Арбатский сброд, часть вторая

Иллюстрация: "Вечер, художники на Арбате", рисунок автора.

Начало здесь:  http://proza.ru/2018/10/28/1724

АЛКАШИ. ГИБЕЛЬ ВОЛОДЬКИ

Алкоголики на Арбате спивались быстро, за два-три года происходила полная деградация.
Сначала – стремительно - «распад и разложение личности»; признаки были у всех одинаковые: пропивает все, что зарабатывает, потом начинает на выпивку клянчить, и неуплаченные долги растут в геометрической прогрессии. Потом потерял или пропил рекламу (так мы называли рисунки, сделанные для завлечения публики) и все художественные принадлежности… И вот уже, глядишь, – морда постоянно в синяках, сам весь в пыли...
Смерть тела становилась лишь вопросом времени. За зиму «вымерзало» два-три человека. Кто сам умер, а кого и убили.
Некоторых, добрых, было жалко, остальных – нет. Ведь финал был предсказуем и казался закономерным.

В какую-то из вёсен не досчитались мы Володьки.
Он был очень талантливый и с хорошим образованием.  Не могу сказать, что жизнь его не баловала, напротив…Его судьба может служить печальным уроком…  даже и не знаю, чего.

Судите сами. 
Родом он был из белорусской глубинки, родители - простые крестьяне. К ним в деревню приехала комиссия из Минска, ищущая одаренных детей для обучения в специальных образовательных учреждениях, и Володька попал в художественную школу-интернат при Минской Академии Искусств.
Вообще, теоретически так должно было быть во всех концах СССР, но мне не доводилось слышать про что-то такое подобное в России. Предполагаю, в маленькой Белоруссии могло быть больше порядка, и какие-то полезные постановления выполнялись лучше.

Жизнь в интернате не была идиллией, голодно было ученикам.
Володька рассказал такую историю. У одного мальчика были «богатые» родители, и они прислали ему мед. (Если возможность прислать сынишке банку меда казалась ребятам признаком богатства, можно себе представить материальный уровень семей остальных детей!)  Ну и съели они этот мед тайком… А «богатому» мальчику сказали, что мед испарился… 

Так и вот… Владимир школу закончил и поступил в Академию на отделение графики.
И все бы хорошо, но на втором или третьем курсе вышла с ним история...
Курсовое задание было: создать эскиз плаката.
Владимир нарисовал. На его эскизе было изображено: маленькая церковь, на которую наезжает огромный экскаватор, или кран, и этот кран держит на крюке бетонную плиту и этой плитой вот-вот раздавит бедную церквушку.
Современные студенты вряд ли могут понять, что же там было такого крамольного. Сейчас трудно себе представить, что в те времена была невозможна подобная критика действий власти, и даже совершеннейшие пустяки могли вызвать какие-то репрессии.
Преподаватель, молодая женщина, увидев проект и сразу поняв, что ситуация чревата непредсказуемыми последствиями, сказала ему: «Предупреждаю. У тебя могут быть неприятности из-за содержания. Но решай сам, показывать его, или нет». Упрямый Володька проект переделывать не стал и выставил эскиз на семестровом просмотре.
Неприятности было начались. Но факультетское начальство, видно, пожалело талантливого студента и нашло компромиссный выход: парня быстро отправили в армию.
Он бы мог, отслужив, вернуться в Академию и закончить учёбу. Но познакомился с девушкой, работавшей в их военной части в числе немногих гражданских лиц… По окончании службы он на ней женился, и поехал с молодой женой к её родителям.
Они стали жить в подмосковном городке. В Белоруссию он не вернулся и Академию так и не закончил.
Его свекор работал в стройуправлении, жена вскоре тоже стала там работать секретаршей, или еще кем-то. А Владимиру в этом же стройуправлении нашлось место художника-оформителя.
И отдельную квартиру молодая семья получила быстро.

Что ещё надо? Жильё, работа, хорошая семья, относительная уверенность в будущем… Да и статус Настоящего Художника ему заиметь удалось, несмотря на отсутствие диплома, видно, в маленьком городке этого было легче добиться. Он был членом Союза и пользовался отличной мастерской.
Это ли не благополучие???
Какой вирус мешает жить-поживать да добра наживать?
Работа на стройке оформителем располагала к пьянству? Наверно, не больше, чем любая другая работа… Дружеские и деловые отношения завязывались только при условии постоянных совместных выпивок?

Или некая экзистенциальная тоска тому виной?

Мне неизвестны все перипетии его житейской истории.
Как-то он упомянул, что отсидел год (по его словам, за то, что на какой-то пьянке во время спора в качестве аргумента схватился за нож…)

К моменту нашего знакомства Владимир разошелся с женой и жил в мастерской (когда мне довелось побывать у него в гостях, я была восхищена не только его картинами, но и тем, как оригинально и элегантно он перепланировал помещение).

Он страдал язвой желудка и недавно перенёс операцию, лишившую его доброй половины этого органа. Вывод, который он сделал: «Надо пить хорошую водку!»
И пил её практически каждый день, переходя от утренней злобной угрюмости к вечернему обаятельному добродушию.

Вопреки заезженной поговорке, мастерство, конечно, пропивается. Но не сразу.
В нем ещё был какой-то блеск, рисовал он лихо, грамотно и графически выразительно. Я смотрела на его работы с восхищением.

Это-то восхищение, вкупе с мужским обаянием, которое он почему-то пока не терял, привело к тому, что вскоре после нашего знакомства я обнаружила, что влюблена. Он на мои нежные чувства охотно ответил, и какое-то время нас связывали узы более тесные, чем просто приятельские отношения.

