Возвращение в Магадан 2история с элементами фэнтаз

И так было каждый день. Меня непрерывно тянуло в те давние и далекие, но такие близкие по сердцу, места. Утром я торопился записать то, что увидел ночью. Воображение рисовало всё новые и новые картины, о правдоподобности которых  я даже и не думал, и я опять с нетерпением ждал следующую ночь.

ПРИДЁТСЯ ПРОБИРАТЬСЯ НАУГАД

   Утром Билибин дал разобраться с поклажей, приготовить её для переброски в Олу, а сам, взяв с собой Корнеева и из рабочих Седалищева Михаила, якута (вдруг понадобится переводчик), отправился в посёлок. Расположен он был в широкой долине в устье одноимённой реки Ола и не произвёл на наших путников хорошего впечатления.

   – Смотрите, Юрий Александрович, – сказал Корнеев, – что за посёлок? Всего на всего где-то пара десятков старых домов, какая-то старенькая и, видимо, бездействующая церковь, один только большой дом под цинковой крышей – скорее всего, местная власть. Может, где-нибудь за сопкой есть дома?
   – Вряд ли. Разберёмся на месте.
   – А собак, смотрите, сколько! – изумился Михаил, – да какие злые! Как бы нас не съели. Надо было ружьё взять.
   О-хо-хо! Я же во сне был рядом с ними, а с тех пор, как ещё в довоенном детстве мне большая чёрная собака, мимо которой я проходил не один раз, давалась гладить её, вдруг вскочила, положила передние лапы мне на плечи и гавкнула в лицо, я стал бояться таких неуправляемых собак. И сейчас под натиском обступившей нас целой своры мне стало так страшно, что я проснулся!..  Лежал и думал – опять не удалось досмотреть! Стал вспоминать, а что же я читал? Ничего не вспомнил, так и пролежал до рассвета. Потом уже по обрывкам воспоминаний решил, что, встретив в посёлке зампредтузрика (он сам так представился – в те годы очень популярны были всякие, особенно, заковыристые, аббревиатуры, как я понял – «туземного райисполкома») и милиционера, Билибин объяснил им, что он – не новый председатель тузрика вместо только что отбывшего на «материк», и люди с ним – не артель старателей, а самим правительством посланная экспедиция, и тогда им для временной базы предоставили школу – длинное одноэтажное здание, куда в течение дня и перебазировались.
   На следующий день утром Билибин собрал совещание.
   – Ситуация сложная, – сказал он, – последняя моя телеграмма из Ленинграда в райисполком не дошла или потерялась, а обещавший ещё ранее зав местной факторией приготовить нам транспорт только развёл руками и попытался от меня скрыться, объяснив, что у него срочные дела в стойбищах. Лошадей на сегодняшний день в посёлке нет. Сейчас мы с Цареградским пойдём по местному начальству. Если есть рация, попробуем связаться с «материком» для поддержки. Сергей и Эрнест Петрович, вы знаете якутский язык, походите по жителям, узнайте про лошадей и оленей, а – главное – найдите хорошего проводника, потому что у нас и нормальной-то карты местности нет. Николай, берёшь людей, сколько тебе надо, и отправляешься на закупку необходимых продуктов, одежды и снаряжения. Остальные – приведите в порядок после дороги то, что у нас есть. Всё. За работу!
     Вечером постепенно собирались на подведение итогов дня. Пока Корнеев занимался раскладыванием сегодняшних покупок, а Билибин ещё не подошёл, Цареградский рассказывал, как они беседовали с местным начальством.
    – Вы представляете? Я не видел таким раньше Юрия Александровича! Как он жёстко разговаривал с местными товарищами, даже на повышенных тонах! «Вы, – говорит, – срываете важное государственное задание! Я должен буду сообщить начальнику Союззолота, а он доложит самому товарищу Сталину!» А они, такие-сякие (здесь на телевидении сделали бы «пик-пик»), прямо перед нашим приездом отдали лошадей и оленей для артелей старателей, которые ушли как раз в тот район Среднекана, где мы должны устроить свою базу!
   Вошел Билибин.   
   – Эрнест Петрович и Сергей, рассказывайте...  Не понял, а где Раковский?
   – В-вот с этого и н-начну. (Бертин немного заикался) Нам ещё на Алдане                р-рассказывали, что н-недалеко от Олы живёт некто К-кылланах.               Ему, п-правда, около ста лет, но л-лучше него не было и нет п-проводников. Это и м-местные говорят. Сергей пошёл его искать. Если н-не уговорит самого К-кылланаха, то, может быть, он кого-нибудь п-посоветует.
   – Один пошёл?
   – Нет. Седалищев с ним. Вт-торая новость – н-ни лошадей, ни оленей нет. «Мы, – говорят, – д-далеко не уходим, наше дело – рыба». Оно и в-видно – по п-поселку идёшь, к-кругом разбросаны ры-рыбные отходы, а запах стоит!.. С-сами видели. «М-может, - говорят, - к зиме кто-то вернётся в посёлок, тогда б-будут и олени, и с-собаки.»   В посёлке было сорок лошадей, д-двадцать из них забрала экспедиция НКПС (она ушла пару дней назад), а остальных расхватали нахально ст-таратели, которые т-тоже только что ушли. А тех нескольких лошадей, что остались, м-местные хорошо сп-прятали. Так что п-придётся ждать Раковского.
