Йети
Строительные работы оплачивались как плановое задание штатного охотника, по статье «освоение отдалённых угодий». Территория государственного охотничье-промыслового хозяйства охватывала самые недоступные окраины кузнецкой тайги.
По выбору места постройки указаний не было, и Фёдор, в соответствии со своей природолюбивой натурой, поставил избушку в удобном и красивом месте, полностью сохранив окружающий густой пихтач.
Его помощник, свояк, возмущённо недоумевал: почему в самой дикой, безлюдной тайге им приходится кантовать бревна за сотни метров, используя лишь валежник, в то время как вокруг – целое море делового древостоя!
Федор, в свою очередь, не удержался от «занудства» по поводу березки перед будущим окном. В ходе строительстве, в течение целой недели, её удавалось уберечь от бревен, а потом Юра «тупо», машинально, срубил её ради пустякового дела – перекладины над костром.
В общем, немножко «обменялись любезностями».
Зато качеством самой избы Фёдор был очень доволен: сквозь плотные углы не могли проникнуть не только плотненькие полёвки, но даже миниатюрные худышки – бурозубки.
***
Вертолётная заброска прошла очень удачно, несмотря на погоду: не очень благоприятную, а строго говоря – очень даже проблемную, формально – нелётную.
Невероятно повезло с командиром экипажа. Тарасов славился своим мастерством и рисковостью.
Жаль, только, разрешённый вес груза резко ограничили: из-за предстоящей длительной нелётной погоды одним рейсом отправляли четверых охотников, в том числе Фёдор с женой. Три охотничьих участка – три посадки. Из них одна – на участок Фёдора.
В верховьях Усы уже громоздились тучи, и вскоре по стеклам кабины потекли струи. Началась болтанка, но славный пилот с честью удерживал машину и свою репутацию!
Увы! Ограниченная видимость не позволила опытнейшим охотникам-старожилам сориентироваться и указать посадочные площадки. Они быстро сдались: немудрено, ведь летели сквозь дождь со снегом!
Ура! Молодые-начинающие выпросили две посадки: на прошлогоднюю и нынешнюю избы. Экономия нескольких дней грузовых переходов.
Фёдор ориентировался прекрасно: за год изучил карту местности, не только своего участка.
Вертолёт завис на заболоченным чемеричником, не касаясь земли. «Возвращенцы» мигом скинули припасы Фёдора, и через минуту, когда он прикрыл их прорезиненным тентом – «венттрубой», машины уже не было видно, и гул мотора сливался с усиливающимся шумом дождя…
***
Вот она — первая осенняя непогодь! Она не бывает в горах короткой и легковесной. Здесь, в подгольцовой зоне, «подпирающей небо», непогода налетает тяжело и надолго…. Промозглая клубящаяся мгла дает в полной мере, прочувствованно, оценить достоинства избушки – оазиса жизни в студёном потоке мокрых липких хлопьев.
Наученные былыми передрягами, супруги-напарники заранее подготовились к испытанию, и с предвкушением победного комфорта «в отдельно взятой стране» с благоговейным трепетом наблюдали за развитием бури в окно.
Нахлынувшая пасмурная темень незаметно перешла в вечерние сумерки. Усиливающийся — до штормового — ветер принес почти горизонтальные снежные струи, но сгустившаяся темень уже не позволяла любоваться природой.
***
И вдруг Фёдор услышал… шаги!
Кто это может быть? Их забросили сюда, за сотню километров от жилья, на вертолете геологов. Но все геологи уже на «большой земле», а старатели — в низовьях ручья, в двадцати километрах отсюда — «сидят на чемоданах». Соседи-охотники, каждый – на своём участке, на расстоянии напряженного дневного перехода. К тому же они ещё не знают о новой избе… Да и вернулись ведь они обратно, теперь только через неделю, если повезёт… – мысли пролетели мгновенно.
Кто?!!
Собака, лежавшая под нарами, тоже, видимо, услышала шаги – резко, строго-вопросительно гавкнула, подскочила к двери и ожидающе оглянулась.
Фёдор, в свою очередь, взглянул на жену, дочитывающую свои любимые «Хождения по мукам».
Она понимающе кивнула: тоже слышала!
Задув лампу, он открыл дверь, выпуская Лапчика в бушующую мокрую пургу, и сам шагнул в сени, где стояло ружье.