Подобно сезонной простуде, прошло это быстро.
Правда, не тогда, когда он попросили денег взаймы, а на следующий день – снова попросил. И даже не тогда, когда он однажды утром наорал на меня без всякой причины, только потому что с похмелья был, как всегда, злобен и раздражителен. 
…Как-то в пасмурный день я запорола портрет, так как капли дождя испортили мою работу (на покупку зонта я тогда ещё не накопила), и заказчик отказался его брать. Я осталась без заработка и в ужасном настроении. Вечером мы с Володькой стояли за столиком в рюмочной. Он что-то болтал, довольный. Я не выдержала и потребовала: «Ну, скажи, наконец, что рисунок я сделала хороший, а люди просто дураки!!!»
Владимир, вместо того чтобы так и поступить, начал на серьёзе мне объяснять: «Люди не дураки. Сегодня ты нарисовала плохо, а завтра нарисуешь лучше.»
Я разозлилась. Какого черта он говорит мне прописные истины? Не может меня просто утешить? Ведь я же его утешаю, когда ему не везёт! Я же нахожу правильные слова!

Сама удивилась тому, как быстро испарились мои нежные чувства.
Впрочем, чему было удивляться. Я на Арбат-то вышла зарабатывать после того, как мой Бывший, алкаш, от которого я с трудом отделалась, довел нас до полного обнищания. И теперь, как только призрак голодного существования снова мелькнул, влюблённость слетела с меня, как отлетают высохшие ошмётки грязи.

Я совершенно охладела и успокоилась. И не без ехидства поглядывала на других арбатских дам и девиц, постоянно клевавших на Володькино обаяние. Это были не только гадалки и художницы!

Однажды под вечер я заметила, что Владимир рисует какую-то тётку провинциального вида. Она увлечённо что-то рассказывает, а мэтр слушает с лицом мрачно-одухотворённым, скорей всего, по причине вынужденной трезвости.

Позже, собравшись уже домой, я встретила эту женщину на станции метро, мы вместе ожидали поезда. Решила с ней перемолвиться и спросила: «Ну что, увековечились, сударыня? Понравился портрет?»
- «Не в этом дело! – с воодушевлением ответила та - «Я нашла - Человека!»

Я сочувственно покивала, но стало мне грустно, так как про себя я подумала: «Жалеет, небось, что уезжает в своё далеко и не может продолжить знакомство. И сокрушается о том, как много теряет… А тот, на самом деле, наверно, сидел и мечтал, что как только она ему заплатит за работу, рванёт в рюмочную, примет дозу, и вот тогда-то печаль в его глазах сменится на радость!»

Признаки деградации моего приятеля становились всё заметнее. Он хорохорился, но было видно, что ему трудно. Ежедневная борьба с абстинентным синдромов Володьку изматывала.
Силы его таяли, их хватало лишь на то, чтобы худо-бедно рисовать.
Я, как только потеряла к нему интерес, перестала садиться рядом с ним. Меня и так уже бесило, что люди подходят, рассматривают мою рекламу и, думая, что он её автор, ему и заказывают портрет. (Почему-то им казалось, что художник - это обязательно должен быть мужчина). Держалась теперь подальше, и, соответственно, начала больше зарабатывать. А он стал зарабатывать меньше, так как его собственная реклама смотрелась недостаточно эффектно.

Сил переделывать рекламу у него не было, популярность его среди уличных гуляк падала и падала, а с нею и заработки. Он становился всё злее и раздражительнее. Его бесили самодовольность фланирующей по Арбату публики и беззаботный вид иностранных туристов.
Иногда последние протягивали кому-то из нас фотоаппарат с просьбой сфотографировать их на фоне перспективы улицы или возле памятника Пушкину. Когда об этом просили Володьку, тот нарочно слишком низко направлял объектив и, щёлкнув затвором, отдавал камеру обратно. Однажды он сфоткал пару плакатно улыбающихся азиатов, китайцев или корейцев, а потом злорадно нам сообщил: «Я так их снял, что там только их ноги будет видно».
Его почему-то грела мысль, как они будут разочарованы, обнаружив такой казус!
Мне было туристов жалко. Чем они-то были виноваты в Володькиных проблемах.? Думаю, это Танатос его душу уже застил.

И всё же ему повезло.
Весной Расстрига мне насплетничал, что Володька нашёл себе богатую бабу. Мы её вскоре увидели. Высокая миловидная женщина в явно сшитом на заказ пальто, слишком фасонистом, чтобы мести им московскую мостовую, а она это делала, так как торчала на Арбате по целым дням с Владимиром вместе. Её, кажется, звали Вера. А может, Надя? Вот не помню.

Она оказалось очень доброй и душевной, не скупилась на тёплое слово и похвалу для всех нас, и как-то сразу было видно: это не только для поддержания добрососедских отношений с Володькиными коллегами, а именно от избытка сердечности, от потребности защищать и опекать.

«Она ему машину купила!» - проинформировал нас Расстрига летом – «Старую Волгу!»
И вскоре мы эту старую Волгу увидели! Володька за рулём выглядел - кум королю, Крутой Уокер. Практического смысла покупка машины не имела, ездить из Подмосковья удобнее было на электричке, она служила, скорее, средством самоутверждения. Правда, через полгода даме этой понадобились деньги на ремонт чего-то там (видно, не такая уж она была "богатая"), и машину они продали.

Мне эта житейская ситуация была абсолютно понятна. Когда Володька убеждал свою женщину купить ему транспортное средство, то говорил, наверно: «Буду ездить на машине, за рулём не буду пить!» А когда она осознала, что пить он продолжает, то и…

Следующей весной мы узнали, что, провалявшись всю зиму по больницам, Владимир умер.
Признаюсь, мне было по-настоящему жалко только её, Веру или Надю…

Продолжение следует…