Как я от награды отказался

               

                Кому-то дворцы и яхты,
                Кому-то скважины, шахты,
Им же ордена и медали,
                А мне-то грамоту лишь дали.



Нравилось с детства мечтать. Лежишь в поле среди неярких степных цветов, смотришь в синее – синее небо, где               
высоко – высоко как будто застыл жаворонок и мечтаешь.
То ты Щорс или Чапаев во главе полка бьешь поганых беляков, или с «неуловимыми мстителями» из кинофильма громишь в пух и прах банды петлюровцев. Недаром же жил я тогда в поселке с революционным названием Красный Урал.
Часто хотел быть директором маслосырзавода. Как сейчас помню, батя с мамкой там работали. Ага. А директором у них был Каторгин, это фамилия у него такая. Важный, толстый дядька. Ходил обязательно с портфелем. Мне нравилось, как он покрикивал на рабочих, как они слушались его. Я тоже несколько дней приходил на завод со школьным портфелем ходил по территории, пытался даже командовать, но рабочие не поняли моей мечты и осмеяли её. И желание стать начальником исчезло из жизни, и почти навсегда.
Конечно, мечтал и о космосе, кто же не мечтал, особенно после полета Гагарина и Валентины Терешковой, которую мне посчастливилось увидеть после её приземления в нашем Баевском районе. Я очень гордился, что она и меня поцеловала, когда мы ее встречали. Истинный Бог, не вру.
А кто же не мечтал о подвигах, будучи мальчишкой. Не исключения и я. Выслеживал по заданию КГБ австрийского шпиона, и не просто так, а несколько месяцев. Почему австрийского? Почему, почему: Так, а Гитлер откуда родом? То – то.
Старался ходить и быть серьезным и непроницаемым, как знаменитый Штирлиц. А однажды даже внедрился в банду Веньки Лысого, выследил его логово и сдал всю банду в органы. Куда только мечты не заносили: спасал людей во время землетрясения, выводил в снегопад заблудившихся людей…
Это все в мечтах. А наяву спасали, почему то в основном меня. С Генкой Остапенко, соседским пацаном, поплыли на лодке по озеру, а весло возьми да и воткнись глубоко, а вязкое дно. Ага. И не выдернулось. И поплыли мы «бедолаги без руля и без ветрил» а было тогда по одиннадцати. Вот орали – то от страха. Миллионы обещали за спасение. Где бы мы их взяли сердешные. Я и сейчас не представляю, что такое миллион. Ну не дурачки ли? Парень, который нас вытащил к берегу, ржал до изнеможения. Почему, почему… в том месте глубина ему по грудку. Почему, почему.
А еще однажды баран чуть до смерти в снегу не закатал. Пошел за сеновал я зимой по нужде. Ну, сделал дело, подниматься, а он башкой меня в грудь – бац! Я, конечно в сугроб. Поднимусь, он опять меня в сугроб. Отец спас, пошел сено корове давать, слышит мой дикий рёв. Ну и спас от неминучей геройской смерти от барана.
Эх, сколько было таких случаев в жизни! Но один раз я
всё же подвиг совершил. Правда, правительство об этом
не узнало. Что за подвиг? Да с нашим удовольствием.
        Хорошо думается у костра, летом, на берегу Катуни,
да после первачка под ушицу. А река эта - Катунь, как
и мысли мои. Где-то течёт плавно и спокойно, где-то скачет, как резвый жеребчик, а то несётся с ураганной силой, как
стадо дики спальном мешках лошадей, благо, что не ржёт, но шумит и бьётся о скалы отменно. Как там у Газманова? –Мои мысли-
мои скакуны.…Вот и у меня так. Я сегодня в компании
рыбаков лежу на спальном мешке и, как часто бывает,
листаю страницы своей жизни.
   - Ты что там примолк, Александрыч, опять философствуешь о нашем житье-бытье? – слышится от костра чей-то голос,-а ну-ка колись, о чём дума.
   Зная, что не отвяжутся, говорю: - Да вот вспомнил свой
подвиг властями не оценённый.
