Я - царь!

           —   Я  —   царь! —     Сказал он и начал привычно рефлексировать на этом осознании, что он царь.

          —     Царь ли он ? —  Засомневались другие, будучи уверенными  в том, что не царь, а тот, кто тоже привычно рефлекторно реагировал на людей, как на раздражающий его фактор в этой жизни.

       Он же был велик, а как могло быть иначе, иначе откуда это осознание,  что он — царь, правда не знающий, что рефлекторная реакция на людей, это условный рефлекс собаки Павлова.


             Так царь ли он, или всё же он, Рома Наварра  — та самая    собака Павлова, истекающая слюной при виде куска мяса, посредством  таких реакций  освобождающаяся  от напряжения, автоматически реагируя  на источник раздражения, в данном случае  на людей, и не царей, потому что царём всё же был он в своём  осознании, но и люди не были придворными и слугами,  которых можно было запросто послать, сказав им  “Пшёл  вон, вошь поганая!”

         Тем не менее Роман именно это  только  и делал, что посылал людей, рефлекторно реагируя на них, и продолжая рефлексировать на своей царственной некоронованной особе, забывая или не зная того, что сие явление имеет непосредственное отношение к обращению внимания самого субъекта на самого себя, в частности на продукты собственной жизнедеятельной  активности и свойственна она была людям высокомерным и  чванливым.

          Эти их качества зачастую не имеют под собой никакого путного обоснования, и Рома не был тут  исключением, ничего не достигнув  в жизни, не доучившись в вузе,  сидя в свои состоявшиеся   полные сорок  на шее у собственной жены, что значит, что с тех пор как его за интриганство уволили с работы, уже 6 лет как был без работы, и потому сидел ещё и дома и занимался воспитанием  двоих детей, когда тем временем  супруга пахала  на ниве образования,   учительствуя   в  школе, заработков которой разумеется не хватало на обеспечение безбедного существования этого семейства, Роме же хотелось ещё и на машине кататься, бачок которой он не собственной мочой заправлял, и потому он не гнушался подачками от собственных престарелых уже родителей, а сам продолжал рефлексировать на том осознании,  что царь, ибо больше ничего делать  не умел, а главное не хотел, как  и пойти поучиться,  всё пеняя на коррупцию в системе образования. И потом он же всегда был царь, тот самый непризнанный никем гений мыслительного процесса, потому и занимался исключительно рефлексией. 


           Но, как известно,  согласно  мнению  философа   Пьера  Тейяра  де Шардена, рефлексия, это   именно то, что отличает нас,  людей  от  зверей.       Однако, не совсем прав был  так называемый философ, а больше иезуит и  священник, потому что среди людей до сих пор очень много зверей, тех, что так и не доэволюционировали до состояния хомо и сапиенс,   в  частности, такой хищный зверь, как   лев, который признанно является   царём  среди зверей, но   Роман-то  мнил себя царём   среди    людей!  Он не хотел быть царем там, где  придворными у него будут все кому ни лень, козы, овцы, ослы  и бараны в том числе и потому продолжал считать себя царем людей, всё повторяя:
 
      —    Я —   царь…!
 
      Да, разумеется, ты  — царь, Рома Наварра, кто бы сомневался, попросту говоря ты из  тех  животных  с коронами на головах,  но  затесавшийся среди  людей, тот, которым   врачи психиатры ставят диагноз  бонапартизма, что означает то самое  высокомерие с чванливостью, надменностью и просто  чрезмерную  претенциозность паранойяльного психопата, то есть  выражаясь, словами грамотного обывателя -    шизофрению. Вот так вот!
 
      Но Роман, разумеется, понятия не имел о том, что болен и давно и что хронически болен, при том  даже,  что считается, будто   в мире людей      признаки шизофрении присутствуют у  абсолютно каждого   живущего на этой  Земле человека и они   даже не считаются каким-то заболеванием, а  наоборот, нормой. Тем не менее,  тут имелась   одна тонкая грань, о которой многие даже  не догадываются,   заключающаяся в степени концентрации этих признаков. Что значит,  если они, эти признаки переступают через ту самую мифическую  норму,   невидимую простым глазом, но ощутимую   границу, то за этим уже стоит  серьезная болезнь.
 
           Да - да,  та самая болезнь,  которая и была у Романа. Он не просто  был высокомерным и надменным, вечно  отягощенный   мыслями о своём не венчанном на престол  царизме,  он был болен шизофренией или одной из её форм, называемой бонапартизмом,   разумеется, как и  любой алкоголик и наркоман, даже не догадывающийся об этом, а тем более не имеющий возможности признаться себе в этом, в том, что болен и потому  продолжал  рефлексировать на осознании,  что король жизни среди людей, по крупному ошибаясь, любя себя и свою гениальность всё больше, и всё больше презирая людей, тех самых, которым он и в подметки на самом деле не годился, будучи никем, а только царем и то исключительно  в своем понимании.
 
          А  тем,  презираемым им  окружающим  он виделся совсем в  ином свете, человеком с амбициями  сомнительного характера, поднимающегося в собственных глазах, путем опускания  других,  о  которых он попросту говоря вытирал ноги,  развлекаясь таким странным образом, не считая такое поведение подлостью, хотя это было свойственно  только гнилым людям,  являясь в этой жизни  никем, как человек, достигший   только такого  уровня развития, не забывая при этом, кто он есть, царь, не желающий заниматься более насущными делами, чтобы не оставалось  времени на самолюбование, ту самую рефлексию, и  потому, что было совсем  не удивительно,   им давно  уже занялись психиатры, как и окружающие его люди, давно понявшие что Рома в своих качествах, которые ему позволяли рефлексировать,  давно переступил  ту тонкую грань, став психически больным  и которому требовалось серьезное лечение, правда,  которое вряд ли уже к чему-то приведёт, ещё  и потому что быть царём гораздо приятнее, чем считаться простым шизофреником с диагнозом бонапартизма.
 
        И потому,   Роман,   человек-недоучка по многим аспектам этой жизни,  продолжал    не замечать  той короны, которую  сам себе водрузил на свою голову   со сплющенными мозгами,   не видя, как  сей аксессуар     сжимал ему  всё, что только можно,   и потому его “ Я —  царь”  было всё же правомерно, но только, когда он это говорил самому себе или тем, кто разделял теперь  с ним царственные палаты во дворце, где проживали одни только цари  и не было ни одного придворного, которым   можно было бы сказать” Пшёл вон! ” ибо они и сами, не будучи придворными, а просто людьми  давно  послали   ни кого- нибудь,  а самого царя, в лице Романа Наварры,   куда подальше.

03.01.2021 г
Марина Леванте