легенда о дурачке

ЛЕГЕНДА О ДУРАЧКЕ


На пути повстречался старичок-дурачок. Он рассказал о силе женского тела, о том как ему в беспокойных экзальтированных снах является молодая девица, видимо как я понял, возлюбленная его. Мучает, смеётся над его жалким, но бойким, ещё весьма сильным нескончаемым воображением.
– Живот! - сказал старичок. - За один этот живот, я бы отдал все! В женском животе прячется вся наша жизнь. Знаешь, сынок, только в одном каком-нибудь пупке удивительной красавицы, больше эротического наслаждения и мудрости, чем во всех этих пошлых ****ях и домашних отравляющих нашу короткую жизнь коровах; во всех этих самых умных книгах. Один бы раз - произнес с большой печалью старичок, - прикоснутся бы ухом к этому ее животу, вслушаться, а нет ли там знакомого шума: тех самых первых звуков, которые мне доводилось слышать когда-то. Потрогать вот этими дряблыми высохшими ладонями ее эти упругие мышцы. Молодые спелые как райские яблоки, груди. Ай! - вскрикнул бедный старичок. - Не видать мне живота! О как я смешон и жалок. Не слушай и не смотри на меня...

Так мы просидели около часа, старичок рыдал, а я молчал.

Наконец он вытер слезы, произнес словно желая утешить и успокоить меня:

– Возненавидит твой ум старость, но не бойся ее! Прячь себя подальше от молодых насмешливых глаз. Не верь в их сострадание. Никому ни в чем не верь мой мальчик. Все они любят Власть. Женщины властвуют над нами чарами своего тела. С помощью любви, даже дети, – понизил голос старичок, - детки властвуют над нами с помощью этой проклятой любви-Болезни. Ты слышишь меня. Детки, эти забавные наши ангелы, точно также ищут власти, как и все эти кровожадные изверги и хитрые честолюбцы. Животные властвуют над нами с помощью проклятой любви. Мой кот властвует надо мной. Я покорно кормлю его ежедневно и ищу его глазами, словно я сам сижу у него на поводке. Больше всего я ненавижу божьих людишек. Ибо они, добиваются власти с помощью сострадания. Их любовь самая гадкая, низкая, отвратительная, больная. Это чандала, чернь, мерзость. Бессовестные уродцы и бесстыдные безмозглые идиоты. Если на твоём пути в молодости повстречается христианин - это твоё главное отвращение! О бедный я человек! Кто же так смеялся над человеками? – взмолился старичок-дурачок. На лице его я увидел страшную печаль.

–Будем же болеть женщиной, - проговорил сквозь слезы старичок-дурачок. - Хотя баб я точно так же ненавижу и презираю. Потому что и они ищут власти с помощью любви. Всякая любовь есть всегда обман для достижения власти. Так властвуй ты же над ними! - закричал старик, - топчи и три об них ноги, но не теряй никогда своего достоинства. Никогда. Будь горд и достоин. Я – Ничто.
 
–Как же? - возмущался я. - Если не добрые люди, то кто же?

Старичок-дурачок нахмурился и ответил, глядя на свою оборванную обувь.

– Бессовестные уродцы и бесстыдные безмозглые идиоты. Когда я был молод, они тоже хотели меня сделать добрым, внушая мне, что я злой. Я верил им. Не бойся их. Они как хитры как змии и мудры как голуби. В этой древней иронии кроется способ презирать этих больных, выползающих из своих сырых подвалов плутов, проповедывающих свою хилую любовь. Евангелие - азбука смерти. Посмотри на этих поросят в рясах и ледяных кретинов с белыми воротничками. Мир без них не был бы хуже, в этом ты мне поверь! Они хотели быть хозяевами мира. Даже лучшие и искренние из них - все эти белые вороны и пророки - они тоже ищут власти над немногими. Посмотри на этих метафизических палачей. Они желают отправить весь мир в ад, а себя поставить на трон спасения. Рай, сынок, невозможен, потому что есть всегда ад. Жалкие мстительные уродцы! Человеческое равнодушие, одним ударом своей избранности, они возвели на высший пьедестал! Я больше всего презираю их. Им мы обязаны тем, что ложь и чувственная хитрость стала хозяйничать в мире.

– Но не в этом дело! - опять заплакал старичок-дурачок, - дело не в них... Завтра меня первого, потом тебя, отнесут и покладут вот в эту землю. А послезавтра, никто даже не вспомнит, что ты и я, были такое. О чем томились наши сердца, головы, глаза, всё будет навеки потеряно. Все эти красавицы скоро покроются морщинами и станут такими же уродливыми как и я. Их унесут и зароют в землю навсегда. Каждую ночь сынок, даже в самые веселые минуты моего времени, меня не покидает тихий глубоко сокрытый леденящий кошмар и ужас внутри. Будь истинным мужчиной и ненавидя надежду пойми, что скоро настанет всему конец.

Старичок-дурачок замолчал. Настала ночь и тишина. В роще рядом зазвучал соловей. Старичок уснул.

Оказавшись у божьих людей, я вначале обрадовался, ибо они вычистили мне мои гнилые раны, разгладили мне мои кудри от грязи, сочли каждый мой волос на голове. Немало среди них было достойных людей. Но со временем, мне стало обидно: я никак не хотел упорно отделять себя от других избранностью и святостью. Мне внушали быть кротким, при этом заставляли учить и наставлять других. Мне внушали быть скромным и добрым, при этом говорили что есть «они», а есть «мы». Когда в их лицах я стал обнаруживать хитрость и лукавство, они стали меня обвинять в отвратительной гордыне и ничтожестве. Если уже погибать - думал я, - то со всеми вместе дружно. Как я могу иметь спасение и царство небесное, если кругом ад? Тогда я понял. Они, эти божьи люди, лишь жалкие гордецы, желающие пользоваться благами как и все остальные люди. Они хотят иметь семьи, деньги, удовольствия. Только они кичатся своей этой напыщенной скромностью и умеренным своим тщеславием. Мир, они отделяют от себя, а сами с удовольствием пользуются этим миром и его изобретениями. Я ушел от них, и опять вернулся туда, откуда пришел. Но теперь их кроткий милостивый бог, стал винить меня во всем. Карающий бог казнил и свирепствовал.

Так мой инстинкт жизни, сменился инстинктом смерти. И она, смерть, теперь всегда была рядом.

Однажды в дождливый мокрый день я повстречал старичка-,дурачка. Он сделал вид что не узнал меня. Вид у дурачка был довольный, напыщенный, элегантный. За руку дурака, держалась стройная красавица с жемчужными зубками и удивительными волосами с драгоценными булавками и изумрудными серёжками. Когда эта парочка скрылась из виду, я стал крушить от гнева и злости все вокруг: бить зеркала, рвать на себе одежды и посыпать волосы пеплом. Я не переносил своего отражения.

– О! Проклятый, мерзкий старикашка, дурачина! Ты обманул меня и сбил с пути. Ты Дьявол! Хитрец. Ничтожный блудливый бес - ну и коварен же ты! Ни уж то, эти убогие боголюбезные святоши правы? Будь я проклят, но и тебе гореть в аду. – Лукавый обманщик старичок! Дурачок.

Далее я обвинял и бога в своих мучениях и несчастьях. Но уже тогда, я стал чувствовать, что этот бог, этот вездесущий бог-творец, такой же жалкий и беспомощный как и я сам.
Наконец после всех невообразимых несчастий и приключений я, умер.


ПУСТЫНЯ


Мой труп бродил или валялся где попало, его поперали ногами или просто проходили мимо, как это обычно делается случайными встречными или прохожими. И я забыл наконец кто я. В этой пустыне повстречался старичок-дурачок. Он язвительно хихикал глядя на мой мертвое бездвижимое истерзанное тело.

– А...! Мой бедный юноша - улыбался старичок-дурачок. - Значит судьба оказалась благосклонной к тебе. А я уж думал они съедят тебя, и ты превратишься в святого послушного осла. Вставай же… Ну же! Пора воскресать, мой бедный дружок. Ох... ну и поработали они с тобой на этот раз.. Помнишь нашу встречу на улице? Я сделал вид, что не узнал тебя. Мне ведь было стыдно. Потому что я шел рядом с великой блудницей.

– Но она – еле прохрипел я не своим голосом, - самая прекрасная из всего что видел в женщинах.

– Она? Пожалуй ты прав. Стыдись идти рядом с ней гордо. Стыдись её. Тогда ты видел рядом со мной Болезнь всех Болезней. Ну довольно болтать. Нам пора в путь. Мы будем ходить по миру и претворятся дурачками и юродивыми. Пусть смеются с нас, учат, подают нам милостыню или гонят из селений как бродячих собак. Пусть они делают с нами что хотят. А мы будем претворятся что мы самые сломленные люди. Впрочем, - осмотрел меня опять старичок-дурачок с ног до головы.- Тебе дружок претворятся не надо.

Так мы начали жить как тени. Иногда околачивались в одном каком-нибудь месте, иногда пускались в дорогу и встречали разных существ. Старичок-дурачок рассказывал мне много любопытного, а я только слушал и молчал.

– Мы - бесы. Нет на земле ничего, где бы чувствовали себя как дома. У людей есть семьи, дома, теплые квартиры, а нас с тобой ждёт на улице дождь и голодная сырость. Никогда тебя не согреет очаг вдовы, не порадуется твое сердце крику младенца; не умилится твое око глядя на игры беззаботных дочерей человеческих. Мужская дружба потеряна для тебя навсегда. Все в этом мире, для тебя, чужое и чуждое. Гордится нечем. Что же общего у тебя осталось с людьми? Завтра вместе с ними нас отнесут на кладбище, и участь у всех, одна. Но только ты откроешь рот, и расскажешь им что ты понял, они проклянут тебя и возмутятся; крикнут: "Зачем живёт такой человек!?"

– Чем же тогда - усмехнулся и перебил старичка-дурачка, - чем мы отличаемся от божьих людишек? Ведь ты тоже отделяешь себя от мира, словно ты избран.

– Я поистине изгой. Я бродячая собака и ничтожество из всех ничтожеств. И я не знаю, что тебе ответить. Ты стал умён наконец сынок.

– А слава? Зачем делится с людьми мудростью и истиной, если никакие книги не учат этому. Никто не будет знать тебя, будут только слышать своими слабыми ушами, что якобы был на свете какой-то старичок-дурачок. И только! «Старичок-,дурачок» - пустой звук. Всё! Какая мне разница, кто будет жить после меня и что он будет мыслить и понимать. Зачем старик и дурак, нам даны уста, уши, глаза? Зачем это все? Раз нет и быть не может никакого смысла? О! Я хочу быть животным или, вечно спать. Но так уснуть, чтобы слышать тихую прекрасную песнь могилы. Помнить, что я жил когда-то. Я - есмь.

Старичок-дурачок сказал только что пусть мир горит огнем, а нам бы попить сейчас и завтра чаю. И послезавтра. Всегда.

Так мы бродили долго. Потом старичок-дурачок сказал что нам пора расставаться, ибо он не хочет чтобы мы властвовали друг над другом.

– Помнишь что я говорил тебе сынок, - любовь это болезнь, и через неё многие ищут власти друг над другом. Воистину правы тираны и честолюбцы, ибо они действуют открыто. Раб, всегда ищет власти с помощью унижения и жалости. Он хнычет и поет о милосердии, но ты посмотри на них! Кто из них превзошел сам себя, или возвысился? Ты видел вон ту маленькую милую куколку с которой носились ее родители? Этот ангел властвует над ними так же точно, как этот хитрый вельможа или епископ властвует над своими подчинёнными. Берегись всякой Любви. Нет ни добра, ни зла. Есть только те кто правы, и те, кто не прав в том или ином положении. Но горе тому, кто никогда не знал настоящей искренней любви. Ибо он жалок.


СПАСЕНИЕ ОТ БОЛЕЗНИ


Итак, на одной развилке двух дорог, мы расстались. Я направился на восток, а старичок-дурачок на запад. Он ничего не сказал на прощанье, лишь только сухо пожал мне руку.
Как же теперь? - думал я. - Вот я один, предоставленный семи ветрам, иду непонятно куда и зачем. Жизнь без смыслов и целей казалась мне крайне бессмысленной и скверной. Но мне не было страшно, потому что смерть всегда шла рядом, словно она была у меня в левом кармане. Смерти лицо – это растущее глубочайшее одиночество, смотрело на меня своими тягостными глазами, словно говорила: «Погуляй немного дружок, но скоро ты будешь моим…»

Около опушки леса я увидел большой дом, в нем горело уютным светом окно, а в нем присмотревшись, я заметил силуэт женщины.

Меня ввели в дом и усадили у камина. Эта была немолодая, но весьма приятная бабенка, со значительным капитальцем. Несмотря на ее бросающиеся в глаза ласковые нежнейшие манеры, ее слуги испытывали чрезвычайное напряжение.

– Кто ты, странник? - спросила она очень приятным девичьим голоском, от чего я испугался: мне показалось что в комнате ещё кто-то.

Я рассказал лаконично о себе и о старичке-дурачке. Говорил я осторожно, ибо всегда мне больше всего было жаль женщин теряющих свою красоту и молодость. Слушая меня, попивая вино, нередко на ее губах замечалась маленькая, но добрая усмешка. Видимо она считала меня чудаком бродяжкой, которому требуется элементарное место под солнцем. Моя непрактичность и бестолковость (почему она так решила, до сих пор не понимаю?), все эти мои качества кажется раздражали и забавляли ее.

- Зачем - вздохнула она лениво, - тебе бродить по свету дружок. Оставайся, тебе найдется место. Твой старик (я знала таких, поверь) – эти субъекты заслуживают отторжения и презрения. Всему виной твоя фантазия и доверчивое несозревшее сердце. Все будет хорошо – сказала она.

 А я поклонился ей как доброй хозяйке, и остался на ночь. В ту же ночь, разумеется как и всякая бескорыстная хозяйка, она пришла ко мне за любовью. Тут то она узнала из какого теста сделаны такие как мы.

Я целовал ей руки и ноги веря, что предо мной, вся та же девочка, которая легко бегала много лет назад, по этим коврам, весело щебетала в гостиной, пела веселые песенки в саду. Уже утром я имел власть над бедной женщиной. Она была довольно умная благоразумная женщина, но болезнь оказалась сильней ее.

– Этого не может быть, не может быть! – повторяла она держась за свой лоб уставшая от любви.

Я же говорил ей все о себе, но она видимо не верила, ибо считала меня фантазером.
На следующий день она усадила меня за стол, предложила мне договор (вот за что мы ценим деловых людей!). Я не буду пересказывать что было указано в этом договоре, я сделал вид что готов подумать, а сам решил тайно уйти от бедной женщины той же ночью. Потому что я сам чувствовал, как моя жалость перерастает в сострадание. Хозяйка тем временем думая, что ее золото сковало мою волю, отправилась в город за покупками. Вечером я вышел на балкон полюбоваться луной и озером. И вот я встретил свою очередную Болезнь.

Из рощи вышла девушка вся в белом, видимо эта была воспитанная образованная девица, потому что в каждом ее движении замечен был тонкий изящный ум и удивительная грация. Она скинула одежду и вошла вводу. Я незамедлительно бросился бежать на берег, упал на колени около ее одежды в слезах. Она ужасно испугалась.

– Прости меня – сказал я отворачиваясь от ее прекрасного тела. - Выслушай меня Дева, прежде чем ты сделаешь поспешный вывод.

Она дрожала как птичка, перекрывая девичью маленькую грудь. Но боже! как она была прекрасна в тот момент с этой ее верхней задиристой губкой и этими чистыми глазками.

– Встаньте же – сказала она чуть успокаиваясь, и одновременно напоминая что я уже почти старик. – Встаньте с колен и не плачьте. Я чувствую что вы видимо хороший человек и не причине мне никакого вреда.

