Хозяин безлунной Москвы. Глава 23

  С Новым 2021 годом, достопочтенные читатели: дамы и господа! Желаю всем настоящей, искренней и взаимной любви!
               
                Глава 23.

     Над городом, окутанным романтическим флёром, повисла яркая величавая подкова. Богатое художественное воображение немедленно принялось рисовать волшебную картину: они ныряют под семицветный мост и врываются в эпоху Короля – Солнца в праздник Карусели Тюильри, завершающийся торжественным шествием  подданных в затейливых масках вдоль зелёных берегов, и раскудрявый, пуделеобразный Людовик четырнадцатый де Бурбон в пышном камзоле, оглаживающий похотливо хромую ножку Луизы де Лавальер под юбкой, оторвавшись неохотно от распалённого страстью тела, прижатого надёжно к высокому дубу, недоумённо разглядывает стоящую бок о бок на носу рассекающего водную гладь судна загадочную, наряженную не по моде эпохи барокко пару (он – в белоснежной рубашке, серебристых сюртуке и брюках на внушительных размеров богатырском теле, она – в воздушном кремовом платье из органди на хрупкой фигуре, богато отделанном валансьенским кружевом, с длинным русалочьим треном, как у Жанны Самари на полотне Ренуара) с одинаковым выражением счастья на озарённых оранжевыми лучами светила безмятежных лицах.
     Внезапно взорвавшийся угрожающим протяжным гудком пароходный свисток жестоко вырвал юную мечтательницу из сладких грёз, заставив подпрыгнуть от испуга, зажмуриться, вцепиться пальцами в исполинскую руку и доверчиво ткнуться лбом в твёрдое, как камень плечо, чуть выше локтя. Мгновенно подхватив свободной рукой едва не слетевшую с белокурой головы изящную шляпку с ажурной тульей, приобретённую намедни в галерее «Шуазель» вместе с другими модными дамскими «штучками», вернув её на светлую макушку, Александр Сергеевич осторожно обнял субтильные плечи, млея от удовольствия, и пробасил ласково, нагнувшись к оттопыренному ушку:
- Не пугайся, любимая. Это капитан предупреждает вон тех мальчишек, пересекающих реку, дабы не покалечить ненароком.
     Изумрудные глаза, распахнувшись, опасливо покосились на волны, лениво играющие отражением радуги: торопливо орудуя вёслами, пара безусых парижан уводила хлипкую лодку от столкновения со стремительно надвигающимся на неё корабликом, и облегчённо выдохнула, не вырываясь из объятий. После двухнедельного   пребывания в Париже Орлов решил развлечь любимую жену прогулкой по Сене, наняв за приличную сумму лёгкое судёнышко Бато – Муш, в обычные дни перевозящее не людей, а разного сорта товары.
     В памяти его всплыл жаркий багряный, последний перед отъездом вечер в поместье, когда Оля, услышав ошеломляющую новость, что они отбывают во Францию: сначала в столицу, а после на Ривьеру, запрыгала восторженно, захлопала в ладоши, завизжала на всю округу, как ребёнок, а самое главное и приятное – без всяких возражений и страха звонко чмокнула в подставленную, с малой толикой надежды на успех, разрезанную усталой морщиной смуглую щёку.
      Сидя друг напротив друга на обитых малиновым бархатом диванах, разделённые резным дубовым столом, в купе синего вагона первого класса, неспешно смакуя по утрам кофе, а по вечерам более крепкие напитки, обильно закусывая деликатесами, они без умолку говорили и наговориться не могли, словно закадычные приятели, встретившиеся спустя сто лет разлуки. Александр Сергеевич, пристально всматриваясь в бездонные глаза, внимая с неподдельным интересом повествованиям о высоком белокуром, тактичном и заботливом отце, полной черноволосой (обликом - точь-в-точь Анна Каренина), зеленоокой, строгой и деятельной маменьке, детских шалостях с сестрой и девичьих забавах в престижной гимназии, с облегчением отмечал, что вместо страха и ненависти в них сверкают огоньки доверия и любопытства. Любопытство проявлялось и в её вопросах, иногда тешащих самолюбие, заставляющих влюблённое сердце ликовать в уповании на счастливое совместное будущее, иногда вынуждающих даже его, мужчину взрослого, искушённого смущаться и теряться, не зная, как тактично уйти от щекотливой темы.
     Однажды, по окончании его рассказа о многочисленных крестинах купеческих отпрысков, на которых ему часто приходилось выполнять ответственную обязанность крёстного, каждый раз с ужасом принимая на руки чужого малыша, страшась его покалечить ненароком или уронить, она поинтересовалась, невинно захлопав длинными ресницами, любит ли он детей.