   – Да-а, ситуация! Как бы не пришлось ждать до зимы. Это очень неприятно! Упускаем драгоценное время!.. Сделаем вот что: дождёмся Раковского, побеседуем с проводником, узнаем про расположение ближайших поселений, потом мы с Бертиным и проводником походим по этим селениям и попробуем уговорить их дать нам в аренду лошадей, а заодно сделаем геологическую съемку местности, посмотрим, что и как.
   – Тогда и меня берите, – сказал Казанли, – Как же снимать местность и без привязки координат?
   – Согласен. А пока, Эрнест Петрович, подключись к Николаю по закупкам. Ты – опытный поисковик, ходил много, лучше других знаешь, что в походе нужно. Берите только необходимое, ничего лишнего. Валентин Александрович, тоже будь в курсе.
   – А у меня предложение: может быть, пока суть да дело, я возьму лодку да проведу съёмку по побережью? Когда причаливали, я обратил внимание на интересные выходы гранитов. Заодно и карту побережья составим.
   – Добро. Если уж «заодно», то и руку на съемке набьёшь.
   – Чтоб п-потом м-морду не набили, – пошутил под общий смех Бертин.               
   – Ну, лады – отдыхать! – подвёл итог Билибин.
   На следующий день Билибин с рюкзаком и кайлом отправился, как он сказал, «за камушками», а Цареградский, арендовав у одного рыбака большую четырехвесельную лодку, взял четверых рабочих своего отряда и отправился в сторону полуострова Кони, чтобы оттуда начать геологическую съёмку всего побережья бухты до полуострова Старицкого. Был июль, туман ушел, погода установилась солнечная, ветра почти не было, море в бухте было относительно спокойным, лишь на выходе в открытое море волна изрядно качала лодку, но и сам Цареградский, и его товарищи рабочие переносили её легко. Трудности возникали лишь тогда, когда попадали в возникающие течения и противотечения, которые усложняли управление лодкой. Работая на съёмке, Цареградский легко переносил вынужденное безделье экспедиции. С остальными было сложнее и, хотя Билибин пытался поручать ту или иную работу, всё равно рабочие слонялись от скуки, играли в карты, «травили» анекдоты и – ждали…   
     Однажды, накачавшись по волнам в лодке, группа Цареградского причалила поблизости к школе (она находилась на берегу), Кузя Мосунов, весельчак с Алдана, один из гребцов, говорит:
   – Смотрите, мужики, народ наш собрался на полянке возле базы, а Юрий Александрович взошёл на ступеньки перед ними.
   – Может, какая-то новая информация? – спросил кряжистый старатель, бывший хлебороб, Тимофей Аксёнов.
   –А может быть Раковский вернулся? – предположил Цареградский.
Хорошо знающий Раковского по совместной работе на Алдане Игнатьев, пожалуй, самый старший по возрасту рабочий, отчаянный мужик с перебитым во время атаки на войне носом, пригляделся и говорит:
   – Нет, Раковского не видно. Валентин Александрович, поспешим? Интересно.
   – Хорошо, Евгений Иванович. Вы с Ковтуновым – Андрей, чего сидишь? – закрепляйте лодку, а мы пошли, догоняйте!
   Подошли к школе. Цареградский потихоньку спросил стоящего сзади Казанли:
   – Митя, о чём речь?
   – Да это рабочие от скуки попросили прочитать им доклад. Юрий Александрович встал в позу, как артист, и спрашивает: «Большой? И о чём?» Говорят, «Минут на 40, о золоте».
     Уж что – что, а рассказывать интересно Билибин умел. Слушали его все, раскрыв рты. Когда закончил, Казанли щёлкнул хронометром, которым он пользовался при своих астрономических наблюдениях, и воскликнул:
   – Ровно 40 минут! Ни секундой больше, ни секундой меньше! Ура!
Все дружно захлопали. А Билибин, стоящий на ступеньках лицом к посёлку и дороге, вдруг воскликнул:
   – Ура! Вы посмотрите, кто идёт!
    Все повернулись и тоже закричали «Ура!» По дороге к ним приближался отсутствовавший больше недели Раковский, в грязной одежде, оборванный, но весёлый, а с ним два якута. Ну, одного-то все знали – это их алданец Миша Седалищев, а второй – немолодой, выше среднего роста, с крепкой фигурой старого таёжника и морщинистым лицом.
   – Привет, догоры! Соскучились? Как вам ваш «Длинный Нос»?
   Билибин тут же разразился экспромтом:
«Коль страуса находим мы яйцо
Там, где песцы должны бы размножаться,
Лишь компетентное Раковского лицо
В вопросе этом может разобраться!»