– Вреда? О боги! – взмолился я. – Как я могу причинить вред тебе. Тебе!

– Когда-то я был молод как и ты. Я был стройным юношей с синими глазами. Кожа на вот этих руках была нежна как у девушки, доверчивое сердце верило и искало чистой любви. Я был прекрасный славный юноша. Не спрашивай, как я потерял это все. Время и дьявол забрали мои эти добродетели, коими обладаешь ты, прекрасная дочь земли. Снилась ты и приходила в мой ум, но я стыдился, ибо давно дал зарок не унижать себя этими мечтами, ибо позор тому, кто мечтает о том, чему не быть никогда.

Короче, я как мог поведал о томлениях своих. Будь у меня небесное царство, я бы незамедлительно отдал ей, только бы она дала поцеловать мне свою ручку или ножку. О другом я не мечтаю – сказал я пряча свои глаза.

– Ты… – произнесла решившись она наконец (обращаясь уже ко мне на «ты») - годишься мне в отцы. Но я вижу что в тебе нет ничего такого (несмотря на твои недозволительные помыслы) нет ничего, за что я бы могла презирать тебя. Значит если я дам поцеловать всего лишь ручку или, ножку, ты умрёшь счастливым и дашь мне уйти домой?

Я молчал на коленях уткнувшись головой в ее белые одежды, кстати сказать, аккуратно и тайно держась пальцами за кружева ее белья. Оно пахло утреней свежестью и теплом её тела.

– Я выйду из воды, а ты поможешь мне одеться. Но не смей смотреть на меня. Потом я дам тебе мою руку или ногу. Целуй ее, и уходи.

Так она вышла, а я, жалкий раб, отворачиваясь стал помогать ей. Но одевшись наполовину, она слегка капризно, но весьма кстати сказать, скромно, приказала остановится, и выставила свою нежную красивую ножку. Я бросился к ее ноге и обнял ее как родную свою мать, эту ее ногу.

– Ну же...странный ты человек.. целуй же.. зачем ты обнял мое колено и застыл. Может ты тот несчастный, которые живут в домах для умалишённых, и ничего не могут кроме своего безумия?

– Не бойся. Хотя ты права: я безумец из безумцев. В тот момент когда я понял что могу поцеловать твою ножку, мне стало грустно. Жизнь, наша жизнь девонька, состоит из таких вот радостей и счастий, как ты и твоя ножка. А раз так - беден и заслуживает жалости всякий человек. О горе нам всем! Я вижу ты умная благовоспитанная девушка, и может быть спустя долгие годы ты вспомнишь меня. Вспомни вот эти слова: «Все проходит и всему приходит конец».
Так говорил я, и между делом, опять кстати сказать, аккуратно целовал ей кожу и гладил своими грубыми руками ее маленькие почти детские ступни.

– Как грустно ты рассказываешь – вздохнула она. – И какая ж однако ночь. И зачем ты встретился мне странный, темный ты человек. И вообще, сегодня у меня болит и кружится голова.

Она качнулась и слегка наклонилась ко мне. И тут же я взял ее на руки и понес в рощу, а Дева как бы спала на моем плече и обнимала ручкой мою шею.

Так я спас себя сам от болезни в начале своего пути.


АНЕТТ


Насытившись прекрасной Девой, рано утром я отправился в путь преследуемый хозяйкой богатого дома.

На окраине города я зашёл в небольшую церковь. Зайдя я присел скромно в сторонке и стал слушать поклонников Болезни. Они пели довольно приятно свои песни и радовались тому, как Любовь царствует над ними. С сочувствием поглядывали на меня, видимо как им казалось на человека лишённого счастья, благодати и любви. Вышел пожилой человек, это был уважаемый ими человек, но он своим видом и манерами скорее был похож на сухого руководителя скучного учреждения, чем на человека имеющего понятие о Любви. Кажется Болезнь никогда не касалась его. И он поэтому так горячо говорил о Ней и о своем боге, что все, кстати сказать, такие же точно скромные тихони и фригидненькие скряги, слушали этого человека с покорным трепетным благоговением. Мне стало жалко этих, если всмотреться, неплохих человечков, и я собрался выйти вон.

– Стой! – крикнул мне в спину руководитель. – Я узнал тебя! Ты принимаешь вид любого, но я не спутаю тебя не с кем - подлый лживый обманщик! Низкий бес.

В зале стало тихо, что даже муха пролетающая в тот момент мимо моего глаза, показалась мне громкой как рычание льва.

– Братья и сестры! – обратился сумасбродный святоша к зрителю,– перед вами тот, кто убил Анетт! О бедная наша дитя Анетт. Отец лжи, ныне радуется, потому что наша девочка навсегда попала в ад. Я слышу ее стоны и муки! Помолимся о ней, а ты будь проклят сын отца лжи!

Я хотел было идти дальше, но десятки жадных ручонок схватили меня и подвели на самое видное место. Было, между прочим, не мало крепких юношей-братьев, настроенных весьма не по-христиански в отношении меня. Вначале я испугался, но потом меня это взбодрило, тем более что я понял я что моя бедная Анетт умерла. Вернее они убили ее. Оправившись, чуть постояв спокойно, я осмотрел многих и начал говорить:

– Я бы не стал говорить с вами, потому что никакие доводы не способны достучаться до глухого и слепого. Но чтобы вы не заподозрили меня в трусости, я скажу вам кое что...

В этом месте требуется рассказать, кто такая Анетт и что произошло когда-то.

Будучи ещё молодым, но уже взрослым человеком, я оказался среди них, ибо верил в искусственное добро. С этими убеждениями я весьма неплохо преуспевал в искусственной добродетели. Я не был воцерковленным человеком, но нередко бывал на собраниях и служил добру. В церкви меня ценили, хотя и посматривали на меня с некоторой долей опасения, ибо я верил в применение всех церквей и религий. Верил что человечество изменится. О как я был наивен тогда! В церковном хоре пела Анетт. Она не отличалась ни красотой, ни быть может умом, даже напротив она была по своему уродлива лицом, и наверное чересчур проста умом. Единственное что обращало на себя внимание, это ее чистые как небо глаза, и лёгкая как листок, милая изящная фигурка. Под всей тяжестью этого окружения, она смотрелась как глоток чистого воздуха. Повторяю, она была некрасива, из неблагополучной семьи, от того большинство молодых людей из общины смотрели на нее с немалой долей отстраненного пренебрежения.
Однажды мы сдружились с Анетт, и она часто заходила ко мне одна. Уверяю, наши с ней свидания имели самый какой ни на есть невинный характер. Далее я стал свидетелем одной очередной ловко завуалированной подлости (непременно завуалированной, под этакий благонравный поступок); от отчаяния и обиды закрывшись у себя в комнате, я залил свое горе вином. Вечером пришла Анетт, я попытался избавится от ее компании, но она настояла остаться, чтобы убрать мой дом. В тот вечер бы стали близки. Оправившись, я вступил в борьбу с хитрыми святошами, но дело приняло такой оборот, что мне пришлось уехать. Никогда не забуду как мы прощались с бедной Анетт на станции.
Я говорил что через время мы опять встретимся, а теперь, нужно верить и отдать свои чувства лучшим надеждам. С той поры мы больше никогда не виделись. Вначале я получал горячие, потом сдержанные, далее, странные и холодные письма. Потом после долгого молчания Анетт, я получил письмо от ее тетки (Анетт была сирота), что якобы наша девочка Анетт вышла замуж, а вы, обязаны оставить ее в покое.

– Итак, – начал я свою речь, – я только теперь понял что Анетт умерла.. Не нужно быть провидцем или дьяволом, чтобы понять причину ее смерти. Ее смерть написана на ваших лицах. Причем я не сомневаюсь что среди вас, найдутся достойные люди, но не будем торопиться в выводах и снимать ответственность там, где требуется её брать на себя. Я лично готов понести ответственность. Теперь посмотрим из какого теста сделаны вы?

В зале стало тихо.

– Убили вы ее своим этим извечным змеиным жалом. Виной! Доверчивая Анетт открылась одному из вас, далее вы приняв радушно ее раскаяние и покаяние, стали поучать ее как всё-таки она низко пала. Причем все как один как бы скрывая осуждение, ещё больше стали сторонится ее. Все у вас выстроено на чувстве вины и грехе. Все! Далее, как мне думается, нашелся какой-нибудь живописный юнец, который воспользовался случаем, и в горькую минуту воспользовался слабостью бедной девушки. Юноша этот, сын какого-нибудь уважаемого святоши. Разумеется он раскаялся, а Анетт.. не могла поступить также поспешно. Тогда вы исключили ее из общины. Сдается мне что этот юнец среди этих смелых мальчиков, сжимающих в эту минуту свои кулаки. Но об этом чуть позже. Юнец остался с вами, и теперь имеет боголюбезную жену и деток. Уверен, и материальное благополучие его не оставляет никаких сомнений. В итоге Анетт нашли висевшей на петле. Не ошибся ли я в событиях или в чем-нибудь?

Кое кто возмущался, но большая часть присутствующих молча смотрела на меня.

– Вот этот человек, ваш вождь - обратился я к пастырю. - Кстати сказать, отец этого юноши, только что сказал что я отродье дьявола. Пожалуй что так. Своей вины я не отрицаю, хотя искренно любил Аннет и был введен в заблуждение самой судьбой. Но обо мне, потом. Вы! Обращаюсь и к вам - самым достойным из вас - вы все, убили ее и будите убивать далее. Потому что вся ваша искусственная жизнь - есть ложь, фальшь. Через годы вы станете как он (я указал опять на пастыря). А теперь дайте мне пройти, ибо мне гадко оставаться в этом доме.

Некоторые из них попытались преградить мне дорогу, но рок и на этот раз освещал мне путь вперёд.


ЧЕЛОВЕК ИСКУССТВА


Удалившись от церкви к вечеру я остановился под одним старым дубом. Вот он, тот самый вечный толстовский дуб - подумал я. Провалившись в сон мне приснился дьявол, сказал, что все эти божьи людишки - игрушки и цветочки. Настала пора тебе встретится с человеком искусства. И тогда посмотрим, искусит ли он тебя, твой новый идол.

Утром я направился небольшое селение, там я увидел прелестный домик, вышел навстречу приятный человек с тростью. Лицо мне его показалось знакомым. Это был поистине потребитель культуры. Задумчивый пожилой мужчина, кажется добряк, трудяга, истинный интеллигент в десятом поколении. Он жил отшельником, впрочем как я понял, имел длительную дружбу с моложавой дамой, похожей на гимназистку. Звал он эту даму Леночка. Хозяина звали Вольф. Дом его, надо подчеркнуть, весьма и весьма изысканный и в самом лучшем вкусе, произвел на меня самое приятнейшее впечатление. Вольф любил философствовать, впрочем эти разговоры не были похоже на пустую болтовню. Имели чрезвычайно ясное понятие эта милая пара о страданиях и несчастьях. Нередко проходя мимо я видел, как Леночка оставляла тайно милостыню какой-нибудь бедной несчастной или несчастному. Вольф с утра до вечера работал в своем кабинете, а Леночка трудилась в его доме помогая по хозяйству, а по ночам, писала стихи или слушала прекрасную музыку. «Как? - думал я - заподозрить с помощью скепсиса этих людей в чем-нибудь сомнительном касаемо их существования? Скорее сплю я, а не они... Моя жизнь - это поистине бедственный жалкий бред».

– Искусство нам необходимо для того, – говорил с расстановкой Вольф попивая золотистый коньяк, – чтобы не захлебнутся в ужасе существования. Поэтому высшая культура всегда идёт впереди. Разумеется для немногих, культура выстреливает свои создания.

– Большинство предпочитает многое – Леночка вздохнула.

– Милая, иногда я начинаю верить что ты социалистка.

– Это плохого?

– Так можно дойти и до марксизма...

Я знал что эти люди пострадали от строителей светлого будущего. Ведь они, думал я, не масса. Значит люди из такого теста всегда лишние, отделенные, избранные. А ведь я сам - продолжал думать я глядя и слушая их, верил что социальное равенство - необходимое условие для справедливой лучшей жизни. Мне внушили все эти знаменитые утописты и устроители человечества. Однажды я чуть было не стал искренним социалистом. Ведь каждый строитель будущего или настоящего, непременно верит в свою связь с человечеством. И эта любовь к человечеству опять приводит к Власти. К власти через Болезнь. Ибо всякий желающий этот мир изменить к лучшему, рано или поздно становится тираном или преступником. Опять Любовь проявила себя как путь к Власти! Какая удивительная наивность и глупость. Строители настоящего или будущего наблюдают уже на то, как их дети смеются над ними. Плачут над теми реками крови, пролитыми их отцами ради этого светлого будущего для детей. Они уже, получают награду свою. Какая может быть родина, если завтра я испарюсь. Заглядывая в будущее, непременно возникает вопрос о своем существовании в настоящем. Есть ли вообще я? существую ли я в данный момент?. Какое мне дело до политики и всей этой чепухи, если завтра я исчезну. Какое мне дело до культуры или искусства; зачем трудится этот человек и пишет книги днём и ночью. Для меня? Но горе мне что-то понимающему, ибо мало того, что знания, ни на что не отвечают, но я в итоге хочу быть животным. Слепым. Глухим. Немым. Недалёким. Блаженна молодость в своей наивности. Не знать этих страшных вопросов. Так ради чего работает и творит этот талантливый потребитель и творец культуры? Ради славы, признания? Или ради собственного заслуженного удовлетворения. Но ведь завтра, его имя, будет один лишь пустой звук, потому что он, и те кому направлены все его труды – Ничто и Пустота. Один мудрец доказал что нет ничего. Наука подтвердила это. Если я не смотрю на луну, значит её нет. Вольф и ему подобные гении работают и ночью и днём, тратят свои силы и время. Ради чего? Любопытство? О горе тому кто трудится как раб! Этот ещё получают удовлетворение и славу (не велика награда приговоренному на смерть) О бедный ты человек!

Опять я предполагал что кто-то или что-то обманывало меня. И тогда я понял что нет теперь ни одного идола или бога который мог привлечь к себе. Я посмотрел на звёзды. Вот ты, звезда, не согреешь никогда - холодная, далёкая, чужая. Зачем же ты светишь мне?

Вернувшись домой я предался всякого рода изучением разных книг, умеренно, спокойно, без всякого захватывающего любопытства. При этом упражнялся, ибо чувствовал что дни мои сочтены, а без крепкого здоровья не видать не трезвой головы, не решительной воли. Как только, немощь начнет съедать мое тело, я убью себя. Таким образом я хотел немножко посмеяться над смертью и судьбой человеческой.


НАЧАЛО НОВОЙ БОЛЕЗНИ И САМОЕ НЕЛЁГКОЕ ИСПЫТАНИЕ, КАКОЕ ТОЛЬКО МОЖЕТ ПРИПОДНЕСТИ ЛЮБОВЬ ИЛИ ЖИЗНЬ


Однажды, прогуливаясь в лесу и наблюдая за забавными птичками и, нечаянно всмотревшись в небо, в облаке я увидел лицо, как мне показалось, молодой женщины. Два огромных глаза смотрели в меня. Кажется - оправился тут же я, - мне нездоровится. Ни пора ли придаться самым полезным упражнениям? Вернувшись в келью, я отправил письмо двум блудницам-сестрам, которые незамедлительно прибыли ко мне, ибо они любили праздник и веселье. Навеселившись вдоволь и наупражнявшись, проводил блудниц и опять принялся за дело: я стал думать. Наконец я уснул. Во сне я опять вижу два черных огромных глаза. Опять подозреваю, что не здоров, но на этот раз я решаю развеяться и прогуляться. И вот гуляя, я увидел Ее...