- Конечно, - с жаром закивал Орлов. – Как их можно не любить? «Ибо таковых есть царствие Божие», - процитировал он Евангелие и изрёк после паузы, посвящённой чтению мыслей, отражавшихся на красивом лице жены: - Вы ведь пытались иначе сформулировать вопрос, но постеснялись произнести вслух... – Аристократические брови поражённо взмыли вверх и он, тактично отведя взгляд на проплывающий за окном пейзаж, продолжил тихо: - Хотя он не прозвучал, отвечу честно: да, я очень хочу детей, но исключительно от вас, поскольку имею твёрдое убеждение, что дети должны появляться на свет исходя из утробы любимой женщины, а не абы какой, первой попавшейся, тогда они вырастут счастливыми людьми. Знаете, - огромная пятерня взволнованно пригладила идеально зачёсанные назад смоляные волосы, - там на Пречистенском, когда я вас увидел впервые и пропал, в моём затуманенном сознании пронеслась чудесная картина, будто мы с вами сидим в беседке в поместье, ужинаем и мирно болтаем, а вокруг стола резво носится маленькая девочка, лет пяти  с золотистыми косичками, зеленоглазая, как вы, заливисто хохоча... – Он повернулся к ней, боясь увидеть отвращение в огромных изумрудах, но они светились нежностью, словно в белокурой головке возникла такая же сцена. – Коли ляпнул лишнее, прошу меня простить, - мягко улыбнулись чувственные губы. – Но я желаю, чтобы вы имели представление о моей философии. Впрочем, рано ещё обсуждать подобные темы.
- Почему же рано? – тонкие пальцы игриво затеребили оборки на юбке.
- Потому что не минул год, назначенный мной в нашем устном договоре, - раздался тяжёлый вздох, - да и вы сами – совсем ещё ребёнок.
- Мне почти девятнадцать, - на секунду насупилась Оля.
- А мне почти сорок, - напомнил с горечью в голосе Орлов. – Я в отцы вам гожусь!
- Меня ваш возраст теперь нисколько не смущает, - выпалила она ободряюще, заметив с тревогой, как погрустнел супруг. – Я думала, - вернулась она упрямо к лейтмотиву разговора, - все мужчины хотят мальчиков, наследников.
- Не все, как видите, - моментально воспрянув духом от её последних, приятных уху слов, Александр Сергеевич придвинулся к столу, уложив на него крепкие руки, словно стремился оказаться немного ближе к жене. - Говорят, мальчиков надо воспитывать в строгости, дабы выросли настоящими воинами, - твёрдые пальцы возбуждённо застучали по дубовой столешнице. – А я совершенно не представляю, как можно наказывать маленькое беззащитное существо. Поэтому мне лучше девочку растить. Уверяю вас, коли родится дочь, она будет самым балованным, зацелованным, залюбленным ребёнком на Земле. А сыном придётся вам заниматься, уж не взыщите, - свинцовые глаза хитро прищурились. – С такой матерью не забалуешь, по себе знаю! Испытал строптивый нрав и во время ухаживаний и после свадьбы.
- Договорились, - невозмутимо кивнула Оля, будто собиралась немедля приступить к зачатию, и добавила, доверчиво улыбнувшись: - Мне нравятся ваши красивые мечты. Надеюсь, они когда-нибудь сбудутся.
- Не искушайте меня раньше времени, иначе я с ума сойду от счастья, - Орлов, порывисто вскочив, ринулся к девушке, схватил за тонкие запястья и расцеловал по очереди все косточки на тыльной стороне узких ароматных ладоней.
     В другой день, повествуя о путешествии по Индии: белоснежном Тадж – Махале, центре паломничества Варанаси – ровеснике Вавилона, и священной реке Ганг, Александр Сергеевич был застигнут врасплох неожиданным каскадом вопросов, вынудившим его поперхнуться чаем:
- А Храмы любви? Почему вы молчите о них? Я слышала, что в Индии такие существуют. Или вы не видели подобного?
- Видел, - ответил он машинально, деликатно откашлявшись в кулак, тут же пожалев о неумении лгать перед этими колдовскими глазами.
- Ужасно интересно, - хрупкая фигурка подалась вперёд. – Что же там изображено? Какие сцены на фресках?
- Сцены любви, - заёрзал он нервно на уютном диване, - не на фресках, правда, а барельефах из камня на внешних стенах.
- Отчего вы так разволновались? – острые локотки облокотились о стол, аристократический подбородок кокетливо упёрся в сплетённые пальчики. – Я уже не ребёнок, как вы изволили намедни считать, чтобы стесняться неких пикантных подробностей.
- Меня весьма сложно смутить, - растерянная улыбка пробежала по смуглому лицу, - но сейчас, кажется, я покраснею до корней волос. Давайте побеседуем о чём-нибудь ином.
- Чем смутить? – проигнорировала Оля предложение. – Ну хорошо, давайте угадаю: там мужчины с женщинами сливаются в страстных поцелуях и горячих объятиях. Верно?
- Верно, - мелькнула слабая надежда, что сейчас допрос прекратится.
- А как они одеты? – не унималась юная жена.
