55. Маска сорвана! И снова Полонез Огинского

Предыдущая глава:http://proza.ru/2021/01/02/1871
54. Как мы продавали капусту.

       После свадьбы тётя Аля перебралась к Ларину, недалеко от нас, - дом их, такая же серая панельная пятиэтажка, стоял на улице Калинина. Жили на четвертом этаже, квартира была такой же планировки, как и наша, с двумя изолированными комнатами, тоже свежепокрашенная, в свете солнца ослепительно сверкала своими нарядными, ярко-бирюзовыми стенами. У Лариных стоял новый просторный диван,  большой телевизор на тонких длинных ножках, везде было красиво, современно, просторно. Мы с Верой зачастили к ним "на телевизор", особенно, хотелось посмотреть чемпионаты по фигурному катанию. Никто не возражал, а Шурик и Коля часто составляли нам компанию по просмотру, только мы их очень стеснялись.

              В школе уроки у нас с Верой заканчивались в разное время, я чаще возвращалась позже неё, и было страшновато идти через большой  парк возле школы. По слухам, иногда там хулиганили мальчишки, и я, чтобы дать им достойный отпор, начала носить раскладной перочинный ножик в боковом кармане своего портфеля. Слава Богу, за всё время никаких инцидентов со мной не случилось, но на душе у меня было как-то спокойнее с ним.

             Однажды я задумалась над этим посерьёзнее: смогу ли я воспользоваться этим ножом, напасть на кого-то и ранить его, при явной для меня опасности. И поняла - нет, никогда я не смогу вонзить остриё ножа в чьё-то тело, не смогу причинить такую боль, даже несмотря на угрозы. Тогда зачем я ношу этот нож? Чтобы устрашить кого-то? А не вырвет ли тот кто-то оружие из моих рук и не обратит ли против меня - в отместку или в силу своей природной жестокости? Сомнения стали одолевать меня, но я ещё по привычке таскала нож с собой.

             Как-то вечером мы с Верой отправились к Лариным что-то там посмотреть по телевизору. В подъезде у них было привычно темно, хоть глаз коли, только свет фонарей с улицы слегка освещал межлестничные площадки. Поднимаясь наверх, мы вдруг поняли, что там кто-то есть. И точно, на площадке между вторым и третьим этажом стояло четверо мальчишек чуть постарше нас.
 
            Они молча преградили нам дорогу и насмешливо смотрели на нас. У меня в кармане лежал мой перочинный ножик, предусмотрительно захваченный мной. Стоя прямо нос к носу перед пацаном, я вытянула нож, показала ему и нарочито презрительно сказала: "Видишь?!" Он ответил:"Вижу! И что?" " А то!"- назидательно ответила я, стараясь казаться смелой. Они молча расступились, и мы с Верой также молча прошествовали на четвёртый этаж.
   
            Потом дома я проанализировала это происшествие и сделала вывод - если не можешь применить против кого-то оружие, спрячь эту "игрушку" подальше. Я убрала перочинный нож с глаз долой и больше о нем не вспоминала.

            А тем временем приближался Новый 1970 год! Так хотелось, чтобы он был счастливым для всех нас! Взрослые договорились отмечать его у нас. Накрыли праздничный стол в маминой комнате, там же стояла нарядная ёлка, а у нас в комнате гости танцевали, отрываясь по полной, весело скакали под "Облади-облада" и песню "Мамалюк", потом отдыхали в медленных танцах и снова скакали под быструю музыку, топоча над бедной тёти Розиной головой.

            Мы с Верой заведовали музыкой. Тётя Аля и дядя Коля Ларин, уже изрядно набравшийся, зажигали вместе с гостями. Дядя Коля, с буйной кучерявой шевелюрой, в солидных очках, прыгал, весело задирая свои длинные ноги вверх и наслаждаясь редкой возможностью выплеснуть накопившуюся энергию наружу, в пространство нашей комнаты.

            В перерывах, когда гости удалялись за стол опрокинуть чарочку-другую и позвякивали там вилками и ножами, мы с Верой пытались приобщить всех к прекрасному и вечному - поделиться с ними своей любовью к "Полонезу" Огинского. Звуки чудесного, наполненного светлой грустью "Полонеза" выплывали из нашей комнаты и растекались по всей квартире.

          После нескольких проигрываний замечательного произведения нервы дяди Коли не выдержали, он прибежал в комнату, молча снял пластинку с проигрывателя, подскочил к форточке и выбросил наше сокровище в окно. Оторопевшие, мы с Верой даже дар речи потеряли от такого святотатства. Я, накинув пальтецо, опрометью бросилась за дом, чтобы спасти эту драгоценную для нас вещь. Обежав дом, я пробралась через высокие сугробы под наши окна и обнаружила несчастную пластинку, воткнувшуюся наполовину в снег. Она, освещённая светом из окон нашего дома, смотрелась очень сиротливой и печальной. Осмотрев её, бережно обтерев и спрятав под пальто, я вернулась домой с испорченным настроением.

           Обида и потрясение наши были столь велики, что мы немедленно выключили радиолу, закрыли дверь и потушили свет, якобы мы уже легли спать. Гости ещё немного погалдели и начали расходиться, так как время уже было позднее.

            Нам же с Верой стало понятно, насколько может быть обманчива внешность: Ларин, преподаватель математики в техникуме, казался нам интеллигентным человеком, но, оказывается, под этой маской он скрывал личину неотёсанного чурбана, далёкого от прекрасной музыки. Так между нами пролегла трещина непонимания и взаимное отчуждение.

Продолжение:
http://proza.ru/2021/01/10/278
56. Каникулы. Телепатия.