Потрясение мое было так велико, что я упал с ног. Сжавши виски выл диким своим голосом понимая что вот я увидел наконец свою погибель и свой позор. Слегка оправившись, немедленно помчался искать старичка-дурачка.

– Ты знал, знал, знал! – мой давний друг повторял я ему рыдая на его коленях. - Я помню как ты сам при первой встрече рыдал о ней. О будь я проклят! О будь я трижды и триста раз проклят!!!

Старичок-дурачок гладил меня как малое несчастное дитя.

– Что я мог тебе сказать тогда? – сказал печально он - тогда ты был юн и глуп, довольствуясь малым. Тебя влекли многие безделушки и ценности которым, грош цена. Я постукивал молоточком в твое сердце. И вот ты стал мужем. Теперь же давай трепещи и плачь, не стыдись своих слез. Ты один в этой холодной жалкой бессмысленной Бездне.

Старик тут же исчез.

Войдя в дом я понял что там она. Этот призрак теперь будет всюду как и бог бывает везде для человека. Вот же жалкий бес-собака. Получай и ты награду свою.

Она вышла не сразу из тени, как призрак. Но потом она явилась мне и села напротив зеркала, в зеленной дымке поправляла свои волосы где-то сзади, при этом улыбалась своей красоте. Эти вездесущие ее глаза казались слегка печальными. Боже, как она прекрасна - проговорил я нечаянно весь в ледяном поту. Руки и ноги мои дрожали. Тут же бросился к зеркалу, но вместо ее увидел старого знакомого - старичка-дурачка.

– Зачем ты пришел? - спросил я его, - уйди, я хочу побыть один.

Но к ужасу я понял что старичок-дурачок одновременно говорит тоже что и я. Тогда я поднял руку. И он поднял руку.

– О боже мой...о боже мой...о боже мой…- упал я на колени в смертельном  отчаянии. - Вот теперь в кого превратился ты.. жалкий ничтожный старикашка. Ничто, отвратительное адское ничтожество. Глупый бес. Шут всех шутов. Раскрылись наконец врата ада и для тебя скоморох. Ты ходил довольный ещё вчера и посмеивался с жалких людишек. О сколько раз я чувствовал как опасно всякое презрение к Человеку! Сегодня ты гордец, завтра Вы поменяетесь непременно местами. Ведь это Любовь и Ненависть. Всё это одно – Болезнь! Глупенький дурачок, о как ты был смешон и жалок! Кем, кем, возомнил ты себя дурачок?

И я начал думать и рассуждать как больной:

–Посмотри как далеки эти звёзды и как глубока вселенная. Она так стара, что мысль о времени, тебя должны были обратить в трепет. За эти бездны времени могло случиться все что угодно: родится и умереть сотни богов. А теперь ползи ниц жалкий ублюдок. Ползи и трепещи. Твой рай - перед тобой. Ты, смешной уродец, мог бы дать Ей то, что нужно. Она создана для тебя. А знаешь что? Я открою ей это, и она ещё больше будет презирать тебя. Она будет знать, что ты должен быть тот, кого она ищет в сердце своем. Правда! Да будет так, и пусть она всегда будет смотреть на тебя с жалостью и отвращением. Аминь

Я горько заплакал.


.КАК Я ПРИШЕЛ К ЯСНОЙ МЫСЛИ, ЧТО ТАКОЕ СОСТРАДАНИЕ


– Ты, - заключил про себя, – ты теперь самый настоящий старичок-дурачок. Вот до чего доводит честное сердце и любопытный смелый ум. Остаётся размышлять о страдании и человеческой боли. Отправлюсь я в ад, и посмотрю же что там делается. Внимательно посмотрю. Я - отравленный любовью жалкий слепец, но пусть откроются мои глаза и уши для истинной Любви!

И вот в аду, где стоны и скрежет зубов, где сотни идут в топку, поистине как какое-нибудь полено бросается в огонь чтобы чуть согреться. Где бог и его ничтожество очевидны более всего; где Надежда покупается подлостью и низостью. Я стал всматриваться в лица жертв и палачей. Вначале я рыдал тихо, мне было всех жалко. Сотни и сотни тысяч убитых шли мимо меня на смерть и адские муки. А в стороне им в спины кричало сострадание их потомков и наблюдателей. Но что же это?? Быть это не может! – всматривался я внимательно в лица жертв, и в лица палачей; в лица тех кто через время пищал о сострадании. Быть этого не может! Это одни и те же! Тут же взял микроскоп и рассмотрел в нем Любовь и Ненависть. О боги! – отшатнулся я от увиденного. – Это одно! Любовь и Ненависть одно!

Далее Сатана показал мне пальцем:

– Всмотрись в эту парочку: он погоняет ее плёткой как свинью, а она похрюкивает. Наблюдатели плачут и жалеют бедную жертву. Но ведь это влюбленные. Понимаешь ли меня, слышишь ли меня дурачок. А вот этих повесели на крюки как телячьи туши и пытают их. И это любовь сынок. А вот видишь миллиарды вырванных зубов. Это любящие вырвали у трупов-возлюбленных. А вот остатки сгоревших деток - сотни и тысячи деток. Их спалили те, кто носится умилительно со своими избранными отпрысками. Родители. Добродетельные и сердечные свершили это. И они первые судьи всякого ужаса. Посмотри вокруг! Мать идёт по улице с какой-нибудь славной куколкой, а рядом под ними в подвале, сумасшедшие старухи пожирают младенцев. Слышишь как трещат косточки ребятишек и воняет вареное человеческое мясо. Это ты называешь состраданием?

–  Добродетель сынок - продолжал сатана, - быть добрым , это такая же привилегия как быть богатым или сытым. Они лгут - эти тощие рыцари растроганного сердца. Оставь их. Отойди от них с отвращением. Ложь. Вонь и смрад раздается там, где делается сострадание. В это, вот в это самое мгновение, мучаются и умирают, но никто из них, из этих умилительных безумцев, не думает и не слышит жуткой боли. Все хотят сегодня быть слепцами, а завтра торопится возложить цветочки в память тем, кто умирал под их носами и глазами. Это - Человек! Человек во всей своей красе.

Шёпотом сатана сказал улыбаясь:

– Можешь идти резать и рубить головы. Или соскребать в больнице какому-нибудь несчастному гной с его ран, целовать ему ноги. И тут же перегрызть ему горло, когда он уснет от твоего милосердия. Никто не осудит и не отблагодарит тебя. Потому что все дозволено! Всё буквально дозволено тебе. Это – Любовь. А бог есть Любовь.

Много водил меня сатана в аду. Много я понял увидев собственными глазами там внизу, и цену любви, и цену сострадания. Поднявшись вверх, я поблагодарил сатану и поклонился ему в пояс.
Так побелела моя голова, а глаза покрылись на веки проклятьем.

–Куда теперь пойдешь ты жалкий бес и шут - усмехнулся я. – К царице ли своей? Или быть может твоим уделом станет деятельное добро. Каким теперь жалким мне казалось это деятельное добро и сострадание. Ведь в ушах моих был плачь и скрежет зубов всех, кто жил когда-то. О бедный человек! - закричал я. - Люблю и ненавижу тебя гадкий палач и бедная жертва человек. Бог, эта личная Высшая сила, с этими его ангелами, были ещё близки. Но такими, как собачки на поводке: они шли под мои ногами, и забавно тявкали.

Так я сам стал богом.


Итак, прогулявшись в аду с сатаной, я вышел в поле и уселся у толстовского дуба.

– Здравствуй дуб - сказал внутри голос помимо воли. - Вот скоморох и жалкий сатир приплыл: все потеряно для тебя бедный ненавидимый циник. Что осталось старичку-дурачку? Верить. Во что? Любить (усмехнулся). - Пожалуй от этого я никуда не денусь, как от боли в голове или в печени. Царица моя… а, кстати о царице: мы рассудим ещё о ней, и кое что взвесим. Поговорим так, как приговоренный к болезни, судит о своем недуге. Ох, не велик же предмет для суждения! Дружба. Блаженны те, кто познал истинную дружбу в молодости, но жалок тот, кто воспевает дружбу в годах. Что он понял тогда? – этот старый ценитель дружбы. Так что же тебе остаётся отвратительное гонимое ото всюду посмешище? Искать славы у людей? Неуловимый луч ее противен мне даже в мечтах. Славы я ищу, как и любви, в приступах своей дурной болезни. Слава тешит надежду, а надежду я презираю и ненавижу. Больше всего начинаю боятся общественного мнения и людского суда в себе самом. Но и от него скоро я избавлюсь. О боже! Чем больше я становлюсь честнее, тем я больше становлюсь ничтожнее. И это счастье познания истины? Славненько... Труд, творчество, искусство? Не велико спасение от времени и скуки. А! Может придаться особым кудрявым страстям? Пойти на поводу своего животного самого глубокого безумия. Быть тайным сладострастником или гомосексуалистом; или любителем маленьких девочек; или чуть постарше полюбить кого-нибудь? Диапазон тут велик, но не так, как кажется с первого взгляда. Я был всем. Убивал и забивал руками какого-нибудь мальчишку или чудовище, а потом сам был гадкой крайне унизительной жертвой. Меня драли и насиловали как самую последнюю шлюху. Потом я поднимался и становился гением и честолюбцем любви и мысли. Гордо я смотрел на все. Мне говорили в спину: «Вот гордец же однако!» А я вспоминал кто я на самом деле, и думал желчно о человеческой глупости. Вот она жизнь и правда! Цена кстати сказать, общественного мненья. Садист или палач, по мгновению волшебной палочки становится жертвой или изрезанным грязным куском мяса. Сладок и меч и отвратительное безобразное удовольствие от унижения. В аду, в самом низшем этаже, где муки достигают наивысшего страдания, жертвы стонут: «О!!! Как я раньше жил без этого?!» Им сверлят головы заживо, ложками выскребают мозги, вырывают ногти, тянут нервы щипцами, вливают свинец в горло и варят заживо в масле. Свершается невообразимое насилие над человеком. Он или она, жалобно захлёбывается в страданиях, но ищут успеть сказать: «Ещё…ещё…ещё….»  А может, возлюбить золото? Вот поистине страсть. Но я слаб и жалок для этого. Раньше я считал себя щедрым бессребреником, но теперь я понимаю что просто был слаб и жалок. Власть! Вот она поистине царица всех цариц. Ей служат все: тираны, святоши, добрые, злые, любые. Посмотри на какого-нибудь царя или божественного императора. Посмотри на милую бабенку проповедующую любовь и одаривающую любовью нищих и убогих. Она собрала отверженных и униженных мира сего, чтобы властвовать над ними. Что? Считаешь это лучше, чем пить кровь своих подчинённых и управлять миллионами? Гм... Пожалуй... Я достаточно глуп, чтобы не знать ответа. Я боюсь говорить о уродстве и убожестве, ибо сам родился инвалидом и выродком. В Спарте меня скинули бы в пропасть в день моего выхода на свет. Ещё я боюсь опять оказаться беспомощным (о сколько раз я был им!) И тогда вы тыкните меня мордой; зашипите: «Ну что ж, ничтожество злобное. Мерзкий беспомощный старикашка. Надо тебе сейчас любовь, забота, милосердие, сострадание? Дать тебе стакан воды, безрукий инвалид? И тогда я промычу: Да. По...мо...ги…

– Так лучше мне молчать. Эх ты, дурачок-старичок. Пути господни неисповедимы.
В аду я видел как добрые ласковые коровки, эти царицы семейного очага, дождавшись наконец своего часа (о как они умеют ждать); целую жизнь унижаемые изменами, семейными заботами, рабством, болезнями, убожеством, сексуальной бездарностью. Наконец приходит их время. Добрые коровы начинают мстить. Вот тогда стони, состарившийся самодовольный Дон Жуан. Долго ты пил молоко теплой коровы. В помощь ей долготерпение, и то самое, сострадание и милосердие. В помощь... Идут жалкие дон жуаны, а с ними их властительницы. Настал наш час! - потирают ручки, скромные добрые коровы. Не пора ли меняться местами? Власть, черт возьми. Там же где скрежет зубов я видел миллиарды сыновей и дочерей. Сыновья шли рядом с их возлюбленными, матерями. Это вечные дети, неспособные глотнуть глоток воздуха. Немолодая мать и почти такой же состарившийся недотрога сынок - они похоже на неразлучных пингвинов во льдах. Или тиран папаша с доченькой Девой. Идут под ручку. Знакомая картина? Это Любовь.. Прекрасная Любовь. Только в Раю царствует любовь. Больше всего меня убивает наглость этих избранных небожителей. Задумайся дурачок. Кто купил себе билет в самое лучшее место? Зайди в храмы, церкви, синагоги, подвальчики, площадки, посмотри на них внимательно. Посмотри на этих избранников бога. Создатель вселенной заключил с ними договор через подвиг покаяния. Каковы герои и любители фокусов и мистики! Они сели рядом с Ним по правую и левую сторону. Хорош рай, не правда ли? Вечность с ними - это просто удивительное приключение. Провести вечность с каким-нибудь свидетелем Иеговы или баптистом, или попом, или калекой, одним словом – вечность с идиотом или канальей-психопатом. Или просто с хорошим человеком. Вот где понадобится потребность в одиночестве, так это в раю. Да это просто счастье вечно быть с ними! Сам я превратившись в урода, прятал себя, и только по ночам выходил на улицу и бродил, бродил, бродил. Там я пел песни тихо, говорил и бредил сам собой или бродячими котами или собаками. У меня и теперь осталась привычка говорить с ними. Но с восходом солнца, я прятал себя, ибо я знал, что от света дня надо прятать мерзость и безобразие. Стыд и жалость к чужим глазам, руководят скромностью. Инстинктом понимаешь, что лучше убрать себя подальше с глаз долой. То ли дело все эти бесстыжие небожители. Они посадили себя на самое высшее видное место. Или как инвалиды выходят на сцены, демонстрируют свои обрывки и раны. С гордостью эти покалеченные герои кичатся своей безобразной внешностью. «Смотрите, и не смейте отвернуться! Вы обязаны смотреть на мое уродство. Обязаны!» Кучка идиотов бегающих за своим учителем – апостолы. Они первые официально положили краеугольный камень этой моде первенства безобразия. К безобразию стремится культура и искусство. Кто наши герои нынче? Идиоты, бедные, больные, отверженные, гении – это все идолы высочайшей культуры. Этому всему противостоит так называемое здоровое и истинное - белокурые мускульные самодовольные бестии. Тупые здоровые автоматы с жёстким оскалом и холодным сердцем. Истинные мужчины. Порода. Кто это? Это те же самые уродцы, только они поменялись временно местами. Это как в сексуальных играх: сегодня я обладаю первенством, а завтра увы придется принять роль жертвы. Садист, рано или поздно превратился в мазохиста. Когда я вижу здоровое тело, тот самый инстинкт здоровья и чистоты, то я не знаю что лучше, что предпочтительнее? Сверхчеловек или идиот-апостол. Это одно. Любовь и Ненависть – полярны.
.
Так я стал самым мерзким из всех живущих.


ПРЕДВЕРИЕ БОЛЕЗНИ


- Все это сон, сон, страшный гадкий сон! Бред. Я брежу, пора просыпаться! - повторял я после увиденного и понятого мною. - Ад, все эти жестокие каламбуры и жуткие истины все это чушь и философская фантазия какого-нибудь сумасшедшего или демона, который пудрил мозги. Сатана обманщик возжелал поглумится надо мной. Пора просыпаться, а то что было (а было ли?), надо срочно забыть. Забыть!

Так я испугавшись примчался домой, упал на свою ветхую кроватку, схватился за голову как это делают животные в момент избегания страдания, и спрятался под подушкой. Забылся наконец и провалился в феерический мир сновидений.