- Никак, - свинцовый взгляд взметнулся в отчаянии к затянутому атласом белоснежному потолку. Наступила долгожданная спасительная пауза.
- У них первая брачная ночь? – начала догадываться Оля, поразмыслив недолго.
- Думаю, не первая, - широкие плечи затряслись в немом смехе.
- Значит, они лежат в постелях? – она явно не собиралась сдаваться и произносить презрительно: «Фу, какая гадость».
- Нет, они в основном стоят, причём вне всяких постелей, - смех, клокоча, подобрался к горлу. Снова повисла пауза и только он решил, что щепетильная тема закрыта, как девушка произнесла мечтательно:
- Хотела бы я хоть одним глазком взглянуть на такое.
     Не в силах более сдерживаться, Орлов взорвался оглушительным хохотом, расслабившись, с радостью отметив, насколько она ему доверяет.
- Простите, простите, простите, - повторил он несколько раз, заходясь и заикаясь от смеха. – Я не над вами, а от восторга. Меня не перестают восхищать ваши смелость и полное отсутствие дамских ужимок. Такая настоящая, непритворная! Как же я вас за всё это люблю! Если не бросите меня, весь мир вам покажу, в том числе и сии оригинальные Храмы.
    Оля, наконец, зарделась, но не от стыда, а от удовольствия.
    Поздними вечерами, когда у юной жены начинали сонно слипаться глаза, Александр Сергеевич, провожал её до соседнего, дамского купе, ласково целуя в высокий чистый лоб на прощанье, временно не выступая в роли гувернантки, поскольку на дорожном платье пуговицы предусмотрительно располагались спереди, а не сзади, и, закрывая дверь, застилал шелковым бельём малиновый диван, укладывался на него, поджав длинные ноги, дабы не свисали, закуривал сигару и, выпуская дым в потолок, думал исключительно о ней, маленькой любимой зеленоглазой девочке, жалея, что не может просто сидеть напротив кровати и наблюдать за тем, как она мирно спит. Обет не приближаться к её постели он выполнял неукоснительно и в особняке и в поезде почти до окончания путешествия по рельсам. Почти. В последнюю ночь он его варварски нарушил...
    Провертевшись на узком диване чуть не до рассвета в поисках более-менее удобной позы, Орлов, только задремал, как из дамского купе донеслись тяжёлые стоны, перешедшие в отчаянный крик. Сев рывком, он настороженно прислушался.
- Не бросай меня! Не уходи, останься! Зачем ты улетаешь? Вернись! – просачивались сквозь тонкие стены мучительные призывы. Сообразив, что Оле снится тяжёлый сон, он накинул на широкие плечи короткий кашемировый халат, запахнув и повязав поясом (домашние брюки по ночам с появлением жены он никогда не снимал, на случай срочного подъёма), не зная, как поступить правильно, памятуя об обещании, данном в первую брачную ночь и в зелёной светёлке, и на балконе. Но когда раздался истошный вопль: - Я скучаю без тебя! - влюблённое сердце не выдержало. Подскочив, он схватил фонарь, на ходу зажигая, рванул дверь, влетел в соседнее купе и, присев на край кровати, бережно обхватив субтильные плечи крепкими руками и приподняв вверх содрогающееся в конвульсиях тело, затянутое в тонкую ночную сорочку, хрипло забасил в оттопыренное ушко, бесконечно повторяя:
- Ольга Николаевна, прошу вас, проснитесь. Очнитесь, умоляю!
    Она дёрнулась и распахнула невидящие глаза, отрешённо устремившиеся сквозь смуглое взволнованное лицо.
- Не пугайтесь, - твёрдая ладонь ласково провела по припухлой по-детски щёчке. – Я решился вас побеспокоить, разбудив, потому что вы кричали. Видно увидели дурной сон.
    Прозрачные изумруды рассеянно уставились на нос с горбинкой, с трудом возвращаясь из ныне коварного царства Морфея в бытие. Вдруг, всхлипнув, она порывисто прижалась к мужу, обвив руками мощный торс, доверчиво упершись полупрозрачным виском в солнечное сплетение и заревела, вцепившись мягкими подушечками длинных пальцев в широкую спину:
- Мне снился папочка. Он сидел здесь, где и вы, и расспрашивал меня о том, как я живу. Мне было так хорошо с ним. А потом, потом, - она зашлась в рыданиях, - он сказал, что ему пора, превратился в облако и улетел сквозь окно. Я так не хотела с ним расставаться, звала, звала, но тщетно. Я скучаю по нему, мне его так не хватает...
     Юная жена горько плакала, подёргивая белокурой головой, а Александр Сергеевич, прижав её одной рукой к себе, другой гладил по толстой золотистой растрёпанной косе и узкой вздрагивающей спине, приговаривая ласково:
- Ну, ну, будет, полно, не надо так горевать. Умоляю, успокойтесь. Ваш отец сейчас рядом с мамой. Ей же тоже скучно без него. Им там отрадно вдвоём, тем более теперь, зная, какой заботой и теплом вы окружены.