     Конечно, – дружные возгласы и аплодисменты. А я опять засмеялся, вспомнив свои экспромты. В начале восьмидесятых годов уже прошлого века я работал в Пятигорске начальником отдела труда и зарплаты (ОТИЗ) завода «Точэлектромаш» (он тогда назывался – Опытный завод НИИ специальных электромашин, или НИИСЭМ). И вот на планёрке директор поздравляет с днём рождения главного технолога, моего старого друга, Николая Купко. А все повернули головы в мою сторону: ждут стихи, потому что привыкли, что я почти каждому из них на день рождения что-то сочинял. А я же не знал, что у Коли день рождения и заранее ничего не приготовил! Что делать? А что делать – надо говорить! И как-то сходу получилось:
«Убежим с ОТИЗом в лес,
Коль не дашь нам техпрогресс!
И желаем в день рожденья
Столько дать высвобожденья,
(техпрогресс предусматривал повышение производительности труда и    «высвобождения» рабочих рук)
Чтоб программу делать точно
Без суббот и сверхурочных!
Чтобы жил без супрастина, (он страдал сезонной аллергией)
Не всегда чтоб с хворостиной
Службами руководил,
И с ОТИЗом чтоб дружил!»
   Стихи, конечно, полная мура, но аплодисменты всё равно вновь сорвал.

   После шумных приветствий Билибин пригласил «пришельцев» и своих помощников в класс, где они обычно проводили совещания.   
Раковский представил проводника.
   – Это Макар Захарович Медов. Я в посёлке Гадля нашёл Кылланаха, он, действительно, уже стар, и именно он рекомендовал Макара. Все в Гадле говорят, что Макар – самый лучший проводник. 
   –Здравствуй, Макар! – протянул ему руку Билибин – Меня зовут Юрий Александрович.   
    – Дорообо! – поздоровался по-якутски Макар – Однако, какой длинный имя, трудно говорить. Можно я буду говорить только Юрий?   
     – Можно, – улыбнулся Билибин. – Ну, о наших условиях, задачах и трудностях тебе уже Сергей Дмитриевич рассказал. Давай посоветуемся, что нам делать дальше.               
   И они склонились над столом, стали рисовать схемы, уточнять расположения и русла рек, горные перевалы, проложенные дороги-тропы, по которым можно идти караваном с грузами.  На следующий день небольшая группа – Билибин, Раковский, Бертин, Казанли, Седалищев и Макар отправилась в путешествие по окрестностям Олы для поиска лошадей и ознакомления с обстановкой. По пути Казанли спросил Раковского:
   – Сергей Дмитриевич, а что за село Гадля?
   – Да это, Митя, не село. Даже не знаю, как его назвать. Это, скорее всего, поселение. В Оле живут эвены, а здесь много лет назад поселились якуты, которые решили не кочевать с оленями, а перейти на оседлую жизнь и заняться работой по обслуживанию Ольско – Колымского тракта. Они были не только проводниками, но ещё и изготавливали нарты, шили упряжь, одежду. Мне рассказали, что, когда они пришли сюда, увидели в реке много рыбы – был нерест, и якуты хватали рыбу прямо руками. Вот и назвали это место Гадля, так по-якутски переводится «нерестилище». Поставил свои юрты самый зажиточный из них якут Александров, он и сейчас там самый главный. А остальные, чтобы по обычаю друг другу не мешать, стали ставить свои юрты через примерно, как они говорят, пол кеса.
   – Это что значит?
   – К-кес – это у якутов м-мера длины, – вмешался Бертин, – один п-переход в семь вёрст.
   – Да. Вот и получается – пока от первой юрты до последней по Гадле пройдёшь, километров десять с гаком отмотаешь. Вот там далеко и Кылланах живёт, и юрты Макара Медова стоят.
   Так за разговорами незаметно дошли до Гадли. Билибин решил, что они должны посетить каждую юрту, пообщаться со всеми жителями, угощал детей монпасье, коробочками с которыми забил себе все карманы, женщинам дарил полтинники и бубенцы, которые они сразу пытались использовать как украшение. В юрте старого якута Дмитриева по прозвищу Кылланах встретили наших путешественников, как дорогих гостей.
   – Капсе, догор Кылланах!
   – Капсе, догоры!
   И началось: с помощью Седалищева, Раковского с Бертиным и Макара пошёл обмен новостями, разговоры о погоде, дорогах, необходимости дойти до Колымы…
   – Лето дорога Колыма плохо. Лето – Колыма далеко, зима – Колыма близко.
   Я стоял и слушал их, говорили одновременно несколько человек, слышно было «камни – баар», «трава– суох», «пять кес», «три кеса» …  Ничего не понять! Стали что-то чертить прямо на земляном полу…
   – Стойте! – воскликнул Казанли, – у кого-нибудь есть спички? Дайте!
   – Правильно! – понял Раковский и взял спички у Кылланаха, – Каждая спичка – кес, показывайте: вот Ола, через два кеса от неё – Гадля. Нет? Один кес? Ладно. Дальше!
И началось общее творчество:
   – Это что?
   –Дорога в гору.
   – А крестик зачем?
   – Перевал. А так – кес один-два-три, поворот, ещё один…
   – Это что?
   – «Долина дикого оленя», река Буюнда.
   – Дмитрий Николаевич! – это голос Билибина, – зарисовывай всё поточнее. Внимательней!
   – Давай выложим Колыму… Так… А это слева что впадает в Колыму?