Как хорошо спать. Как же хорошо. Зачем эти боли, зачем эти страдания и печали: жизнь так прекрасна и изумительна. Изумительна. Надо только понять что жизнь на самом деле прекрасна. О как она прекрасна.. а это все, это "то", это такое скушное и темное...очень темное...очень.. не хочу... Не хочу...

Я проснулся. Проспал я не долго, но боже мой! Как я хорошо проснулся! Как счастливо! Как же я раньше этого не замечал и не был способен так хорошо спать. Я был наверное тяжело болен, но об этом после...после..
Я подошёл к окну, и увидел простую ясную картину перед собой. Восходил тот же алый диск солнца над землёй. Небо было родным моим. Я подумал что слишком много брал на себя, читал и видел всякую дрянь, думал и видел "не то", сам будучи человек нездоровым или совсем больным. А жизнь проще. Проще. Люди просты, и кстати сказать, в жизни, в действительности вот проходит мимо обычные люди, и это не "то'' что показал мне сатана, этот действительно надоедливый убийственный старичок-дурачок со своей пресловутой мудростью и мрачным зрением. Эти люди и эта простая жизнь, - она действительность. Она. С любовью, с маленькими или большими невзгодами и проблемами. Пора вставать мой друг - сказал я себе. А свое прошлое надо забыть. Это лишь твоя была жизнь и ты ее зритель. Но это не Вся жизнь.

Вспоминая свою возлюбленную, я нечаянно памятью приблизился к концу этого моего великого яркого романа. Только память коснулась этого, я нахмурился, решил, отойти от этих воспоминаний, словно этого не было, а была только одно счастье. Так я стал жить как Все. Дни мои текли медленно, но приятно.
Воды глубокие плавно текут, люди премудрые, тихо живут.
Пищеварение ослабело, поэтому я предпочитал вместо мяса питаться овощами и фруктами. Человек, виделся мне таким, какими должен быть – люди как люди. Жизнь предстала в своем обыденном простосердечии и желании простого человеческого счастья или, отсутствием его. Память. Она служила мне как добрая хлебосольная хозяюшка, отправляя меня в туманное обрывочное разнообразие прошлого и будущего. Там в этих берегах я стоял и наблюдал за этим своим Я. Люди рождаются, копошатся, умирают. Одни поступают хорошо, другие нет. Всегда существуют негодяи, хорошие, слишком хорошие, но бог с ними. Что поделаешь. Как не рассуждай, что ни делай, мир незыблим как твердая вечная скала. Пора наконец взрослеть.
 Я полюбил цветы. Природа, эта прежде равнодушная чужая красавица, теперь она словно улыбалась мне ласково как моя мать или старшая сестра. Я вслушивался в песни ночных птиц. Звёзды светили только для меня. Ветер, этот дух божий, носился над землёй и касался моей груди и моего лица. Я ощущал свободу. Я, я, я, я, я. Весь мир кружился вокруг меня. Солнце светило для меня, птицы говорили со мной, насекомые прыгали весело по мне, и тоже хотели мне что-то этим сказать. Центр «всего», был в мне. Сама Любовь проглотила мою душу полностью. О как я был болен! Разумеется в зеркале я видел себя, вместо этого проклятого старичка дурачка. Опять я видел себя. Как это хорошо! Видеть свое отражение. Как хорошо жить, любить и... верить.
Потихоньку (ни сразу), я стал «прозревать» и «выздоравливать». О прошлом я вспоминал лишь настолько, чтобы не вернутся обратно в этот странный патологический кошмар. С утра я трудился, потом окунувшись в свежей воде, ложился под прохладой винограда и предавался воспоминаниям. В тишине я вспомнил свою первую лучшую любовь. Сердце мое сжималось и разжималось. Как мила была она. Эта ее детская улыбка, этот чистый взгляд способный злится. Эти глаза ее умные и...Эти лёгкие живые плечи и ножки на которых она бежит мне на встречу. Как она любила меня... Сколько чистого и светлого было между нами. До сих пор я помню её маленькие аккуратные ушки с этими серёжками под белой прядью ловко собранных волос. Как они пахли ею. Она твердила дорогим голосом - любимый мой, любимый мой.. любимый. Какая она была большая, а я казался таким маленьким иногда. Любимая моя - повторял я шёпотом, печально, словно эти магические слова вновь меня возвращают в прошлое мое. Любимая моя...любимая моя... Любимая. Любимая.

 О, как я был болен!

Это произошло днём...


КОРОВА


 Это произошло днём. Я шел домой с удочкой, день, несмотря на мои приятные установки и цели, день начался паршивенько. Проснулся я с головкой болью, разбил нечаянно любимую чашку, и не напившись кофе отправился удить рыбу. Разумеется и рыбалка не принесла никаких результатов, и я решил пройтись пешком по любимой тропинке. Накрапывал мелкий дождь, что тоже было некстати. На лугу вдали показалась знакомая корова и ее неприятная хозяйка. Эта слишком уж простая крестьянка двадцать четыре часа в сутки была пьяной. Я свернул в сторону заранее, чтобы не показаться невежливым. Заметив мою фигуру, корова поздоровалась: замычала дружественно мне. Я сделал вид что не заметил, хотя прежде проходя мимо животного всегда ее восторженно приветствовал, снимая весело шляпу, от чего она в ответ радостно виляла хвостиком. Животное вторично издало Му, но я поспешил пройти мимо. Хозяйка коровы очевидно раздраженная моим поведением, стала погонять корову, а та как назло упёрлась и смотрела на меня. Пьяная женщина приходила в ярость, принялась активно избивать животное и браниться на все поле благим матом. Мне донеслись звуки от страшных ударов палки по хребту. Я обернулся. Картина меня ввела в оцепенение. Хозяйка, красная и мокрая, стегала корову, а та, словно ничего не происходило, смотрела на меня своими большими глазами. Тут же я бросился к ней! Подбежал и обнял руками ее большую тяжёлую голову. Мы застыли, прижавшись лбами друг к другу. Я обнимал ее и рыдал. Пьяная хозяйка в тот же момент испугавшись побежала в сторону деревни.

С той поры меня объявили сумасшедшим.


Гадко утро в заведении для дураков. Постоянное чувство тошноты и горького привкуса во рту. Сквозь решетки дурдома мир видится совсем иначе. Настолько подчёркнуто пахнет сладким гниением, что легко можно вообразить первые часы представившегося покойника. Блаженны нищие духом! Блаженны алчущие. Блаженны чистые сердцем и ищущие правды! Именно в дурдоме я понял почему жрецы и священники лгут. Потому что все они подвержены фокусу сошедшей с неба благодати. И что же? В чем преимущество благодати? На одного она сходит, на другого нет. Это что? Экстаз. Фокус? Разве это близость к истине или истинному? Эй вы, ясные смелые умы, известно как на самом деле даётся истина? К ней обычно мы ползем на карачках. Или совершаем подвиг мужества или приносим себя в жертву адскому труду. Через скепсис, бессонными долгими ночами и днями сквозь сомнение, крадёмся к истине. Творение, истинное творение, и оно требует жутких усилий или состояние дикого похмелья и подавленности сознания. Истина приоткрывает обычно там, где вот-вот должна проглотить тебя смерть. То ли дело истина приближается к блаженным. Им благодать и истина сходит так, словно изнасилованной бабенке довелось пережить чудо оргазма. Я видел в этих стенах как блаженным даётся истина. Никаких усилий, никаких признаков попытки сделать хоть один шаг вперед. Нет, стоп! Есть шаги. Жрецы требуют признать себя виноватым или больным. Это условие благодати - быть кругом виноватым и больным. Мерзкое лживое больное отродье. Власть они покупают нашими слабостями и недугами. Чтобы они делали без наших недугов? Потихоньку я признаю человека, ведь христианство родилось не просто так. Это закономерность человеческой изумительной сущности.

В дурдоме я научился быть мертвым. Ноги мои отказали полностью. Я умирал несколько раз. Познал бред покойника. Меня любили, когда издевались и смеялись. Вот поистине удивительная черта издеваться и глумится с беспомощного и умирающего! С утра до вечера меня любили. Но несмотря на их силу любви, я опять выжил. Часто я с трудом доходил в один угол, где через окно пробивались яркие лучи утреннего солнца. Присев на корточки я грелся под этими лучами, словно они были моими добрыми друзьями. Иногда мне было так жаль себя, и ещё кое-кого, что я ели сдерживал себя от слез. Но больше всего в этом углу я чувствовал счастье преодоления Болезни. Когда ты освобождаешься от любви, словно тебя с невыносимой болью выдавливает из чрева матери. В том углу с этими скудными лучами на меня сошел Дух Святой. Одиночество - Дух Святой! Не простится хула никому на Духа Святого! Эй, все вы, демократичные любители людского шума и возни. Массовые люди. Вы хулители Духа Святого, и вы уже, получаете награду свою. Разумеется это отделение посещали эти падальщики -христиане и миротворцы. Обратим внимание. Никому из них в голову не придет принести кусок хлеба или стакан воды, лекарство. Их учитель завещал им это. Но они не могут понимать эту рекомендацию буквально. Они слишком сложны для этого. Они несут главную ценность – спасительное слово божье и молитву. Бессовестные подонки Любви. Они уже, получают награду свою. Посмотри на него - думал я глядя на евангелиста собравшего дураков в столовой, - он сидит как власть имеющий. Вокруг убогие дураки и жалкие пьяницы вечного сна и бреда, слушают этого дегенерата свободы. И оно тоже возомнило, что он власть имеющий. Избранный. Как он трепещет на фоне этого жалкого отребья человеческого безобразия. Все он отдает Ему, этому своему богу. Но как он скромен этот кастрат. Как он скромен этот импотент счастья. Заметим, перед нами тот, кого избрал творец всей вселенной. Как вам избранники вселенной? Хороши? Оказывается творец неба и земли избрал кастратов и подвальных идиотов чтобы посрамить кого? Мудрых мира сего? Горька однако ж божественная ирония.


О том как непонятные силы выдворили меня из дурдома и отправили в странный мир нового неожиданного Будущего


Когда я был молод дурак старик нередко любил повторять что когда нас убивают, ненавидят, уничтожают, а у нас хватает сил быть удивительно живучими и стойкими, это нас делает крепким как кремень или сталь. Часто в жизни, родственники, близкие, друзья, товарищи, любовницы, наблюдатели, соседи, словом все те, которые небыли равнодушны ко мне, часто они ждали моей смерти. Для чего? Чтобы полюбить меня ещё сильнее. Ведь всеми известно что умри какой-нибудь некогда всеми любимый гражданин или гражданка, его непременно вспомнят и оценят с новой силой. Нередко когда меня убивали мои любимые и любящие, возникало желание оказать всем услугу и, как-нибудь умереть. Жажда славы и слабость искушали меня к этому. Но я их всех так любил, что сам решил посмотреть на их смерть. И я увидел смерть многих. В давние времена сердце мое отказалось от слез. Давно. Часто наблюдатели глядя на мои ничего не значащие реакции на похоронах, обвиняли меня в тупом бессердечии и неприятном эгоизме. Отчасти они были правы. Ведь я с каждым новым страданием становился тупым и выдержанным, как эти мои руки и пальцы - ими я не чувствую практически боли. Потому что этими пальцами мне часто приходилось брать в руки молот, топор, кастет, нож или камни. А когда-то эти руки были нежны как у девушки, как и моя ранимая хрупкая душа. Так точно некий хозяин, небрежно относится с некоторыми из нас, как я относился со своими руками и пальцами. Пальцы стали моим орудием. Великий итальянский гений, изображал свои руки. Он не то чтобы любил их. Его собственные руки интересовали его. Часто ими он обрабатывал мрамор и сбивал в кровь эти свои человечьи изуродованные инструменты. Эти клещи напоминают отдельное живое существо. Обычно женщины побаиваются таких рук. Они чувствуют что ими уже не оценят по достоинству тело. Женщины предпочитают ухоженные руки юношей. Иногда мне казалось, стоя перед зеркалом, рассматривая свою эту внешность, что есть якобы некое существо, которое с помощью меня, творило какие-то свои скрытые от меня цели. Как художник, приступая к работе никогда не знает к чему приведёт в итоге его творение. Для этого нужны подходящие инструменты. Ими он безжалостно пользуется. Не кисть, не молот или зубило, ни перо или бумага, а именно то что более всего дорого творцу. Эти мысли и рассуждения имеет под собой искушение. Ведь верующие мнят себя инструментами своего бога. Пожалуй ,я готов признать что они и есть инструменты своего бога. Лучше его убить, нежели презирать. И тут тоже самое: глядя на свое отражение, невольно проводишь антологию с изуродованными руками. Так мыслят все эти потребители культуры. Они в тайне, считают что их избранность, это дело странных высших сил, которые движут ими. Почему? Нам всегда хочется или, по привычке, желается перевалить ответственность куда-то выше нас. В чем разница между декаданс или фанатиком? Сложный риторический вопрос.



Итак настал день моего освобождения из дурдома. Может показаться что Надежда сопровождала меня тогда. Увы. Увы. Надежда сопровождает неудачников и покорных жертв. Передо мной было сплошное отчаяние и безнадежность. Впереди кроме болезни и смерти я не видел ничего. Ежели мы чего-то очень начинаем хотеть, непременно мы этого не получим. Как точно любящая или любящий. Чем больше влюбленный тянется к своему предмету любви, тем больше его отторгают. Будда первый это понял. Хочешь обладать всем, ничего не желай и не делай. Герои русских сказок лёжа на печах получают царства. Искусственно и с помощью медитаций этого никогда не достигнешь. Для этого надо стать богом и ничем. Ничего не желать. Тогда в твоём кармане как мелкие монеты зашуршат самые красивые женщины и всякого рода высшие земные блага. Поэтому вы, рабы золота и власти, трудитесь и идите по головам. Это путь наименьшего сопротивления. Власть! Та самая власть что привит всем. Ничего абсолютно не желая, ты, получаешь буквально все! Как труженик или любовник, идя с неимоверным усилием и желанием к своей цели и, подойдя, наконец к ней, говорит он себе: «Ничего уже не желаю и не хочу!»
Короче говоря выйдя на свободу из дурдома, я так был жалок и немощен, что не одна прежняя одежда не подходила мне. Приходилось ходить голым. Никто не узнавал меня. Никто. Их любовь была так сильна, что они забыли меня. Добравшись до своей кельи, я заперся от людей на долгие месяцы, чтобы никто не мог видеть моего безобразия. Днём, сидел взаперти, а ночью или вечерами бродил в лесу говоря со зверями и птицами. Дух Святой, одиночество, снизошло на меня в этой пустыне. Однажды произошел весьма замечательный случай. Восстанавливая силы я много бродил, как это любят сумасшедшие. Ибо пройдясь немного, ноги мои уже не слушали меня. Я был так слаб, что с трудом делал всего пару сотен шагов. В лесу в оттепель, я присел на большое старое бревно. Была абсолютная тишина, и каждая мокрая веточка блестела от воды и косых лучей мартовского солнышка. Казалось все деревья покрыты жидким хрусталем. Кап, кап, кап, кап, - звучала везде музыка. Мне так стало печально и грустно, что я поклялся на том бревне не встать с этого места. Зачем! Зачем мне идти куда-то? Посмотри на эти ноги и на свою жалкую голову. Куда тебя бить ещё! Куда? Сиди и не вставай. Умри достойно, как всякое здоровое животное, уходит навсегда с глаз долой. И я решил умереть прямо тут на этом месте около старого бревна. К тому же у меня был мой нож, острее любой бритвы, и он был мне в помощь, когда бы я потерял решимость.