В шуме бури шагов, конечно, не было слышно, да он и не слушал их: каждое мгновенье Фёдор ожидал злобного лая своего телохранителя. Но… тот как в воду канул!
Ни звука, кроме шума деревьев! Ни лая, ни крика человеческого, ни рева звериного… Казалось, долгие минуты Фёдор вглядывался и вслушивался в темноту, сжимая верную двустволку.
Пес торопливо вбежал в сени и тут же отряхнулся, обдав хозяина потоком брызг, будто вылезши из речки. И деловито царапнул косяк, требуя впустить.
Значит, никого нет. Показалось?
Вошли, и Фёдор снова зажег лампу. Ружье все же занес в избу, хотя это не в обычаях охотников.
Поставил чайник на печку и, сквозь треск разгорающихся поленьев, – снова услышал тяжёлые шаги!
Схватив ружье, задул лампу, затем наглухо закрыл поддувало, удушая трескучее пламя, и замер, вслушиваясь.
Шаги – уверенные, равномерные – постепенно приближались, усиливались.
Понимая тщетность выглядывания в темень, Фёдор замер, мобилизовавшись для контратаки.
Шаги стали громкими, с каким-то хрустом, треском, как будто под кем-то огромным и тяжелым крошился хворост лесной подстилки!
Вдруг Фёдор ощутил, что даже избушка вздрагивает, ходит ходуном от этих шагов!
– Даже земля вздрагивает, кажется… – как будто оробев, тихонько произнесла Люба.
– Ерунда какая-то… – недоумённо ответил Фёдор. Он всё никак не мог поверить в реальность происходящего… До этого момента он ни в каких Йети не верил. Это было просто смешно. И вот … Не до смеха. Это уже реально, близко!
Тут страшный визитёр, похоже, решил, что с них хватит: попугал достаточно, и – повернул обратно. Шаги постепенно стихли и лишь их слабый отзвук, казалось, иногда доносился.
Долго они не могли уснуть, пытались осмыслить свои впечатления и не могли найти никакого объяснения непонятным звукам. Неужели звуковые галлюцинации? Ведь не зря же Пушкин писал: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя!»…
Утром все следы вокруг были надежно затёрты ночной пургой и укрыты снежным одеялом…
***
Установилась тихая, солнечная погода. Тайга блаженствовала после натиска циклона, наслаждались и люди.
Обходя окрестности, они удивлялись, что нигде – ни поблизости, ни поодаль – не видно никаких признаков следа крупного существа, того ночного «пешехода».
***
Однажды, подходя к избушке с тыльной стороны, они заметили странную бугристость, «взъерошенность» крыши. Снежное одеяло, конечно, сильно сглаживало картину.
Подойдя ближе, увидели, что «колотьё» – расколотые повдоль брёвна, тяжёлые заменители досок – на крыше топорщится. Дальние концы торчат над крышей, оторванные от конькового бревна, а на ближних торцах, не покрытых снегом, заметны смятия и расщепы.
А напротив них – вытертое пятно на коре ближней пихты.
Стало понятно, что дерево, стоявшее, казалось бы, довольно далеко от стены, когда-то задевало за край крыши.
В ту первую осеннюю бурю высокая пихта – ещё не окаменевшая от мороза, ещё хранящая летнюю гибкость – от сильнейшего ветра раскачивалась – едва-едва не ломаясь – настолько широко!
А из-за высокого роста пихта стала таким мощным «архимедовым рычагом», что при каждом прикосновении нажимала на тяжёлые полубрёвна крыши со страшной силой. И вырывало из стен огромные гвозди, которыми они были прибиты. Каждое такое «касание» постепенно – миллиметр за миллиметром – вытягивало из бревна толстые и длинные ржавые гвозди… Гигантский гвоздодёр.
***
Потрескивание, короткое похрустывание – всё громче и громче трещит хворост под чудовищной поступью… Сотрясающие землю шаги… Избушка вздрагивает в такт шагам… Сейчас ворвётся!
***
Но нет! Пошёл обратно! Постепенно отдаляется, ослабевает, умолкает похрустывающая поступь … Вот уже и не слышно … почти… Лишь иногда… Кажется… Слава богу!
Гуляй, Йети!
Свидетельство о публикации №221010300131