Дикарка

Дикарка
   Дождь усилился, и я сбавил скорость. Видимость уменьшилась до сотни метров, по этой трассе я ездил редко, и не помнил всех сюрпризов, которые дорога припасла для водителей.  Встречные машины попадались редко – наверное, попрятались от разверзшихся хлябей небесных.
   Внезапно сквозь стену дождя я увидел на обочине ссутуленную фигурку. Первой мыслью было – померещилось – кто может гулять по такой погоде? Расстояние до бредущего по обочине  быстро сокращалось, и спустя секунды я убедился - впереди шла девушка в простом платье, без зонтика. Что-то было не логичным в её появлении здесь, в километрах от ближайших деревень, от павильонов автобусных остановок на перекрёстках. В том направлении, куда я ехал, и куда она шла, следующий посёлок был также через много километров, готов был дать руку на отсечение, что не менее пяти. Какая нужда могла выгнать её в одном лёгком платье, без плаща и зонтика,  из дома? Или кто-то жестокий и бессердечный высадил её из машины?
    Я затормозил. Тормозил плавно – боялся неуправляемого скольжения по мокрому асфальту,  боялся обрызгать девушку струями из-под колёс – и проехал мимо. Остановился в метрах в десяти впереди девушки. Распахнул правую дверцу. В машину ворвались ветер, брызги и холод.
   Девушка остановилась – раскрытая дверца преграждала ей дорогу. Она с удивлением и любопытством смотрела на меня. Я же не понимал её замешательства. Боится сесть в машину к незнакомому человеку?
   Я мысленно выругал всех тех умников с телеэкранов, которые раздают девушкам указания бояться всех и вся. Встреченный вами  мужчина,  учат они,  может оказаться, насильником, педофилом, наркоманом, преступником, садистом, сексуальным маньяком. Не садитесь в машину, к незнакомому, не садитесь в лифт, где есть ещё кто-то, не верьте тем, кто вам улыбается. Люди, для которых слова «честь», «достоинство», «совесть» наполнены реальным содержанием – добавляют они - остались в прошлых, в тёмных временах, когда царили бесправие и угнетение.
  - Ну, - нетерпеливо сказал я, – садись!
 Переднее сиденье уже было усеяно холодного каплями.
  - Можно? – словно не веря своей удаче, спросила девушка.
  - Конечно! Что за вопрос!
   Она уселась на переднее сидение, обдав меня брызгами и внеся в салон машины  запах ненастья. Захлопнула за собой дверцу.
      На вид ей было лет шестнадцать. Тёмные волосы, слипшиеся из-за дождя, были распущены и отброшены на спину. Миниатюрное личико, выглядело настолько по-детски, что у меня защемило сердце. Я даже не среагировал, когда она обдала меня брызгами, стряхивая,  как кошка, с себя воду.  Её  светлое, с мелкими цветочками платье было настолько пропитано водой, что  его можно было выжимать, как после стирки. У её ног тотчас же возникла  лужица.
   - Спасибо,- голос её прозвенел как серебряный  колокольчик.
  - Откуда ты?
   Она не ответила. В её взгляде появилось что-то вроде безмолвной просьбы – не задавать  вопросы.
   Я прикоснулся к её руке и чуть не чертыхнулся. Она дрожала от холода.  Немедленно включил обогрев и направил на неё поток тёплого воздуха. Она тут же подставила личико тёплым струям.
   Попытался снять с себя жилетку, чтобы набросить ей на плечи, но она бурно запротестовала.
   - Мне совсем не холодно. Или чуть-чуть. А через минуту я совсем согреюсь.
   И снова меня поразил её голос. Так должен был звучать хрустальный ручей высоко в горах.
    Я нажал на газ, и машина тронулась.
  - Что же ты оделась не по сезону? – я спросил это более по инерции, чем из желания узнать, что или кто выгнал её на улицу в таком виде. Неожиданно осознал, что любое моё предположение будет неверным. А она опять не услышала моего вопроса. Или не захотела отвечать.
  - Это твоя машина?
  - Нет, от работы.
  - А где ты работаешь?
   Это не было дежурным вопросом, или данью вежливости. В голосе звучало неподдельное любопытство.
  - Обслуживание и ремонт сельскохозмашин. Оборудование для приготовления и раздачи кормов, переработки отходов, доильные агрегаты, инкубаторы и прочая техника, без которой фермеры не могут.
   - Ты приезжаешь и ремонтируешь? – в её голосе появилось восхищение.
  - Если поломка не слишком сложная, ремонтирую на месте. Если ремонт сложный – забираю в мастерскую. Поэтому у меня такая большая машина.
   - Ты учился этому?
  - Окончил колледж.
   Ей были интересны любые мелочи. Она походила на ребёнка, который впервые слышит   о том, что я рассказываю, и которому всё интересно. При этом она словно не замечала прилипшего к телу платья,  мокрого сиденья под собой и лужи под ногами. Словно была выше всех этих маленьких жизненных неудобств.  Я же с удовольствием отвечал, стараясь не задумываться - ни откуда она появилась посреди дороги, ни тем, что она даже не поинтересовалась – куда я еду. Но после вопроса о том, бывают  ли у меня дни, когда  не работаю,  не выдержал.
   - Сознайся, ты с неба свалилась?
  - А разве такое возможно? – искренне удивилась она, принимая мой вопрос буквально.
 – Можно свалиться со скалы, с моста, даже со стула. Но на небе ничего нет, кроме облаков. Неужели можно свалиться с облака?
   Она замолчала на секунду и вдруг вспомнила:
   - Я читала! Книжку про маленького принца! Он прилетел на землю с небольшого астероида. Поскольку он не пользовался никаким  аппаратом – ни самолётом, ни ракетой, то можно сказать, что свалился с неба. Только я забыла автора.
  - Антуан де Сент-Экзюпери,- медленно, почти на распев, сказал я. – Ты в школе училась?
   Она на секунду замерла – словно удивившись такому вопросу – и вновь атаковала меня:
  - Ты женат?
  - Нет.
  - Почему?
   Я сделал паузу, пытаясь понять, почему я с готовностью отвечаю на все её вопросы, а она избегает сказать о себе хоть что-то? Что за сила заключена в её голосе, в её манере говорить, её поведении? И что за тайна скрывается за её появлением в моей машине?
  - Ну-у,- она теребила меня, не давая собраться с мыслями.- Почему?
  - Был женат, – я сделал ударение на первом слове, чтобы у неё не оставалось сомнений.
  - Почему вы разошлись?
    - Не сошлись характерами.
   Я ожидал очередных вопросов, но она вдруг замолчала, словно запас её любопытства внезапно иссяк. Минуту мы ехали молча. Боковым  зрением  - в сильный дождь не стоит отвлекаться от дороги - я любовался ею, представляя, как обворожительно она будет выглядеть, когда приведёт себя в порядок.
   Спросить, куда ей надо? И тут же сказал себе с замиранием сердца – если она не скажет, куда, отвезу к себе домой. Сердце тревожно забилось – как у юноши, предвкушающего первое появление девушки у себя дома. Но что делать, если выяснится, что она несовершеннолетняя? Чтобы избавиться от терзавших меня мыслей, я спросил:
  - Как зовут тебя?
  И снова она не ответила. Повернулась ко мне и спросила:
  - Сколько тебе лет?
   Я вздохнул. Можно было сказать: «Теперь твоя очередь отвечать на вопросы», но я не решился, побоялся, что  такая фраза обидит её, и тогда всю оставшуюся дорогу мы будем ехать молча. Или,  хуже того, она вдруг скажет «Высади меня около…» и далее последует название какой-либо деревушки из округи.
  - Тридцать два.
  - Ты живёшь в городе?
Я кивнул.
  - Но если ты обслуживаешь и ремонтируешь машины целого района, то почему не живёшь в какой-нибудь деревне этого района?
  Отвечать я не стал.
  - Прости, мы подъезжаем к большому перекрёстку. Здесь есть заправка и магазины. Я куплю тебе сухую одежду – иначе ты схватишь воспаление лёгких.
  - У меня нет денег! – воскликнула она. На её личике появилась горесть, граничащая с отчаянием.
   -Зато у меня есть.
    Я вырулил на полупустую стоянку. И тут же передо мной встал вопрос: оставить её одну в машине с работающим двигателем? Если выключу – перестанет работать обогрев, и она через минуту начнёт мёрзнуть. А если оставить двигатель включённым – какая гарантия, что она не сядет за руль и не уедет?
   Я глянул на неё ещё раз и обозвал себя дураком. Девочка не побоялась сесть в машину к незнакомому человеку, а я боюсь оставить её одну? Неужели начинаю верить всем этим телевизионным увещевателям, задача которых – внушать страх и неуверенность, и не верю глазам своим?
   Я поставил машину на тормоз и повернулся к девочке.
  - Ты умеешь управлять машиной?
  - Не-ет,-   её удивила такая постановка вопроса.
  - Тогда ничего не трогай. Я оставляю мотор включённым – иначе замёрзнешь.
      И хотя дождь уже ослаб, я взял зонтик, валявшийся на заднем сидении.
   - Самое дешёвое, - тут же предостерегла она. – И бельё тоже возьми.
    Я кивнул. Купить сухое бельё я собирался и без её подсказки – не на мокрое же ей надевать новое платье.
   Я уже вышел из машины и уже собирался захлопнуть дверцу, как услышал:
  - Меня зовут Лайра.
  - А меня – Макс, сказал я, захлопывая дверцу.
   К магазину шёл словно на крыльях. Одно слово, один ответ на простейший вопрос всколыхнул меня так, словно появилась надежда на удивительное – как и само знакомство  - продолжение.
   Сельский универсам представлял собой большое, скромно оформленное помещение. Здесь  были выставлены всевозможные товары – от одежды и обуви до посуды и электротоваров. Я прошёл в отдел женской одежды и осмотрелся.
   Кажется, в магазине ещё не заметили наступления осени. Первые числа октября, а стойки  забиты лёгкими летними платьями.  Прошёлся вдоль одного ряда, другого.
  - Вы что-то ищете? – услышал я сзади женский голос. Обернулся. На меня усталым, но изучающим взглядом смотрела упитанная женщина в фирменном халате торгового центра.  Наверное, перед тем как спросить, она сладко зевнула.
  - Да, платье для девочки шестнадцати лет.
  - Выходное?
  - Нет, простое, повседневное. И чтобы соответствовало сезону.
   - Тогда не здесь.
    Она повела меня к стойке с куртками и плащами, за которой и скрывались вожделенные платья «по сезону».
   Выбора практически не было. Платья были или страшными на вид, или имели какой-то несуразный покрой. Продавец наблюдала за мной, и, видя моё недоумённое лицо, предложила:
  - Вот тут уценённые, посмотрите среди них.
  В голове пронеслась мысль о спортивном костюме, но тут  я заметил среди уценённой одежды оранжевое платье, показавшееся мне приличным. Снял его со стойки.
  - Натуральная ткань, джерси,- прокомментировала сзади продавец.
   На ощупь ткань выглядела плотной – то, что надо. Длинные рукава, белый кружевной воротник, пояс из той же ткани, что и платье. Ниже пояса платье немного расширялось, два кармана, отороченные чёрными полосками. Я тут же представил, что такие платья в прошлом веке носили английские пансионерки – если верить фильмам.
  - За что его уценили?
  - Очень хорошее платье, - вместо ответа сказал продавец.
   Всё ясно,  никто не  хотел брать платье, сшитое по образцам середины прошлого века. Но именно этим оно меня и привлекло. Лайра, как и это платье, была из другой эпохи.
  - Хорошо, теперь бельё.
   - Какое бельё вам нужно?
   Дамское бельё я покупал впервые. Как-то не приходилось ранее.
  - Что вы посоветуете?
  - Девочка высокая? Какой размер бюстгальтера?
   Я выбрал простые серые трусики с кружевными оборками и бюстгальтер второго размера.  Моя попутчица обладала скромным бюстом. Дополняли покупку белые гольфы и мохнатое полотенце.
   Лайра ждала меня с нетерпением. Я уселся, отряхнул и сложил зонтик, бросил его на пол. И лишь тогда протянул пакет Лайре. Она с детским любопытством заглянула в него.
  - Какое необычное платье,- тут же нашлась моя попутчица . - С воротничком…
    Она осматривала вещи и складывала их мне на колени.
   Дождь внезапно усилился, словно беря реванш за те минуты, когда на землю падали лишь отдельные капли. Девушка глянула через стекло кабины на обрушившуюся на нас потоки, словно убеждаясь, что сквозь подобную завесу падающей с неба воды нас никто не увидит, и смущённо посмотрела на меня. Опустила голову, словно задумавшись, затем привстала и через голову сняла с себя платье. Положила его на пол, затем расстегнула и сняла промокший лифчик. Быстро обтёрлась полотенцем и, не глядя на меня, взяла купленный только что лифчик с моих колен. Застегнула на груди, потом повернула его на пол оборота -  чтобы чашечки оказались там, где им должно быть, поправила их, продела руки под бретельки. Сложила полотенце пополам и положила его на колени, закрывая деликатную часть тела. Одной рукой она придерживала полотенце, другой стащила с себя мокрые трусики и бросила их на пол. Не отпуская полотенца, и не поднимая глаз – словно боясь взглянуть на меня – протянула правую руку за сухими трусиками,  схватила  их, и ловко надела. Опустила полотенце и взялась за платье.
   Мне доводилось видеть обнажённых женщин, но никогда у меня не перехватывало дыхания. Совершенство форм её тела более, чем восхищало, оно поражало.  Некоторые женщины кичливо пытаются поразить окружающих невероятными размерами искусственно увеличенного бюста или необъятной шириной бёдер. Её  красота была не в размерах, а в гармоничном сочетании строгости форм и плавности изгибов, умеренности и неординарности. Ни одна из частей её тела не довлела над другими. Смуглая кожа  - лишь на месте лифчика была светлая полоска – казалась нежной и гладкой. Каждая клеточка её кожи притягивала, манила, не отпускала.