    Оля постепенно затихла, задышала ровно и Орлов, выудив из кармана халата носовой платок, принявшись аккуратно отирать ручьи слёз с бледного личика, с удивлением заметил, что она заснула, тихо сопя на его груди. С великой неохотой, осторожно выбравшись из сладких объятий, уложив её и прикрыв одеялом, он ещё с полчаса смотрел зачарованно на безмятежно улыбающиеся во сне розовые губы, а потом, вздохнув с тоской, заставил себя встать и, прихватив фонарь, покинул купе, бесшумно прикрыв дверь.
    Утром, когда она вышла к столу, одетая и причёсанная, с ясным выспавшимся лицом, Александр Сергеевич, налив из кофейника дымящегося кофе, добавив сахар и сливки, тщательно размешав крошечной ложкой, спросил сурово, поставив чашку перед женой:
- Вы помните события прошедшей ночи?
- Конечно, - невозмутимо кивнула Оля, жадно глотнув несколько раз бодрящий напиток. – Спасибо за то, что разбудили и успокоили. Кажется, я заснула у вас на груди?
- Вас ничего в данной истории не смущает? – свинцовый взгляд, не мигая, упёрся в соблазнительно наморщенный носик, наслаждающийся дивным кофейным вкусом и ароматом.
- Нет, - она растерянно захлопала длинными ресницами, поставив на стол чашку. – Я вас чем-то обидела? Совершила ненароком страшный грех?
- Вы вынудили совершить святотатство меня, - слово «меня» прозвучало особо отчётливо, с нажимом, агатовые брови сурово сдвинулись. – Я вам что обещал после свадьбы? Какую клятву дал? - Изумрудные глаза в панике заметались по стенам, вспоминая. – Эх, память девичья, - качнулась с упрёком черноволосая голова. – Я дал обет не приближаться к вашей кровати, но, по вашей милости его нарушил. Впервые в жизни не сдержал данного слова! – строго подчеркнул он и многозначительно замолчал, уставившись сквозь стекло в узкую щель окна между прикрытыми на ночь и до сих пор не распахнутыми малиновыми шторами.
- Это очень страшно? – смятенно пролепетали плотные губы.
- Для меня, как человека чести, чудовищно, - нарочито пафосно передёрнулись широкие плечи.
- Может, я могу как-то исправить, загладить... – юная жена с надеждой подалась вперёд, подбирая слова. – Я готова...
- На что готовы, - обернулся Орлов, сверкнув лукавыми огоньками в пасмурном взоре, – после целого часа, проведённого со мной в одной постели?
- На всё, наверное, - улыбнулась неуверенно уголками губ девушка, начав догадываться, что над ней подтрунивают.
- Тогда, во-первых, - он потянулся через стол к тонким пальчикам, нежно сжав в тёплых ладонях, - умоляю, прекратите призывать отца. Вы же часто к нему обращаетесь с неосуществимой просьбой вернуться? Не только во сне?
- Постоянно, со дня его кончины, - честно кивнула она.
- Не надо этого делать. Вы мучаете, терзаете его душу, не отпуская и разлучая с душой матери, - мягко произнёс он, поглаживая розовые ноготки. – Пообещайте оставить его в покое.
- Не обещаю, но постараюсь, - тяжело вздохнула юная жена, абсолютно согласная с доводами мужа. – А что же во-вторых? – кончики ресниц в любопытстве коснулись аристократических бровей.
- Во-вторых... – Александр Сергеевич замялся, боясь услышать отказ, и промолвил надтреснутым голосом : – Прошу вас позволить мне обращаться к вам по имени и на ты. Тяготит меня в нашей замечательной дружбе сухая официальность. Мы же дружим? – замер он, ожидая ответа.
- Безусловно! – прохладная ладонь легонько стиснула в знак согласия твёрдые пальцы. - Как чудесно, что вы это наконец предложили. Я уже давно хотела попросить вас о подобном снисхождении, но стеснялась.
- Благодарю, милая Оленька! - выдохнул он облегчённо. Оглушительно загудел паровоз, поезд замедлил бег, останавливаясь, сквозь щель в задёрнутом окне показался перрон, заполонённый людьми. – Всё, мы приехали, - сверкнул Орлов счастливой улыбкой.
       Корабль – мушка причалил к задымлённой папиросами косматых грузчиков пристани. Александр Сергеевич, нагнувшись к концу длинного трена, потянул за кружевную петлю и накинул её на узкую девичью кисть, дабы роскошный русалочий хвост не подметал сомнительно чистый булыжник, поднял бережно на руки юную жену, спрыгнул на берег, выбрался на мостовую и, с сожалением поставив невесомую фигурку на ноги, согнув предупредительно в локте мощную руку, спросил, заботливо вглядываясь в распахнутые восторженные изумруды:
- Устала, Оленька? Голодна?