   – Река Хиринникан, «Долина рябчиков»
   – О! Рябчики нам нужны!
Казанли вопросительно посмотрел на Раковского.
   – Это Среднекан. То, что нам нужно.
   – Сколько от устья Буюнды до устья Хиринникана?
   – 10 кес.
   – Ого! 70 километров! А выше по течению Колымы есть река?
   – Вот она, - пошли спички по полу, – Бохапча!...
   И так далее. В общем, получилась у Казанли на бумаге «спичечная» карта местности и, как оказалось, значительно точнее тех, которые экспедиция получила в Геолкоме. Заговорили о лошадях – лошадей, увы, нет. Единственно, Макар сказал, что у него есть три лошади, и две будут не сегодня – завтра, когда вернутся два его сына. То-есть пока можно рассчитывать на пять лошадей. Кылланах предложил:
   – Недалеко на Маякане кочует местный князь Лука Громов. У него оленей – не счесть! Может быть, он согласится продать вам сколько-то? Пусть Макарка и Длинный Нос сходят к нему.
   Я всегда с улыбкой слушал, как якуты разговаривают. Вот, прозвали же Раковского «Тойон Мурун», что он перевёл, как – Главный, или Длинный, Нос! У него, конечно, нос выделяется, но не такой уж он и длинный! Но Сергей Дмитриевич не обижался, он ко всему относился с юмором. Мне показалось, что такое прозвище ему даже нравилось. Кончилась встреча тем, что Раковский с Макаром отправились на Маякан искать Громова, а Билибин и компания, побродив недолго с геологическим интересом по окрестностям, вернулись в Олу.
   И вот, уже в начале августа, появляется Билибин из очередного похода по селениям, ведя за собой вместе с Медовым аж 8 лошадей! Хотя слово «аж» совсем не подходит, скорее нужно было бы сказать «всего лишь», потому что для группы в 20 человек, уходящих в зиму и надолго, необходим транспорт значительно больший. А за ними – смотрите! – Раковский с тремя десятками оленей! 
   – Как вам это удалось?!
   – Это всё, благодаря Макару. С большим трудом удалось уговорить дать лошадей в аренду, и то на небольшой срок, только до зимы. Я пытался рассказывать про серьёзное государственное задание, но где там? Они ещё про советскую власть практически ничего не знают, и четырёх лет не прошло, как здесь хозяйничали белогвардейцы.
   – Что ж ты, Макар, не мог уговорить на большее количество лошадей?
   – Да я им говорю: хороший люди, деньги, мануфактуру – всё дадут. Но больше, точно, лошадей нет!   
   – Ладно, товарищи, – прервал разговор Билибин – может быть, дополнительно удастся здесь лошадей взять, но всё равно этого мало. Да и оленей, необученных ходить под грузом ещё тренировать надо. Давайте посовещаемся, у меня есть предложение.            
    Все собрались в классе для совещаний. Билибин оглядел всех. 
   – А где наш астроном? 
   – Да, действительно, – кто-то сказал – Дима часто куда-то исчезает.                В это время в дверях появляется запыхавшийся Казанли. 
   – Ты где был?                Тот набрал ртом воздух и застыл, не зная, что сказать. Выручил Переяслов.
   – Всё нормально, Юрий Александрович, – улыбнулся и пояснил. – дело молодое.   
   – Не время… Ладно, давайте обсудим: я предлагаю, пока ещё тепло, воспользоваться имеющимися лошадьми и отправиться на Среднекан небольшой группой. Она разведает путь, обстановку, начнёт устройство базы, а следом пойдёт вторая группа, принесёт дополнительный груз, а затем третья группа по зимнику доставит всё остальное.
   – Правильно, - сказал Раковский – через месяц похолодает, в горах выпадет снег, по Алдану знаю: перевалы закроются и уже будет не пройти. Надо переброску экспедиции начинать.
   – Согласен, – поддержал Цареградский – надо немедленно отобрать самое необходимое с расчётом на 3-4 месяца для небольшой группы, сделать столько тюков, сколько лошадей, и отправляться. Я готов возглавить эту группу. Но могу остаться, и здесь готовить новую партию, заодно закончить съемки побережья.
   – Решено, – подытожил Билибин, – раз начал, заканчивай съёмку, а первую партию поведу я. Со мной пойдёт Раковский и четверо рабочих. Сергей, ты их подбирал на Алдане, кого рекомендуешь?
   – Я думаю, это будут – (подумал) – во-первых, Степаныч – в смысле, Дураков Степан, затем – Алёхин Иван, Чистяков Дмитрий – эти прошли, как говорится, Крым и Рим, и…  пожалуй, Лунеко Миша.
   – А как же Дёмка Степаныча? – спросил Казанли.
   – Собачку свою Степаныч никому не оставит, пойдёт с нами.
   – Хорошо. – сказал Билибин – а теперь обсудим путь. (Все склонились над схемами и «спичечной» картой) Есть два варианта: один – тропой, какой ходят старатели, с выходом на реку Буюнду, по этой относительно                                спокойной реке спуститься сплавом в Колыму, а потом подниматься вверх по течению километров семьдесят. Я думаю, что, хоть этот путь и изведан, нам не подходит. Надо двигаться быстрее, да и поднять вверх по течению бурлацким методом плоты на 70 километров – это будет нам не по силам. Я предлагаю выйти по менее изведанному пути заброшенными тропами к реке Малтану, по его долине спуститься до Бахапчи, по ней сплавиться в Колыму, а это выше по течению Среднекана, и уже по Колыме продолжить сплав до нашей точки.