    Девушка, неуклюже привстав, надела платье. Ловко застегнула молнию сзади и поясок впереди. На удивление медленно надевала гольфы – словно это было сложнее всего. Затем собрала мокрые вещи в тот самый пакет, с которым я пришёл из магазина. Положила его себе под ноги и подняла голову.
   Она столь гневно смотрела на меня глазами, полными отчаяния, что я чуть не попятился. Если до этого мне казалось, что остановилось дыхание, то в этот момент почувствовал, что во рту пересохло – несмотря на то, что влага была кругом.
   - Почему ты не отвернулся?
     Я ощутил себя школьником, которого застали за постыдным занятием.
  -Я… Я не мог оторвать взгляд… Ты такая красивая…
  - А если бы я осталась раздетой, ты бы так и смотрел, пока не умер с голода? 
   Я кивнул.
  Лайра фыркнула, но в её глазах вспыхнули огоньки,  которые  я воспринял как надежду, что меня простят!
   - Придумал, чтобы успокоить меня!
  - Я говорю искренне. Мне доводилось видеть женщин. Но ни одна из них не может сравниться с тобой.
   Лицо Лайры смягчилось, на него вернулось прежняя непосредственность и обаяние.
   - У тебя даже голос изменился. Ну ладно, прощаю. Только говори почаще, что я красивая.
   Говорить почаще! Значит, она никуда не собирается! Она готова следовать за мной далее!
    И тут же поймал себя на мысли: так не бывает. Она же где-то жила раньше, где-то есть её родители, которые о ней беспокоятся, куда-то она направлялась. Не могло это всё исчезнуть в одно мгновение. Может, у неё потеря памяти?
   - У тебя на заднем сиденье коробка со сливами.  Можно?
  Коробку со сливами мне подарили в Ланбире, где я сегодня ремонтировал доильный аппарат. Фермеры нередко делают мне подобные маленькие подарки. Своего рода чаевые и  свидетельство доброго отношения ко мне.
   - Конечно! Как я не сообразил ранее, что ты голодна! Здесь есть маленькое кафе, пошли.
  Лайра вопросительно посмотрела на меня. Всё, что она хотела сказать, было написано на её лице.
   - Ты меня не напрягаешь. Мне будет приятно посидеть с тобой в кафе.
   Я выключил двигатель машины и поднял с пола зонтик. Словно по заказу дождик ослаб, но кто бы мог поручиться, что через минуту он не обрушится на нас с новой силой?
  - Не выходи, подожди, пока подойду с твоей стороны так, чтобы ты сразу оказалась под зонтиком. Не хватало тебе промокнуть ещё раз.
  Я вышел из машины, раскрыл зонтик и подошёл к правой дверце, которую Лайра уже успела открыть. Выказывая максимальную галантность, помог ей выйти из машины, держа зонтик так, чтобы капли дождя падали мимо. Она крепко взяла меня за локоть, и мы направились к кафе.
   Мы оказались единственными посетителями.  Я выбрал место подальше от входной двери и сквозняков. Усадил Лайру и занял место напротив. Она окинула взглядом пустой стол и спросила:
  - А где еда? Её принесут?
   Я вздохнул. Было ясно, что она никогда не была в кафе.
  -  Сразу два  доказательства того, что ты свалилась с луны. Во-первых, таких красивых девушек на земле нет. А во-вторых, я вижу, что ты никогда не была в кафе. И это понятно – на луне кафе нет.
  - И вовсе нет! – ей было приятно, что я ещё раз назвал её красавицей. И словно поэтому  она вдруг согласилась отвечать на мои вопросы и реплики.
   – Во-первых, я не сваливалась с луны, просто заблудилась. А во-вторых,  уже была в кафе, когда отмечали моё совершеннолетие.
   Словно море информации обрушилось на меня. Во-первых, она совершеннолетняя, и я могу быть более свободен в своих поступках. Во-вторых, она заблудилась. Значит, куда-то шла. Заблудиться, сбиться с дороги может лишь тот человек, у которого есть цель. В-третьих, посещение кафе для неё – событие.
  - Заблудилась на трассе? – я сделал недоумённое лицо.
  Лайра не ответила.
  - Я была в звёздном кафе. Там все блюда посыпаны звёздной пылью. Звёзды разного цвета и пыль разного цвета. Пыль не имеет своего вкуса, но и не портит вкус блюда. И ты  знаешь какой вкус, не пробуя. Это очень  приятно. А ещё в звездном кафе звучит особая музыка. Ты можешь заказать музыку, но непременно прозвучит что-то другое, Чем-то похожее, но отличное. Ибо нет ничего скучнее, чем ещё раз слушать ту музыку, которую однажды уже слышал.
  - Не согласен. Услышать ещё раз хорошую песню – всё равно, что вновь встретить хорошего человека.
  - Мне так показалось. Сейчас. Я боюсь, что наступит такое мгновение, которое мне покажется настолько прекрасным, что захочется его остановить.
  - Тебе это под силу?
   Она восприняла мой вопрос серьёзно.
  - Ещё не пребывала. Наверное,  сумею. Если захочу. Ненадолго. Если надолго – то  привыкнешь, и оно станет для тебя повседневностью. Я думаю, что прекрасных мгновений много. Очень много. Мы просто не замечаем их.
  - Мгновение, когда хлынул ливень, тоже было прекрасным?
   Лайра кивнула. В следующую секунду я её понял – если бы не дождь – мы бы не встретились и не сидели бы сейчас в этом кафе!
   Подошла официантка и положила на стол меню – одно Лайре, другое – мне. Своё я даже не стал открывать.
  - Что посоветуете?
  - Возьмите баварское ассорти. Это несколько видов жареных сосисок с тушёной капустой, картофельным пюре и солёными огурцами.
  - Нет,- решительно сказала Лайра, – я не хочу сосисок.
  - Тогда порекомендую филе лосося на гриле.
  - Лосось – это рыба? – Лайра посмотрела на меня. А официантка  - с плохо скрываемой иронией - на Лайру.
  - Это очень вкусная рыба.
    Лайра кивнула.
   - Салат будешь?
  - Могу предложить на выбор греческий салат, витаминный или со свёклой,- теперь официантка обращалась напрямую к Лайре – поняв, что всё зависит от неё.
   Моя спутница подробно расспросила, из чего состоит каждый из салатов, и выбрала  витаминный. Я от салата отказался.
  - Почему ты не хочешь салат? – тут же заинтересовалась она.
   - Я уже обедал. Если бы не дождь, ты бы села в мою машину?
   Лайра кивнула.
  - Я перепутала автобус. Водитель посоветовал мне выйти на следующей остановке и пересесть в тот автобус, который будет идти через десять минут. Я вышла. Пошёл дождик, и я спряталась под крышей павильончика на остановке. Водитель автобуса, которого я ждала,  не заметил меня, подумал, что никого нет, и проехал мимо. На остановке был мужчина с маленьким компьютером в кармане. Он посмотрел расписание, и сказал, что больше автобусов туда, куда мне нужно, не будет, и я должна вернуться туда, откуда приехала. А это невозможно.
   - Почему?
  - Нельзя вернуться во вчерашний день.
   - Куда тебе  нужно?
     Мне очень хотелось, чтобы она пропустила этот вопрос мимо ушей, как это она уже делала не раз. Тогда у меня будет полное право везти её к себе домой, а не туда, куда она пыталась добраться.  Последний автобус в её деревню ушёл, ей сегодня туда не попасть. Не оставаться же ей на улице!
   Ответить она не успела. Или не захотела. Официантка принесла салат и поставила его перед Лайрой.
    Я с удовольствием наблюдал за тем, как она ест салат, придирчиво осматривая каждый кусочек, попадавший на вилку. Боится, что на тарелке окажется что-то несъедобное?
   Пока она ела, я бился над непосильной задачей, пытаясь понять – что же притягивает меня в ней, чем она покорила моё сердце? Красотой? Несомненно. Но из чего складывалась её красота? Правильные черты лица, пропорциональная фигура – не более.  Душевная красота? Но она проявляется во множестве ситуаций, в которые мы попадаем. Что я мог понять за те пол часа, что она рядом?   Подкупила детская наивность и искренность? Но это, скорее всего, от того, что она живёт в глухой деревне, где все друг друга знают и полностью доверяют. Или что-то незримое и не осязаемое совпало в наших душах?
  Она вдруг прекратила есть.
  - Я дикарка?
   Неужели она почувствовала снисходительно-покровительственное отношение к себе?
  - Я кажусь дурочкой?
   Нужно было срочно переводить разговор на другую тему.
  - Чем ты занимаешься?
   К моему удивлению, такой вопрос её обрадовал.
  - О, я многое умею! Я шью, вяжу, стригу овец, делаю пряжу, собираю и сушу травы для напитков, Умею доить коз, выращивать овощи –  всё, что должна делать обычная девушка.
  -Из какой ты деревни? – осторожно спросил я. У меня появилось предчувствие, что это приоткроет завесу таинственности над её путешествием в Ларахиш – небольшой районный центр нашей провинции. И немедленно прикрыл важность вопроса шутливым дополнением, которое ожидаемо от того, кто ремонтирует доильные аппараты:
  - Коз доишь вручную?
  - Только когда нет электричества. У нас есть небольшие доильные аппараты, но они не работают без электричества. Хотя в последние годы стало лучше, мы в дополнение к ветрякам поставили солнечные батареи, и сейчас электричество есть и в безветренную погоду. Просто меньше.  А овец мы больше не стрижём вручную – машинки для стрижки требуют совсем немного энергии …
  Она с увлечением стала рассказывать о мериносовых  овцах, об уникальных свойствах их шерсти, а я пытался понять, где прячется деревушка,  которую до сих пор не электрифицировали? Я изъездил Ларахишский район вдоль и поперёк, бывал даже в предгорьях на востоке, но подобных деревень не встречал. Несмотря на её спокойное и на первый взгляд безобидное щебетание, я чувствовал, что она чётко соблюдает границу, выверяя, что можно сказать, а что нет.
  Принесли рыбу, и я воспользовался этим, чтобы спросить:
  - Чем ты занимаешься по вечерам?
  - У меня много увлечений! Я люблю музыку, играю на пианино и на флейте, рисую карандашами, читаю книги.
  - У тебя есть пианино? – удивился я.
  - Своего инструмента у меня нет, но пианино  есть в клубе и в музыкальном доме...
   Голос её упал, словно она сболтнула что-то лишнее. И тут же сменила тему:
  - Почему ты развёлся? Фраза «не сошлись характерами» ничего не говорит, больше всего напоминает отговорку. Ты любил её?
   Я кивнул.
 - А она?
   - Думаю, тоже. Но никто из нас не хотел уступать другому. В какой-то момент она забрала дочку и уехала.
  - И всё? Что она хотела?
  - Хотела, чтобы я поехал вслед за ней. Ей предложили работу по специальности в большом заповеднике, но очень далеко. Я не захотел ехать.
  - Только это?
  - Были и другие проблемы.
  - Тебе тяжело вспоминать о них?
   Я не ответил. Впрочем, молчание бывает красноречивее всяких слов.
     Некоторое время мы ели молча. Но тишина мне показалась тягостной! Я хотел слышать журчание её речи, видеть реакцию на мои слова и чувствовать себя причастным к таинству общения.
    - Ты не ешь мяса? - вспомнил я её отказ от  сосисок по-баварски.
   - Ем, конечно! Но только приготовленное так,  как у нас принято. Если бы не было ничего другого,  взяла те сосиски. Но не жалею,  рыба вкусная, хотя я бы взяла другие приправы.
  - В городе тебе понравилось?
   Она опустила голову.
  - Ты же понял, что есть то, о чём я не хочу говорить. Не обижайся, это не связано с тобой. Просто… Мне неприятно выкручиваться,  не хочется тебя обманывать  и огорчать. Лучше говори ты. Мне приятно слышать твой голос – я словно оказываюсь в другом мире, почти что сказочном – близком и в тоже время недосягаемом.
   Она нежно сжала мою руку. Я дрогнул и изобразил на лице улыбку. Наверное, так улыбается человек, рот которого забит кислой капустой.
   - Хорошо, не буду тебя тревожить,  раз ты живёшь на сверхсекретной военной базе.
   - Ты планируешь жениться ещё раз?
   При первом знакомстве люди довольно-таки быстро очерчивают круг тем, которые они считают допустимым обсуждать, а какие стоит оставить «на потом». Лайра ничего не хотела оставлять на потом.
  - Как только встречу подходящую девушку.
  - Какой она должна быть?
  - Молодой и красивой, - сказал я, глядя на неё в упор. Интересно, кто-либо мечтает жениться на старой и уродливой?
  - Под такое определение подходят многие, даже я!- вздохнула она. – Хотя мне больше лет, чем ты думаешь.
    Она на мгновение замолкла и вдруг озорно спросила:
   - Подумай, если все будут жениться на молодых, что делать старым женщинам, которым тоже нужен мужчина?
  Я не был готов решать мировые проблемы и потому лишь пожал плечами.
  - А я знаю. Женщинам не нужно стареть. Или можно стареть, но очень-очень медленно. Так, чтобы женщина в шестьдесят выглядела так, словно ей тридцать пять. Или сорок.  Представляешь? Мужчина зрелых лет, допустим семидесяти, приводит в дом женщину, которой на вид не более сорока. И только самые-самые близкие знают, что её сыну уже сорок один.
   - Куда делась его прежняя жена? Ведь она тоже старела очень медленно, и в свои шестьдесят девять выглядит на сорок пять.