- Ужасно, - тонкие пальчики с готовностью скользнули в мягкие складки серебристого рукава. – Кажется, сейчас бы мамонта целого съела.
- Вот и замечательно! Тогда вперёд, на охоту, - довольно засмеялся Орлов, тронувшись в путь, потянув девушку за собой.
      С каждым днём она привязывалась к мужу всё сильнее, первое время выискивая невольно подвох, но весьма быстро поняв, что её подозрения в неком вероломстве глупы и беспочвенны, недоумённо вспоминая иногда, как совсем недавно боялась его до дрожи в коленях. Черноволосый великан с совершенно не аристократическими чертами на далеко не бледном, как положено, лице и телом Адама кисти Микеланджело, а не Гуго ван дер Гуса, представившего на суд зрителей, в отличие от Буонарроти, изящного и утончённого прародителя, истинного предка худосочных дворян, не вписывавшийся ранее в её идеал мужской красоты, странным образом постепенно становился самым привлекательным из всех, когда-либо виденных представителей сильной половины человечества, а немигающий свинцовый взгляд, определяемый ею ранее как хищный и бесовский, перешёл в разряд таинственных и волнующих. Прогуливаясь с Александром Сергеевичем по парижским улочкам, ловя отвратительно – кокетливые взоры встречных дам, без стеснения обращённые к нему, она косилась вверх на смуглое лицо, наблюдая исподтишка не осчастливит ли он какую жеманную щеголиху фирменным пасмурным гипнозом, принадлежащим по праву ей одной. Но он, очевидно, никого не замечал, взирая с высоты гигантского роста либо прямо поверх голов, либо по сторонам на особо колоритные дома и эффектные витрины, а чаще всего на её, якобы невозмутимый и беспечный профиль. Оле тоже строили глазки пижонистые господа, но, в отличие от дерзких Мессалин, моментально опускали очи долу от греха подальше, натыкаясь ими на широкую грудь могучего спутника.
      И даже в Лувре, в котором для начала, встретившись, наконец, визави с загадочно улыбающейся Джокондой, она заплакала от восторга, Орлов, жадно внимая глубокомысленным рассуждениям жены по поводу особо впечатляющих картин, взирал на неё, а не на великие полотна.
- Что же вы не смотрите на такую красоту?– строго покачала она хорошенькой головкой. – Вы многое теряете.
- Эта красота мне доступна в любое время, тем более, я уже не раз имел возможность лицезреть её, – улыбнулся он тоскливо. – Чего нельзя сказать о красоте, стоящей предо мною, учитывая условия нашего годового договора. Хочу, чтобы в каждом уголке памяти отпечаталась каждая черта, каждое движение, каждое слово, слетевшее с твоих волшебных губ.
     Оля искала в нём хоть какой-нибудь порок: раздражительность, зависть, изворотливость, заносчивость, алчность, нарциссизм, распущенность, но упорно не находила. Похоже, Ламанова была права, заявив при первой встрече, что у Александра Сергеевича напрочь отсутствуют отрицательные качества. По утрам, когда она выходила из поистине царской отдельной спальни в помпезную гостиную трёхкомнатного номера фешенебельного отеля, Орлов уже одетый, неизменно в чистой белоснежной рубашке и отутюженных брюках, тщательно причёсанный и гладко выбритый, откладывая на стол книгу (газет он принципиально не читал), вскакивал с кресла, кидался навстречу с радостной улыбкой, бормоча сотни приятных слов и нежно целуя ручку, деликатно стараясь не касаться хрупкой спины, зашнуровывал корсет, категорически отказываясь его туго затягивать, страшась навредить, застёгивал крючки на платье и спешил к колокольчику, дабы доставили заранее заказанный им завтрак (без неё он не ел). Во второй половине дня, после познавательных прогулок и обильного обеда в каком – нибудь престижном ресторане, он устраивал называемые им в шутку «налёты на магазины», немедленно, несмотря на слабые возражения жены, покупая всё, на чём останавливался её взгляд, изредка приобретая что-то для себя. Вскоре вся её роскошная комната оказалась под завалами кружевных и бархатных тальм и сорти - де – баль, фасонистых шляпок, ажурных перчаток, богато расшитых туфелек и мягкой кожи ботинок, заколок с драгоценными камнями, флаконами с утончёнными духами и даже новинок сезона – помад в шёлковых обёртках, о которых она сама попросила, тщетно понадеявшись, что взирая на плотные, выкрашенные в цвет сольферино губы, он прекратит называть её ребёнком. Отужинав, как правило, в скрытом тяжёлыми портьерами от глаз любопытной великосветской публики кабинете неизменно респектабельного заведения с достойной кухней, они возвращались в роскошный номер и Александр Сергеевич, прежде чем расстегнуть платье, усаживал её в кресло, опускался напротив на корточки, стягивал обувь с маленьких, скованных усталостью ступней и массировал их, осторожно разминая каждый пальчик, ни разу не попытавшись, сначала к её облегчению, а позже – досаде, погладить выше стройную ножку, затянутую в тонкий чулок, или хотя бы банально заглянуть невзначай под юбку. Исправно выполнив обязанности горничной, он провожал супругу до спальни, желал приятных сновидений, чмокал в высокий ясный лоб и тихо прикрывал дверь, как только она покидала гостиную.
