Пермские перипетии 1, 2

                - 1 -
     Вот так всегда: только придёт мысль приличная, - и сразу улетучивается в вихре воспоминаний и других мыслей (не очень приличных). Да, голова - не сундук, не комод, не чемодан, не укладывается в ней всё по полочкам, по стопочкам. По страничкам-то не всегда получается напечатать хотя бы блёклый образ мыслей. И какое счастье, когда хоть что-то удаётся! Всегда хотел вести дневник. Ну, вёл в 1973 году, с января, когда уехал от родителей в Пермь к дяде Саше, по ноябрь, когда пошёл служить в армию. Интересно было бы его теперь почитать, но не сохранился он у дяди с тётей. Помню, как писал в нём свои впечатления от Ниночки Новосёловой.
     Ниночка эта была лучшей (в моём восприятии) девушкой из той восьмёрки девиц, с которыми я работал в почтовом отделении Пермь-36. И тогда я записал в дневнике, что Нина похожа на Джульетту из нашумевшего тогда англо-итальянского фильма “Ромео и Джульетта” 1968 года (прорвавшегося на советские экраны в 1972) с 16 летней Оливией Хасси в главной роли. Да и кто не мил в 16 лет? А Ниночку я увидел именно в этом нежном возрасте. В коллективе почтальонок она смотрелась неплохо, но надо знать - кто там был ещё. А были там две подружки - хохотушки, Галя Б. и Валя Г., лет по 30 с хвостиком, для которых юмор был неплохой ширмой неудавшейся личной жизни в связи с их неброской внешностью. Была ещё Валя Б., примерно 25 лет, гораздо более симпатичная, но ставшая матерью-одиночкой, когда любимый угодил в тюрьму. Сыну Витальке уже около пяти, а отца не видел ещё. Валя иногда приводила сына на свою почтовую работу. Была ещё и третья Валя — К., молодая и симпатичная. Она окончила школу и не смогла, как и я, сразу поступить в ВУЗ. Если бы на почту не пришла работать Нина (тоже в январе 1973 года, буквально через несколько дней после моего прихода), то мои глаза, а за ними, возможно, и сердечко, выбрали бы в этом малиннике именно эту Валю К.
     Но было так, как было: пришла Нина, я увидел её и влюбился в пыл её молодого личика, в неспособность извергать мат, который в среде почтальонок считался обычным, привычным и родным. Была даже одна девица, Таня Е., которая по мату могла участвовать в соревнованиях, жаль, что таких не проводят! Даже пятилетнего Витальку обучила таким стишкам …
     На Нину я любовался тайком, никак не показывал ей того, что выделяю её из всех. Она тоже вела себя очень скромно, сошлась только с Валей К. От Вали К. я узнал случайно, что Нина учится в вечерней школе на улице Беляева, а живёт у старшего брата, приехав к нему из села.

                - 2 -
       В шесть утра грузовик привозил пачки свежих газет. Экспедитор грузил их в лифт, а Валя К. - выгружала из лифта на втором этаже, где мы и начинали свою работу, подтягиваясь на почту в седьмом часу. Я, хоть и жил рядом, приходил позже всех. Мы раскладывали газеты по своим столам и набирали их в пачки по “ходовикам” - тетрадям, где расписан каждый подъезд - кто и что выписывает из прессы. Самый высокий рейтинг был тогда у местной газеты “Звезда”. Затем шли столичные “Правда”, “Известия”, “Труд”, “Советская Россия”. Затем снова местная “Пермь вечерняя”, … Короче, работы хватало.
     Кой чёрт меня дёрнул идти работать не почту? Зарплата там была смешная, я даже не помню — сколько, в районе ста рублей в месяц. Но важно было хоть где-то работать, чтобы не совсем уж сидеть на шее у дяди с его гражданской женой, пока я у них жил. Дядя, помнится, и предложил мне работать на почте, когда выяснилось, что вечерние подготовительные курсы в Пермском политехническом институте, ради которых я и приехал к дяде в Пермь, начинаются довольно рано, кажется в 17-00. А работа на почте заканчивается примерно в 15-00. Оставалось время на обед и поездку до института.
      Мне, как мужчине, хоть и 17 лет, доверили самый дальний участок, где квартир в домах было мало, а ходьбы - много. В основном - двухэтажные домишки послевоенной застройки. Было даже несколько одноэтажных бараков, где ютился рабочий люд с нефтекомбината (одна из улиц называлась улицей Нефтяников).
      Учила ходить меня по этим джунглям с пачками газет и писем девушка, имени которой я уже не помню, но помню фамилию - О. Симпатичная, молодая, но как-то слишком трепетно относящаяся ко всем воздыхателям: приближаясь к очередному бараку, она доверительно рассказывала, как “здесь один дядечка лет сорока приглашает пойти с ним в кино”. Умом-то я понимал, что таким  образом она выражает желание “пойти в кино” со мной, а не с каким-то дядечкой, но сердце не хотело пойти с ней куда-либо, поэтому я и не приглашал. “Ну, и дурак!”, наверное, думала она тогда. И я сам теперь соглашусь с этим - надо было тискать тогда тех, кто сам напрашивался на это. Разборчивость для нас, мужиков, излишня, она ни к чему. Со своей разборчивостью я оставался без девичьей ласки, столь нужной в 17 лет. К Нине же, как к сердечному объекту, я боялся даже приблизиться. Прятал своё чувство в себе. До поры. Только дневнику доверял.