  Лайре игра понравилась.
  - Ну, всякое бывает. Заболела и умерла. А может, сорвалась со скалы и погибла. А может, этот человек захотел, чтобы у него было две женщины. Представляешь, большая широкая постель, посередине – мужчина, а по сторонам – две его женщины. И он может любить их по очереди.
    Боже мой, она ещё совсем ребёнок! Я рассмеялся, представив нарисованную ей картину.
  - Почему тебе смешно?
  - Вообразил, как этот уважаемый старичок приводит в дом новую женщину и представляет её жене. Но вот то, что будет после этого, мне представить тяжело.
  - Значит, у тебя плохое воображение. А у нас в деревне есть такая семья. Один из наших – ему лет семьдесят, привёл себе другую женщину, помоложе. У него сейчас две женщины в доме – одной столько же, сколько и ему, а второй лет сорок или сорок пять, я точно не знаю. И ничего, уживаются.
  Она не использовала слово «жена», заменяя его каждый раз словом «женщина» - очередная загадка.
  - Почему ты всё смеёшься? Мужчине может надоесть – сорок лет жить с одной и той же женщиной. Вот ему и захотелось разнообразия, и она его понимает. Знаешь, у меня дома есть кот. Он приходит с улицы и первым делом бежит на кухню – посмотреть, нет ли там чего-нибудь вкусненького. Пробегает мимо своей миски с едой и начинает высматривать,  что можно утащить со стола. Мужчины точно также – хоть и есть дома женщина – всё равно – пытаются утащить кого-то ещё. В первую очередь – из числа тех, у кого нет постоянного мужчины. Меня утаскивали.
    У меня странно заурчало в животе. Зачем она мне это рассказывает?
  - Женщинам не надоедает по сорок лет жить с одним и тем же мужчиной?
  Она словно ожидала такого вопроса.
  - Надоедает. И я не вижу ничего дурного в том, что мужчина за свою жизнь меняет нескольких женщин, а женщина меняет нескольких мужчин. Это только в сказках смерть в один день считается счастливым концом. У тебя было много женщин?
  - Отвечать обязательно? – я почти рассердился.
  - Я несу чепуху? Всё потому, что мы знакомы всего один час, а мне кажется, что знаю тебя давным-давно. И тороплюсь высказать всё, что приходит на ум. С кем ещё я могу так говорить?  Словно попала в сказку, которая через час кончится, и я опять останусь одна.
   Она смотрела на меня с грустью. Я оторопел от такой откровенности.
   Подошла официантка и предложила десерт. Лайра тут же выбрала чай из лесных ягод и шоколадное суфле. Я хотел ограничиться кофе, но она потребовала, чтобы и я заказал что-то сладкое. Выбрал итальянскую тирамису.
  Лайра ела суфле, жмурясь от удовольствия. Как маленькая девочка.
  - Ты ешь такое в первый раз?
  Она кивнула.
  - Ты уже понял, что я редко покидаю деревню. А у нас такое суфле никто не делает.
  - Вас что, запирают там?
  Она кивнула.
  - То, что я рассказала тебе о медленном старении – не фантазия глупой девчонки. В нашей деревне люди стареют очень медленно. Сознайся, ты подумал, что мне 16 лет? Моему дедушке восемьдесят четыре, но ты не дал бы ему на вид и шестидесяти. Самому старому жителю деревни 124 года, и он ещё потихонечку ковыряется на огороде. Представляешь, он родился ещё в XIX веке! Его жене 103 года. А рекордсменом у нас считается Аншер, умерший лет тридцать назад. Говорят, что он прожил 150 лет. Точно никто не знает.
  Предложения она перемежёвывала с поглощением суфле. Причём, с такой тщательностью облизывала ложечку после каждого кусочка, что не могло не вызвать у меня чувства умиления.
   Почему у меня дрогнуло сердце? Из-за того, что я узнал о том, что у неё в жизни были мужчины? Ну и что? Даже если бы ей было шестнадцать, как это показалось мне вначале, это ничего не означало. В Японии возраст согласия – тринадцать лет. Что она нафантазировала  бог знает что – бывает. У меня тоже богатая фантазия. Но как относиться к её словам о  запертой деревне? Их что, забором обнесли и выставили охрану? Тогда это будет более на тюрьму похоже. 
  Она расправилась с суфле и грустно посмотрела на тирамису, к которой я ещё не притронулся.
  -Бери, совсем другой вкус.
  - Да? – она по-детски обрадовалась и тут же сникла. – Я возьму только половинку. И если ты не будешь есть свою половину, я к этой тирамисе не притронусь.
   Она сказала это со вздохом, но твёрдо. Можно было не сомневаться, что так и поступит. Я разделил тирамису на две части.
  - Почему ты не замужем?
   - Не за кого. У нас очень мало парней. Никто не знает почему, но девочек у нас рождается больше, чем мальчиков. Вдобавок, часть парней после совершеннолетия уезжают в город и не возвращаются. Поэтому стать второй женщиной для кого-то из наших мужчин – не совсем уж такая фантастическая для меня реальность.
   - Как же они уезжают, если ваша деревня обнесена высоченным забором, охраняемым стражниками и злыми собаками?
  - Смеёшься надо мной? Мы не в тюрьме живём.  Просто…
   Мгновенно  она погрустнела, глаза наполнились слезами. Я тут же проклял ту секунду, когда сказал про высокий забор, окружающий её деревню, удивляясь тому, как я мог принять оскорбительное высказывание за банальную шутку.
  - У меня, наверное, язык как помело. Не слушай меня! Пошли! – она вскочила, приглашая меня сделать тоже самое.
  - Подожди, сначала нужно заплатить. И лишь потом встают и уходят.
  Она окинула взглядом зал – официантки в нём не было – и с грустью опустилась на стул.
  - Ты, наверное, уже жалеешь, что подобрал меня?
   - Ты же знаешь, что это не так.
  Появилась официантка. Лайра вскочила и подбежала к ней:
  - Нам пора уходить. Сколько мы должны заплатить?
  Официантка посмотрела на меня с любопытством и даже сочувствием. А я изобразил на лице снисходительную улыбку, пытаясь взглядом объяснить ей то, что невозможно объяснить словами, и прося быть снисходительной к девушке.
  - Я сейчас принесу счёт, - чётко, почти что по слогам, объяснила она Лайре. – Вы можете вернуться к столику.
  - Это плохое кафе,- неожиданно сказала Лайра.
  - Почему?
  - В нём холодно. Нет уюта.  Словно они хотят, чтобы мы поели и побыстрей ушли.
   Можно было объяснить, что нечего ждать уюта и красивого интерьера от кафе, c трудом втиснувшегося между  заправкой и сельским магазином. Сюда заходят быстро перекусить, и не более. Но говорить Лайре об этом не стал, боясь, что это добавит ещё одну грустинку к её настроению.
   - В следующий раз мы пойдём в красивое кафе…
  - Ты думаешь, следующий раз будет?
    Душа словно провалилась куда-то вниз. Но едва я набрал воздух, чтобы превратить её слова в шутку, как подошла официантка и поставила на стол маленький поднос с жёлтым листиком счёта. Я положил на поднос кредитную карточку – содержание счёта мне было безразлично. Лайра внимательно следила за мной.
  - Ты ей дал кредитную карточку? А как ты будешь знать, что она взяла с неё ровно столько денег, сколько нужно?
   Я начал объяснять,  но в голове колоколом звучали слова вопроса «Ты думаешь, следующий раз будет?» Она сказала об этом, как о чём-то само собой разумеющемся. Или я не понял её интонации?
   Официантка вернулась  с моей кредитной карточкой и квитанцией на том же подносике. Я забрал карточку и положил несколько монет. Это, конечно, не ускользнуло от внимания Лайры.
  - Почему ты добавил денег? Ты даже не смотрел квитанцию.
  К счастью, официантка успела отойти, и не услышала вопроса. Я так надеюсь.
   Мы направились к выходу. По пути к машине я объяснял, что такое чаевые и начал шутить по поводу погоды – дождь кончился, но она не услышала моих слов или решила на них не реагировать.
   Стоило мне включить двигатель, как Лайра нежно тронула меня за руку.
  - Ты знаешь, где перекрёсток, на котором от сорок четвёртой трассы отходит дорога на Бершет?
   Фантазии о том, что я отвезу её к себе домой, лопнули, как мыльный пузырь.
    - Там ничего нет. Просто перекрёсток.
   - Там будут ехать наши, подберут меня.
   - Нечего полагаться на случай! Я отвезу тебя туда, куда скажешь.
  - Я не хочу злоупотреблять твоей добротой.
  - Ты можешь поверить в то, что мне приятно помогать тебе?
  Она повернулась и грустно качнула головой. Воцарилась неловкая пауза.
  - Ты добрый, а я глупая дикарка.
   - Глупые дикарки не умеют играть на пианино и флейте. И в том, что ты родилась в глухой деревне, твоей вины нет. Ты мне напоминаешь бриллиант в оправе из олова.
   Её лицо изменилось, я видел, насколько ей приятно получать комплименты. И тут же  - чёрт бы побрал мою привычку всё анализировать – я подумал - сколь несчастна девушка, которой никто не говорил подобных слов.
  - Опять ты обжигаешь моё сердце…
  - Так куда тебя везти?
  - В Бершет.
   Мысленно я присвистнул. Бершет – маленький посёлок в предгорье. Место, про которое говорят – «у чёрта на куличках». И не потому, что очень далеко – от того перекрёстка, на который она просила привезти, километров семьдесят, не более.  В Бершете дорога заканчивается. Дальше – некуда. Тупик.
   Мы тронулись в путь.
  - Ты далеко забралась, - прокомментировал я. – Но теперь я знаю, что самая красивая девушка мира живёт в Бершете.
  - Опять!
   Улыбка, смеющиеся глаза, хрустальный голос вернулись  к ней. И я не мог смотреть на неё без радости. Хотя и приходилось отвлекаться, иногда надо было смотреть на дорогу.
  - Я вовсе не из Бершета!
  - Откуда же? – засмеялся я.
  - Ещё дальше.
  - Дальше некуда. Горы. Высокие и неприступные.
   - Я живу в горах.
   Её ответ меня изумил – никогда не слышал, что в горах есть поселения.
  - Неужели ты не понял? Наша деревушка не просто в горах, а в таком месте, куда очень трудно добраться. Поэтому мы и живём, как дикари, отрезанные от всего мира. Только, пожалуйста, не рассказывай никому. Мы не хотим, чтобы о нашей деревне знали. Есть, конечно, те, кто знают, но их мало и они берегут эту тайну. Поэтому для нас выбраться в город –  событие.
  Я вспомнил её слова о том, что можно свалиться со скалы или с моста, но не с луны. Скалы и мосты - вот что окружает её с детства. Сейчас она  оказалась в положении цветка, вырванного из своей почвы. Неважно, что её окружает – она привыкла к другому, и наш мир ей кажется диким и непонятным. И словно в подтверждение моим мыслям, она сказала:
  - У нас там совсем другая жизнь. Вы живёте – каждый сам по себе, а мы - единой семьёй.
   Мне эта фраза показалась по-детски наивной.
  - И в чём это выражается? Обедаете все вместе?
   Лайра кивнула.
  - Завтракаем и обедаем вместе. В нашу столовую вся деревня вмещается. А ужин – у каждого свой. Можно взять что-то из столовой – если захочешь, а можно самому приготовить. Особенно, если ждёшь гостей. Некоторые вообще не ужинают – выпьют  чая – и всё.
   Я представил себе столовую, в которой сидят несколько сот  человек и едят то, что им выдали на раздаче.  В следующую секунду моя буйная фантазия нарядила всех в арестантские робы. Но Лайре я сказал иначе.
   - Как солдаты в казарме? Завтрак с семи до половины восьмого, обед – с часу до двух…
  - Нет, ну что ты! – её лицо тут же стало обиженным. – Нет у нас ничего такого, чтобы напоминало казарму. Столовая открывается в шесть, но каждый приходит, когда может. Любая еда – хочешь молочная, хочешь - мясная. Каждый берёт, что ему нравится. Поел, отнёс посуду на мойку и свободен. Обед – с двенадцати до двух. Даже если не успел, или не мог прийти – всегда можно получить еду, только если опоздал, уже выбира не будет, придётся довольствоваться остатками. А для тех, кто-то уходит на весь день, есть сухие пайки. И не беспокойся, у нас готовят вкусно. Не хуже, чем в  том кафе, где мы ели.
   Мне это не показалось заманчивым. Я любил обедать в узком семейном кругу.  Лайра поняла.
  - У нас совершенно другие люди и отношения между нами совсем другие. Чужие, когда попадают к нам, бывают поражены. Большинство быстро привыкают и уже не хотят другой жизни. У нас, например, нет денег. В кафе ты платишь за каждый обед. А у нас просто: пришёл, поел и ушёл.
  Она вдруг замолкла, словно вспомнила о чём-то. И затем чётко, почти по слогам, сказала:
  - У нас нет зла. Только добро. Вот у вас, в вашем мире есть зло и есть добро. И это определяет вашу жизнь. А у нас только добро. И потому наш мир особенный.
  - Разве бывает свет без тени? Белое без чёрного?
  - Не говори мне только, что считаешь добро противоположностью зла! Добром является то, что ты сам считаешь добром. А  если несколько человек придерживаются одинаковых с тобой взглядов на добро,  то добром становится то, что они все считают добром. А то, в чём их отношения к добру не совпадают, превращается в беспорядок, который преодолевается любовью, терпением, смирением.
   С философией и религиозными рассуждениями о сущности мира у меня всегда были сложные взаимоотношения. Любые книги или очерки на подобную тему вводили меня в полугипнотическое состояние с последующей зевотой.