Так я просидел сутки или более. Бог стал искушать меня: «Встань, иди, тебя ждёт добрая милая хорошая жизнь. Зачем тебе это? Я дам тебе все и поддержу тебя, слабый ты человечек. Ну же? Грешник. Раб. Глупец. Крест этот, не для тебя, вставай же!" И тогда я сказал ему валясь на грязном снегу: "Отойди от меня змий, не знаю тебя и знать не хочу, жалкий лжец и отец любви". Опять прошли сутки, а я лежал там же около бревна. Но вдруг, каждая из миллион хрустальных каплей перестали звучать. Я застыл. Стало так тихо, что в этой абсолютной тишине я услышал жуткий грохот у себя внутри. Звук тишины так велик и страшен, что не одно ухо не способно вынести этого адского грохота! Я приподнялся с трудом на колени и закрыл свои бедные уши. В нас оказывается имеется страшный грохот. Мы самые громкие машины в этой бездне! Вот почему природа чужда нам. Настала такая ужасная невыносимая тоска, что я не мог никак не отреагировать на происходящее, а только лежал сжав уши на талом грязном снегу. Далее почувствовал как меня взяли за локоть. Это был сатана, а с ним старичок-дурачок. Сатана смеясь сказал:

– Востань пророк, и виждь и внемли. Исполнись волею моей. И обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей». Они смеялись надо мной.

Старичок дурачок уставши от смеха, сказал, как много лет тому назад:

- О! Ну и поработали они над тобой на этот раз...

Так ангелы смерти и ада понесли меня на крыльях. С тех пор началась новая весьма странная жизнь. Жизнь эта делилась на несколько этажей или пунктов; или разделов.


То что сеет в сердце дух святой – одиночество


Помню изображение одного короля. На фотографии, этот весьма неглупый удачливый человек, получив внезапно Власть. Позируя перед камерой во всей красе своего одеяния и славы, будущий король имел искрение выражение счастливого ребенка, оказавшегося в новом мире; и кажется, чрезвычайно приятного захватывающего приключения. Поистине так получает Власть достойный, но ещё не готовый к Власти. У Власти как дрессированная собака прислуживает Слава, всегда готовая тебе укусить. Горе тому, на кого сваливается Власть, а он еще раб и ничтожество. Горе тому, кто нашел сокровище, а сам в себе безвольная бесхарактерная бестолочь. Я видел тысячи загубленных детей от свалившегося наголову богатого наследства. Горе тому, кого укусила слава, а он лишён всякого самолюбия и гордости. Будучи чуть моложе, я в тайне мечтал о Славе (о я бедный и жалкий!) и завидовал власть имеющим. Завидовал и ненавидел богатых и скупых. Больная сущность и слабость, немощность, склоняла меня к этому. Но имея в себе главный здоровый инстинкт, стержень, я побаивался и славы и богатства. Приди она - думал я, - смогу ли я усидеть и не быть смешным? Что самое опасное для мужчины? Не быть трусом? Не быть подлецом или мерзавцем? Все это песни одной и той же устаревшей морали добрых. Разумеется осознание собственной трусости меня всегда обескураживало. На многое я мог решится и рискнуть, даже более других самых смелых и отважных. Но с рождения я прирожденный трус. Это моя сущность и данность от рождения. Моя слабая природа. Сущность и природа противящегося тащит, покорного ведёт. Нет! Любой самый трусливый от природы мужчина может на время преодолеть себя и стать смелым, решительным, отчаянным, благородным. Любой. Чувства которые мы изображаем или испытываем на самом деле, практически неотличимы. Что же самое трудное? Самое страшное для мужчины или женщины - не быть смешным или смешной! Это самая твердая здоровая аксиома, и я понял ее всем сердцем. Дай мне славу или власть, чуть раньше или теперь, я непременно выглядел бы смешным. Я видел смелых честных мужчин, но недостаток ума и благородства делал их смешными. Как смешно смотрятся эти ныне расплодившиеся кругом все эти кокетки мужества. Эти пресловутые воины и напыщенные «мужским» карикатуры. Они обладают силой, мускулатурой, ловкостью; умеют нанести и отразить удар, но все они до смешного смешные. Посмотрите на этих бойцов вооруженных до зубов красивейшим оружием и лучшими дорогими конями. Они как кокотки носятся с этим угрожающим добром, кичатся своей способностью напугать и поразить труса. Но даже самый робкий и недалёкий раб, торгаш или подвальный ростовщик, может похихикать в углу с этих разряженных питухов. Бесполезно им преподавать примеры истинного мужества. Им не хватит даже ума на высший аристократический вкус. Пожалуй в Исламе ещё можно выискать достойные примеры. Но и там все это отравляется фанатизмом и тупой бесполезной жестокостью или показным великодушием. Посмотрите на этот ныне жалкий уголовный мир. Они стали настолько смешными и жалкими, что отвратительно смотреть даже в их прошлое. Где как не там, можно было найти самые великие примеры мужества? Преступник как и добрая больная христианская каналья, выползает из подземелья и подвала. В этом его декаданс. Отдадим дань преступнику! Этим благородным авантюристам прошлого: воры, пираты, законники, конкистадоры, бродяги. Они поистине стыдились быть смешными. За что люди призирают нынче воина? – несмотря на все старания  возвысить престиж. Крушение фундамента прежних установок и желание устоять на старом, делает смешным того, кто постоянно пытается удержать равновесие на шатком стуле. Вот-вот упадет, размахивает руками, держится, старается устоять. Невольно появляется усмешка. Как нам не жаль падающего, приходится бороться нарастающим презрением. Отдадим дань воинам! Всем этим поистине великим примерам мужества и отваги. Они восходили в самые великие вершины Власти. Обладающий Властью, прежде всего стремился стать военачальником. Теперь это выглядит смешно. Мы только  снимаем шляпы перед достоинствами прошлых примеров. Увы, все эти рыцари, казачки, солдаты, авантюристы, - ряженые клоуны и жалкие шуты. Их современные победы обсуждаются с большой долей презрения или отвращения. Истинные воины теперь остаются в тени и помалкивают. Они не хотят быть смешными и жалкими. Они чуждаются сострадания и милости. Ужас в том, что самые смелые и честные сердцем, отдают свои жизни, ради того чтобы большинство удерживало свою усмешку.
Не тоже ли самое, можно сказать о женской власти? Каждый боится в женщине обнаружить смешное. Непременно отворачивается чтобы не видеть смешного в ней. Все эти домашние коровы и самарощенные львицы, заставляют нас, как назло, усмехаться. Больше всего сердце мое скорбит когда я вижу увядающую от времени красавицу. Прячь свое лицо - говорю я ей - нам пора отойти в сторону. Успокоится и принять жестокий рок. Подумаем лучше о нашем будущем - могиле. Это пусть не украсит, но сбережёт нас быть посмешищем. Пусть они - молодые и цветущие младенцы идут во след нам. И им уготовлена наша доля.
Вот так мысленно я говорю с каждой увядающей красавицей. Горе быть рядом со смешной женщиной. Не жалко мне вас, вы - привыкшие клянчить любовь, купаться в пошлости и безвкусии, жадные тупые теплые добрые коровы. От вас всегда доносится теплым молоком и мочой. Орудием вашим служит очаг и ваша пресловутая верность и любовь. У вас как и у христиан нет стыда. С наглостью и упорством вы навязываете свое сладкое безобразие и серость. Никогда тебе в голову не придет что ты смешная. Обида и каприз - твой вечный упрек. Вы - едкие жадные до любви бабёнки - в вас никогда не возникнет вопроса о собственном безобразии. Никогда ты корова не сядешь в углу, и не скажешь себе: «А не уродлива ли я? А не пора ли мне спрятать себя от глаз?» Неееет....ты будешь унижаться, мерзкое отродье, и ползти через любые унижения. Мало того, ты заставишь любого поверить что он изверг. Хозяин! Гордец! Грешник! Это у вас общее с этими божьими канальями христианами. Вы играете на слабости и с помощью своего ничтожества, покупаете себе вашу усладу - Любовь!  И ты, теплая жадная до услад корова, будешь демонстративно лезть в глаза своими пудовыми грудями и своей этой знаменитой сахарной страстью. Ну, давай же! С довольной мордой, пошлая мягкая пушистая ****ь. Пей и высасывай всякое лучшее здоровье и великодушие. В твои часы одиночества, ты будешь хныкать на кухне, в этом своей излюбленной норе. Там в норе ты пожирая мясо и мучное, будешь молить у своих богов засевших в углах, чтобы тебе отдали твою любимую игрушку и забаву. Ненавижу вас! Добрые проклятые коровы. Не стоите вы даже жалости. Вы гной и гниение. От вас всегда чем-нибудь воняет. То ли дело красавица. Красавица это порода или, та кто имеет все для создания породы. Аристократия кончилась тогда, когда с них стали хихикать рабы. Признак начала вырождения. Один сказал в самую точку и глубину: «Есть у ней один изгиб тела, я бы за этот изгиб отдал все, а потом умер». За этим пафосом страсти кроется тайна большой женщины. Есть такие гордые маленькие уродинки, что хочется упасть пред ней как пред царицей мира. Теплая корова, при всем старании, неспособна даже отдаленно вызвать это чувство. Почему? Можно быть безобразным, калекой, кем угодно, но если у тебя есть вкус, достоинство или стремление НЕ быть смешным, или, стремление к этому, ты уже получаешь награду свою! Признаю, приходится обманывать женщин, создавая видимость власти. Приходится ползать и целовать грязный пол, где ступала ее миниатюрная ножка. Приходится припадать к ручке и рыдать, рыдать, рыдать. О как они трепещут, когда сильная гениальная машина рыдает у ее ручки. Зачем припадать? Чтобы самому не подпасть под ее власть. Ибо в самых лучших женщинах сидит страшная Власть, и горе тому кто становится рабом Болезни. Какая-нибудь уродинка или царица может наступить на тебя как на змею или паука, и тогда ты станешь жалок и покорен как собака. Так опереди ее, и спаси себя от болезни. Ползи как раб и насекомое, говори ей: я ничтожество, червь, ноль, таракан. Они любят все мерзкое и грязненькое. Почему? Потому что женственность всегда зла, жестока, беспощадна. Она Власть. Она требует подтверждение власти над тобой. Пожалуй мне пора замолчать. Ибо я имею дело с женщиной.
Меня спрашивали, чем я достиг такой власти например, над женским телом? Отвечаю: упражнением и постоянным хождением вблизи смерти и опасности. Они, эти проклятые кошки, они любят когда попахивает смертью. Когда ты не жалеешь себя и не щадишь. Горя вам, ловеласы и проститутки ищущие женского внимания. Убогие спортсмены любви, позорящие честь мужественности. Вы уже получаете награду свою. Я настолько достиг власти, что даже из теплой глупой тупой коровы, способен сделать злую проститутку. Тогда в ней откроется путь к женщине. Они говорят: любите друг друга. Я говорю - имейте Власть! О женщине придется сказать пожалуй больше, чем о всем остальном.


ПРОПОВЕДЬ ДУРАЧКА О ПИЩЕВАРЕНИИ


Посмотри на кошек и зверей. Они всегда ищут тепла и покоя. Желудки выродков становятся, когда они едят жирное жаренное мясо. Они превращаются в свиней от слабого пищеварения, и поэтому выдумали всякий бред для похудения и облегчения пищеварения. Для нас мясо и любая самая жирная пища, всегда служит в пользу. То что им зло, для них это поистине вред. Они правильно делают! В одиночестве они сходят с ума: они кричат: «Да здравствует общение!» Эти выродки не понимают что чрезмерное общение с людьми действует так же точно, как проституция губит женщину. Береги себя от людей, сынок. Самое ценное - это покой и воля. Не спи, с кем попало, и не ешь, с кем попало. Находясь вблизи «всех», ты рано или поздно заразишься и заболеешь. Посмотри как любят они, как занимаются любовью. Это кисель с нытьем, или спорт или состязание. Они стонут, потому что знают что в любви надо стонать. Они радуются и говорят друг другу ласковые нежные слова, потому что они знают что обычно так делают те, кто любит. Они испытывают счастье, потому что нужно быть непременно счастливым. Они дружат, потому что где-то была дружба. Они всегда «казаться», но не «быть». Они привыкли рядится во что угодно, лижбы только им одобрительно сказали: «Они живут!» Их бог - общественное мненье. Привычка, свыше им дана. Поэтому, как только начинается война или бедствие, все они начинают грызть друг друга и топтать ногами. Божьи коровки. Эти миротворцы, кричат тут же: Бог любит нашу страну! Слава защитникам отечества! Слава. Кровь ближних или дальних, для них пустой звук. Имя их - Обыватель. Главная причина их доброты - умиление и эмоциональность. Он, она, утром трудятся в доме для бедных, а вечером проходя мимо они не слышат вопли миллионов. При этом они тычат нам свое великодушие и сострадание. Это выродки сынок. Имя ему - Человек. И помни сынок: ты родился человеком, поэтому твоя задача стать кем угодно, но только скинуть с себя это ярмо человеческое. Стать дьяволом и жалким бесом. Дьявол ненавидит человека. Ненавидит бога. Я антихрист и античеловек.


ДЕКАДАНС

 
Обжаривая на огне мясо, я вспомнил старичка-дурачка, когда в поле ночью, мы готовили ужин из убитого зверя. Он говорил глядя на пламя:

– Видно, сынок, что ты здоровый крепкий зверь. Так грызут мясо звери хищной аристократической породы. Стоит всмотреться в глаза зверя, чтобы понять из какого теста он сделан. Заметил тех людей, что шли нам навстречу? Там в трёх часах отсюда, около трёх тополей. Это здоровые люди сынок. Они сами себя обозвали здоровыми. Но это шли нам навстречу выродки. Любовь поражает не только душу. Она жаждет проглотить человека всего. Люди подобно этому негодяю фарисею Павлу, придумали такое понятие как душа. Они сказали: «В нашем трупе живёт призрак – душа». Так будем же заботится о теле. Хитрая лиса этот Павел. Помни, что рассуждая о теологах, прежде всего мы находимся среди евреев. До христианства жрец поедал мясо и лил кровь над алтарем. Христиане объявили хлеб телом, а вино кровью. Отсюда примерно вошло такое понятие как доброе и злое, полезное и вредное. До этого еврейский бог мог запросто вырезать сотню язычников, и евреи кричали Ему - О! Добре! Людишки что шли навстречу нам, предпочитают диеты и здоровый образ жизни. О чем это говорит? Что они уже больны. Больной, волей не волей «ощущает», что это ему полезно, а от этого стоит воздержаться. Эти же, молодые ещё люди, вполне как бы здоровые, на самом деле в корне больны. Их инстинкт выбирает всегда в пользу больного. Спроси какая музыка в их предпочтении? Это какой-нибудь кисель или постная каша для так называемого веселья. Жанр и стиль не имеет значения. Они непременно выберут по себе. И если даже развит вкус, все одно он пальцем укажет на вялое, хилое, теплое. Никакое. Никак не горячее, или холодное. Для таких как мы всегда полезен холод и музыка бунтаря. Эти закаляются чтобы не кашлять. Причем в этих упражнениях холодной водой, всегда есть убийство заживо. Посмотри на кошек и зверей. Они всегда ищут тепла и покоя. Желудки выродков останавливаются и откладывают жиры, когда они едят жирное жаренное мясо.