- Ух ты, это где ты удосужился?- ухмыляется Васильич,
мой землячок, он тоже родом из степи. – Только договор
такой: если врать, то только не шибко, знаем мы тебя.
-Да ни в жизнь, все было на самом деле. Я тогда работал в школе первый год. Да. Жил на квартире у доброй тети
Феши недалеко от интерната. И вот однажды под утро
слышу, кто-то  скребётся в  дверь. На вопрос «кто там?»-
никто не отзывается. Ну, открыл посмотреть, а на пороге
лежит интернатский пацан и не говорит, а что-то мычит.
Бегом в интернат. Дверь на себя, а оттуда как шибануло
угаром.
  - А откуда он там оказался? – спросил уже другой рыбак.
- Так печное отопление, трубы рано позакрывал, вот и угар.
- Ты про подвиг говори,- кричит внук Димка, тоже увязавшийся с нами на рыбалку.
-Вот он и подвиг, окна выбил в комнатах, воздух пустил
морозный и побежал за врачом, благо он жил рядом.
Спасли всех двадцать  семь ребятишек. Это что вам
не подвиг?
- И что тебе за это дали? - послышались голоса.
- А ничего. Начальство районное долго об этом ничего не знало, а то бы затаскали. Димка не унимается:-А за что,
действительно ведь спас?
  За что, за что.…Почему не досмотрели, где был ночной
ночной дежурный, ещё и дело бы пришили. Это тебе не сегодня. Тогда времена покруче были. Жалко, конечно, но
остался без награды, пусть не орден, но медаль «За отвагу»
при спасении детей не помешала, - смеюсь я. И, конечно,
ехидный голос моего земляка Васильича: - Вечно ты
куда - ни будь, вляпаешься. Всё ему подвиги подавай, да
награды. У тебя их этих наград вагон да маленькая тележка.
Уж нашей республики все, наверное, имеются.
  -Да ладно, Васильич, ехидничать. Они же горбом
заработаны. Но это, мужики, не то. Вот хоть убейте, всегда
о государственной награде мечтал. Я же, как Тёркин,
согласен на медаль, но чтобы государственная. И опять
перехожу на шутливый тон, тем более под уху ещё
плеснули по кружкам забористого первача- самогона.
  - Вот слушайте. Я уже на первом году работы в школе
гениальное открытие сделал, новый метод обучения на
уроке придумал.
  - Да ладно, опять сейчас что – ни будь весёленькое
задвинет, - уже приготовился повеселиться  буйноволосый
Серёга, - и что же это за метод?
 -Об этом методе, который я изобрёл случайно, с испуга,
тогда в школах и слыхом не слыхали. Так вот по порядку.
Подходит как-то на перемене ко мне завуч Прасковья
Ивановна и так ласково говорит, что сейчас она пойдёт
ко мне на урок литературы в 7-ой класс. Обана! Конечно,
заволновался. А как же. Завуч – царь и Бог в школе, знаю,
работали потом больше десяти лет на этой должности.
Что же делать мучительно соображаю, как сделать, чтобы
и волки сыты, и овцы целы? Глаза мечутся по учительской,
и  вдруг они видят спасение: на стуле стоит баян.
  - Дед, а причём здесь баян и новый метод?- кричит внук
Димка.
  - Не перебивай старших, слушай. Беру баян, прихватываю
классный журнал и шагаю на урок. Сзади торжественно
шествует завучиха. Глаза вытаращенные, почему это на
литературу с баяном? Ну, ладно, на пение, а тут…
Такие же выпученные глаза были и у ребят, когда мы
зашли в класс. Ну, дальше я им всем выдал, особенно
Праскуши, то есть завучу – Ребята,- торжественно говорю,
так проникновенно, аж самому плакать захотелось, -
мы закончили изучать творчество Т.Г. Шевченко. И я хочу
с вами спеть замечательную песню на его стихи. Вот
послушайте. Голос у меня, сами знаете не сильный, но
говорят, когда захочу, то даже приятный. И я запел:
            Реве, тай стогне Днипр широкий,
            Сердитый витер  завива,
              До  долу  верби  гне  високи,
                Горами   хвилю   пидийма.