    - Ну хорошо, у вас коммуна. А где вы берёте то, что не можете произвести сами?
   - Покупаем в городе. Время от времени ездим в Бершит или даже в Ларахиш – как сегодня. Продаём шерсть с наших овец,  она очень хорошая. Сушёные лекарственные травы и цветы. В последние годы мы начали сами делать пряжу и вязаные вещи на продажу. Купили даже настольные машинки для вязки. Наши свитера и кофты очень высоко ценятся – ручная работа. Хотя, на самом деле мы сочетаем ручную и машинную вязку. Рукава или спинку свитера незачем вязать вручную.  А узоры на лицевой части кофты, манжеты и прочие украшения – неповторимы. С тех пор, как начали торговать вязаными вещами – дело пошло лучше. А то бывали года, что нам не хватало хлеба до весны.
   Я содрогнулся. Представил себе деревню, где оставшиеся с осени крохи делят поровну за большим столом. Как в кино. Лайра поняла это и схватила меня за руку.
  - Не пугайся, мы не голодали! У нас же овцы, куры. Огороды есть, капуста, морковь, лук и прочие овощи. Просто кончились мука, сахар, соль… Но это было давно, лет двадцать назад, я ещё в школу не ходила.
   Значит, ей уже не менее двадцати. Если ей было тогда три или четыре года, значит сейчас  ей двадцать три или двадцать четыре. А я её возраст в шестнадцать лет определил…
  - В долг не могли взять?
  - Деньги были. Привезти не могли. Дорога к нам… Она особенная. По ней не всегда можно проехать. Тогда мы не могли ни шерсть вывезти, ни товары завезти.
  - А вертолётом?
   Лайра сникла. Опустила голову и уставилась в пол. Что не так? Почему упоминания о вертолётах вызвало такую реакцию?
  - Вертолёты к нам не летают. В нашу деревню по воздуху не попасть. Чужие могут только по дороге через ущелье. Но ущелье не всегда проходимо. Однажды оно почти два года не открывалось. Тогда-то у нас и кончились запасы.
   Внезапно её голос стал громче, словно она воспрянула духом.
   - Но такого больше не будет. У нас сейчас запасы на два года. Если даже два года ущелье не будет открываться, мы не окажемся в нужде.
  - Ущелье с характером,- сказал я осторожно.
   Лайра кивнула в знак согласия.
  - Волшебное. Открывается только после дождей. Да и то – не всегда.
  - И деревня ваша волшебная?
     Я ожидал, что засмеётся, но она лишь удивлённо посмотрела на меня.
  - Как ты догадался?
  - За волшебным ущельем не может быть обычной деревни.
  Пускай будет волшебная. Я не хотел спорить с Лайрой, боясь, что любое возражение, сомнение или недоверие к её словам отразится печалью на лице.
  - Думаешь, я смеялась, когда говорила, что в нашей деревне люди стареют гораздо медленнее, чем, за её пределами? Это на самом деле так! Ты подумал, наверное, что мне шестнадцать лет. А мне уже двадцать четыре. В пятьдесят я буду выглядеть так, что никто не даст мне более тридцати. И это не единственное из волшебств, какие есть в нашей деревне.  У нас всё удивительное и прекрасное  даётся легко. Я на фортепьяно всего за год научилась играть. И на флейту тоже год ушёл. Если бы ты мог попасть к нам, то услышал, как я играю!  И композиторы у нас свои есть, и художники, и поэты. Дома украшены деревянными кружевами. Вышивки, плетения, украшения. В прошлом году к нам попал чужой человек – так он назвал нашу деревню городом мастеров! Раньше мы не хотели и даже боялись продавать то, что делаем, но с тех пор, как Совет разрешил,  зажили гораздо лучше. Знаешь, зачем дедушка в Ларахиш приезжал? Арфу купили!
   Она смотрела на меня с торжеством – словно во всём это было именно её заслуга. А меня кольнула фраза «чужой человек попал».  Она сказала это таким тоном – словно речь шла о каком-то редком или даже удивительном событии. Я не понимал, где в её словах  кончается реальность, и начинается вымысел. Всё перемешалось, но мне с каждой секундой нравилось всё больше. Зачем разлагать целое на составляющие?
  - Ущелье не пропускает чужих?
  Я старался говорить спокойно, но она почувствовала иронию в моих словах.
  - Ты не веришь мне? Наверное, и я бы не поверила. Не умею объяснять. Глупая и бестолковая девчонка.
  - Ты красивая, - я попытался её успокоить очередным комплиментом.
  - Ты думаешь, что красивая не может быть глупой?
   Она пофыркала, возмущаясь тем, как  пытался подбодрить её.
    - Не обращай внимания на мою иронию. Есть вещи, которые мне кажутся странными. Тебе в нашей жизни тоже, наверное, многое кажется странным.
  Она кивнула и даже обрадовалась, словно я коснулся темы, которая её волновала.
  - Ты знаешь, что мне кажется наиболее странным у вас? Ваше телевидение. Новости начинаются с рассказов о том, где что случилось плохого. Потом показывают людей, которые кричат друг на друга, жалуются на то, как плохо им жить, и насколько они несчастны, из-за того, что им не помогают.  А правда в том, что хороших событий в жизни  больше, чем плохих, просто телевизоры приучают не обращать внимания на хорошее. Это же скучно! Зло очаровывает, многие понимают это, но смирились. Приучают надеяться на кого-то постороннего, а не на самих себя. Убеждают, что нельзя верить в то, что сложно потрогать руками или измерить той меркой, какая есть.
   Ещё поражает огромное количество рекламы. Каждый день показывают рекламы легковых машин. Однажды спросила у папы – как часто люди в городе покупают машины? Он отвечал, что раз в пять или десять лет. Так зачем показывать рекламы по нескольку раз в день? Тем более, что все эти рекламные ролики очень глупые. Регулярно рекламируют прокладки, которые используют, чтобы трусики меньше пачкались. Зачем? Кто хочет, и так купит. И постоянно прерывают передачи, ради того, чтобы порекомендовать купить какой-то необыкновенный нож для разделки овощей. Я уверена, люди уже перестали обращать внимания на рекламу, но её всё равно показывают.
   Меня уже перестала шокировать её непосредственность и откровенность.
   - Полностью согласен. Я из-за этой рекламы перестал смотреть телевизор. Предпочитаю интернет.
   Сказал – и осёкся. Вдруг у них нет интернета, и это её обидит?
  - У нас есть интернет, хотя и там много рекламы. Но у вас он в каждом доме, а у нас – только в клубе.
  Она замолчала.  А я про себя повторил – «только в клубе». Два или три на всю деревню. И телевизоров, наверняка, не больше.   
- Зато у нас много букридеров,- добавила она в собственное утешение. - Приходим в клуб и заряжаем их интересными книгами. Но хватит про меня, лучше расскажи что-нибудь о себе. Как ты живёшь? Чем заполняешь время?
  Из меня плохой рассказчик. Но отказать ей я не мог. Тем более, что видел, чувствовал  её стремление удержаться от рассказов о деревне в горах.  В деревне, из которой она выбирается от случая к случаю, было всё то, чем она жила – опора, нравственные и моральные ориентиры, общение, будущее.  Там прошло её детство, там был её дом, туда она будет возвращаться,  хотя бы мысленно, если когда-нибудь переселится в другое место.
   Полагая, что ей будет интересно, снова стал рассказывать о своей работе, но уже по-другому. Раз у них есть овцы и куры – значит есть и соответствующее оборудование. Может быть, оно нуждается в обслуживании? Тогда бы я мог время от времени бывать у них.
   Лайра слушала внимательно. Казалось, ей было неважно, что я говорю, она наслаждалась – иного слова я не могу подобрать – словами, которые я вымучивал, стараясь угодить ей.
   Но ошибся. В какой-то момент она неожиданно прервала меня:
  - Я вижу, ты напрашиваешься, чтобы  мы пригласили тебя чинить и обслуживать нашу технику.
  - С удовольствием!
   Лайра тяжело вздохнула и снова сникла.  Её настроение за минуту могло измениться от сияющей радости до чёрной меланхолии. Это восхищало меня и в то же время пугало. Такая открытость делала её беззащитной перед любой несправедливостью и эгоизмом этого мира, перед людьми, чьи помыслы и стремления направлены лишь на удовлетворение собственного эго.
   - Волшебное ущелье не пропустит меня? А если его хорошо-хорошо попросить? Или отыскать доброго волшебника, который его расколдует – так, чтобы оно открывалось по расписанию. Например: понедельник, среда, пятница с десяти утра до трёх дня. Или – два часа утром, два часа вечером.
    Я полагал сказанное про волшебника верхом остроумия. Но Лайра восприняла это иначе.
  - У нас таких волшебников нет. В деревне есть два предсказателя – дед и его внук, которые по звёздам и по каким-то другим приметам определяют, когда в следующий раз ущелье раскроется, и на сколько. Они почти не ошибаются. Заставить же ущелье раскрыться… Даже не слышала. Наши протоптали дорожку в обход, но получается два дня в одну сторону. Мужчины иногда ходят так в Бершет. В тот год, когда ущелье не открывалось – я тебе рассказывала – мой отец несколько раз ходил: за солью, мукой, пряностями.
   - И за шоколадкой для маленькой девочки,- я вспомнил её слова, что это было, когда она ещё не ходила в школу. Но Лайра отрицательно покачала головой.
  - Это было бы нечестно по отношению к другим детям. Он ходил для всех.
   Мысленно обозвал себя идиотом.  У них же коммуна. Её отцу, наверное, и в голову не пришло, что можно принести подарочек только своей дочке. Коммуна на первом месте, семья – на втором.
  - А сегодня? Сегодня до какого часа ущелье будет открыто?
   Лайра посмотрела на часы, вмонтированные в приборную панель.
  - Ещё три с половиной часа.
  - Что будет, если ты опоздаешь?
  Лайра молчала. Я сбавил скорость – до пункта назначения оставалось пять километров, и это было единственной возможностью хоть как-то продлить нашу поездку.
  - Пойду пешком.
  - Будешь идти два дня по горам? – ужаснулся я.
  - Я сильная и выносливая.
  - Не страшно?
   - В горах мне некого бояться. Это не ваш мир, - она вдруг вскинула голову. – Ты знаешь, почему я пошла до следующей остановки пешком? Думаешь, по глупости? Нет, там оказался какой-то неприятный мужчина, который смотрел на меня, как волк на овцу. И я видела – глазами он уже раздевал меня. Мне стало настолько противно, что я выскочила под дождь. Думала – следующая остановка близко.
   Моё сердце дрогнуло. Как же я не догадался, что причина была столь тривиальная и столь мерзкая!
   - А мне ты поверила?
  - Я увидела твои глаза, и поняла, что ты…другой. Я вижу людей насквозь. Говорят, что это талант такой. Поэтому мне будет очень больно расставаться с тобой.
   Она положила свою левую руку на мою. Я не стал отрывать руки от руля и некоторое время – пока не появились первые дома – она словно помогала управлять машиной.
  - В конце посёлка маленькая площадь. От неё отходит вправо грунтовая дорога. Свернёшь туда. Не бойся,  дождь её не размыл. Через четыре километра начнутся скалы. Увидишь скалу, напоминающую двузубую вилку. Перед ней площадка. Там мы распрощаемся.
   Её голос стал жёстким.
  - Но почему? Почему ты не можешь остаться здесь на какое-то время?
  Лайра опустила голову.
  - Макс, ты очень хороший человек. Но ты не сможешь жить у нас, а я не сумею жить здесь. Мы из разных миров.
   - Между нашими мирами много общего. Ты даже не представляешь, сколько.
  - Может быть.
   Мы проехали посёлок и я свернул на грунтовую дорогу. Ехать приходилось осторожно, объезжая ямы и камни, попадавшиеся по пути. Лайра молчала, и мне с каждой секундой становилось всё тоскливее.
   Наконец я увидел гряду скал, и выделяющуюся высотой ту самую, двузубую, как вилка, скалу.
    На площадке перед двузубцем, возле небольшой горки ящиков, стояла старенькая «Мицубиси-Паджеро». Машина явно хотела тронуться в путь, но, завидев нас, остановилась. Из неё вышли двое.
   Едва я остановился, Лайра выскочила из автомобиля и бросилась к «Паджеро». Через секунду она повисла на шее мужчины лет шестидесяти, стоявшего у старенькой машины. Что-то сказала ему, и они все повернулись ко мне.
   Пришлось опустить стекло. Выходить я не хотел.
   Мужчина полупоклоном поприветствовал меня:
   - Спасибо, что спасли мою внучку. Мы уже не знали где искать. Как сквозь землю провалилась.
  - Выходи,- требовательно сказала Лайра. – Покажу тебе волшебное ущелье. Чтобы  ты не думал, что я  сказки рассказывала.
   Дедушка строго посмотрел на Лайру. Она скорчила физиономию – мол я знаю, что делаю, не вмешивайся. А я всматривался в лицо стоявшего подле машины старика. Ему восемьдесят четыре? Если бы мне предложили угадать его возраст – я бы с полнейшей уверенностью сказал – не больше шестидесяти. Лайра не преувеличивала?
   Дед столь откровенно ждал, когда я выйду из машины, что мне пришлось подчиниться.
  - Рончи,- представился он, крепко пожимая мне руку. – Имею удовольствие, а может быть, несчастье, быть дедушкой этой импульсивной особы.
  - Дедушка! – возмутилась Лайра.
  - А что это за платье на тебе? – Рончи только сейчас заметил, что Лайра в другом платье.
   - Я промокла до  нитки, и Макс купил мне новое платье,- гордо объявила она.