     Вместо мамонта, в популярном у великосветской публики ресторане «Tour dArgent» молодые откушали консоме из потрошков индейки, валаваны с куриной грудкой под соусом бешамель, кок – о – вен и лотарингский пирог, запивая Бургундским и Курвуазье, услаждая взоры: Оля – прекрасным видом, открывающимся из окна, на величественный Нотр - Дам, Орлов – любимой женой. По окончании трапезы, встав из-за стола, они разошлись по ретирадным комнатам с позолоченными табличками на дверях «Dams» и «Messieurs». Александр Сергеевич, глядя на свою блаженную улыбку, сверкающую в овальном зеркале над умывальником, вытирал руки белоснежным полотенцем, равнодушно пропуская мимо ушей звуки, доносящиеся из кабинок, шорох раскрываемой портьеры, стук приближающихся шагов. В отражении возникло красное одутловатое лицо, показавшееся ему смутно знакомым, но затуманенный сладким томлением мозг категорически не пожелал углубляться в воспоминания. Бросив полотенце в корзину для использованного белья, пригладив назад смоляные волосы, он развернулся, собираясь уходить, но пунцовая физиономия выросла у него на пути.
- Что же ты, Орлов, старых армейских приятелей не узнаёшь? – осклабился желтозубый рот. – Неужели я так изменился?
   Нехотя пробежав пасмурным взором по расплывшимся чертам и высокой, достигающей его широких плеч, обрюзглой фигуре в сюртуке цвета лягушки в обмороке, заляпанном винными пятнами, Александр Сергеевич изрёк равнодушно:
- А, Раздерихин, узнал теперь. Тоже мне приятель! Посторонись, мне некогда.
- Погоди! – взмыла призывно вверх рука потной юфтяной ладонью вперёд, грузное тело пошатнулось. Вероятно, он был сильно пьян, не сознавая в хмельной смелости опасности возникшей ситуации. – Наслышан о твоих подвигах на деловом и амурном поприщах, - заговорил он быстро, дыша перегаром. – Ты же их всё равно быстро бросаешь, метресс смазливых. Поделись малышкой, когда надоест, - качнулась выразительно в сторону двери голова с всклокоченными сажными волосами. – Такая краля! Весь вечер из закутка своего наблюдал, не отрываясь. Я ведь тоже при деньгах, смогу обеспечить ей приличное содержание.
- Надеюсь, я что-то не так понял в твоих нетрезвых речах? – опасно сощурились свинцовые глаза. – О ком толкуешь?
- Да о спутнице твоей белокурой! Что тут непонятного? – похотливо хохотнул Раздерихин. – Обожаю молоденьких! С такой в постели поиграться – одно удов...
      Он не успел договорить, взлетев вверх от мощного удара кулака в челюсть, выбив телом дверь и приземлившись с грохотом навзничь в коридоре. Не обращая внимания на замерших в ужасе мужчин и истошно заверещавшую и заплакавшую девицу, явно имеющую отношение к покалеченному, Орлов ринулся к нему, согнулся низко над окровавленной физиономией и замаячил перед остекленевшими от ужаса и боли мышиными глазами кистью правой руки с обручальным кольцом на безымянном пальце.
- Видишь, захухря маракушная, - гаркнул он так, что стены затряслись, - я женат на этой, как ты изволил выразиться, малышке.
    Распахнулась дверь дамской комнаты, на пороге застыла в испуге хрупкая фигурка.
- Не бойся, Оленька, - обернулся к ней Александр Сергеевич, моментально смягчив черты разъярённого лица, - подойди сюда, пожалуйста, прошу.
    Она послушно приблизилась к мужу, робко косясь на изувеченного незнакомца.
- Я люблю её больше жизни! Умру за неё! – мощная рука взметнулась, указывая на супругу, свинцовый взгляд вернулся к поверженному: - А если ты, мразь, подступишь  к ней на расстоянии меньше версты, я тебя в порошок сотру. Слышишь? – он яростно вцепился в вздувшиеся от удара артерии на шее, повторив: - Ты меня слышишь?
- Да, - процедили еле шевелясь разбухшие губы, выпустив наружу струйку крови.
- Молодец, сообразительный. А теперь по поводу молоденьких, - Орлов, удовлетворённо кивнув, встал и, вытащив из кармана батистовый платок, принялся тщательно отирать замаранные руки, - узнаю ненароком, что ты ещё хоть одной девушке сломал жизнь, убью, в третий раз пощады не будет. – Воспарив, платок упал на вывалившийся из распахнувшегося сюртука в винных пятнах внушительный живот.