А потом мы пели с ребятами вместе. А к концу второго куплета смотрю, а Праскуша поёт тоже, а на глазах слезинки: песня-то её родная, украинская, или, как у нас
в степи говорили, хохляцкая. Помню, после урока спросила,
где я вычитал, что так интересно можно проводить уроки.
Когда я сказал, что сам придумал, долго не верила, но потом согласилась, знала, что на выдумки был горазд.
Кто-то из мужиков из темноты бухает: - А тебя и здесь ребятишки зовут «учитель, который поёт на уроках»
А я продолжаю: - Праскуша это всё воспринимала, как
чудачество моё, а сегодня это оказывается новый метод
и зовётся интегрированным. Так я его придумал почти
полвека назад, и опять наградой обошли.
Васильич не приминул и здесь съязвить: - Представляете, мужики, Александрыч на празднике с микрофоном в руках,
а на  пиджаке медали «За спасение детей от угара»,
«За открытие новых методов обучения на базе баяна»
и сам же первый заразительно засмеялся, да так, что его
все дружно поддержали.
   - А вообще, смех смехом, у тебя наград разных меряно-
не меряно, так ведь? – продолжил мой дружок.
- Да так-то оно так, -смущённо говорю в ответ, но всё
это не то. Они все местного значения. Возьми  звание
«Почётный гражданин Республики Алтай», высший орден
Республики Алтай «Тан Чолмон» . И что? Да ничего. Лестно,
конечно. Но я, рыбачки, слово матери давал, что добьюсь
государственной награды.
- Ух ты, какой настырный, - слышится Серёгин   голос.
А у тебя , что государственной награды ни одной нет?
Не верю. Сам слышал, что был Указ президента о какой-то
награде.
  -Давайте про награды закругляться, а ребята? А на счёт
разговора с матерью, так это же шутейно было.
  -Ой, чего-то ты темнишь, землячок,- вклинивается в разговор Васильич, - жена говорила тоже что-то про Указ.
Давай проясняй, что и как.
  Пришлось сдаться. – Ну, был Указ о награждении Почётной
грамотой. Не знаю почему, но возникла тягостная тишина.
Наконец Васильич развёл по-бабьи руками и недоумённо выдохнул: - И всё! Это за то, что отпахал в школе 50 с лишним лет?
  Со всех сторон возмущённо полетело: крючкотворцы
московские! А что больше  тридцати лет районным

депутатом был, за народ всегда горой шёл, властей
не боялся! Это не в счёт? А председателем Совета
ветеранов района лет, наверное, пятнадцать был, это
тоже не считается?
Я уж был не рад, что затеял этот разговор. Но приятно,
что люди  тебя уважают и ценят. Наверное, это главное,
а не то, как власти к тебе относятся. И даже не зная зачем,
спрашиваю своих закадычных попутчиков в рыбацких
делах ; - А вы помните такую  - Наталью Гундареву?
В ответ разнобойное – «помним, помним» и вопрос;
 - А к чему ты о ней?
 - Да сейчас пришли на память её слова; - «У нас, чтобы
к тебе хорошо относились, нужно, по крайней мере …
умереть.
 Это верно,- опять загалдели у костра.
 - Верно-то, верно,- задумчиво сказал Серёга,- да не всегда.
Видел, как они друг друга захваливали, имею в виду
начальников, как друг дружке оформляли бумаги на
награждение.
  - Да запросто, - закричал Васильич, - особенно тем,
кто пониже спины лизать любил. Сам крутился в районных
«верхах», насмотрелся. Удивляюсь, как это они тебя не
обошли.
 -А ты не удивляйся, земляк. Уж если на то пошло, расскажу
вам правду-матку про этот Указ и про эту награду.
Правда, неохота, но с вами я прожил много лет и скрывать
нечего. Как-то приехал к нам в район глава Республики Алтай, ну вы знаете кто. И желает со мной встретиться.
 - Ну, это ему чего-то надо было от тебя. Все же знают, что
тебе всегда больше всех везёт.
  -Да ладно, везёт. Нет, на сей раз, мужики, ничего особенного ему от меня не надо было.