   Рончи повернулся ко мне, открыл рот – видимо хотел сказать что-то вроде «сколько я  должен», но увидел, как на него смотрит Лайра и осёкся. Через секунду он поблагодарил меня за заботу о внучке. Затем подошёл к ней и что-то шепнул на ушко.
  - Я ему кое-что рассказала,- громко ответила Лайра. – Дедушка, это такой человек, которому можно доверять. Ты же знаешь, я в людях не ошибаюсь.
   Подошёл спутник дедушки и представился:
   - Петчер. У Лайры невероятное чутьё на хороших людей. Рад знакомству.
   В первые минуты я полагал, что приятные слова в мой адрес – это обычная дань вежливости, и был озадачен тем, что они не расспрашивают Лайру о том, как мы встретились и как добирались до двузубой скалы. Потом почувствовал – их симпатия не напускная.
   Рончи и Петчер договорились, что Лайра подождёт их, они скоро вернутся. Кроме того, должна подъехать ещё одна машина с покупками.
   «Паджеро» тронулась, и Лайра поманила меня рукой – идём следом.
   Машина подъехала к узкому проходу и начала медленное движение между скалами. Местами проход был всего на несколько десятков сантиметров шире машины, судя по количеству царапин на зеркалах, она не раз задевала  за камни. Метров через сто ущелье кончилось, и машина поехала быстрее. Мы присели на камень.
  - Чувствуешь, какой здесь воздух? – спросила Лайра.
   Я кивнул. Мы поднялись всего на двести или триста  метров над уровнем моря, точнее, над уровнем Бершета, но этого хватило, чтобы  воздух сделался  сухим,  словно не было дождя. Сверх этого он был наполнен каким-то загадочным, но очень приятным ароматом.
  - Вот это то самое волшебное ущелье. К полуночи его ширина уменьшится настолько, что  никакая машина не проедет. А к утру уже и человек  пройти не сумеет. Если останешься до ночи – увидишь. Машина, которую ты видел – наша. Она отвезёт покупки до   небольшой пещерки в конце долине Хорта, километрах в пяти отсюда. Там разгрузится и вернётся назад, за остальными покупками.  От пещеры в деревню идёт тропа. Машина по ней пройти не может, но у нас есть ослики и тележки. Получается даже громоздкие вещи привезти.
  - Как же скалы двигаются? – теперь я уже не сомневался ни в одном её слове. В жизни много того, чего мы не понимаем, и потому считаем это непознанное сказочным.
   Лайра пожала плечами.
  - Откуда мне знать? Я училась в школе всего четыре года. Да и то – какая у нас школа? Шесть-семь учеников и один учитель, который должен был выучить нас читать и писать. Но читать меня ещё до школы мама научила. А в школе нам рассказывали самые общие вещи. Учитель говорил – главное вырасти трудолюбивым. Тогда остальное выучите, если захотите. И мы весь день что-нибудь рисовали, лепили, строгали, вырезали, мастерили, готовили. А между этими занятиями он рассказывал что-то интересное. Например, что на земле пять континентов и двести стран. Или что-нибудь из истории – про египетские пирамиды или про Чингисхана. Часто забывал, что он уже рассказывал, и начинал снова, но каждый раз рассказывал иначе, поэтому мы не говорили ему, что об этом уже слышали. Один раз он мог рассказать о походе Наполеона в Египет, а спустя год – о его же походе в Россию. Он красиво рассказывал, и потому мы готовы были слушать о чём угодно. Пошли.
   Она встала и направилась назад,  к площадке у входа в ущелье.
  - Ты говорила, что однажды скалы два года не открывались. Почему?
  - Никто не знает. Но такое очень редко бывает. Обычно скалы раздвигаются каждую осень. Иногда даже по нескольку раз.
  - Ты рассказывала про прорицателей. Дед и внук.
  - У них получается предсказать всего на два-три дня вперёд. Могут и ошибиться. Многие думают что тогда, во время двухлетнего перерыва, они просто прозевали открытие ущелья.
  - Сколько отсюда до деревни?
  - Километров пятнадцать. Но если ущелье закрыто, то в обход вдвое дольше. И путь более сложный.
    Стоило нам выйти из ущелья, как мы увидели подъезжающий джип. Он сделал полукруг и остановился около груды ящиков. Водитель выходить не торопился, а сидевшая около него  женщина выскочила и направилась к Лайре. Подозрительно глянула на меня и обратилась к Лайре:
  - Помоги выгрузить!
   Я опередил их и подошёл к машине, в багажнике которой были аккуратно уложенные мешки.
  - Позвольте мне.
  Женщина, на вид ей было лет сорок, но в этой деревне так могла выглядеть и шестидесятилетняя – показывала мне, какие мешки брать, и в то же время сверлила глазами Лайру, пытаясь добиться разъяснения –  что за мужчина около неё? Лайра улыбалась и молчала.
    Разгрузка заняла не более пяти минут. Женщина поблагодарила водителя и он уехал. Затем повернулась ко мне.
  - Можно задать вам вопрос?
  - Задать всегда можно,- эта женщина напоминала учительницу, которая более всего боится что-то упустить. У меня возникло нехорошее предчувствие, и потому я ответил уклончиво:  спросить-то можно, а вот отвечу ли я – это отдельно.
  - Вы собираетесь к нам?
    Неожиданно Лайра, стоявшая в стороне, бросилась ко мне на грудь.
  - Он мой! Это мой мужчина!
    Её трясло. Слёз,  я не видел, но почувствовал их солоноватый запах. Я растерялся, не понимая, как реагировать на её слова и лишь беспомощно гладил её по голове, пытаясь успокоить.
  - Пошли с нами! Ты сможешь жить у нас, я это чувствую! Мы найдём  дело для тебя, ты же всё умеешь! Мы построим красивый дом…
   Она захлёбывалась в словах, возвращалась к сказанному и говорила о любви, способной делать чудеса.
   Иногда я отрывал взгляд от её волос и видел в стороне женщину, наблюдавшую за нами с неприятной иронией в глазах.
   Потом из ущелья выползла и остановилась «Паджеро». И лишь когда кто-то в машине нажал кнопку клаксона, и та издала недовольный крик, Лайра замерла. Она отстранилась, опустила голову, словно извиняясь за проявленную слабость.
   - Прости.
  - Не обращайте внимания,- голосом классной дамы сказала женщина. – Девочка выросла в глуши, недостаток общения, поэтому – как дикарка - готова броситься на шею каждому встречному.
  - Почему я должен не обращать внимания? – резко сказал я.
  - Эта ваша машина? – женщина показала на мой автомобиль. – Вы её бросите здесь? У вас есть дом или квартира? Тоже бросите? Ваши родные, друзья, коллеги знают, где вы и куда вы собираетесь? Не  подумали, что если вы не вернётесь сегодня домой, то утром вся полиция округа будет мобилизована на поиски?
   - Я могу позвонить…
  - Попробуйте! – в её словах была непонятная издёвка, она пыталась говорить со мной, как с маленьким ребёнком.
   Я достал смартфон и увидел сообщение, что «Сервис не доступен». Покрутил аппарат.
  - Макс, - мягко сказал подошедший Рончи. – Отсюда нет связи. Эти скалы содержат большое количество магнетита и урана. Вблизи этой скалы связи нет. Тут даже оставаться на долго не стоит. Если ваша машина простоит здесь неделю, то её уже нельзя будет завести – разрядится аккумулятор. Но не это главное.  Не знаю, сказала ли вам Лайра, но эти скалы подвижны и проход через пару часов закроется на много месяцев. Вам будет чрезвычайно трудно вернуться, если что-то пойдёт не так.
  - В вашей деревне есть интернет, мне Лайра говорила. Я сумею через интернет сообщить…
  - Что вы находитесь в деревне, которой нет ни на одной карте? Мы очень дорожим нашей обособленностью и боимся непрошенных гостей, какие могут появиться, если вы совершите необдуманный поступок. Мне жаль.
   Отчаяние охватило меня.
  - Но если я завершу все свои дела, предупрежу родных, что уезжаю – тогда я сумею прийти пешком.
  - Нет,- резко сказала женщина. – Не обижайтесь, но вы чужой. Чужой в том смысле, что вы не прониклись  духом гор. Не сумеете пройти.
   Самое страшное – когда на тебя смотрят сочувственно и всем видом показывают – увы, но помочь ничем не можем. И тогда я подошёл к Лайре и взял её за руку.
  - Лайра…
    Она подняла голову. Глаза её были наполнены необъятной тоской. Мне не нужно было ничего говорить – она понимала, знала, что я хочу спросить. И я так же без слов понял её ответ.
    Повернулся и медленно, как побитая собака,  побрёл к машине, надеясь, что вот-вот услышу её летящие шаги, стук камешков под каблуками и волшебное слово «Постой!!!» Даже когда уже сел в машину, когда вытащил и поставил на землю пакет с её мокрой одеждой, когда через зеркало заднего вида смотрел на четырёх человек, застывших, у скалы, надежда ещё теплилась в моём сердце. И лишь с нажатием на педаль газа, после которого машина пришла в движение, надежда окончательно оставила меня.
     Я проехал несколько десятков метров и остановился. Увидел через боковое зеркальце, что Лайра плачет на плече у дедушки. Остановился, вышел из машины и прокричал:
   - Я вернусь!
   Резко повернулся, вскочил в кабину и захлопнул дверцу с такой силой, что машина затряслась. Затряслась так, как не тряслась никогда.
   Прошла, наверное, целая секунда, прежде чем я сообразил, что машина трясётся не от того, что я сильно хлопнул дверцей. Землетрясение. Повинуясь инстинкту, который говорит нам, что во время землетрясения лучше всего быть на открытой местности, выскочил из машины.
   Я видел, как расщепилась  левая скала. Огромная часть, размером с автомобиль, заскользила вниз по крутому склону, дробясь и захватывая всё большее пространство. Контуры каменного потока скрылись за облаком страшной пыли.
   Я видел, как четыре фигуры рванулись прочь от скалы. Они бежали в мою сторону, а стоял, не в силах пошевелиться,  потрясённый и зачарованный  могуществом стихии.
   Я видел, как Рончо неожиданно странно сдвинулся влево и с силой толкнул в сторону бежавшую рядом Лайру. От толчка она потеряла равновесие и кубарем покатилась по пологому склону.
   Я видел, как огромный камень, размером с футбольный мяч, ударил в спину Рончо и тот повалился на землю.  Если бы он не сдвинулся влево и не оттолкнул бы Лайру, этот камень ударил бы в неё.  На лежавшую на земле Лайру посыпались мелкие камни.
   Я бросился вперёд. Через считанные секунды я был около Лайры.
.   Она была наполовину присыпана камнями, которые я с остервенеем начал отбрасывать прочь. Рассмотреть её лица я не мог из-за облака пыли, поглотившего нас. Поднял её на руки и бросился к машине – скорей увезти её отсюда.
   Первой мыслей было уложить её на заднее сидение, но руки у меня были заняты, и открыть дверцу было некому. Потом сообразил – нужно проверить её состояние. Я положил её на землю за машиной, Подумал, что если камнепад повториться, то машина хоть как-то защитит.
   Вгляделся в её лицо.
   Глаза закрыты. Дышит. Проверил пульс – вроде бы нормальный. Правая рука в крови, пальцы неестественно вывернуты. Платье на правом боку мокрое и липкое – от крови. Я попытался разорвать его, чтобы осмотреть тело, но не сумел. Проклятое джерси – хорошая ткань, как говорила женщина из магазина, оказалась прочнее, чем я думал.
   Рванулся в машину. Вернулся с ножом и полотенцем. Подсунул полотенце под голову и аккуратно, чтобы не задеть тело, разрезал платье вдоль правого бока.
   Огромные синяки и кровоподтёки, пугающая  вмятина – свидетельство поломанных рёбер.
   Перенести в машину и отвезти в больницу? Но не зная какие повреждения есть у неё, не имея нормальных носилок я могу при перетаскивании, из-за тряски во время поездки усугубить её состояние. Нужен врач. Но здесь мобильная связь не работает. Что прежде - искать место, где есть связь, или проверить – есть ли ещё кто живой под камнями?
   Выбрал первое. Если я не сумею вызвать «Скорую» - будет  ли смысл вытаскивать раненых из-под завала? Наклонился над Лайрой.
  - Прости, я уеду  на пару минут, Вызвать врача.
 Реакции не было.
   Я вскочил в машину, и, сделав полукруг, направился прочь от этой скалы, к  посёлку, поверяя каждые десять секунд – не появился сигнал доступности сети на экране.
   Через минуту вожделенный сигнал появился. Я набрал номер «Скорой помощи» и стал быстро рассказывать, что случилось.
  Девушка с той стороны линии дотошно интересовалась состоянием раненой, моей личностью и обстоятельствами произошедшего. Потом сказала «Секунду» и на линии наступила тишина. Когда уже злость, вызванная ожиданием, готова была взорваться, на линии появился мужской голос.
  - Я из комитета по чрезвычайным ситуациям. Вы чётко видели, что под обвал попали четыре человека?
  - Да. Двое мужчин и две женщины. Я вытащил только одну,
  - В вашем смартфоне GPS включён?
  - Да!
  - Секундочку, я определяю ваши координаты. Есть! Высылаем вертолёт.
  - Я сейчас в полукилометре от места обвала, там нет приёма.
  - Принято. Возвращайтесь на место и ждите. Фары оставьте включёнными, чтобы пилот мог вас увидеть.
  Я вернулся к Лайре. Она по-прежнему была без сознания и тяжело дышала. Помочь ей я не мог и после колебаний решился отойти на пару минут – отправился посмотреть, не остался ли ещё кто-то в живых?
   Быстро нашёл Рончо. Чудовищная рана на спине не оставляла надежд. Пульс не прощупывался.