ПЛЮЮЩИЙ МАЛЬЧИК


Остроумие, по признанию многих - степень наличия или отсутствия ума. Оно стало быть есть, или его вовсе нет. Это вопрос. Не буду подражать самому великому психологу, рассуждая о Сократе. Уверен этот человек считал себя первым вселенским шутом. Опять же, самой безобидной шуткой движет Любовь. Это следствие. Причина - Власть. Фундамент на котором Любовь несёт тебя к Власти - удовлетворённость и удовольствие. Шутки для идиотов - это когда например  что-то роняют на голову. Больно, неприятно, а нам, как не совестно, смешно или весело. Чем неожиданней произойдет падение ближнего, в более сжатой форме, чем меньше будет деталей, скуки, словом чем меньше препятствий, тем больше удовольствие и удовлетворение. Прохожий забавненько поскользнулся. Самый сдержанный, порядочный человек, внутри у себя усмехнётся. Даже на само желание усмехнуться, усмехнётся. Разумеется в особом настроении и расположении. Что собственно произошло? Боль и страдание ближнего, доставляют нам удовольствие. На этой формуле выстроена вся «сеть» удовлетворения от юмора. Для сложных людей рассчитано остроумие. Дети, люди попроще, получают удовлетворение например от скоморошничества. Австрийский великий сексопатолог, ковыряясь внутри половых органов какой-нибудь милой девицы, первый обнаружил что земля не вертится вокруг солнца. То есть всем движет либидо или Любовь. С рождения я был шут или, меня тянуло повесились или, будет точнее сказано - повеселится самому. Это значит не то, что якобы я был в преимуществе перед другими (как может больной быть в преимуществе?); это означает что я был более больнее других; разумеется в своих скромных масштабах. Настоящий опытный комик нутром чует что без трагизма, невозможно достигнуть мастерства в искусстве скоморошничества. Самый одаренный клоун или сатир, комедиант, плавает между серьезнейшей трагедией и валянием дурака. Я говорил что от рождения был трус. В пять лет к тому же, я уже испытал истинную боль и страдание. В приступах страха я мог застыть перед каким ни будь пустяковым препятствием, указывая с ужасом на безобидную палочку. Лицо мое искажалось от нарастающего рыдания и ужаса. "Сыночек мой, не бойся, это всего лишь палочка. Не бойся хороший мой" - подбадривала мама чуть, улыбаясь моему этому кошмару. Поддерживаемый матерью я переступал палочку. Вообще лицо мое всегда на мир смотрело отчасти с этаким оттенком кошмара. Большая голова, постоянно круглые от удивления, печальные глаза, надутые щеки и тоненькая маленькая фигурка со слабыми ножками похожими на две палочки. Многие улыбались просто от моей этой фигуры. Всем было меня жалко. Странная деталь или привычка: иногда, повторяю иногда, когда какой-нибудь дядя, родственник, сосед, гость, словом кто угодно, умилившись от моей этой внешности, опускался на корточки, чтобы чуть ближе познакомится. Разумеется мальчик начинал бояться. Что ты малыш, - переживал гражданин или гражданка - не бойся детонько. Меня зовут так то и так то... И только аккуратно протягивались мне объятия, внезапно мальчик плевал в лицо. Сюжет? Никто в тот момент не смеялся, даже мой отец, любивший чего-нибудь пикантное. Так… иногда всматривался на меня сквозь очки. Дедушка приходил в ярость (дедушка был честным и прямым человеком). Улыбались или прощали обычно мама и бабушка. И они нередко оказывались недовольны этой моей неприятной привычкой. Почему они прощали? Они любили меня. Приятель отца, кажется остряк, назвал меня "Плюющий мальчик". Уже на какое-нибудь рождество гость или гостья, смотрели на меня вполне серьезно, хмуро, как бы что-то припоминая. Таким образом меня редко беспокоили. Таким образом я с рождения нашел способ отвоевать собственное одиночество. Уже тогда как ветер кружил дух святой. Одиночество.

С детства на мне была тень старичка дурачка. Однажды я увидел бесстрашного воина, язычника. Он поведал мне историю как умирали его предки. Как будет умирать он. Со звериным оскалом на устах! Так точно, - сказал я себе поклявшись. - Буду умирать и я! Дороги, дороги, дороги. Сколько нам предстоит путей! Иди-иди, маленький плюющий мальчик, тебе предстоит дальняя дорога. Теперь я не верю дороге как и всякой надежде, вере, любви. Но тогда, да и теперь, собираясь в путь, по привычке потираешь от предвкушения руки. О как тщетна всякая Надежда, как беден ты, глупый человек. Куда идёшь ты по круглой земле? Усмешка на моих устах всякий раз, когда я наблюдаю за всеми этими путешествующими туристами. Сам я ведь турыст. Бедный человек. Бедный. Иди, иди, мальчик, далек и странен твой предначертанный путь. Ой ли предначертанный? Ой ли особенный твой путь ты – центр и пуп ты земли!
Больше всего я не переношу в себе когда я превращаюсь в остряка. Быть мне всегда шутом и скоморохом. Острить, значить заранее угодить. Гадок клоун ищущий угодничества. Ныне все только и занимаются угодничеством. Поэтому и шутовство стало удивительно гадким. Искусство становится гадким. Все, включая культуру в самом обширном диапазоне, становится гадким и бедным. Даже самые отважные боятся рискнуть. Риск - благородное дело. Покажите мне благородных? Знаю, там и там, в отдаленных уголках мира, живут одиночки старички-дурачки. Никогда не встретятся эти бесы одиночества и ничтожества. Никогда. Лишь только эхо или звук, доносится ударом через толстую стену тюрьмы под названием Мир. Эти узники перестукиваются между собой ели слышно. Вот раздался звук, приложилось ухо к стене. Кто ты, узник, мой невидимый сосед по камере? О!...рад, безмерно рад уважаемый мой сосед. Узнаю я тебя по голосу. Узнаю. А, ты, ещё один... бедняга. Оставил мне на этой стене слова. О как я понимаю тебя пленник и друг мой, живший столько лет назад. Как и я, ты сидел ночью, и буква за буквой выводил эти слова. Мой бедный предшественник. Как и я, ты сидел ночью, и буква за буквой выводил эти слова. Мой бедный предшественник. Для кого старался ты и ломал свои когти, выцарапывая эти строки. Ты взобрался высоко в горы, как холодно здесь и сколько льда. Кто согреет нас, гиппербалойдов ничтожества и убожества. Зачем забрались сюда мы - ты и я? Воздух тут чист. Очень чист. Как независимо дышится здесь! Как чисто и ясно. Земли не видно, только эти полумертвые вершины гор и скал. Там внизу земля и человеческая жизнь. Вершина. Зачем стремился к вершине? Как кружится голова и хочется поскорей упасть и уснуть навсегда. Узник, друг мой.. Так старички-дурачки сидя в своих камерах, но высоко на вершинах, только наблюдают как сквозь тусклое стекло, друг друга. Иди маленький Андрюша, тебе уготовлена странная дорога, но не верь тому, что дорога эта долгая и особенная. Если кто-то скажет тебе так, плюнь ему в лицо. Маленький плюющий мальчик. Плюнь! Путь пройдет как день, а в конце ты скажешь: А было ли это? А было ли... Иди и не обворачивался, маленький мальчик.


О ТОМ, КАК Я ПРЕДСТАВИЛ ЧТО БЫЛО ДО МЕНЯ


Мы проходили мимо большого ущелья. В этом ущелье с огромной высоты падала вода. Было так высоко, что капли недолетали до земли и растворялись в водяную пыль.

- Так вот точно наши мысли неспособны ни до чего долететь до конца; как эта падающая вода - произнес старичок-дурачок.

- Люди странные создания. Они думают что мыслят. Они верят что думают. Сознание как водопад ¬- слишком высоко оно над поверхностью. Сознание так устроено в этой Бездне, что трудно додумать до конца о каком-нибудь пустяке. Для этого существуют мудрецы, эти атлеты мысли. Недаром невежественный маловдумчивый обыватель усмехаться с атлета. Он не менее жалок, этот вдумчивый мудрец. Попробуй, сынок, представить и подумать что было до тебя, когда тебя не было. Каков был день или утро, за день до твоего появления на свет? Представил. В этом упражнении сознания есть одна сложная деталь. В этом мысленном упражнении надо отделить себя от человечества. Слово «мы», недолжно существовать. Это Болезнь играет нами, когда мы говорим, мыслим, представляем, воображаем, вспоминаем, думаем, чувствуем. Мы, мы, мы, мы. Любовь, любовь, любовь, любовь. Болезнь, болезнь, болезнь. Все эти сущности и понятия  одни и те же пути. Смерть говорит нашими устами. Они говорят: «Мы построим будущее». Или: «Вчера мы отправили человека в космос». Или: «Мы думали триста лет назад иначе чем теперь» или: «Завтра мы будем мыслить иначе». Слышишь какая наивная самоуверенность? Христианство или человеческая наивность всегда втягивала человечество в некую общность, которая мыслит общими категориями. Был. Буду. Не буду. Все это бред. Итак сынок, попытайся понять или представить, что же было до твоего рождения. И если с помощью медитации своего сознания ты, наконец это сможешь представить без категории «Мы», тогда ты наконец поймёшь что ты ничтожество. Тебя нет. Ты - это странная мгновенная вспышка жизни. Ты поймёшь что первая иллюзия заключается в уверенности что он или она, спят. Твое бодрствование, такой же сон, как ты умираешь каждую ночь. Спящая машина. И когда умники утверждают что все же есть разница, между сном и бодрствованием, то это мне напоминает все эти тысячи безумцев созревших для сумасшедшего дома. Они живут весьма неплохо и весьма устроено эти спящие безумцы. Человек просыпается, идёт на работу, возвращается, укладываться спать. Это может делать легко любой безумец или спящий. Привычка свыше им дана. Этот бог-обманщик все сделал для того, чтобы из человека сотворить слепого управляемого дурака. Ну разве это не сон! Разве не сон, когда стоит себя заставить додумать хоть что-нибудь, и непременно попадаешь в ловушку сознания. Всегда тебя унесет куда-нибудь далеко в сторону. О! бедный человек. Ты даже мыслить не умеешь. Глупая спящая машина. Посмотри на этого невысокого мужчину. Оно идёт, и думает что оно мыслит. На его лице изображено способность мыслить. Это умный человек. Он уверен что по его воле поднимается рука, а глядя на детскую площадку с детьми, он видимо предполагает что есть в человеке свободная воля. Он мыслит от лица человечества. Вот ещё одно изобретение Болезни - свободная воля. Или другая крайность: рок, судьба, предопределенность. Или добро и зло. Или это хорошее, а это плохое. Все это изобретения хитрых жрецов для управлениями спящими машинами. Чем глубже сон, тем требуется больше тишины и покоя. Заметь, как только человек становится на путь религиозности, он моментально становится бездарным и притупленным. Литература или искусство приближается к чему либо стоящему, когда оно мыслит безбожными категориями. Хочешь стать истинным художником – берегись бога. Когда человек освобождается от всех этих сказок о боге и любви, он становится творцом. Просыпайся сынок! Дьявол обращается к тебе. Просыпайся сынок! Ну нет ничего абсурднее, чем во сновидении, персонаж сна, обращается к спящему: проснись, ибо я сон. Ты сон. Мы с тобой – Ничто. Понимаешь ли меня сынок? Этот мыслящий мужичонка идущий мимо нас, ещё одна спящая машина. Фанатик или религиозные души, это всегда добровольно желающие уснуть ещё глубже. Говорят: слава труду. Зачем труд? Чтобы удачно и более менее благополучно проспать. Иначе если не труд - рассуждает спящий, - то что же тогда? Вся эта нынешняя демократия… понаблюдай ее какой-нибудь грек или римлянин, вот это бы оказалась поразительная комедия. Вот бы поменялись они. Почему я не устаю повторять что христианство это самое большое несчастье. Но это несчастье не могло не быть. Всякий творец непременно приходит к чему-нибудь слишком кудрявому или чрезвычайно странному. Почему? Потому что Любовь должна править, и она правит миром. Болезнь всех Болезней. Но Болезнь это следствие, путь. Каково же причина? Кто стреляет этими стрелами? Кто этот купидон? Чуть позже я расскажу тебе сынок. Чуть позже. Только расставив уши, держись за поручни. Я динамит сынок. Скоро я взорву твое сознание, и ты проснешься от жуткого грохота моего тихого молоточка.


О глупых самонадеянных девчонках


Лет так десять назад - вспоминал старичок-дурачок, - мне непрестанно на пути попадались девчонки с одним весьма характерным качеством. Все они были снежные королевы и царевны-несмияны. Не путай с этими кастратами и импотентами. Это были в корне здоровые девушки и женщины, но мечтающие о Любви, то есть о Власти. Ты заметил, что какая-нибудь здоровая человеческая машина, всегда страдает недостатком чего-то. Заметил? Только через боль и болезнь мы познаем хоть что-то. Любой путь открывает нам Власть. Для этого необходима Любовь. Не любивший жалок, как и тот, кто прославляет Любовь. И вот мне стали попадаться как назло эти холодные нерастопленные умницы и красавицы. Ну и злы же они! Ну и любят они посмеяться над тобой. Если бы эта цыпочка только знала, что именно заставляет вздыхать о ее ножках. Ледяная дурочка снегурочка. Надо признать, хорош был и я. Но боже мой! Зачем ты старичок-дурачок продолжаешь служить этим людям, которые пинают тебя своей бестолковой самонадеянностью и пустотой. Хамы! Теперь она сидит одна, эта щебечущая некогда пташка, и думает о том как осень близко, а там гляди вечная зима. Блаженны любящие - говорят они. Я говорю - блаженные пережившие и победившие любовь!


ЧЕЛОВЕК С НАПИЛЬНИКОМ. О ТОМ, КАК Я ПОИСТИНЕ СТАЛ СВОБОДНЫМ


Ещё в молодости я слышал об одном старичке который убежал перед смертью от своей семьи. Тогда я догадался чего искал этот старик. Свежего воздуха. Способности сесть одному наконец, побыть самим собой. Далее заглядывая в книги и чужие семьи, я видел много привлекательного и необходимого; многое хотелось пережить и испытать. В конце концов, нашлись люди которые упорно сулили мне семейную счастливую жизнь.
Человек не может жить иначе. Не имея ответственности ни перед кем, ты превращаешься в эгоцентричного инфантильного оболтуса. Это правда. Но судьба приготовила мне иную долю. Наивен тот, кто думает что человеку необходимо то или это. Разумеется желательно хорошее, нежели нехорошее. Мудрец ответил вопросом на вопрос: а не достаточно ли одного хотения? Действительно. Задаю я себе опять задачу, оглядывая свой скажем, тернистый шероховатый путь.
Мог ли я хотеть то, чему отдавал предпочтение или, не спрашивая меня сам Рок и судьба, преподносила мне на блюде всякого рода сюрпризы, весьма кстати сказать, нелюбимые. Скажем, человек знает, что его неприметно накажут, но он берет и делает вопреки наказанию. Опять логика подводит к Власти. Помню после неописуемых ужасных переключений, от которых у Маркиза де Саде или узника Беркинау, волосы стали бы дыбом, меня а итоге бросили и заперли в камеру. Человек валяется в крови, тело полностью покрытое синяками дрожит и лихорадит. У соседа отнимается напильник и узник принимается точить остатки своих зубов. Боль от голых нервов была невыносима, а кровь залила глотку. Сосед по камере пятится  в угол, предчувствуя недоброе. На всю камеру раздается мерзкий звук адского напильника. Повнимательней бы всмотреться в эту картину. Повнимательней. Все эти кретины-психологи, непременно выставят диагноз. Тут же! Бегом! Им крикнут как полагаются в знак одобрения послушные ослы - приличные порядочные люди. Вот что я ещё ненавижу - порядочную сволочь. Ну да бог с ними.. Есть вещи и поважнее. Нельзя не сделать вывод, что человек с напильником - человек прежде всего жаждущий свободы. Его бьют ногами каждые два часа, а он пилит. Его забивают и издеваются, а он пилит. Тут вполне уместно провести пафосно антологию с Сизифом. Изумлённые разъярённые надзиратели выходят из себя и бьют ещё сильнее. Напильник оставляется скотами охранниками ради эксперимента. Какова же грань и степень терпения? Кровь давно льется даже из глаз. Открывается внутреннее кровотечение. Не будем спрашивать зачем бить. Это вопрос объезженный и банальный. Это вопрос Любви. Человек с напильником хочет одного - хотения. Он хочет власти. Над чем или над кем? Над самим собой? Разве? Таким образом в поисках свободы человек с напильником подходит к главной затее устройства мира – абсурду. Человек ищущий свободы, рано или поздно подходит к глубинному устройству мира. То, из чего состоит «всё», прежде всего Абсурд. Древние, не имея современного научного понимания, чувствовали что мир далеко не классический, логический, линейный. Сидят два академика, вполне люди здравые, умные, серьёзные. Но так, как эти господа рассуждают об устройстве мира, напоминает сюжет из психиатрического отделения, где дураки, ведут дискуссию о том, как все же кудряво устроена наша вселенная. И наука, эта бедная мать повторения и эксперимента, подошла к самому настоящему безумию. В чем разница, между стишками какой-нибудь придурковатой поэтессы , эксцентричного литератора, ученого нашего времени, и постояльцами сумасшедших домов? Никакой.