   – А Бахапча какая река? – спросил Казанли, – она судоходная?
   – Да как сказать? Макар говорит, что она, хоть и «бешеная», и есть несколько серьёзных порогов, в это время довольно полноводная. Сплавляться по ней все боятся, но – плоты делать умеем, и думаю, что пройдём. Не первый раз: на Алдане уже сплавлялись. Другого пути у нас нет, время не ждёт. Что ещё? Муки в первый рейс возьмём немного, чтобы ею не рисковать при сплаве. Надо побольше заготовить сухарей. Как это лучше организовать?
   – Я могу, – неожиданно покраснев, сказал Казанли, – у меня есть знакомый человек, который сможет это сделать.
   – Хорошо, - улыбнулся в ответ Билибин, – Сергей, подбери ещё одного расторопного рабочего. Пойдёт с нами, запомнит маршрут и вместе с проводником от сплава вернёт сюда лошадей. Всё, ребята. За работу! Цареградского прошу остаться.
   Посидели друг перед другом за столом, помолчали.
   – Валентин! Я не стал при всех говорить – ситуация архисложная, мы вшестером идём, считай, на разведку и фактически налегке, так как много груза с собой мы физически не унесём. Дорога пока неизведанная – придётся пробираться наугад. А вот-вот начнутся дожди, холода. Ты уж хорошо постарайся быстрее собрать вторую партию и доставить на базу, очень важно, теплую одежду и продукты. Необходимое для разведки снаряжение для двоих мы возьмём. На тебя вся надежда… Ну и, – улыбнувшись, сказал, – как ты говоришь, «заодно» заканчивай съёмку побережья. Хорошо бы тебе побывать в бухте Волок, или, как её теперь называют, Нагаева. Помнишь, ею интересовался Лукс? Тем более, что он уже на маршруте и скоро будет здесь.
   – Да, я тоже так думаю. Мы в Питере как-то столкнулись в коридоре с Молодых (он же сейчас тоже где-то здесь?) … 
   – Да, – невольно перебил Билибин, – ходит со своей экспедицией по Колыме, изучает реки с целью использования их для судоходства и обеспечения по ним центральных и удалённых районов продовольствием и всем прочим.
   – Так вот – Иван Фёдорович, узнав, что я еду в эту экспедицию, сказал: «Обратите внимание на бухту Нагаева. По описаниям, это лучшая бухта на всём Охотском море, через неё можно будет доставлять грузы значительно быстрее, чем любым другим путём».
   – Прекрасно. Но главное, всё же – постарайся отправить вторую партию, будем ждать тебя на Среднекане.

      Через три дня, около четырёх часов вечера 12 августа 1928 года, вышла из Олы и направилась вдоль реки на север группа из 6 человек экспедиции с 15 лошадьми, 14 из которых нагружены были вьюками экспедиции, а на одной верхом, доставая чуть ли не до земли ногами, ехал Макар Медов, с ними шёл ещё один проводник из якутского селения Сеймчан и рабочий экспедиции – опытный таёжник Петр Белугин, который должен был вернуться с лошадьми. Связи тогда не было, поэтому о том, что с группой случилось дальше, можно было узнать значительно позднее.

К БУХТЕ ВОЛОК
       
Что-то я немного устал, находясь несколько дней «рядом» с билибинцами, как бы ощущая на себе все тяготы, которые легли на их плечи. Поэтому неожиданно крепко уснул, без всяких сновидений, и невольно потерял с ними «фантазийную» связь. А тут ещё одолели меня заботы о новой книге, которую я назвал «Зааршовки 2», в отличие от уже изданных «Зааршовках», разошедшихся по своим читателям. Главный редактор одного местного издательства (МИЛ) Иваненко Александр Пантелеевич, с которым мне удалось познакомиться, почитал мою рукопись, сказал очень важную для меня фразу: «Книга заслуживает, чтобы её напечатали», предложил новое название «Когда сходятся звёзды…» и взял её в работу.                Я успокоился и начал вновь читать разбросанные по столу листы, закладки в компьютере и то, что уже написалось. В конце концов я вновь почувствовал возвращение в Магадан.
    Кстати, Магаданом я пока называю безлюдную местность между бухтами Нагаева и Гертнера, потому что в то время последняя из них, и на устах, и во многих воспоминаниях и отчётах, называлась по старинке Монгодан (слово Магадан произносилось проще), и впадавшая в неё речка тоже называлась Магадан, позднее переименованная в Магаданку.
     С нетерпеливым ожиданием чуда, я лёг спать и ещё не успев уснуть, ощутил небольшое укачивание – немного кружилась голова. Покрутившись с боку на бок, лёг на живот, успокоился, уснул и…

 
   Всё было точно так же, как в 1949 году, когда мы плыли с товарищами на катере в сторону мыса Островного (о чём я писал в «У синего моря за серыми скалами» и в «Зааршовках»), чтобы потом пешком дойти до скалистого мыса Серого прямо напротив острова Недоразумения. И ветра же особого не было, а волны были такие, а качка была такая, что я её еле выдерживал!   

