Прелести послевоенного детства

Школа
Школа была одним из наиболее значительных событий детства.  Деревянное одноэтажное помещение казалось вросло в землю, Для утепления оно до подоконников было обвалован  земляной насыпью. Печное отопление, вода в бачке с краником, кружка на цепочке, туалет во дворе. Сомневаюсь, что она была   средней, скорее всего 7-летка. Читать я умел, а с письмом было плохо. Каракули, мазня. Зимой занимались в верхней одежде и варежках. Писали на тетрадках из газетной бумаги. Фиолетовые чернила носили в аптечных пузырьках из-под лекарств и, кому особо повезло, в «непроливашках». Конечно, все руки были в чернилах, а у особо старательных и языки. Учителями были, в основном, женщины. Моей первой учительницей была представительная красивая женщина немецкой национальности. Никаких предубеждений и кривотолков по этому поводу не возникало.  Бесконечно добрые, терпеливые, внимательные к нам, детям военного лихолетья. Часть их была из числа эвакуированных, у нас в селе тогда размещались семьи вывезенных из Ленинграда. Была пионерская организация, новогодние ёлки с подарками, карнавалами-ряжеными – всё как обычно.


Кони
Всякое свободное время торчал на конюшне среди конюхов и лошадей. Поучаствовать в уборке стойла, раздаче кормов, поении – как награда за терпение и выдержку. Но высшей наградой было прокатиться на санях или кошовке по селу. Оказалось, это не предел. Летом выезжали на луга, чтобы накосить свежей травы на корм. И где-то в эти годы (в 3-4 классе) первое ночное с костром и верховой скачкой галопом. Конечно, ни о каком седле и речи не было. Тем не менее, ощущение осталось неповторимое – почти как от полёта. Только низенько. Свалиться с лошади никакого труда не составляло и считалось делом безобидным и безопасным. Не помню, чтобы кто-то серьезно от этого пострадал. Другое дело, когда попадешь под копыто. Это уже хуже. И кое-кто из наших сверстников носил от такого контакта пожизненные метки. Увлекательным занятием было купание коней. Особенно в Кулундинском озере.  Настоящее море среди степей, оно по праву считается лечебным и для людей, и для лошадей. Главное, чтоб конь по неосторожности тебе на ногу не наступил. Больно.

Улица
Это было время приобщения к мальчишескому уличному братству, где каждый проходил соответствующее испытание, «воспитание» и закалку. Были негласные законы, нарушив которые можно было надолго, если не навсегда, уронить себя в глазах сверстников и потерять их уважение. Недопустимость проявления трусости. «Бздишь?» - самое страшное подозрение с малых лет. Презирались жалобщики и доносчики. Те, кто водился с девчонками. В этой атмосфере самоутверждения и соперничества не редкость  силовые противостояния, петушиные схватки. Но с соблюдением неких джентльменских правил. Никаких подручных средств, даже пятак в кулаке считался запретным оружием. И три заповеди. 1.Двое дерутся, третий не лезь. 2.До первой крови. 3.Лежачего не бить. Полагаю, это от давних традиций кулачных боев, которых мы уже не застали, но кое-что о них слышали.

Еда
Скудность и однообразие пищи чувствовались заметно. Может, возраст такой наступил – активного физического развития. Голодными волчатами наша малолетняя банда носились по колкам, речкам, лугам, где мы жрали всякую всячину, от птичьих яиц (порой полунасиженных) до всяких медунок, саранок, молодых пестиков сосны, даже сердцевины прошлогодних подсолнечных будыльев. Помню свое убеждение того времени, что нет такой природной среды в наших сибирских краях и времени года, когда нечем было бы заморить червячка или даже полакомиться. Распространенным было обращение к товарищу, который что-то жевал: «Дай откусить!» Редкий жмот отказывал. И надолго терял уважение.
Вспоминается такой эпизод. Когда мама была на работе, а мы - трое братьев, мне старшему 9 лет - самостоятельно хозяйничали в доме, мне бросилась в глаза стеклянная банка на верхней полке красивого резного шкафа, который был много лет нашей семейной реликвией, как и швейная машинка Singer, покрутить которую было мечтой всех представителей подрастающего поколения. На банку никто никогда не обратил бы внимания, если бы не её непонятное содержимое – густо-малиновое, с металлическим отливом, а главное - много. Хотя возраст уже был солидный, привычка всё пробовать на язык (вплоть до железа на морозе) возобладала. Я только потихоньку за ней потянулся, как за мной мгновенно выросла очередь. Попробовал – второй тянет за рубашку, я  молча передал ему. Он тоже отхлебнул, а третий – младший, ему лет 5 тогда было – уже в голос: « А мне!? Маленького обижать?» Валерий также молча передал банку малышу, и тот хлебнул, сколько мочи было. Господи, что потом было? В банке оказался довольно концентрированный раствор марганцовки. Понятное дело, мы не могли говорить, пока не отплевались от этой мерзости, а последний в очереди не мог ждать спокойно, вдруг ему не оставят? Хотя такого просто не могло случиться. Помню, что в Суетке впервые пришлось попробовать мороженое. Был какой-то районный праздник, и вот случилось такое чудо. Очередь была, конечно, человек в 50, не меньше.

Лакомства
Настоящим лакомством местного производства были жареные на сковороде гальяны – маленькие 4-5 см длиной рыбки золотистого оттенка – которых мы ловили, чем попало. В это время в наших краях оказалась команда пленных японцев – человек 20. Чем они занимались – непонятно. Перевозили их на трофейном грузовике под охраной одного или двух наших военных. Они тоже промышляли в нашей речке, но более квалифицированно: создавали запруду, заводили бредень из подручных материалов. Ходили ужасные слухи, что они ели лягушек. Какой кошмар! Но вряд ли от голода. Они угощали нас замечательным картофельным пюре, заправленным по всем правилам кулинарного искусства.

Кино
 Мы с братом уже ходили в кино как полноправные зрители, пользуясь отцовским служебным пропуском и не отягощая семейный бюджет. Ждали, пока стемнеет. Молодые мужики и парни помогали киношнику запустить на улице движок  передвижки. И начиналось чудо. Взрослые сидели на стульях, а мы располагались на полу между первым рядом и экраном. Обязательно было 2-3 перерыва, когда киномеханик перематывал и менял бобины, а мужики выходили покурить. Поскольку летом  темнело часам к 10 вечера, домой мы приходили заполночь. Это было в порядке вещей. Потому что нашей обязанностью было сдавать молоко на приемный пункт (молоканку), так как всем владельцам коров был план – сдать за лето 280 л молока при нормативной базисной жирности. Там очереди, домой приходилось возвращаться глубокой ночью.
На другой день только и разговоров о кинофильме. Младший слушал –слушал, а потом заявил таким железно-неоспоримым тоном, что стало ясно, умрет, а сделает: «И я тоже…» В смысле -  он хочет с нами идти в кино. Ну куда с ним таскаться ночной порой? Он – в рёв. Умел своего добиваться. Надо было искать выход, и мы его гениально нашли. Привели мальца к киноафише, посадили – смотри!  Он туда-сюда, всё, посмотрел, хочу домой. Нет! Пришёл – так смотри! Продержали минут 20 – ему, этого хватило надолго.  После никогда не просился, реагировал спокойно и шел спать: «Я уже кино посмотрел, больше не хочу».
Когда в наши дни собираемся вместе, этот эпизод до сих пор нередко всплывает как предмет шуток.

Фото из семейного архива. Крайний слева в первом ряду - автор.