Испугавшись и удовлетворив себя насилием, надзиратели ночью погрузили труп человека с напильником, вывезли загород, и для достоверности гипотезы переехали автомобилем. Благо была грязь и лил сильный дождь. Человека с напильником спасла непогода. Умирая человек с напильником думал: «Ну все. Пора. Вот это наконец конец. Ну быть не может что ещё кто-то, этот бог или дьявол, захочет испытать и посмяться надо мной. Всякому безумию и любви, должен прийти конец. Я умираю».

Но опять человек с напильником выжил. Вот ещё вопрос? Почему одни, казалось бы живи и живи, бац! И нет хорошего человека. А всякая мразь, мало того что живёт, так ты попробуй ее убей. Помню, был у меня жутко живучий знакомый. О, как я ждал, желал его смерти! Бедный я. Ведь я не знал что делал всё, своей любовью, чтобы он выжил. Когда я разлюбил его, он тут же умер. Любите же меня. Любите!
Через три дня шел мимо старичок. Нет, не дурачок, а просто пенсионер и любитель походить осенью по грибы. Пенсионер нашел тело человека с напильником. Но обыватель не всегда торопится делать поступок. Только на следующий день старичок позвонил куда надо, разумеется анонимно, и тело через время было доставлено. Учтите, что одно дело, когда тело принадлежит скажем, маме, жене, партии, общине, или общественности. Хорошо если тело имеет все же общественное достояние. Хуже когда тело абсолютно свободно, и даже оно ненужно самому себе. Пилил бы напильником хозяин свои зубы, если бы он «ценил» себя?

Может вина лежит на всех этих божьих одуванчиках. Христианах? Эти канальи пилить зубы не станут. Они даже как-то убрали моду быть распятыми. Но что главное они подарили нам - любителям свободы, - так это веру в душу и в бессмертие. Тело - одно, а душа - другое. Хитрожопые мерзавцы и трусы. Готовы умереть как их учитель, но у кого как не у них! У этих мучеников за правду, не поучится на грешным – их умению умно и благополучно и миленько жить. Как не у самих мучеников за веру? Той же жажды власти? Необходимости земного счастья и покоя. Они нам говорят и вбивают в головы что тело это храм, а душа это самое бесценное что может быть для их боженьки. Берегите свой храм – говорят хитрые и мудрые, – дарованный вам дети мои. Какого? Эти все невинности, на первый взгляд, кажутся милыми исключениями или сказками. Или правдой? Неважно. Этим умненьким выродкам, достаточно разумного объяснения, то есть духовного, и они покорно поверят во что угодно чтобы чудненько прожить свою тихую жизнь. Другой, какой-нибудь воин, бунтарь, авантюрист, или просто честный доверчивый любитель остренького, непременно убедится: а так ли это? Бессмертна ли душа? Милостив ли бог? Велико ли его терпение? Теодицея – что это такое? А сочтены ли все мои волосы на голове? Бессильно ли добро? Что есть зло? Все эти безобидные вопросы иногда в некоторых нехитрых натурах, вызывают желание испытать на своей собственной шкуре. В отличии от этих мразей в рясах и с крестами на шеях. Я вам предъявляю обвинение! Вы, проповедники любви. На вас лежит кровь многих. На вас! Хитрые грязные трусливые канальи. Вы как дятлы долбите младенцам в головы ваши больные истины, а потом достаете этих младенцев из грязи и вони, и говорите: Братыку! Покайся...бог кохае тебэ...трымае тэбэ братыку...
Вы обвиняетесь в убийствах. И суд уже идёт над вами всеми.

Здоровье даёт нам право играть опасно с собственной судьбой. При этом не всегда голова нам в помощь при наличии выносливости. Все эти декаданс, все эти хилые мальчики и девочки, приглядись в них... В двадцать лет оно уже думает о том, как бы поберечь свою несчастненькую драгоценную шкуру. Будучи подростки, на собраниях, они ноют о своих бедах и психологических несчастьях. Хныкают, а чуть оправившись, становятся дерзкими и смелыми. Они рыбки, любят матерится и тыкать пальчиками с указаниями как требуется жить. И с чувством оно произносит:  «Сука!». У ти хороший мой. Дело не в том, что они тупые. Дело в том, что они родились чтобы умереть. К счастью или несчастью современная культура почему-то взялась отстаивать жизни декаданс.

Мы сидим с тобой всего от силы час, а ты посмотри сколько пронесли мимо нас покойников - указал мне старичок-дурачок провожая взглядом похоронную процессию.
- Вообрази, если смерть, это ещё одно приятное путешествие (вот ещё способность всё и вся, видеть непременно как приятное), – допустим дружок, допустим.. Тогда можно объяснить, что всем этим спящим машинам некогда думать о будущем. Они работают, имеют семьи, дома, по выходным посещают рестораны и путешествуют. Словом - живут и борются со скукой. Но всех этих машин буквально сейчас, пусть завтра, поджидает Она. Смерть самая ироничная и терпеливая женщина. Будь ты хоть самым рассудительным и мудрым, будь хоть кем. Эта Красавица проглотит тебя мгновенно. Рассуждения о смерти надоедают. Они действительно скучны и банальны. А какой смысл говорить о ней? Что с того, если я или ты, будем беспрестанно причитать: завтра мы умрем, завтра мы умрем...

Старичок-дурачок ковыряясь палочкой в земле задумался на несколько минут.

- Но, знаешь дружок. Думай лучше не о смерти (действительно какой смысл думать о том, чего нет) – думай о жизни как о самом коротком бессмысленном отрезке. У нас катастрофически мало времени - кричат эти спящие машины. Разве мало? Ну разве мало? Куда торопится узнику в этой тюрьме. Куда? Как ни брыкайся, а завтра ку-ку... Что не думай, что не пой. Можешь раздвигать или сдвигать ноги. Можешь стоять, можешь сидеть. Рыдай, будь серьёзен, весел, сдержан. Делай что хочешь. Ни одна позиция не даст тебе преимущества. Я видел как умирала одна женщина. Она билась и кричала: Не хочу! Ее утешали молодые, она мешала им жить. Когда же черт или бог возьмут тебя - говорили их уставшие выражения. Им было ее жалко, но надо держать ведь себя в руках. Заметь, друг мой. Люди, многие человечки неплохо держатся и крепятся в этой тяжёлой странной жизни. Напоминаю тебе: опасайся презирать людей. Ты бес, опасайся. Люди лучше, чем мы о них думаем. Знаешь где я видел во всем величии терпения человека? В лагерях Любви. Там в этих Освенцимах, человек показал себя. О как он показал! Я не говорю о палачах. Это пошло и скушно, говорить ныне о палачах. Я говорю о тех, кто с утра до вечера шел на смерть. Длинные длинные многокилометровые очереди. Замысловатые водостоки и канализации, по которым текла кровь с фекалиями. Десятки тысяч трупов. Сладкий запах гниения. Вот там, там, «они» увидели бога во всей красе. Там... В лагерях Любви они убедились в силе и могуществе их творца. Ты б видел поведение всех этих добреньких воинов бога, этих рыцарей мужества и отваги. Там в самом центре анального отверстия мира все эти добренькие и порядочные показали себя. Ведь на самом деле, весь мир работает как лагерь Любви. Все идут в этой длинной очереди прямо в глотку топки. Играет милая музыка: божественный Моцарт или весёлый Штраус. Кто-то в рупор успокаивает и говорит для приятного сновидения или времяпровождения: «Все хорошо друзья...не бойтесь, не бойся, все хорошо...». Задача палачей убедить, что внизу в нижнем подвале, не конец, а очередное приключение. И жизнь это приключение. Чем больше всякого рода игр: труда, искусства, счастья, несчастья. Словом того что мы называем жизнью, тем легче в самом конце простоять послушно и терпимо в длиной очереди ожидания. Духовники по сути правы, когда они обещают жизнь после жизни. Они лгут, но ложь их свята. Они подбадривают. Они, эти добровольцы узники, сотрудничающие с палачами, которые ходят среди жертв в длинной очереди за смертью, убеждают что сейчас будет приятный душ Шарко. Всем надо помыться, будет всё хорошо. Ведь жить это так мило. Ведь все мы вытянули счастливый билетик. Для этого надо слушаться и делать все правильно, желательно дисциплинированно. Быть бараном, вовсе те так уж плохо. Это выгодно и весьма удобно. Что делает любая религия? Она утешает. Мораль, искусство, семья, книги? Все это для утешения. Палачи ведь с презрением относились к утешителям. Есть в этом презрительном отношении к предателям, не смотря на все, есть что-то честное. Что-то гаденькое и подленькое делают подбадривающие и утишающие. Сами палачи, такие ж точно люди. Они все понимают что к чему. Есть среди них разумеется и садисты и ублюдки. Есть люди неплохие. Везде есть люди разные. Везде. Рано или поздно и им придется встать в длинную очередь за смертью. Это всего лишь игра. Никто не спасётся. Любовь и труд все перемнут... И я вот думаю малыш: что же остаётся человеку, если отнять у него все эти игры и забавы? Что ему остаётся идущему на смерть? Зачем будить его? Мой знакомый человечешко например, в тайне знает что он спит. И огрызается на меня справедливо: не буди меня дурачок! Слышишь, зачем?
– Действительно - зачем? Я всегда восхищаюсь женщинами в этих вопросах. Ты переживаешь глупый дурачок - говорят они, - все хорошо глупый дурачок. Они даже зевают, тем самым подчёркивая что все это пустяк. Они правы. Я люблю женщин. Они сильны. Ответ мучающий меня и тебя, валяется где-то у нас под ногами. Есть мелкие гаденькие душонки падальщики, которые любят глядеть себе под ноги и собирать с земли всякие ненужные потерянные вещицы. Вот у них стоило бы спросить, что же делать бедному человеку. Правда, поднять с пола, это не значит этим обладать. Пойдем дружок. Я покажу тебе кое что. Пойдем.

Старичок-дурачок поднял меня высоко высоко над землёй.

– Вот видишь мир. Это земля. Бедная земля. Жалей ее. Она заслуживает жалости. Призови их понять что завтра всем конец. Может быть тогда они задумаются, остановятся, проснутся, и перестанут играть в игры. Они скажут ещё сонные: «От черт... Как я долго спала...как хорошо и долго я спала...и ты спал. Давай как прекратим играть в Любовь. Давай сядем и подумаем кто же мы на самом деле такие. Не все эти науки и и мудрости мира нужны ведь нам. Это ведь иллюзия и всего лишь сон. Искусство не спасет нас от ужасной истины пробуждения. Давай же сядем и хорошенько рассудим. Кто же мы такие?


БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?


По дороге проголодавшись мы зашли в одну старую таверню и нам подали целого гуся. Насытившись вполне, старичок-дурачок отпил красного. Развалившись дурачок придался воспоминаниям:

 – Слышишь малыш, как поется в песне? Этот пивун спрашивает: были ли мы вообще? Это вопрос. Вспоминая свое детство, отрочество, юность, я вижу совершенно разное существо. Это существо Я, но одновременно, нет. Прошлое - бред. Я говорил что хорошо бы на всем проснутся малыш. Не слушай меня в эти восторженные глупые часы. Это Болезнь говорит во мне. Никто никогда не проснется. Проснуться, значит верить в человечество. А эта такая пошлая скучная дурость, верить в человечество. Верить - самая пустая бессмысленная глупость. Спроси вот того болвана в пиджаке, верит ли он что он был маленьким. Он ответит уверенно: разумеется! Помнишь на площади пожилого человека которому приносили под его ноги дань уважения и почести. Этот в прошлом так называемый гений, смущался, ведь он знал подлец, что эта дань признания и восхищения, полагается не ему. Не ему. Тот, как они называют его «ранний», это не этот «поздний». Велика ли разница между каким-нибудь «поздним» или «ранним»? Это один и тот же человек? Говорят – вот правитель. О как он правил! А ныне как он, руководит? Вместо ответа горькая усмешка. Блажен тот кто вовремя умирает. Тогда людишки начинают молится на него, пищать: Гений! Гений! Гений! Но если гений в прошлом упорно не желает умирать, непременно его толкают на смерть. Посмотри на сотни матерей которые убивают собственных детей. Они не хотят их видеть взрослыми. Они хотят их видеть прежними. Какими? Именно такими маленькими, когда мать больше всего любила сына. Поэтому всякий ждёт смерти всех этих гениев (вот ещё смешное слово гений), чтобы помнить не о человеке, как таковом, а о своей любви. Любовь смертоносна, как видишь. Умер какой-нибудь жалкий старикашка, в прошлом выдающийся градоначальник или мудрец. Они кричат радостно, не забывая при этом плакать о нём: «О! Он умер! Какая потеря! Досада. Но заметь, что при жизни этот старикашка не был нужен. Разумеется если он сам не заботился о обоготворении «своего» яркого имени. Тут мудрость. Надо всегда быть тонким человеком, чтобы причислять себя к своему прошлому. Тонко надо держатся. И тогда они будут отдавать дань уважения. Ты как живой памятник, история, будешь ходить среди живых, сам будучи мёртвым. Пусть живые восславляют своих мертвецов! Он этот говорящий мертвец, будет с удовольствием подписывать свои ценные книги, участвовать на открытиях памятниках самому себе. Но лучше тебе умереть, если ты рассчитываешь на их признание. Если ты хочешь заслуженной славы. Тогда они, не увидят твою старость, глупость, бездарность. Твой этот очередной новый сон, в котором ты спишь дальше. Умирая вовремя, спасаешь себя – не увидешь кто такие все эти «они». Люди. Зачем тебе знать кто такие люди и чего они стоят. Зачем? Ради чего или кого ты лез из кожи вон, рисковал, отдавал жизнь, время, здоровье, жертвовал, рыдал, не спал ночами. Не видеть бы тебе это всего бедный идеалист и любитель человечества. Кого любишь ты? Ты жалкий искатель ценностей и смысла жизни. Куда бить тебя ещё человек, чтобы ты понял цену всякой ценности. Куда бить? Знаю, знаю, ты боишься потерять смысл жизни. О как велико это оправдание. Как велико. Так запомни дурак. Может в кризисе ты хоть увидишь как сквозь тусклое стекло - кто ты таков и из какого теста ты сделан. Тогда все эти боги, славы, родины, партии, религии, все это тебе покажется ужасной чепухой. Они будут ещё идти рядом с тобой. Будут. Как собачки на поводке тявкать под твоими ногами. А пока служи этой собачке. Ведь ей столько было положено жизней и судеб. Отдай и ты им свою дань бедный человек.