   Неожиданно уловил стон. Бросился на звук и быстро нашёл ту неприятную женщину. Она лежала на краю оползня, покрытая слоем черной пыли. Обе её ноги были неестественно вывернуты.
   Я разорвал старое платье Лайры на полоски  и попытался наложить шины, используя всё, то попало под руку.
    Вертолёт прилетел через пол часа. Медики бросились к раненым.
   Я смотрел, как на Лайру надевали кислородную маску, ставили капельницу, делали уколы. В какой-то момент меня отогнали, я пошёл искать Петчера. Живого или мёртвого – как говорили в вестернах. Обошёл завалы и когда вернулся, увидел, что Лайру с величайшей осторожностью перекладывают на носилки. Я помог донести носилки до вертолёта. И когда уже отходил от вертолёта, услышал страшные слова «внутреннее кровоизлияние». Память услужливо вытащила из забвения где-то прочитанный текст, что внутреннее кровотечение, если его не остановить,  может привести к гибели человека в течение часа. Пол часа прошло, пока они прилетели, время здесь, пока её доставят в больницу…
   - Она выживет?
   - Будем надеяться на лучшее, - нехотя ответил врач.
 Следом погрузили женщину со сломанными ногами. Я спросил, куда их отправят?
  - В больницу Бермана.
    Один из спасателей остался охранять тело погибшего дедушки Лайры и ждать, пока прибудет бригада спасателей, которая займётся поисками   тела Петчера.
    Прежде, чем оставить это место, я подошёл к ущелью. Вход был плотно засыпан обломками разрушившийся скалы. Конец волшебству.
  Попрощался со спасателем, зачем-то записавшего моё имя и телефон, и уехал.
  Ехал медленно. И не потому, что уже стемнело, а потому, что я вдруг остро ощутил, что у этой двузубой скалы я потерял то, что невозможно вернуть. В жизни ничего не повторяется. Однажды сгоревший метеор никогда не вспыхнет вновь. Теперь эти несколько часов, проведённых с Лайрой, казались мне самыми счастливыми в жизни.
    Перед сорок четвёртой трассой остановился на обочине и полез в интернет посмотреть – может, «внутреннее кровоизлияние»  не так уж страшно, как я полагаю?
   Внутренние кровоизлияния травматического происхождения описывали подробно.  Самые страшные – паренхиматозные, возникающие при сильных повреждениях внутренних органов - печени, поджелудочной железы, лёгких, селезёнки. Признаки смертельного состояния – отсутствие давления, пульс менее 20 ударов в минуту, непроизвольные выделения мочи и кала.
   Встрепенулся. Ничего этого не было! Я проверял пульс! И следов непроизвольного выделения мочи не  было! Осталось бы мокрое пятно, там, где она лежала, был бы запах, Как от той женщины, что сломала обе ноги.
   Отругал себя за слабость, скомандовал – «не раскисай» и нажал на газ.
  Теперь я держал не меньше ста и сквозь сжатые губы твердил «Dum spiro spero» - Пока дышу, надеюсь.
  В больнице был около часа ночи. Из приёмного покоя меня направили в травматологию. Сначала пытались выгнать –  только близкие родные могут находиться в корпусе ночью. На это я не мог рассчитывать, Я даже не знал фамилии Лайры. Впрочем, в больнице тоже не знали. Лишь благодаря этому я оказался в коридоре напротив операционного блока.
    Помимо меня итогов операции ожидали ещё двое – женщина лет тридцати и её мать. Муж этой женщины попал в аварию, слёзы женщины перемежали с короткой руганью – выясняли, кто из них более виноват, что он ночью куда-то поехал?
   Изредка из операционной выходили люди в белых халатах. Я пытался узнать у них что-то, но от меня отмахивались: операция продолжается. Это придавала мне оптимизм: раз операция продолжается, значит жива!
   В половине шестого из операционного блока вышел широкоплечий мужчина в халате бирюзового цвета и бесцеремонно поманил меня пальцем.
  - Ты кем приходишься той девушке?
  - Сложно объяснить, - начал я.
  - Ну, если, сложно, не надо. Значит так: состояние тяжёлое, но стабильное. Были сломаны три ребра, задето правое лёгкое. Правую руку пришлось ампутировать – кости запястья раздроблены. Мы ввели её в медикаментозную кому.  Ты был там?
   Я понял – он имел ввиду камнепад. Кивнул.
  - Как уцелел?
  - Стоял в стороне, у машины, - такое объяснение я счёл достаточным
  - Повезло. Хочешь посмотреть?
    Доктор сделал знак медсестре и мне выдали халат. Я быстро надел его, тщательно застегнул. Снял ботинки и в одних носках прошёл в послеоперационную палату.
   В ней были две высокие койки, обвешанные приборами и оборудованием. Лайру я узнал сразу.
    Она  лежала на спине, под тонкой простынёй. Изо рта торчала серая гофрированная трубка – она  была подключена к аппарату искусственного дыхания. Правая рука привязана к дужке на кровати.
   - Видишь, все основные параметры – дыхание, пульс и так далее – выходят на пост. Шевелиться ей нельзя, потому и крепления.
  - Ей не холодно? -  в послеоперационной было прохладно, а она голая, под одной только простынкой. 
  - Она не чувствует.
 И кивнул мне головой – выходи.
  - Как зовут девушку, знаешь?
  - Да, - я почти обрадовался этому вопросу. – её зовут Лайра, двадцать четыре года.
  - И на этом спасибо. Сестра, вызовите герою такси.
   - У меня машина.
  - Я тебе покажу машина! – возмутился доктор, - Вечером он еле из-под камнепада выскочил, ночью – то за рулём, то здесь по коридору метался, а теперь ехать собрался? Мне ещё один пациент не нужен, я в восемь часов хочу домой уйти. Машина подождёт. Проспишься – заберёшь!
    Его  напускная свирепость была трогательна.
   - Спасибо, напротив приёмного покоя есть стоянка такси.
  Ещё раз поблагодарил доктора и направился к выходу.
*
  Теперь я каждый день после работы ездил в больницу. К Лайре меня пропускали без проблем, каждый раз «только на минутку». Я всматривался в дорогие мне черты и не понимал, почему Лайра притягивает меня с такой силой. То, что казалось мне прежде книжным, киношным: преувеличенным ради привлечения зрительского интереса, вдруг стало реальностью. Покалеченная Лайра была дорога мне больше, чем здоровая. Я бы счёл за оскорбление любую попытку поставить под сомнение эту аксиому, от кого бы она не исходила.
   На четвёртый день после операции я появился в больнице – как всегда – в шесть часов вечера. Я ещё не успел ничего сказать дежурной медсестре, как она указала на сутулого мужчину около входа в отделение:
  - Это отец вашей Лайры.
  Я бросился к нему.
  - Простите… Отец Лайры?
    Он повернулся. Обветренное, загоревшее лицо, с морщинами и шрамом. Так выглядят люди, работающие под открытым небом. Скорее всего, пастух. На вид ему было лет сорок или пятьдесят.
   - Вашего отца звали Рончо?
  Он удивлённо посмотрел на меня и кивнул.
  - Позвольте выразить вам глубокое соболезнование по поводу трагической гибели вашего отца, - выпалили я стандартную фразу. – Я хочу рассказать, что это он спас Лайру ценой своей жизни.
  Я коротко рассказал о том, как Рончо оттолкнул Лайру и сам попал под камень размером с футбольный мяч.
   - Вы были там? – после  некоторой паузы спросил отец Лайры.
  - Да. Я был метрах в пятидесяти от них, у машины. Когда и где будут хоронить Рончо?
  - Его похоронили вчера, в Бершете.
   Такой ответ меня не удивил. Вне всяких сомнений - та деревня связана с Бершетом. Невозможно жить, полностью отгородившись от мира. Должен быть посредник. Иначе  невозможно даже провести простой обмен товарами, не говоря уже о серьёзной торговле по договорам. Из морга, куда спасатели отправили тело Рончо, его можно было отправить только на зарегистрированное  кладбище, а не в какую-то странную деревню, о которой никто не знает. Да и нести тело погибшего на руках тридцать километров по горным тропам нереально.
  - Вы шли в обход?
   Я демонстрировал, что знаю то, чего не знают другие.
  - Кто вы? – растеряно спросил он.
  - Неважно. Сколько времени вы собираетесь пробыть здесь?
   Я не испытывал к нему никакой симпатии. Он один из тех, кто запер Лайру за высокими горами.
   Отец Лайры был сбит с толку. И ответил честно:
  - Пока не прояснится, что с ней.
  - Вас ждут овцы? – я усмотрел на его брюках белые шерстинки.
   - Это вы вызвали вертолёт? – неожиданно спросил он. И тут же понял, что вопрос излишен.
  - Это на вас мы должны молиться? Если бы не вы – когда бы ещё прибыли спасатели, - он схватил меня за обе руки сразу и стал трясти их. У меня появилось опасение, что он расплачется. Но сейчас он был в моей власти, и немедленно этим воспользовался.
  - Вы документы Лайры привезли?
  -Да, да, - он немедленно достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, завёрнутое в полиэтиленовый пакет, и протянул мне.
  Я развернул и пакет и раскрыл удостоверение.
  Лайра Агмари. Имя отца – Арон, имя матери – Киара. Родилась 11 ноября.
  - Медицинская карточка?
  - Нет.
  - Как нет? Она не состоит в больничной кассе?
  Арон развёл руками.
  - Мы живём в деревне, - начал было он, но я перебил:
  - В институте социального страхования она зарегистрирована?
  - Не знаю, думаю, что нет. У нас…- снова затянул он.
   Что это? Глупость или продуманная политика – сделать переезд в город как можно более сложным?
  - О чём вы думали? – я смотрел на него, как на убогого. – Ну  и кто теперь оплатит лечение?
  - У нас же бесплатное лечение, - удивлённо сказал он.
   - Для тех, кто в больничной кассе.
  Теперь он смотрел на меня с испугом. Не ориентируется, и готов принять всё, что я ему скажу. Я немного убавил нажим.
   - Хорошо, в данном случае не страшно, она пострадала из-за стихийного бедствия. Но потом, когда нужно будет проходить реабилитацию, подбирать протез и выполнять массу всевозможных процедур – кто будет оплачивать? Будете водить её в бесплатную больницу для неимущих? Туда, где лечат алкоголиков, наркоманов, беженцев без документов и мигрантов? Вы хоть представляете, какое там обслуживание?
  Я боролся с острым желанием сказать ему что-то резкое. Получалось плохо.
  - Нельзя построить рай в отдельно взятой деревушке. Вы убегаете от проблем, а они пробираются к вам даже через  труднопроходимые ущелья. Потому что они внутри нас, а не снаружи. Уйдёт одна проблема, придёт другая, и кто знает – будет ли она проще. Нельзя прятать голову в песок при виде опасности, как страусы.
  - Что такое вы говорите? Я не давал повода…
   - То, что я сказал сейчас – это так, чтобы поразмышляли на досуге. Что же касается Лайры - я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы поднять её на ноги. Лечение долгое,  и если у вас здесь нет других дел, можете возвращаться. Я буду сообщать вам обо всех изменениях в её состоянии. Оставьте мне только телефон или электронную почту, чтобы я знал, как связаться.
*
На седьмой день Лайру вывели из комы. Я, как всегда, пришёл в шесть вечера – узнать о ей состоянии.
  - Её перевели, - деловито сообщила мне медсестра. Второй блок, четвертая палата.
  Я бросился туда.
  Лайра лежала на больничной кровати со множеством приспособлений. Изголовье кровати было поднято, так что она оказалось в положении полулёжа-полусидя. Увидела меня и вздрогнула:
  - Ты?
  - Ну а кто же! – я постарался быть как можно более непринуждённым. Подошёл и попытался прикоснуться к её волосам, но она поймала левой рукой мою руку и приложила её к щеке.
  - Как ты себя чувствуешь? – начал было я, но Лайра перебила:
  - Потом. Просто сядь рядом.
Некоторое время мы смотрели друг на друга молча. Слова были не нужны. В какой-то момент она прервала молчание:
  - Это из-за меня…
  - Землетрясение? Дух гор рассердился на тебя и вызвал землетрясение?
  К моему удивлению она кивнула.
  - Он рассердился за то, что я не пошла за тобой. Или за то, что хотела пойти за тобой. Я ещё не поняла.
  - Рассердился на тебя, а убил деда и   Петчера?
  - Так получилось случайно. Он хотел убить меня.
    - Не ходи больше в горы, - попросил я.
  Она кивнула.
  - Теперь мне некуда идти.
  - Как это некуда? – я попытался изобразить возмущение, но не сумел.  Душа моя возликовала – если она не возвращается в свою горную деревушку – значит идёт ко мне, больше не к кому!
   - Ты переселяешься ко мне.
  - Зачем тебе инвалидка?  Тебе нужна нормальная женщина.
  - Ты самая красивая девушка в мире. Остальное неважно.
  - Врун. Я видела себя в зеркало.
 - Самое лучшее зеркало – это мои глаза.
  - Любовь слепит. Но пройдёт месяц, и ты привыкнешь. И тогда тебе захочется того, чего хотят все – нормальной жизни. Чтобы тебе готовили обед, чтобы в квартире было чисто и уютно. Ты захочешь пойти к кому-нибудь, или пригласить к себе. Всё, что я когда-то умела, ушло, теперь я не умею ничего. К тому же я дикарка. Никогда не была в кино или театре. Тебе захочется научить меня всему, у меня не будет получаться, и ты начнёшь злиться. Ты закончил колледж, а я даже школы не кончала. Ты начнёшь скучать. А потом настанет такой день, когда всё уйдёт и останется только жалость, которая и будет удерживать тебя. Я не хочу так. 