   Вот и сейчас Цареградский решил, не теряя времени, сразу после ухода группы Билибина на маршрут, взять с собой двух рабочих и Казанли с его инструментами, дойти морем до бухты Нагаева и исследовать её. Он понимал, что позднее времени у него на это не будет – надо готовить второй транспорт. Да не тут-то было! Сразу после выхода вельбота за пределы бухты Гертнера пошёл дождь, поднялся ветер, волны в море стали такими громадными и били в береговые скалы с такой силой и грохотом, а тут ещё попали в противотечения, что обогнуть мыс Чирикова оказалось невозможным. С трудом, чуть не разбив вельбот, вернулись назад. Бертин подсказал:
   – Надо нанять местного проводника эвена с оленями, трёх-четырёх хватит, на них погрузить палатки, снаряжение и провиант дней на пять и пойти пешком по берегу нашей бухты. А что для геолога 25-30 километров? Лёгкая прогулка! Будут две водные преграды – реки Дукча и Магадан, но местный проводник наверняка знает, где и как Дукчу перейти, а Магадан – что за река? Речка. Магаданка.  Местные жители рассказывали, что там есть места, где, как говорят на Украине, горобцу по колено. Если хотите, я пойду с вами – быстрее управимся.
     Так и решили. Через день к вечеру, пройдя через довольно широкий и ровный луг на правом берегу Магаданки, вошли они в густые заросли кедрового стланика и низкорослых лиственниц на сопке, разделявшей реку с бухтой Нагаева. Спустились к устью речки (скорее, ручья, или ключа) с названием Марчекан и остановились на ночлег. Пока шли по сопке, видели следы медведей, но как-то не придали этому большого значения. Но ночью их разбудил непонятный шум около палатки, крик проводника и выстрел. Выскочили наружу.
   – Что случилось?
   – Беда, начальник! Ой, беда! – причитал проводник, – Хозяин напал, олень сапсем пропал!                Недалеко лежала туша задранного медведем оленя.
   – Да-а, н-неприятность, – сказал Бертин, – он же м-может вернуться. Надо развести к-костёр, оленей привязать поближе, и с ружьями н-наготове спать по очереди.   
   – Согласен, – поддержал Цареградский, – а утром перенесём палатки в другое место, подальше от зарослей.
   – А я заметил почти у воды три, видимо заброшенные, небольшие юрты, – сказал Дима Казанли, – надо где-нибудь там поставить палатки.
   Так и порешили. Утром поднялись на сопку и перед ними открылся прекрасный вид на бухту Нагаева. Море успокоилось, воздух стал каким-то прозрачным, небо на удивление – чистым, видимость была прекрасная, и бухта открылась путникам целиком и во всей своей красоте. Только на самом выходе из бухты над водой стелился небольшой туман, который с восходом солнца постепенно поднимался вверх и рассеивался.
 На поверхности воды видны были всплывающие нерпы, важно проплыл косяк косаток, над бухтой летали морские утки, рядом была пресная вода, а в речке можно было поймать даже кету или горбушу, застрявших там после отлива. И ни души!
   Глубоководная и относительно узкая (примерно, в шесть километров) бухта как бы с запада на восток на пятнадцать-шестнадцать километров «врезалась» в сушу. С севера она была закрыта высокими сопками, а с юга – узким и тоже достаточно высоким полуостровом Старицкого, на котором, как страж входа в бухту, возвышалась своей изломанной вершиной, похожей на кратер потухшего вулкана, сопка Каменный Венец.
   – Какая красота! – невольно прореагировал Игнатьев, один из рабочих группы, – почему об этой бухте ничего не известно?
   – Бухта действительно изумительная, – ответил Цареградский, – но то, что она неизвестна, это не так. В принципе, бухта Нагаева, до 1912 года называемая Волок, известна давно. Я читал, что моряки, в основном, рыболовы, использовали её для укрытия во время штормов и для пополнения запасов пресной воды.  Иногда здесь устраивали склады запасов угля. Но здесь же место нежилое, продовольствием не запасёшься, и сопки кажутся такими недоступными, да и дорог сюда никаких нет, поэтому она и не использовалась. Другое дело, что в Оле или, скажем, в Охотске, хоть какое-то селение всегда было… Да-а, ребята, смотрю на бухту, а у меня от мыслей голова кругом идёт! Ведь, если наша экспедиция подтвердит наличие золота и других ископаемых на Колыме, лучше этой бухты для большегрузных кораблей не найти! Надо же будет как-то доставлять серьёзное оборудование для приисков, транспорт…
   – Ещё же и людей! – добавил Казанли.
   – Да! А за работниками поедут их семьи, всех кормить и одевать надо, строить жильё… Ко всему надо ещё вывозить то, что будет на приисках добываться!.. Если всё сложится, что здесь будет!..  А пока надо сообщить Луксу, что, пожалуй, лучшего места для его культбазы не найти.