   Сунув прибежавшему на шум официанту пару монет и тактично извинившись за инцидент, Александр Сергеевич сжал тонкие холодные пальчики жены, затянутые в ажурные перчатки, пробормотав тихо:
- Пойдём отсюда, Оленька, - и потянул её за собой к выходу через коридор застывших в смятении, слетевшихся на шум, пышно разодетых дам и господ.
   В фиакре, стремительно уносящему молодожёнов прочь от заляпанного кровью заведения к фешенебельной гостинице, он проговорил охрипшим голосом, не смея поднять виноватый взгляд на широко распахнутые изумруды:
- Прости за эту гадкую сцену. Мне стыдно, что ты стала свидетельницей. Наверное, я должен был себя сдержать.
- Насколько я поняла, вам не за что извиняться, - дрогнули в ободряющей улыбке плотные губы. – Он ведь меня оскорбил, верно?
- Верно, - кивнула с горечью черноволосая голова.
- А каким образом, вы, конечно, не признаетесь? – наморщился в любопытстве аристократический носик.
- Ни в коем случае не признаюсь, - мягко согласился Орлов, - но поясню, кто этот негодяй. - Гневно сжались огромные кулаки: - Помнишь, я тебе рассказывал о годах армейской службы в Астрахани и сослуживце, соблазнившем юную цыганку – актрису бродячего театра?
- Конечно помню. Раздерихин, кажется? Антон? Это был он? – удивлённо затрепетали длинные ресницы.
- У тебя отменная память, - грустно усмехнулись чувственные губы.– Это был он. И совсем, помимо внешности не изменился, такая же сволочь.
- Ну тогда вы правильно поступили, врезав ему хорошенько, - маленькая ладошка в кружевной перчатке шлёпнула себя с размаху по острой коленке в знак солидарности.
- Врезал может и правильно, - растерянный свинцовый взгляд устремился в ясный лоб, прикрытый кокетливой шляпкой. – А насколько верно я поступил с тобой, вот вопрос, который теперь не даёт мне покоя.– Нервно сжав пальцы крепких рук, он ткнулся в них сурово выдающимся подбородком, уставившись угрюмо на дорогу, и не произнёс больше ни слова, вынудив супругу деликатно замолчать.
  - Оля, - тяжело выдохнул Александр Сергеевич после длительного безмолвствования в фиакре и шикарной гостиной отеля, выполнив покладисто, не произнеся ни слова, о чём-то напряжённо думая, вечерний ритуал: стянув туфельки с маленьких ступней, осторожно размяв каждый пальчик, проводив супругу до двери спальни и расстегнув крючки на платье, расшнуровав корсет. – Оленька, - обхватив ладонями хрупкие плечи, он развернул девушку к себе, - прошу, ответь честно, - пасмурный тревожный взгляд устремился в изумрудную бездну, - как ты считаешь, я дурно поступил, женившись на тебе, без твоего на то желания?
- Что за странный вопрос ни с того, ни с сего? – сверкнули в озадаченной улыбке ровные кипенные зубки. – Вы поступили, как истинный рыцарь, вырвав меня из пасти огнедышащего дракона.
- Какой из меня рыцарь? – фыркнул он презрительно. – Купил тебя, увез из отчего дома, а теперь и в чужую страну, держу постоянно при себе, словно турецкий султан наложницу, веду туда, куда сам иду. Настоящий рыцарь, вестимо, нашёл бы иной способ спасти даму сердца, не обременительный для её свободы. Я готов немедленно тебя отпустить. Нет, - свинцовые глаза лихорадочно метнулись к мирно тикающим на резной этажерке бронзовым часам, - сейчас поздно, лучше завтра. И отменить немедленно нелепый договор. Я дам тебе деньги, можешь ещё пожить в Париже или вернуться на Родину, а по приезде в Москву оформлю развод. Это не сложно с моими связями. Заигрался я в мнимую счастливую семейную жизнь.
- Вы разлюбили меня? – обиженно насупились аристократические брови, в уголках глаз блеснули слёзы.
- Что ты, что ты, милая! – воскликнул с жаром Орлов, хлопнув огромной ладонью по мощной груди. – Как я могу тебя разлюбить? С каждым днём люблю всё сильнее! Поэтому и хочу отпустить, чтобы не мучить более. Хочу, чтобы ты была счастлива, пусть даже и без меня.
