Ростовская финифть. Мамины серьги

У меня было не так много детских фотографий. А вместе с мамой и вовсе, эта была чуть ли не единственная. Чёрно-белая матовая на плотной шершавой бумаге, она возникала перед моим взором каждый раз, как я вспоминала маму в молодости. Где эта фотография теперь? Может затерялась, а может лежит в мамином семейном альбоме, который я, хоть и забрала, но после ухода мамы так и не открывала. Мои воспоминания детства очень скудные, но как нас снимали в студии на эту фотографию, я помню. Помню крошечную себя 5-6 лет и рядом роскошную маму.
Так получилось и на фотографии: моё чуть напуганное напряжённое лицо и рядом мама во всем блеске своей классической красоты с модной в то время причёске на её густых волосах, в прекрасном, отливающем шёлковым блеске костюме и с жемчужным ожерельем на нежной белой шее. Я знала, что костюм этот, как и большинство маминых вещей, отдала ей донашивать сестра мой бабушки, мамина тётка, а жемчуга были бижутерией. Но на красавице маме с её бархатистой персиковой кожей и чудесной улыбкой смешливых глаз, невзирая на небольшую полноту, всё смотрелось великолепно.

Иногда я спрашивала себя, почему я так бледно выглядела рядом с ней. Но ответа у меня нет и сегодня.

Однако самым памятным на этой фотографии были мамины серьги. Крупные серебряные чернёные филигранные серьги, украшенные ростовской лазоревой финифтью, они были долгое время для меня связаны с маминым обликом. Она в них и на этой нашей фотографии вдвоём и на паре других своих фотографий этого периода, которые я очень люблю.
Но и серьги со временем куда-то запропали, канули в реку Времени, оставшись только в моём сердце, как напоминание о маминой молодой красоте.
И сейчас в Ростове Великом, подъезжая к фабрике ростовской финифти, я невольно вспомнила о них. Безусловно, я не надеялась увидеть нечто подобное, слишком много лет прошло, да и крупные украшения на мне не смотрятся. Но мне хотелось приобрести украшения в том же стиле, которые станут напоминать маму, станут символом женской красоты и молодости нашего Рода.

Мы с моими спутницами по путешествию по Золотому Кольцу были записаны на мастер-класс по росписи в технике ростовской финифти, и в ожидании назначенного времени пошли в магазин. Одна из нас, ей предстояли более важные и крупные вложения средств сразу после путешествия, осталась в машине, не имея возможности побаловать себя на тот момент. В предвкушении я вошла в магазин, полный светящихся витрин. Здесь было много чудесных вещей, истинных произведений искусства. Были и доступные, очаровательные украшения. Я даже купила себе серьги и подвеску с милой моему сердцу розой на белом эмалевом фоне, но ничего даже отдалено напоминающего мамины серьги, я не увидела.

Подошло время нашей экскурсии по музею фабрики и мастер-класса, и мы вместе с группой туристов, подъехавших на автобусе, потянулись в залы за магазином. Слова экскурсовода я слушала вполуха, больше смотрела на шедевры, выставленные в витринах музея, преклоняясь перед мастерством рук человеческих и фантазией художников. Вскоре экскурсия завершилась, а на мастер-класс осталось включая нас, всего несколько человек. Нам раздали глиняные заготовки, которые предстояло расписать разноцветными эмалями. В моем сознании пронеслось, что изображаемое мною вместе со всем, что я вложу в этот образ, потом отправится в печь. И в пламени огня этот образ затвердеет, его структура станет прочной, запечатлеется в пространстве. И я выбрала бабочку.

Бабочка для меня символ красоты и легкости бытия.

Я посмотрела на предложенные образцы росписи и с упоением расписала свою бабочку-кулон. Положив бабочку на подушечку в ожидании обжига, стала рассматривать другие предложенные образцы росписи. Взгляд мой остановился на цветущем дереве с мощными корнями, посмотрела на часы: времени было достаточно. Взяв ещё одну, уже круглую заготовку, я стала рисовать дерево, Древо моего Рода. Нарисовала мощные корни, множество веток, украшенных цветами и плодами. Все в этом дереве было наполнено Единством и Красотой Жизни. Я завершила как раз вовремя. Мои образы отправились в Огонь.

Мы покинули зал. Обжиг должен был занять около четверти часа, и мы снова отправились в магазин, в котором теперь были только продавцы да мы. Туристы уехали. Я не спеша разглядывала витрины. На них красовались волшебные картины природы, эпизоды сказок, цветы и портреты. И вдруг мой взгляд зацепился за самую крайнюю витрину с надписью: «Снято с производства». Кажется, я её не заметила раньше. Подойдя, я не поверила своим глазам. На меня смотрели мамины серьги, только вдвое меньше. Я застыла в оцепенении. Потерла глаза. Серьги оставались на месте.

- Значит, не привиделось, - подумала я. Цена была ошеломительно низкая. Только я купила серьги, и в этот момент вынесли наши готовые работы. На меня смотрела моя бабочка, а рядом запечатленный в эмали образ моего Родового Древа, моих родовых взаимосвязей, крепких, цветущих, плодоносящих.

Прижав к груди мои изделия и коробочку с мамиными серьгами, я пошла к машине. В ней пока сидела только одна моя спутница. Та, которая на тот момент не могла порадовать себя подарком. И тут, словно кто-то толкнул меня. Я протянула ей коробочку с мамиными серьгами и поцеловала. Она с сияющим лицом открыла и вдруг заплакала.
- Мамины серьги, - шептала она, заливаясь горючими слезами. Зная, что её мамы не стало, когда ей было 8 лет, я растерялась и, тихо сев на заднее сидение машины, молчала.
Сквозь слёзы она еще что-то говорила, но я не слышала. Дерево Рода в моей Душе шелестело своими листьями, радовало цветами и плодами. И не было в нем ни близких родичей, ни дальних. Все мы были одно.