   – Юрий Александрович п-предположил, – сказал Бертин, – что Лукс должен вот-вот прибыть в Олу.
   – Да. Поэтому не будем терять время. Эрнест Петрович – направо. Евгений Иванович, пойдёшь с ним, а мы с Кузьмой и Казанли – налево. Надо исследовать бухту хотя бы приблизительно, привязать к координатам, составить нормальную карту, записать всё, что заслуживает внимания. К тому же – на сердце тревожно: надо заканчивать подготовку к отправке следующей партии вдогонку группе Билибина. Так что, дня два-три, и назад.
   Пошли. По пути Кузьма Мосунов, шедший за Цареградским, всё время приставал к нему с вопросами, всё ему было интересно.
   – Валентин Александрович! Вот и начальник наш в Оле, и вы здесь с Эрнестом Петровичем упоминали Лукса. А кто это?
   – Не слышал раньше? О, это очень интересный и заслуженный человек. Представляешь? Он – в революционном движении с 1904 года, шестнадцатилетним пацаном, да так активно участвовал, что его арестовали, сослали на каторгу, десять лет просидел в тюрьме! А потом сослали на вечное поселение в Сибирь. И вот там он заинтересовался, по сути, вымирающими малочисленными коренными народностями Сибири и Дальнего Востока с целью организации мер по их сохранению и улучшению уровня жизни. А тут семнадцатый год, революция, гражданская война.            И, знаешь, Кузьма…  прости, я не знаю твоего отчества…
   – Ну, что вы, Валентин Александрович! Просто, Кузя. Меня так все называют, я уж привык…
   – Мне, Кузя, за свои прошедшие годы, в общем-то, не на что жаловаться, но пока, как говорится, и хвастать нечем. А Лукс Карл Янович в свои немногим старше 30-ти лет в гражданскую войну на Дальнем Востоке «дослужился» до командующего фронтами партизанских соединений и, ведь, бил белогвардейцев с их генералами! А когда образовалась Дальневосточная республика, стал её министром по национальным делам, и сейчас занимается этими же вопросами.
   – А что он хочет?
   – Как что? Чтобы у эвенов, чукчей, якутов и всех остальных были бы и больницы, и школы – ведь, хоть христианский их просветитель Иннокентий создал для многих из них азбуки, они всё равно поголовно неграмотные. Много, чего он хочет. Вот и создаёт культбазы как центры просвещения, врачебной и другой помощи местному населению. В прошлом году на Чукотке открыл, теперь хочет и здесь.
   – А вот ещё…
   – Знаешь, Кузя – прости. Честно, некогда. Поговорим потом, в лагере. Митя, ты уже измеряешь?
   – Да. Высоты, расстояния…
   – Астропункты ставить будем?
   – Вряд ли. Да, и где? Сеть не составим, на сопки лезть? Не успеем, Валентин. Но привязку координат вечером по звёздам сделаем.
   Время клонилось к вечеру, когда дошли до Каменного Венца. Пока не стемнело, надо было возвращаться, тем более, отлив ещё не начался и по прибрежной полосе идти пока было невозможно. Вот и Бертин выстрелом просигналил им, что пора. Но до чего же красив был Каменный Венец! Казанли посмотрел вверх и с вопрошающим взглядом оглянулся на Цареградского.
   – Может, я быстренько попытаюсь взобраться? Отсюда он, вроде, и не такой уж высокий.
   Цареградский только пожал плечами и улыбнулся. А Дима уже полез. Почти забрался, когда воскликнул:
   – Валентин! А здесь установлен астропункт! Вот здорово! Надо будет уточнить его координаты и привязаться к нему.                Попался ему довольно крутой участок скалы, он наступил на камень, а тот… неожиданно отвалился, полетел вниз! Казанли всеми силами вцепился пальцами за какой-то карниз, промокшая обувь скользила по поверхности сопки, пальцы не выдержали… и Дима вслед за камнем… (!)
     У меня остановилось сердце, во сне я увидел, что это не Казанли, а именно я лезу на Каменный Венец, и не он, а я сорвался и лечу с горы вниз! Пробудился, смотрю, тяжело дыша, в потолок – никак не могу прийти в себя. Лоб мокрый. «Надо же, думаю, приснится же такое!»   
    Вспомнил, как мы, мальчишки, всегда мечтали побывать на этой сопке, которую всегда считали потухшим вулканом. И вот однажды ранним летом 1947 года группой одноклассников (я, Вова Павловский, Юра Прошунин, Дима Кондриков, был, по-моему, и Витя Матвеев – нас было человек 5-6) под воображаемым мною флагом нафантазированной «Орпоизокмаг» («организации по изучению окрестностей Магадана») со своим гербом и девизом от Кассиля – «Отвага, верность, труд, победа», мы отправились туда. За несколько дней до этих событий я за половину буханки хлеба заказал у пленных японцев, которые строили дом рядом с нашим, четыре геологических молотка. Молотки просто украсили наш поход, но при первых ударах о камни, они погнулись (их не закалили!) и дружно полетели в заросли. По гальке вдоль берега после отлива идти было легко, и мы быстро прошли более половины пути, как нас остановили пограничники. «Куда идете?» «На Каменный Венец», «Зачем?», «Просто так, изучаем окрестности по географии», «Ну, ладно. Идите. Только чтоб костры не разжигали! Спички есть?», «Нет, дяденьки, нет».