- С чего вы взяли, что вы меня мучаете? – гневно ткнулись маленькие кулачки в худенькие бока. – Отчего решили, что я буду счастлива без вас? От того, что некий негодяй обронил от злобы гадость по поводу наших отношений? – Александр Сергеевич замер, растерянно захлопав короткими чёрными ресницами. – Да вы что, не видите, как мне хорошо с вами, как отрадно, - распалялась девушка, с каждым словом всё громче повышая голос, - что я всё время смеюсь, болтаю без остановки, внимаю чутко вашим речам, прижимаюсь к вам, когда пугаюсь, доверяю вам ноги и спину с крючками и шнурками? Неужели вы ещё не поняли, что я, - вспыхнули по-детски припухлые щёчки, потупилась белокурая головка, - что я люблю вас, - тихо пролепетала она. 
  Вздрогнув от резко пронзившей сердце сладкой боли, Орлов уставился в замешательстве на светлую макушку.
- Повтори, пожалуйста, - нервно сглотнув, прохрипел он.
- Я люблю вас, - вскинулось вверх зардевшееся смущённое лицо.
- Нет, нет, - истерично хохотнул великан, качнув с сомнением головой, - не может быть, чтобы так скоро, не может быть, - вглядевшись пристально в распахнутые изумруды и не обнаружив в них признаки лукавства, он вдруг бухнулся на колени, порывисто обхватил ножки, скрытые нарядной юбкой, и прижался к ним разгорячённым лбом, блаженно бормоча: - Спасибо, спасибо, девочка моя любимая, единственная! Я так боялся, что этого никогда не произойдёт, что ты покинешь меня. Если бы я умел плакать, залил бы сейчас слезами всю гостиную. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива! Слышишь, всё! Ты мне веришь?
- Вы и так всё делаете. Встаньте же, - хрупкие пальчики вцепились в могучие плечи. Послушно поднявшись, он подхватил жену за талию, оторвал от пола и закружился с ней по комнате. – Я требую немедленно аннулировать ваш дурацкий договор, - крикнула она весело, чувствуя, как выбиваются из пучка волосы, щекоча лёгкими прядями лебединую шею. – Никуда я от вас не уйду ни через год, ни позже и развода вам не дам, не надейтесь.
- Уже аннулировал, - Александр Сергеевич остановился, сверкнув благодарно крупными белыми зубами. – И мысли о разводе выкинул за ненадобностью в мусор.
- Ну что же вы не целуете меня? - требовательно болтнули ножки в воздухе, тонкие ручки неловко обвили стальную шею. – Разве вы не горите желанием меня поцеловать?
- Горю, - мягко произнёс Орлов, - просто боялся испугать. - Прижав к себе невесомое тело, он прикоснулся нежно чувственными губами к плотному девичьему рту, замерев на несколько секунд, страшась дышать. Оторвавшись от Оли и поставив её на пол, он театрально облизнулся  и восторженно причмокнул: - Никогда не понимал значения слов «медовые уста». Теперь впервые понял. М-м-м, как вкусно!
- Может быть вы, может быть мы, - длинные пальцы, задрожав возбуждённо от первого поцелуя, отдавшемуся в теле тёплой волной, взмыли к вырезу платья, несмело пытаясь его стянуть с груди. – Может нам, наконец, стоит выполнить супружеский долг?
- Не стоит, - он резко её остановил, натянув на хрупкие плечи приспущенные кружевные рукава, и пояснил, смущённо улыбнувшись: - Ещё слишком рано. Благодарю за то, что ты настолько мне доверяешь, но я хочу, чтобы у нас всё было по правилам, как происходит у обычных людей. Если бы мы не были сейчас женаты, и я бы настойчиво за тобой ухаживал, и ты призналась бы мне в любви, мы не кинулись бы сразу в постель, верно? А для начала провели обряд помолвки и стали не торопясь готовится к свадьбе. Давай считать, что сегодня ты ответила мне взаимностью, а я, счастливый, сделал тебе предложение.
- Хорошо, - растерянно затрепетала ресницами Оля, не понимая, обижаться ей или восхищаться категорическим отказом мужа в близости.
- Я устал от столичной суеты, - ловко сменил Александр Сергеевич щекотливую тему. – Хочется поваляться бездумно в тёплом песке, искупаться в лазурном море, побыть с тобой подольше наедине, коли ты подарила мне радость больше не думать о расставании. Давай завтра же рванём на Ривьеру? Ты не против, родная?
- С вами – куда угодно!– изящные дворянские ноздри раздулись, подавив непрошенный зевок. От этого сердечного слова «родная» возликовала душа, словно перед ней на секунду возник образ ожившего отца.
- Да ты засыпаешь на ходу! – воскликнул великан. – Немедленно спать! Отныне я отвечаю за твоё здоровье, – ласково обняв жену, прижав к могучей груди, нежно погладив взъерошенную золотистую головку, он поцеловал в макушку, вдыхая сладкий аромат волос и, нехотя разомкнув объятия, распахнул дверь в спальню, произнеся с блаженной улыбкой:
- Спокойной ночи, любимая.
- Спокойной ночи, любимый, - тихо ответила Оля, направившись в комнату, подумав с досадой, что, похоже, как женщина, она совершенно неинтересна своему гигантскому влюблённому супругу.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...