   - Ты говоришь так, словно наперёд знаешь, что случится. Но это не так. То, что ты здесь – доказывает, мы не знаем, что случится с нами завтра. Не рассчитывай, что ты будешь сидеть дома сложа руки. Найдём для тебя работу. Есть организации, которые помогают в этом, я уже узнал. Сейчас делают такие протезы, их называют бионическими,  которые понимают команды мозга. Такой рукой можно открывать и закрывать двери, работать на компьютере и делать десятки других  дел. Даже шнурки завязывать. А перед тем, как идти куда-то, ты будешь надевать на обе руки лайковые перчатки. И тогда будет незаметно, что одна из рук искусственная. Наоборот, люди будут думать, что ты аристократка, раз ходишь в лайковых перчатках.
  - Ты больший мечтатель, чем я!
*
  - Я не спала всю ночь, – словно по секрету сказала мне Лайра на следующий день.
  - Тебе было плохо?
   - Нет, я размышляла над твоими словами.
  - Днём размышлять нельзя было? - я пытался острить, но не получалось.
  - То, что ты сказал вчера, это серьёзно?
    - Куда уж серьёзней.
   - Из жалости?
   - Нет, по любви.
  - Когда ты успел в меня влюбиться? Мы были знакомы всего несколько часов, и то, я постоянно терзала тебя своим  несносным характером. Я помню, выражение твоих глаз, когда  после кафе ты сказал, что в следующий раз мы пойдём в красивое кафе, а я ответила, что  следующего раза не  будет. Ты выглядел так, словно тебе  смертный приговор объявили.
  - Твоё выражение вовсе не было категоричным. Ты выразила сомнение…
  - Так ты помнишь? И всё равно предлагаешь мне стать твоей женщиной?
Она по-прежнему избегала слов «муж» и «жена». Издержки воспитания в горах? В их словаре нет таких слов?
  - Не «несмотря», а благодаря этому.
   Лайра сжала мою руку.
  - Околдовала тебя. Ты понял уже, что я – колдунья?
    Выражение её лица сменилось на  совсем детское.
    - Разве это плохо? Полезное умение. Того, кто неприятен, отвадишь о дома, другого, наоборот, приманишь. Воду будешь превращать в вино, а камни – в сыр.
   - Ты смеёшься надо мной! Я по-настоящему чуть-чуть колдунья. Это передалось мне от пра-пра-бабушки. Она умела делать невероятные вещи. Исцеляла людей. Знала, как продлить молодость и избежать неприятностей. Однажды она очаровала юного графа и он сбежал к ней, бросив всё.
     - Если твоя пра-пра была похожа на тебя, то  поступок графа меня не удивляет.
   - Не веришь? Наберись терпения и я однажды докажу тебе, что умею колдовать.
*
  Я рассказал заведующему отделением, что Лайра с родителями жила  в Бершете, но последние годы – лет десять – они практически круглогодично находятся при овцах, на альпийских пастбищах. Они – малограмотные люди, и потому не придали значения тому, что девочку в восемнадцать лет нужно было зарегистрировать в институте национального страхования и оформить членство в больничной кассе. Откладывали на потом. И у самой Лайры, кстати,  также образования нет – всего лишь начальная школа.
  Заведующий травматологическом отделением слушал придуманный мною рассказ и поражался.
  - В двадцать первом веке люди живут как в девятнадцатом. Вы собираетесь всё взять на себя?
  - Дальше тянуть нельзя.
  - Понимаю, она даже на пенсию по инвалидности рассчитывать не может. Институт национального страхования не может платить пенсию тому, кто у них не значится. Но почему этим не занимаются её родители?
  - Доктор, что можно ожидать от человека, который пятьдесят  недель в году проводит в горах, среди овец? Он заблудится в кабинетах.
  - Пожалуй, ты прав, - согласился врач. Сейчас заполним бланк.
   Через десять минут мы были в палате у Лайры. Она сидела на кровати, делая плавные движения забинтованной рукой – лечебная гимнастика.
  - Лайра, - начал я с порога, стараясь не допустить каких-либо её высказываний, способных поколебать уверенность доктора в том, что всё сказанное мной – истина.  – Тебя не выпишут из больницы, если ты не запишешься в больничную кассу. Но чтобы записаться, нужно туда пойти, а ты пока не можешь. Я пойду вместо тебя. Нужно, чтобы ты подписала бумагу, что доверяешь мне заняться этим.
  - Мне нечем подписывать, - она показала забинтованную культю правой руки.
  - Левой рукой поставишь крестик, - нашёлся доктор. – Ты ему доверяешь?
  - Больше, чем себе.
  Я положил ей на колени картонную папку,  к которой скрепками был прикреплён бланк доверенности. Лайра взяла ручку и вписала в нужный квадратик своё имя.
  - У вас отличный почерк даже тогда, когда вы пишите левой рукой! – подбодрил её доктор. Заверил её подпись и приложил печать, которую вытащил из кармана.
  - Готово! И как говорили в романах – да поможет вам бог! – пошутил доктор, передавая мне доверенность. – Вдоволь набегаетесь по кабинетам.
*
   Меня попросили зайти к Лорне – той самой женщине, которая столь враждебно отнеслась ко мне во время памятной встречи у скалы, и которой камнепад перебил ноги, Она лежала в соседней палате.
     Лорна была последним человеком, с которым мне хотелось общаться. Я знал, что предстоит выслушать вымученные слова благодарности, от которых она перейдёт к осторожному выяснению моих планов в отношении Лайры, а затем к указаниям, как я должен поступить. Поэтому я оттягивал нашу встречу. Но в какой-то момент её соседки по палате в буквальном смысле поймали меня за руки и отвели к ней. Сами же деликатно удалились, оставив нас наедине.
   Она действительно начала со слов благодарности, произнося их таким языком и в такой манере, каким учительница в школе диктует ученикам  важный материал. Чётко проговаривая каждое слово, и не торопясь – чтобы ученики успели записать важное объяснение.
  Я молча выслушал её тираду и сказал, что так на моём месте поступил бы каждый. Уже хотел встать, но она остановила меня.
   - Я надеюсь, что то, что сейчас скажу, не сделает нас врагами. Поверьте, судьба Лайры меня волнует не меньше, чем вас. Но прошу вас, постарайтесь поставить себя на её место.
   Лайра выросла в совершенно другой обстановке. С ранних лет её окружали люди, опирающиеся на другую шкалу ценностей. Многое из того, что вам кажется логичным и само собой разумеющимся – для неё будет необычным и непонятным. Инвалидность, которую она получила, будет мешать ей входить в новый мир. Я не сомневаюсь, вы приложите всё необходимое, чтобы ввести её в этот мир. Но это неизбежно приведёт к тому, что она начнёт смотреть на мир вашими глазами. Из этого ничего хорошего не получится, женщина должна смотреть на мир иначе. Вас она привлекает женственностью, непосредственностью, эмоциональностью. Всё это может уйти под давлением вашего мира, ваших, городских,  отношений.
   Вы наверняка слышали, что музыке нужно учиться с ранних лет, когда душа ещё открыта  для нового взгляда на мир. Можно начать, кончено и в двадцать пять, и даже в сорок – но музыканта из такого человека не получится. Наша душа  сложнее любого музыкального инструмента, её так просто на новый лад не перестроишь. Возраст играет решающее значение.
   Лайра, не сомневаюсь, рассказывала вам, что бывали случаи, когда молодые люди уходили от нас в город. Уходящим было по шестнадцать или семнадцать лет. Некоторым удавалось устроиться в городе, но были и те, кто возвращались. Есть и встречное движение – к нам приходят жить взрослые, состоявшиеся люди. Приходят в тридцатилетнем, сорокалетнем возрасте. Жизненный опыт подсказывает им, что наш мир лучше. Если ваши чувства к Лайре столь сильны, то почему бы вам не перебраться в горную долину?  Сейчас у вас есть возможность и время подготовится к переезду.
   Она говорила ровным, спокойным  голосом, который мне представился голосом учительницы литературы. Правильно расставленные паузы и ударения, игра в задушевность.
  Можно было промолчать – её мнение меня не интересовало. Но я ответил.
   - Как вы собираетесь жить дальше? Обрушившаяся скала закупорила единственный переход к вам. Пешком, насколько мне известно, два дня в одну сторону, вдобавок, по той тропинке может пройти только пеший человек.
   - Не волнуйтесь, это проблема уже решается. Мы получили разрешение на проведение взрывных работ, Потом придёт бригада с отбойными молотками, и – уверяю вас – уже через месяц откроется дорога, по которой машины сумеют достичь долины Хорха.
   - Значит, завеса  таинственности, окружающую вашу деревню исчезнет?
   - Мы не преступники, чтобы прятаться от людей. Если нам удастся объявить нашу долину заповедной зоной, нам не придётся выдавать себя за жителей Бершета. Но мы не хотим, чтобы в нашу долину примчались дельцы с тугими кошельками и начали строить пансионаты и санатории, которые превратят уникальную долину в отхожее место, а нас в прислугу, обязанную ухаживать за постояльцами.
  - Хочу пожелать удачи, - я встал. – Вижу - вы поняли, что отгораживаться от мира – бесперспективная затея. Случившееся прекрасно показало не можете без того мира, от которого хотите уйти. Научитесь договариваться.
  А про себя подумал – они сделают, всё, что в их силах, чтобы вернуть Лайру в деревню.
*
  Я рассказал старшему инспектору института национального страхования ту же историю, что и заведующему отделением больницы. Он задумался.
  - Слышал  про  мериносых овец и про их шерсть. Но у медали – как всегда – две стороны. Кто ухаживает за овцами, ничего в жизни, кроме них и не видят.  Проблем нет, я немедленно зарегистрирую вашу девушку. Поскольку она официально нигде не работает, ежемесячный  платёж будет небольшим. Через три-четыре  дня сможете записать её в больничную кассу, только сразу предупредите, что она потеряла руку. Отказать они не права не имеют, вопрос лишь в том  - на какую программу запишут?   На минимальную, конечно, но сейчас это не важно. Затем вернётесь ко мне, оформим потерю трудоспособности, как следствие стихийного бедствия. С момента запроса ей начнут начислять пенсию. Конечно, оформление займёт несколько месяцев, но деньги вернут ретроспективно. Она официально нигде не работала? Тогда ей полагается…
   Он полез в какой-то справочник.
  - Окончательное решение за комиссией, но скорее всего это будет 38% от минимума зарплаты. Не густо. Ты в контакте с её родителями? Передай им от моего имени, что то, что они делают – форменное разгильдяйство.
  - Первый год все виды поддержки от вас и от больничной кассы она будет получать по минимуму? – ещё раз уточнил я.
  - Раньше думать надо было.
  - А если я на неё женюсь?
   Он пристально посмотрел на меня.
  - А ты не так прост. Понимаешь, на что идёшь?
  Я кивнул.
  - Тогда все твои права, льготы и привилегии немедленно распространятся на неё.
  Он вытащил из стола визитную карточку и протянул мне.
  - Держи, жених. Будут проблемы – звони.
  - *
  Спустя неделю я встретился с отцом Лайры ещё раз.
   Мне удалось закончить рабочий день пораньше, и я уже в пять часов был в больнице. Поднялся на лифте на пятый этаж корпуса «D», где располагалась травматология и повернул ко второму блоку. И тут же увидел Лайру и её отца, стоявших у окна, в небольшом закутке, этаком импровизированном уголке для уединения. Они любовались пейзажем за окном, и не заметили меня. Я спрятался за колонной.
  - Твои страхи пройдут, - говорил её отец. – Стоит тебе вернуться в родные стены, как всё станет на свои места. Подлечим, найдём посильную работу, чтобы от тоски не изнывала. У нас на увечья никто внимания не обращает. Будешь жить, как жила. А в городе? На тебя будут оборачиваться – глянь, калека пошла! Мы с огромным уважением относимся к Максу – если бы не он, не знаю, разговаривал бы я сейчас с тобой, мы только утром хватились бы, но… Ты окажешься запертой в каменном муравейнике, где никому  до тебя нет дела. Любовь быстро пройдёт, и потом выяснится, что ты даже картошку не можешь почистить, чтобы сварить обед. У нас – ты можешь подойти к каждому, мы одна семья, а в городе каждый сам по себе. Я тебя немножко знаю, и потому представляю, каково тебе будет смотреть, как он твои трусы стирает. В городе всё за деньги, и тебе даже на самые мелкие покупки придётся выпрашивать деньги у него. Это быстро начнёт раздражать вас обоих.
    Лайра что-то возразила, но её слов я не услышал.
  - Какая пенсия? Очнись. По их законам ты не работала ни одного дня, тебе никакая пенсия не полагается. То, о чём  тебе рассказали – это социальное пособие. Но как только ты выйдешь замуж, тебе его тут же перестанут платить. Есть муж, значит, обязан содержать…
   И снова Лайра перебила его,
  - Да у тебя ни образования, ни специальности! У нас тебя в школу могут взять работать, а здесь в садик без колледжа не возьмут!
   Лайра прервала его, и снова я не слышал её слов. Сердце моё наполнилось гневом. Не случайно уже при первой встрече я почувствовал к нему антипатию. Он бессовестно обманывает дочку ради того, чтобы она не уходила из деревни.
  - Ты опять за своё! Тебя послушать – на Максе свет клином сошёлся! Ты его не знаешь! Что это за знакомство – подвёз на машине, а после этого все ваши встречи были в больничной палате. Чтобы человека узнать, нужно с ним пуд соли съесть!
   И тут Лайра сказала фразу, окончание которой я услышал:
  - …если бы был решительным, то меня бы здесь не было.
  И повернулась.
