента. Столько загадочных вещей происходило, что человек, далекий от знания истории Австралии, многое не понимал. Хорошо, что у нас сидел специалист по этим делам. Была очень интересная Церемония открытия в Пекине с необычным процессом зажжения огня, фантастический по красоте фейерверк. Китайцы – молодцы! Однако, мне кажется, они забыли, что Олимпиада не только для телезрителей, читателей "Советского спорта", но и для спортсменов. В Пекине они играли роль мебели. Это меня задело. Я был на репетиции Церемонии открытия в Лондоне. В большей части – это само совершенство."

Про Фила Джексона: "Он гениальный тренер, у него своё видение баскетбола, понимание тактики и свои методы достижения цели. Это делает его выдающимся. Я прочёл все его книги, и мне импонирует его стиль ведения игры, общения с баскетболистами. Я много разговаривал на тему Джексона со Скотти Пиппеном, и меня поразило его высказывание. Скотти рассказал, что Джексон обладает удивительной способностью быстро и с наименьшими затратами доводить свою мысль до подопечных. Он очень ценит своё и чужое время. Мне правда нравится, что он гуру, который не теряет этого флёра уже 15 лет."

Про европейских коллег по ТВ: "Испанского комментатора я не пойму, японского и китайского тем более. Я могу понять только англоговорящих комментаторов и немного французов, потому что все-таки мой французский далек от совершенства. Так вот, из всех, кого я слышал, на меня наибольшее впечатление произвел Чак Дэйли - именно как комментатор, как аналитик. Глубина его знаний баскетбола превышает мою. Поэтому его я слушал с восхищением, потому что я узнавал что-то новое о любимой игре. Но тут опять такая вещь – я же не могу быть на него похожим, я же не Чак Дэйли. Очень мне нравился как комментатор Марв Альберт. Жалко, что он перестал этим заниматься, хотя по-прежнему работает в НБА, но не как комментатор, а как ведущий эксклюзивных программ. У него была живость, его не заклинивало. Наверное, когда-то в школе он сам играл в баскетбол, но не играл в НБА, на университетском уровне ничего не добился. Так вот у него баскетбол был как зрелище, как шоу. Он его и подавал как талантливый конферансье. Мне он очень нравился."

Про Александра Яковлевича: "Процентов на девяносто это было кино для благодарных зрителей. Папа пытался завести игроков, если считал, что тем не хватает настроя, давил на судей, взрывал болельщиков на трибунах… За пределами площадки отец выражал эмоции совершенно иначе. Папа мог быть очень разным, ему ведь приходилось исполнять в ЦСКА роли и тренера, и генерального менеджера в одном лице. Ребята знали: играй нормально, и Гомельский решит все проблемы.

Так и было: отец ходил по начальству, вышибал для команды квартиры, машины, зарплаты и премии. А сколько раз папа вытаскивал своих парней из лап таможенников? Если бы он был в сборной в 1973 году, уверен, Ваню Дворного и Мишу Коркия не упекли бы за решетку. Отец попросту погасил бы проблему в зародыше. Я ведь помню, как Жармухамедов однажды из турне по Штатам привез пистолет.

Когда на таможне в «Шереметьеве» открыли чемодан и увидели там кольт, у всех рты в изумлении открылись, фуражки встали дыбом вместе с волосами. Такой наглости никто не ожидал. Алжану пистолет подарил Генри Айба, тренер сборной США 1972 года, Жармухамедов собирался выбросить его перед возвращением в Москву, но по рассеянности забыл. Короткая память дорого могла стоить, срок светил конкретный, но мой папа отмазал. Алжан отделался легким испугом, на два года стал невыездным, потерял звание заслуженного мастера спорта, тем не менее в тюрьму не сел…"

Про свою супругу: "Смешно, но правда, была романтическая история. Мы же познакомились в Питере. Я был там в командировке и познакомился с Ларисой. Мы только что отметили 21 год знакомства, в этом году у нас 20 лет со дня свадьбы. Тогда же у нас чуть больше года, 14 месяцев продолжался процесс ухаживания, и нужно было ездить друг к другу. В какой-то заезд, это было осенью 1989 года, мы сидели в ресторане, смотрели баскетбол и я рассказывал то, что происходит на экране, так как голоса комментатора не было слышно. Была только картинка, которую смотрел я, Лариса, бармен и метрдотель. К концу репортажа бармен и метрдотель (мы до сих пор с ними дружим) уже сидели за нашим столиком и слушали. После того как все закончилось, и мы уже шли по Кировскому проспекту (теперь Каменноостровскому), мне Ларка сказала: «Вот, чем ты должен заниматься, а не всякой фигней». Она вообще в этом отношении без промаха бьет. Через два месяца меня Володя Фомичев пригласил на ТВ."