  - А чего же на рандеву позвал?- щеголяет умным словом
Сергей.
  -А я и сам сначала не понял , зачем  понадобился.
Поговорили о депутатских делах, я же председателем
комиссии в районном Совете был.
   - Дед, ты про комиссию потом. Зачем всё-таки  вызвал?
Это внук, как всегда, не вовремя.
  - Не прерывай, Димка, раз дед решился  рассказать
кричит кто-то у костра.
  - Точно, Димка, не прерывай. Говорю об это первый и последний раз. Не обижайся, и так тошно. Ну, поговорили
мы с начальником, а он вдруг и спрашивает: - Слушай,
Анатолий, у тебя республиканские награды высшие  все
есть, сам указы подписывал, а государственные?
   Видя, как я развёл руками, продолжил: - Непорядок.
Сколько ты сделал за свою жизнь – на троих хватит.
Не доглядели местные власти. Всю жизнь школе отдал,
стаж – то  лет пятьдесят, а то и больше? Ладно, мы это дело поправим, лично займусь. И награда будет достойная,
верь мне.
  Я как на крыльях летел с этой встречи. А потом закрутилось, завертелось…
  Чувствую, затравило народ, но продолжать не спешу,
почему-то расхотелось. Да и вечер слишком хороший,
чтобы о перегоревшем говорить. Мечты и ожидания
оказались напрасными. А от костра опять голоса: - Ну ты,
философ наш, раз начал, так веди нить.
   - Да веду, веду, мужички. Встретились с главой республики где-то через полгода, он мне: - Всё идёт по плану, жди. Документы в администрации президента.
   Как я мог забыть старинную поговорку, которую услышал
от одного деда, так же на рыбалке, только на Оби.
  - Ну – ка, ну – ка, что там за поговорка?- спросил кто-то.
  - Очень даже к моему делу подходящая: - «не верь
Генералу, кобыле и бабе». А вы же знаете, что глава
республики – генерал, да к тому же ментовский. Какой
же я олух царя небесного, если  этого не учёл.
  - Что всё-таки обманули?- спрашивает Васильич.
 - Да почти что,- неохотно отвечаю
--А что значит почти что?- играй уж теперь по полной.
 - Не знаю, как там документы оформлялись наградные
и кто их оформлял, но вышло, как в четверостишии,
которое я отправил президенту, вы уж судите сами:
       -Кому-то дворцы и яхты,
         Кому-то  скважины, шахты,
          И им же ордена, медали,
          А мне от президента грамоту
                лишь дали.
 - Значит, всё-таки  правда. Это за то, что жизнь отдал
школе – всего лишь грамота. И что ты?
 - Я-то? А в этом же письме президенту привёл ещё слова
Н. Гундаревой:- Мы действительно страна Левшей и
можем подковать блоху. Но выясняется, что никому это
не нужно.
  - Прямо так и написал? – изумлённо и восторженно
говорит внук.- Ну, ты, дед, действительно крутой. И как
президент?
 -Чудак ты, Димка. Думаешь, он читает наши письма?
Там знаешь в Кремле, сколько чиновников, которые
на сто раз проштудируют их, примут решение и в папочке
положат на подпись президенту. Да и то не всегда нужна
личная подпись. Есть на то факсимиле.
  - Ты словами иностранными не кидайся, Александрыч.
Это что за слово такое кучерявое?
  - Да это заготовленный оригинал подписи. Шлёпнул
им под документом и как будто действительно расписался
сам президент. Васильич, ты оказался прав. Прав и ты,
Серёга. Кому мы, сермяжные, нужны властям. Я им так
и ответствовал в Москву. А насчёт грамоты сказал, что
у меня их больше двухсот накопилось и лишнего мне
не надо.
  - А Москва что на это?
- Москва? Ох-хо-хо! Начал разъяснять  мне, что награда
грамотой президента – это высочайшая честь и я, видимо,
этого не понимаю. И что она под особым номером идёт.
Надо , мол, гордиться этим, а не отвергать веление судьбы.
   - Ну а ты, что, наверное, стал каяться, извиняться или
до конца упёрся, правдоруб ты наш?