  Спички у нас были, и подойдя к заветной сопке, мы остановились в небольшом распадке с ручейком, на берегу подальше от деревьев развели небольшой костер, Вова вскрыл банку с тушёнкой, достали всё, у кого что было, поели. Запили водичкой из ручейка и собрались идти дальше.   И тут мы увидели, что на нас с моря надвигается густой туман, да и вода стала приближаться – прилив.  Конечно, это было опасно. Мы решили быстрее вернуться обратно.  Вода не так быстро, как на мелководной бухте Веселой, но стала подбираться к нашим подошвам. Хорошо, что нашли какую-то расщелину, по ней поднялись на сопку, нашли тропу и, не теряя темпа (туман же!), быстро дошли до Марчеканской сопки, а это, уже считай, дома.  Не знаю, что за фото я взял из Интернета, но очень похоже на эту «дорожку» и расщелину справа, по которой мы поднимались.
               
   Я после того, как пришел в себя от ночного «происшествия», сел перед компьютером, записал всё, что было, и, тупо глядя на экран монитора, думал: «что же дальше?». Ничего не решив, пошёл прогуляться вдоль Машука и пока ходил, решил: а что дальше? Да, ничего! Группа вернулась благополучно в Олу, и Цареградский, оставив на потом обработку изысканий, рьяно взялся за подготовку транспорта на Среднекан. Пока он с товарищами ходил в бухту Нагаева, Корнеев и Переяслов практически всё закупили. Теперь надо было всё рассортировать, записать и упаковать.

НЕТ НИЧЕГО ТРУДНЕЕ – ДОГОНЯТЬ И ЖДАТЬ

   Целыми днями Цареградский с Корнеевым возились, сортируя и упаковывая грузы. Предполагая, что будет мало лошадей, отбирали только самое необходимое, а готовое к отправке относилось в маленькую комнатку Цареградского, которую он занял, чтобы уж наверняка знать, что всё готово. Кроме того, надо было и не забывать про формирование грузов для отправки позднее зимним путём. Да ещё оформить договора с эвенами из соседних стойбищ на аренду оленей и нарт для зимнего каравана. Однажды к нему зашёл Марин, председатель райисполкома.   
   – Как дела, Валентин Александрович?
   – Да вот, Иван Хрисанфович, – всё не так, как мы планировали ещё в Ленинграде. Первая группа, используя тех немногих лошадей, что удалось достать, ушла. Теперь надо срочно догонять их новым, опять малым, транспортом с тёплой одеждой и провиантом. Плохо, что в Ленинграде и даже во Владивостоке у нас не было информации о состоянии дел на месте. Наоборот, нас заверяли, что в Оле мы легко найдём и лошадей, и всего того, что нам нужно будет, для переброски на Среднекан.
   – А почему не использовали тех оленей, которых проводник привёл?
   – А! - махнул рукой Цареградский, – эти олени не приучены возить нарты и совершенно оказались неприспособленными ходить под седлом или тюками на спине. Из тридцати оленей только пять, так сказать, опытных. А времени на «приручение» остальных тогда не было.
   – Расскажите про ваш поход в бухту Нагаева.
   – Очень интересным был этот поход! Вы представляете?.. – и Цареградский увлечённо стал рассказывать о бухте и её возможностях
   – Туда смогут приходить не только большие корабли, – продолжал он, – в этой бухте целый флот разместиться сможет! И знаете, там уже они бывали: мы в районе Каменного Венца нашли на скале надписи, в том числе о том, что в 1922 году в бухту заходил корабль Совторгфлота. Видимо, укрывался от шторма.
   – Да, недаром мой предшественник Петров написал в «Тихоокеанскую звезду» статью про эту бухту, и то, что именно она должна стать главной порто-базой на этом побережье. Вот посмотрите (он достал газету):
   «Эта единственная бухта на этих беоегах не имеет почти никаких недостатков… Бухта вполне вместительная, достаточно врезана в материк, имеет достаточную глубину и чистое дно, годна для захода кораблей любой осадки… В данное время бухта Нагаева не имеет посёлка, сюда лишь прикочёвывают несколько семейств тунгусов для добычи морского зверя, но место под посёлок, обеспеченное водой, лугами и лесом, имеется на самом берегу…»

    Бертин все те дни занимался исследованием образцов пород, которые были добыты по побережью и в бухте Нагаева, Казанли чертил топографические карты, нанося на неё, в том числе, зарисованные Цареградским изгибы небольшой речки по имени Магадан, названной им Магаданкой, а сам Цареградский, по сути закончив подготовку грузов для отправки, вечерами писал отчёт, заполнял путевой дневник экспедиции и ждал, ждал, ждал...
   Ждал с нетерпением и волнением, когда же вернутся лошади, и он сможет отправить группу с небольшим караваном, чтобы до наступления холодов они успели сплавиться? По рассчитанным с Билибиным срокам Макар должен был уже вернуться, а его всё нет и нет! Почему?! Что там случилось?!
(продолжение следует)