Я думаю, что она увидела меня, или, по крайней мере, почувствовала, что я здесь.  Но деликатно сделала вид, что не заметила, давая возможность скрыться. Её отец продолжал:
  - У нас ты в пятьдесят лет будешь выглядеть, как будто тебе  двадцать пять…
  - А пятьдесят пять сорвусь со скалы, как Сахра…
   Я подошёл к ним, не дав Арону ответить, и с наигранной учтивостью поздоровался за руку. Поинтересовался,  - не слишком ли тяжёлой была дорога из деревни? Затем повернулся к Лайре:
  - У меня для тебя приятная новость. Я зарегистрировал тебя в институте национально страхования и записал в больничную кассу. С этого дня тебе начнут начислять пенсию по нетрудоспособности. Размер не знаю, это комиссия будет определять, но для тех, кто потерял трудоспособность из-за стихийного бедствия – землетрясения,  есть надбавка.
    Про надбавку я придумал – чтобы позлить Арона. Я не видел его лица, но чувствовал – в этот момент он смотрел мне в затылок с ненавистью.
   Слова Лайры «если бы был решительным» укололи меня. Пора действовать. Первым делом – рассказать обо всём брату и Элизе.
*
   Я передал Лайре пакеты.
  - Одевайся. Тут бельё, колготки, платье, кофта, обувь.
  Она задвинула шторку. И тут же я услышал её восклицание:
  - Ты сумасшедший! Я же просила самое простое!
  - Все сумасшедшие.  Каждый по-своему. Я не исключение.
    Из-за шторки доносилось шуршание, к которому присоединился шёпот соседки по палате, вызвавшейся помочь.
 - Он тебя любит! - донёсся шёпот соседки. – Ты посмотри, какие вещи!
  Главное, чтобы она не догадалась, что я задумал. По моей просьбе её даже выписали на день раньше, чем планировали – чтобы опекуны Лайры из Бершета не попытались забрать её. Они навещали Лайру дважды в неделю, я, как мог, старался их избегать. Я был уверен, их цель - забрать у меня Лайру и вернуть в горы. Радовало, что доктор пошёл мне на встречу и согласился не предупреждать так называемую «тётю» о выписке Лайры. Моих координат у этих липовых родственников из Бершета нет.
Через несколько минут Лайра раздвинула шторку.
  Было непривычно видеть её в элегантном платье, а не в надоевшем больничном  халате. Всё, как должно быть – кроме правого рукава, на который я – по совету медсестры – подшил липучку – чтобы сквозь открытый рукав не была бы видна культя.
   Помог собрать вещи, накопившиеся за время пребывания в больнице.  Лайра попрощалась с соседками по палате, потом с персоналом. Медсёстры восхищались её платьем, а сердце моё трепетало в ожидании того, что должно произойти сегодня днём.
   Стоило нам выйти за дверь отделения, как она схватила меня за руку.
  - Мне страшно.
  - Теперь чего бояться?
  - Там, - она имела ввиду травматологическое отделение, - от меня ничего не зависело. Говорили что делать, и я делала. Я знала, что хочу побыстрее домой, хотя и не представляла – какой он тот дом, куда ты меня ведёшь. Я теперь не знаю, что зависит от меня, а что нет. Как слепая. Мы едем к тебе?
  Мне тоже было страшно, но по другой причине. Я глянул на часы.
  - Нет, сначала нам нужно заехать в … одно место. Совсем не на долго. Нас там ждут в половине первого. Ты не бойся, и не волнуйся, главное – соглашайся со всем, что будут говорить. Если  что – я буду рядом, подскажу. Главное – не удивляйся, и не спорь.
  - Что за место?
  - Увидишь. Готовься, теперь тебе много путешествий предстоит. Завтра ты идёшь на физиотерапию, в понедельник – в протезную мастерскую.
  - Протез быстро сделают?
  - Что ты! Это долгий процесс. Сделают слепки с левой руки, чтобы протез выглядел точно, как здоровая рука, потом будут подгонять, будут тренировать – как пользоваться. Запасись терпением.
  - Я терпеливая! Главное – знать, что это не напрасно! – и вдруг остановилась.
  - За это надо платить? Зачем ты купил мне такое дорогое платье? Села тебе на шею!
  - Лайра, дорогая, я умею считать деньги. И ещё раз напоминаю, ты будешь получать пенсию.
  - Её хватит на всё?
  - Хватит, конечно.
 Тридцать восемь процентов от минимума  хватит только на  чай с хлебом. Но ей об этом знать незачем.
    Лифт опустил нас на первый этаж. Я направился было к выходу, но Лайра остановила меня.
   - Вон там большой киоск. Купи лотерейный билет.
   - Лотерейный? Какой? Зачем?
   - Всё равно. Я докажу тебе, что умею колдовать.
   Мне стало любопытно, я помчался к киоску. Через минуту вернулся и протянул  Лайре билет мгновенной лотереи. Она взяла его в руку и внимательно осмотрела. Затем закрыла глаза и несколько секунд стояла не шелохнувшись.
  - Открой его.
   Единственным инструментом, оказавшимся под рукой, была обычная монетка. Начал счищать покрытие с квадратиков в нижней части билета. В первом квадратике был нарисован тюльпан. Перешёл ко второму квадратику и после двух-трёх движений понял – там тоже тюльпан.  Сердце тревожно забилось. Неужели?
   Руки предательски задрожали, когда я увидел, что и в третьем квадратике тюльпан. Билет был выигрышным. Лайра это тоже увидела.
   - А ты не верил. Сколько мы выиграли?
    Я счистил покрытие с верхнего квадратика, в котором указывалась величина выигрыша. Пять тысяч. Почему-то вдохнул с облегчением.  Максимальный выигрыш по этому билету был триста тысяч.
   - Если бы я умела колдовать как моя пра-пра-бабушка, выигрыш был бы другой. Я же говорила тебе, что я умею лишь чуть-чуть.
   В былые времена я бы подумал о простом совпадении. Но после ущелья с движущимися скалами  я был готов верить во всё.
  -Ты… Тебе уже удавалось такое в прошлом?
  - Нет. Первый раз Главное – сильно захотеть, и тогда непременно случится. И ещё важно, что в жизни ничего не повторяется. Иногда судьба даёт нам шанс. Главное – не пропустить его за суетой дня.
   К киоску я возвращался, не спуская глаз с билета, словно боялся, что рисуночки исчезнут, а выигрыш испариться, как случилось подобное со свитой Золушки в известной сказке. Нет, ничего не произошло. Киоскер поставил требуемые печати на билет и выдал мне сумму наличными. Я вернулся к Лайре.
  - Теперь мы богатые, - попытался пошутить я, но она не среагировала.
  - Я чувствую, что сегодня произойдёт что-то необыкновенное, что может случиться только сегодня и ни в какой другой день!   
  Неужели догадывается? На всякий случай сказал:
  - И у меня точно такое же ощущение.
   Мы вышли на улицу и направились к машине. На переднем сидении Дайру ждал  большой букет.
  - Это мне?
    Я развёл руками – кому же ещё?
  Лайра неожиданно  отбросила букет, обеими руками прижала меня к себе и поцеловала. Крепко, страстно.
      Дорогой Лайра любовалась городскими пейзажами, жадно впитывая увиденное, и делясь со мной восторгами. Для любого человека, проведшего три недели в больничной палате такая поездка в радость, а для деревенской жительницы – вдвойне. И лишь когда мы выехали за город, забеспокоилась.
 - Куда мы едем?
  - В двадцати километрах от города есть прекрасный посёлок по имени Тронбел. Нас там ждут.
  - Кто?
  - Брат с женой.
  - Разве они там живут? Ты же говорил, что они живут неподалёку от тебя.
  - Лайра, сегодня они там, - сказал я таким тоном, словно было бы странным, если бы они ждали в другом месте.
  - Прости, у меня голова кружится от всего, что происходит…
      В двенадцать с четвертью вы подъехали к поселковому совету  Тренбела.
  - Помнишь, что я просил? Ты не волнуешься, ничего не боишься, и на все вопросы, которые будут тебе задавать, отвечаешь согласием. Впрочем, вопросов, я думаю, будет немного - два или три. Если будет что-то непонятно – я буду рядом, подскажу.
  - Если ты ещё раз скажешь, что я не должна волноваться, то я наоборот, начну волновать. Цветы оставить в машине?
   - Ни в коем случае. А вот кофту можешь оставить.
  - Я перекину её через правую руку и будет незаметно, что она… укороченная.
  - Все, кого мы встретим, знают, что случилось.
  Мы вошли вовнутрь. По коридору направо, шестой кабинет.
   В небольшой комнате, напоминающей более всего приёмную начальника местного масштаба, нас встретили Алекс и Кейси. Я внимательно следил за реакцией брата, за пристальными взорами Кейси, которая, казалось, пыталась просветить Лайру насквозь. Лайра, наоборот, словно не замечала пронизывающих взглядов. Новые знакомства для неё были подобны глотку свежего воздуха. Последние три недели её окружали люди, сконцентрированные на собственных болячках, ничего, кроме общих страданий, Лайру с ними не связывало.
   Кейси придирчиво осмотрела платье – проверяла, как подошло. Мы покупали его вместе, я не решился делать подобную покупку без женской помощи. Откуда мне знать, где можно за разумную цену купить элегантное платье, и – обязательно – с длинными рукавами? И чтобы она не смотрелась в нём нелепо, пока ещё будет в больнице. Кейси нашла что-то среднее между повседневным и вечерним платьем. Она же подобрала нарядное бельё и туфли.
   Наконец, дверь распахнулась, и нас попросили пройти в следующую комнату.
   За большим письменным столом стояла улыбающаяся Элиза – моя одноклассница. Она даже успела подмигнуть, пока мы заходили и выстраивались перед столом. Мы с Лайрой в центе, слева от меня – Алекс, справа от Лайры – Кейси.
   - Готовы?
  Лайра беспомощно посмотрела не меня. Она ещё не понимала, что происходит.
  - Дорогие Лайра и Максимилиан! Дорогие гости! Сегодня у всех нас знаменательный день – двое молодых людей, на чью долю в последнее время выпало огромное количество испытаний, объединяются, чтобы идти далее по жизни вместе. Чтобы быть опорой друг для друга, надеждой друг для друга, чтобы быть вместе в  радости и горе, в удачах и проблемах, в богатстве и в бедности. Прежде, чем я зарегистрирую ваш брак, хочу спросить: 
Максимилиан Катрелли, согласны ли вы  взять в жёны Лайру Агмари?
  - Да, - быстро ответил я.
  - Лайра Агмари, согласны ли вы стать женой Максимилиана  Катрелли?
   Лайра испуганно озиралась по сторонам, словно не понимая – всё это происходит на самом деле, или она участвует в каком-то непонятном представлении? Ей, не разу не присутствовавшей на подобных торжествах – я уверен, в их деревне всё проходило иначе, если вообще происходило - было загадочно и непонятно происходящее. Она вглядывалась в глаза окружавших, пытаясь понять их реакцию, и находила в них только доброе участие и симпатию. Посмотрела на меня. Вспомнила просьбу соглашаться со всем, что будут говорить,  и обещание помочь, если будет необходимость. Я тихонечко кивнул.
  - Да…
  - На основании полномочий, предоставленных мне Законом, объявляю вас мужем и женой.
   К краю стола подвинули какие-то бумаги, в которых мы начали  расписываться. Лайра замешкалась – букет в левой руке мешал. К ней тотчас подскочила Кейси и забрала его.
  - Это ничего, что я левой рукой?
 - Ничего, ничего, - успокоила её Элиза. – Можно  левой.
 Братик, кажется, хотел пошутить, что хоть левой ногой, но я его вовремя остановил.
  Затем Элиза  - как настоящая волшебница - сдёрнула покрывало с соседнего столика и предложила нам взять  бокалы с шампанским.
    Как-то давно Элиза, уже много лет работавшая в поселковом совете Тренбела, говорила мне – если захочешь зарегистрировать брак быстро – приходи. Неделю назад  я пришёл и рассказал о случившемся. Она выслушала меня, вздохнула по поводу массы нарушений, на которые идёт ради нас, и устроила это торжество.
  - Это сродни похищению невесты, - полушутя-полусерьёзно говорил я. -  Современный вариант. Уверен – она много слышала  об этом старинном горском обряде. И в детских фантазиях представляла, что явится тот, кто сумеет сказать «Ты моя»  так, что невозможно будет отказать. Чтобы не было этой рутины, уговоров, выманивания, обсуждений и волокиты.  Я хочу, чтобы она прикоснулась к миру, где сбываются фантазии.
  - Не спорю, для неё это в самом деле будет сродни похищению. Жутко представить: не успела моргнуть –  уже замужем. Впрочем, горянки, наверное, всё воспринимают иначе. Что-то в этом есть.
   Свидетельство о браке Элиза вручила Лайре, опередив Кейси, собиравшуюся вернуть Лайре цветы.
  - Сейчас едем к нам, - объявил я, выделяя голосом «к нам». – Небольшой торжественный обед.
   Вышли на крылечко. Кейси отобрала у Лайры свидетельство о браке – именно отобрала, та не хотела отдавать, и вернула ей букет.
   - Станьте красиво! Первые минуты супружеской жизни! – в руках у Алекса появился фотоаппарат.
  Лайра неожиданно ойкнула: 
   - Я что, уже замужем?


Рецензии
Замечательная повесть о настоящей, чистой любви.
Симпатичные, и что особенно ценно - живые, осязаемые герои. Со своими слабостями, "тараканами в голове" и сомнениями. И способные без всякого пафоса идти на жертвы ради любви.
Немного мистики придаёт повести приятный колорит.
Было немного жалко расставаться с героями в конце повести.
Будет продолжение?

Аркадий Смолич   14.11.2021 22:37     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.