 - Вот именно, что до конца. Разозлили они меня, Батя,
когда был ещё живой, всегда говорил – властям не доверяй.
А он почти 5 лет после войны по вине этих властей
просидел по оговору. Никто, сволочи, не заступился
И сегодня не заступятся. Я им и бухнул с этой самой злости:
 - Знаете что, господа хорошие! За полвека работы в школе
- грамоту?! Возьмите её себе, а я отказываюсь от такой
почести.
   - Вот это по - нашему! – раздаётся у костра.  Пусть бы
кто-нибудь из этой Наградной комиссии поработал на
краю света, почитай около Китая,- кричит возмущённо
Серёга, мужики одобрительно кивают головами.
   - Да вы слушайте, что я ещё написал президенту.
-Господин президент! Лучшую оценку учителю дают
ученики и их родители, а также люди, с которыми живёт
учитель, каким авторитетом и уважением он окружён.
И люди правильно оценили мой поступок. Такие отказы
уже были в новейшей истории России.
 - А что, кто-то отказывался от награды?- удивлённо
спрашивает внук.
 - Так я об этом и написал президенту. В свою бытность
Солженицын отказался от ордена Андрея Первозванного,
которым награждал его Ельцин. Генерал Рохлин тоже
отказался от ордена.
  - Ух ты! – восклицают мужики.- А откуда ты это знаешь?
  -Историк такие вещи должен знать,- отвечаю Я и написал,
что, конечно, не чета этим знаменитым людям России,
но батя – солдат Бессмертного полка, всегда учил, что человек  своё достоинство должен беречь и знать себе
цену. И это , ребята, никакая не гордыня, а принцип,
с которым ты должен пройти по жизни.
   - Так ты хочешь сказать, что так и не получил награду?-
слышится голос земляка Васильича. – Узнаю степнячка.
У нас в Волчихе таких, как ты, звали упёртыми и правильными. Всё равно, мысли на раскоряку: толи ты
правильно сделал, толи нет. Но знаю тебя всю жизнь
и всё-таки думаю, что правильно. Пусть там на верху,
не думают, что они всё решают. Нет, решаем мы , народ.
И плюнь ты на эту грамоту. Если бы она тебе к пенсии
прибавку дала или какие-нибудь льготы. А так, у меня ни орденов, ни медалей – и что, живу да похохатываю.
Пусть чиновники, да депутаты придумывают себе
награды, а мы и без них проживём, и он дурашливо
заорал:- Жила бы страна родная, и нету других забот!
   Откуда-то появилась солдатская фляжка с самогоном,
и она пошла по кругу.
      Когда все выпили, вдруг поднялся Серёга и произнёс,
наверное, самую длинную речь в своей жизни:
  - Мужики! Александрыч учил меня с 5-го класса. Выучил
моих ребятишек, теперь вот до внуков добрался. Не
обижайся, учитель на государство. Оно всегда только себя
видит, а народ для него – мелочь. Когда только прижмёт,
так они – эта свора чиновничья прозревает, потом опять
всё по- старому. Плюнь и забудь. Ты и без наград для нас-
самый лучший.
   Все захлопали, а меня аж слеза прошибла.
Вот они оказываются, какие люди, с которыми прожил
большую часть жизни. Их бы в наградительную комиссию, сколько сразу правды и справедливости восторжествовало
на Руси.
    И вдруг около костра запели и запевалой, конечно.
Васильич:
      Не думай о наградах, степнячок,
       Не в орденах ведь счастие, наверное,
       А счастье наше, землячок,
      В том, чтобы рядом было сердце верное…
Ах, как оно здорово прозвучало на берегу веселушки,
неугомонной реченьки Катуни, о верном сердце. А перед
глазами мысли, словно облака, о разговоре у костра
и мысли, как камешки, которые перекатывала река,
складывались в слова, а они в строчки:
      Рассказ готов, наивный и смешной,
      О том, как от награды отказался,
       В нём быль, которая произошла со мной,
       И как я верным своим  принципам остался…
…А река продолжала свой  бег, ей не ведомы людские
заботы и тревоги….
       1.01.21года.