Про Душко Вуйошевича: "«Вуйошевич - великолепный тренер. Он обладает прекрасными педагогическими качествами, которые позволяют ему плодотворно работать с молодыми баскетболистами, выращивая в них таланты, признаваемые во всем мире. Если судить о его работе в «Партизане» в последние годы, то это была просто фантастика. Он добился результата более высокого, чем определяло руководство команды. Как он это сделал, остается загадкой»."

Про игру Александра Яковлевича: "Мой папа вытворял у площадки такое, что только держись! Люди, знавшие отца, так сказать, вне баскетбола, не могли поверить, что он способен на подобное." 

Про родной город: "Родной город - Москва, я москвич. Москва меня приняла, я полюбил Москву. В Питере я люблю архитектуру, люблю гулять по городу, но как-то получилось, что с раннего детства я люблю Москву. Наверное, можно это объяснить тем, что мы жили в Риге, а мама все время по-женски капризничала, обращалась к папе: «Саш, ну когда мы домой вернемся?». А домом для нее был Ленинград. Это был единственный повод, по которому родители могли поссориться, по которому мама могла заплакать, если отец ей отказывал. И в Москву она не хотела переезжать. Так и не стала москвичкой, хотя умерла в этом городе, но Москву не приняла. Она хотела, чтобы ее похоронили на Волковом кладбище в Питере, и завещание ее мы выполнили. А я вот стал москвичом. Меня до сих пор привлекает тема этого города, харизма, ощущение мощности московской, и я Москву узнаю и узнаю, много читаю о Москве. Так что я москвич. А вот когда бываю в Риге, бывает особое настроение, и хочется взять Лариску за руку и показать, каким переулком я ходил в школу, показать какой-то уголок города, памятный с детства. Это отнюдь не старая Рига и не набережная. Это район, где я вырос, где мы жили, где была моя школа. И еще кусочек центра, дом, где папа работал. Сейчас нет этого здания, раньше оно было на улице Горького, теперь ее переименовали в улицу Вальдемара. Однако в Риге через 2 дня начинаешь скучать, а в Москве не скучаешь ни секунды."

Про Эторе Мессину: "Он гениальный методист. Я много раз присутствовал на его тренировках, у него нет проблемы «необучаемых» игроков. Если он не сможет научить, то он просто выдрессирует. Это нужно для того, чтобы игрок чувствовал себя в команде своим. Мы всегда смеемся, когда говорим, что если у человека рост за 210 сантиметров, то непонятно что с извилинами. У Мессины основа знаменитой защиты – реакция на перемещение мяча. Мяч полетел – нужно сделать два шага, всегда нужно видеть треугольник, ты не должен все время смотреть на мяч, кроме него ты должен успевать следить еще за двумя соперниками, ты делаешь два шага от или к лицевой – где ты страхуешь? Об этом тоже надо помнить. Если ты будешь об этом думать на площадке, то ты пропустишь все, что можно. Это должно быть на уровне инстинктов. У Этторе тренировки нацелены на это, они очень скучные и неэмоциональные, но практика показали, что «Стена Ивковича» оказалась слабее и неэффективнее защиты Мессины." 

Про возвращение Этторе в "ЦСКА": "Когда у клуба появляется возможность улучшить качество хотя бы одной позиции, то вряд ли клуб должен от этого отказываться. Лично я рад, потому что Мессина приезжает в ЦСКА переполненный новыми идеями, обогащенный новым опытом, и с моей точки зрения он – лучший тренер в Европе. Это американцам рано или поздно придется менять стереотипы своего мышления. Это же они не хотят тренеров-варягов, тренеров-легионеров. Они по праву считают свой баскетбол и тренеров – лучшими. Вот, лучший европейский тренер съездил туда, но даже не на тренерскую должность." 

Мне, который на теоретическом уровне неплохо знал игроков и советских сборных, и сильнейших американцев из НХЛ, высказывания Владимира Гомельского о них понравились. Конечно, это чтиво на любителя, поэтому я не уверен, что многим понравится. Но мне захотелось систематизировать свои данные об отечественных спортивных комментаторах, и не выбрасывать в мусорную корзину, а поделиться ими со своими читателями. Можно было бы еще рассказать о других спортивных комментаторах – Анне Дмитриевой, многократной чемпионке по теннису, Ольге Богословской и Иоланде Чен, заслуженных мастеров спорта по легкой атлетике, которые прекрасно комментируют эти два вида спорта. Но чувствую, я уже немного перекормил своих слушателей, поэтому на этом свой рассказ о спортивных комментаторах заканчиваю. И поздравляю с Новым, 2021 годом!