О ЗВЕРЯХ И ИХ ОДИНОЧЕСТВЕ


Мы проходили мимо деревни. Люди видимо принимали нас за бродяжек: нередко подавали нам милостыню. Скажу честно, это меня трогало: с удовольствием принимал хлеб от крестьянских натруженных рук. К вечеру присели у одного небогатого двора передохнуть.
- Вглядись сынок этого пса - указал мне старичок-дурачок на старую цепную собаку, - всмотрись в этого старика. Он почти слеп, зубы его давно сломались о твердые кости, не радует его более ласки и запах женщины. Он был когда-то молод, рвал в клочья врагов, резвился и весилился. Он любил ночь. Потом ему одели вот эту тяжёлую цепь. Много лет он здесь. Такова его судьба. Какая радость у них? Приятный запах теплого мяса или брошенные со стола крохи. Не отнимай у них никогда этого. У них, у этих маленьких и больших убийц, одна радость - еда и сладкий сон. Любят они приключения и любовь. Жалок их век. Знаешь сынок, почему женщины всегда остро чувствуют одиночество? Потому что они ближе к зверю. Женщина - больше всего животное. А зверь всегда дико одинок. Язык его скован. Не скажет он о своем горе и боли никому. Вот поистине мужество в этой собственной бездне. Их язык - жест. В каждом жесте заключено самое ясное слово. В жесте, движении, ты можешь обмануть, но как это сложно быть фальшивым будучи немым. Поэтому человек ужасно больное говорящее животное. Помнишь белую барыню, чьи лакеи подали нам милостыню вчера. Видел ее кошечек? Это выродки. Она отняла своим отношением у этих тварей самое главное - инстинкт зверя. Оно, этот испорченный зверь, не мечтает и не хочет  крови и свежего мяса. Оно живёт в избытке. Оно очеловечивается. Больное животное теряет способность быть одиноким. Горе тому, кто ничего не способен желать. Чьи желания сводятся на нет. Жирные кастрированные коты - что может быть безобразней? Человек христианин - что может бы безобразней? Человек обожравшийся роскошью – что может быть безобразней? Вот погляди направо. Идёт хищник. Не смотри, что эта кошка так миниатюрна. Преврати нас в мышей, мы б узнали из какого теста сделано это чудовище, эта убийца всех убийц. Ты видел у нее какое достоинство? Нет ты видел! Смотри-смотри внимательно. Так могут чувствовать гордость только здоровые крепкие машины. Только в одиночестве и внутри этого автомата рождается такая звериная гордость и власть. То ли дело христианин. Он говорит: Общение это свет. Бойся уединения. Бойся сексуальности. Бойся крови. Бойся самоуверенного здоровья. Бойся страсти. Бойся мстить. Бойся ненавидеть. Бойся быть хищником. Фу мерзость! Мне жаль этих барских жирных кошек. Над ними зло посмеялись и отняли у них два главных желания – потребность в еде и одиночестве хищника. Всякий раз когда ты делишься с ним, с этим псом, куском мяса, помни, ты делаешь великое дело. Ты сеешь жизнь. И если он нечаянно перегрызает тебе глотку, не расстраивайся сынок. Он всего лишь зверь. Нет, ну ты посмотри на них! Вот этот кадр паучок сидит сутками и ждёт пока сработает его сеть. В каком одиночестве он прибывает в течении всей своей жизни! У них нет ни понятия о славе ни о собственной личной доле. Всех этих вопросов в них нет. Они идеально устроены для собственного ада. Они всегда сами в себе. Даже все эти пары, они всегда сами в себе. Учись у них сынок. Ну, прощай старик - обратился старичок-дурачок к цепному псу. - Нам пора идти своей дорогой.
Пёс дружественно и ласково посмотрел на нас своими печальными глазами. А гордая кошка сделала вид, что нас вовсе не существует.


НЕБОЛЬШАЯ РЕМАРКА


Днём, когда солнце стояло в зените, мы подошли к большому озеру. Искупавшись, мы расположились под мачтовыми соснами отдохнуть. Старичок-дурачок отправился в кусты по нужде.

– Сынок сынок... - услышал я осторожный голос из зарослей - иди быстрей сюда..

Я подбежал аккуратно и к изумлению обнаружил что старичок-дурачок подсматривает за девушкой. Она была полностью без одежды и расчесывала свои каштановые длинные волосы. Я тоже упал рядом с дурачком и стал подсматривать.

– Смотри-смотри сынок. Как свято дыхание этой девицы. Погляди на ее круглые спелые груди. Дыхание в них свято. Эти бесцветные ещё сосцы дадут жизнь. Эти бедра освобождают новое создание. Какая гордость и величие в ней. Сколько власти требует ее божественное тело.
В засаде нас грызли страшно комары и мухи. Раздался громкий хлопок, и девушка насторожились. Мы спрятали свои головы. Я слышал как бьётся громко от страха мое сердце. Когда опасность миновала, мы опять принялись подсматривать.

– Божественная дева. Кому достанется она? Глупому юнцу? Этому счастливцу достанется она. Успокаивает то, что в этой головке, нет ничего, что в этом ее будущем избраннике. Пойдем сынок. Хватит подглядывать. Не красота ее обманчива, а внутренность ее отвратительна. Она пуста и глупа как пробка вон с той бутылки. Пусть их тешат эти глупые юнцы. Это их доля. Но божей мой, боже мой. Но как иногда хочется это сладостное божественное тело.
Мы вышли из засады, и слегка огорченные решили идти дальше своей дорогой.


ЖЕНЩИНА ПРАЗДНИК


Сидя в тюрьме, со мной в камере было несколько редких выдающихся преступников. Это были крепкие сильные звери. Единственное что мне всегда не нравилось в настоящем сильном звере-преступнике, что он вынужден всегда чувствовать к себе отвращение, опасение, страх. Это пожалуй его декаданс. У них всегда не хватает уверенности быть до конца уверенным в себе. Мы весьма мило и интересно беседовали несколько месяцев, и речь как-то пошла о самых лучших женщинах. Первый, вспомнил как он любил одну гордую девчонку. Какая она была красавица. Какая власть была в ней. Другой, припомнил как его когда-то ждала нежное святое создание. Как она умерла от грубого случая проклятой судьбы, и как он помнит о ней с тайным благоговением. Я же вспомнил свою женщину.

- Зря думает глупец - начал чуть пафосно свой рассказ – зря глупый думает что женщина преображается среди самых избранных и лучших мужчин. Ведь все мы знаем, добрые мои друзья преступники, что с нами не одна женщина не только не могла быть бы счастливой, но и той, что мы люди почитаем совершенством. Самые лучшие женщины выковываются в сухости пустыни и в холоде вечных льдов. Им, этим милым и добрым, весёлым и лёгким, обаятельным и умным, им всегда требуется покой избранной жизни. Когда голова не думает что завтра есть и пить, когда тебя не волнует опасная для жизни, страсть, когда каждый может смело указать – «какая приличная достойная семья и дом!». Вот тогда плавится это золото – «хорошенькая славная женщина». Разумеется, для этого нужны, несильные, бесстрастные, не честные и смелые сердцем и волей. Неспособные на риск. Для выковывания хорошеньких славных женщин такие как мы, не нужны им, друзья мои преступники. Для этого нужны мужья с самой спокойной ориентацией на жизнь. Они должны быть простыми и ясными как день. Ловкими. Коммуникабельными. Словом «надежными». Так зовутся они в мире эти мужчины. Мы легко предполагаем  что супруг Маргариты, этой славной особенной хорошенькой женщины, перед которой даже прогибались учтиво бесы, все мы помним что супруг ее скорее всего был поистине какой-нибудь чинуша. Явно не красавец и не герой. Словом карьерист и видимо, между нами сказать, скот и свинья. Да простят меня боги за столь пренебрежительное суждение. Словом для создания хорошенькой женщины как минимум требуется порядочный человек и семьянин. А не мы с вами.

Мои товарищи преступники одобряюще вздохнули.

– Когда я встретил ее, мне показалось что само солнце проникло глубоко в пещеру где мрак и сырость, где одиночество и пустота. Я понял что не жил. Не жил. Как легка и воздушна она была. Как умна, как остроумна и проницательна. Главная черта в ней была.. да все черты были в ней главным. Мы полюбили мгновенно друг друга. До сих пор, посмотрите в мои глаза. Видите друзья, в них горит ещё прежний огонь и благодарность что она была. Она была… И теперь я с внутренней нежностью произношу слова, словно касаюсь ее. Смело можно было сказать: она ангел! С небес посланный мне и людям. Когда мы проходили в доль улиц, прохожие непременно улыбались нам. Ей: за то что лицо ее всегда издавало свет. Мне: за то что я счастливец. Самая скверная физиономия бог весть когда забывшая о простой улыбке, непременно пусть искривится, но одарит жалким подобием радости. Ее любили все. Как любил я когда она щебетала как утренняя птичка в моих руках. Как любил я молчать рядом с ней. Я молчал словно в раю спасённые грешники, не имеют нужды более говорить. Куда ещё идти? Куда выше могут завести нас дороги? О чём можешь говорить ты, темный человечешка? Бог одарил тебя ею. Что может быть лучше когда она произносит ласково: Любимый мой...хороший мой.. С ней я был поистине счастливец. Признаюсь, многих окружающих меня людей было жаль. Они так жили скудно в сравнении с этим моим сокровищем и счастьем. Я был спасён.

Товарищи мои опять вздохнули. Внутренне я поблагодарил своих слушателей и продолжил:

– Ничто, так не странно, как человеческий язык. Он всегда способен об одном и том же предмете говорить крайне противоположные вещи. Ничто так нестранно, как человеческая жизнь. Она может показать нам один и тот же предмет в абсолютной парадоксальности. Здравствуют любившие! Блаженны вы. Блаженны. Воздвигнем им памятники в наших сердцах. Все мы друзья с вами преступники и убийцы, и без вены наказаний не бывает! Отдадим должное этим собакам, что посадили нас сюда, отдадим им должное. Ваши лица согласны с тем что я сказал только что, что доказывает ваш ум и проницательность. Как не старалась моя птичка вывести меня на свет, я все одно посматривал как волк в лес. Меня учили танцевать, говорить, носить изящные костюмы. Меня научили вести себя в обществе. Я уже свободно чувствовал себя везде, даже в театре мог запросто направить бинокль, а моя птичка только радостно веселилась. Она знала хорошо чего нам это стоило. Трудно медведя провести среди хрусталя и научить его манерам. Но мы так любили друг друга, что даже невозможное становилось возможным. Как пела она, как танцевала. Эти ее легкие живые плечи и глаза, эта ее живая неподражаемая красота... этот ум, этот остренький милый язычок. Как она была нежна со мной... Ну довольно. Я и так утомил вас этим священным бредом. Пора идти дальше. Друзья мои.
– Часто она приходила вечером и мы просто наслаждались друг другом сидя у камина. Мое жилище она нежно называла норкой. Действительно это была самая настоящая нора, чем то похожая на эти наши стены камеры. С тою только разницей что многие предметы были освящены ею. До чего она не коснись, все становилось милым и уютным. К тому же я любил эту свою нору, потому что только там, больше всего жизнь дарила мне самое сокровенное и ценное. Но часто среди людей, я замечал что птичка моя ни то чтобы стесняется меня, ей становилось немножко грустно. О чем грустишь ты - моя хорошая? Я обнимал и подбадривал ее. Она была умна и проницательна, и ей было жаль что все это наше, это всего лишь наверно сон. А там, там, есть другая жизнь. Не менее ценная. Другая. Как она могла оставить родных своих? Она ведь так добра. Как она могла полностью оставить это все? Да и что я мог дать ей? Впрочем, что значит дать? Помню друзья, первое свое падение. Когда эти собаки настигли меня и бросили за решетку. Многие подходили к клетке и смотрели на меня как на забаву и показывали пальцем. Я слышал по ночам стоны товарищей моих, и думал о ней. Я же думал о ней!. Как мучается ее сердечко и мечется ее тельце от горя. Я не ошибся! Она сделала всё, чтобы освободить меня. Какая была решимость в ней! Какая сила и бесстрашие! Я был горд. А за себя мне было стыдно и горько. 

- Меня выпустили и предупредили что в следующий раз не сносить мне головы. Я поклялся больше не предавать мою бедную птичку. Моего Ангела. Шли дни, месяцы, она прибегала в мою норку каждый день. Любовь наша крепла. Но как только я вспоминал что ни пора ли нам с ней, наконец ни пора ли нам уйти от всех далеко? Она тут же радовалась: мечтала вместе со мной как мы будем жить на острове, в домике, кругом будут сосны и море. Она будет заниматься цветами, готовить вкусные обеды (о как она готовила!). Я же буду тяжело трудится (ибо сила моя огромна) а вечерами я буду писать, писать, писать... Ночью мы будем любить и ужинать. И так каждый день. Мы верили в это. Верили. Наконец наша любовь становилась известна многим. Эх, братья мои, как велик этот идол - общественное мнение. Но более всего, страшны головы этого идола - хитрость и осторожность. Слава нам! Рискующим. Нам нечем рисковать. Да будем нашим знаменем чистая неприкосновенная воля и свобода. Будем же всегда свободными! Пусть эти жалкие хитрецы и трусы плетутся за нашими спинами. Век их длинный, но какой это век! (Я сплюнул на пол). Да будет наша короткая жизнь, пламенем всякому, кто стремится к свободе!

Я приостановился, мы чокнулись и молча выпили.

– Начались мытарства. Семья разумеется ее была против меня. Против чего или кого? Смешным, мне самому казалось с ней наше будущее. Она каждый день возвращалась в свой прекрасный дом, и там ее ждала ее хорошая благополучная жизнь. Этот чужой, нелюбимый супруг, был ей всегдашним другом. Кто б мог назвать ее вменяемой, если бы она оставила «всё», и пошла по дорогам бродить с преступником и убийцей? Да и скажу шёпотом вам, друзья, очень тихо-тихо. Ибо до сих пор эта любовь свята для меня. Любят эти ангелы и чистюли, иногда забегать во всякие переулочки и закоулочки. Не в моем конечно случае, но любят. Там где опасно. Там, где рядом за стеной смерть и страдание. Там где огонь и латинская страсть пускает кровь, а отчаянное семя брызгает как фонтан. Ведь они, эти принцессы комфорта, эти хорошенькие весёленькие женщины, всегда были обделены пикантным и остреньким. Дом их прекрасен. Но скучен бывает уставший скучный муж набитый работой и делами. Скучны бывают дети и путешествия. Точно такие же, скучные подруги с этими вечеринками и вином, от которого, кстати будет напомнить, часто голова тянет на всякого рода интимные приключения. Ибо вино разжигает. Все это благая почва полюбить или, найти способ развлечься. Конечно моя птичка, не тот случай. Мы ведь поистине любили друг друга. Верите ли мне друзья мои?

– И чем окончилась твоя любовь? - спросили меня мои слушатели вздыхая.

– Этим самым... Я сижу с вами в этой камере смертников, и счастлив что имею таких товарищей. Завтра нас ждёт виселица. Я первый пойду на нее. Это мне сообщил охранник. А знаешь кто подкупил его? Моя птичка. Она все время следит за мной. До сих пор. Давно мы не виделись, давно. Да и как проникнуть в эти стены? Я благодарен ей. Она мне. Я опять низко пал тогда и совершил милое сердцу моему, очередное тяжкое преступление. Я решил что пора тебе преступник, жалкий бродяга и неотёсанный медведь, пожертвовать собой. Пора. Да и что друзья мои, нет выше любви, которая готова отдать жизнь за другого. Мало того, мой ангел хранитель подкупила даже тех, кто будет вешать меня. Они будут казнить меня не так как всех. Никто не будет мне ломать шею. Повесят аккуратно. Вот как милостива любовь. Она с нами до конца

Насытившись обществом преступников меня повесели. Опять увы я выжил. Опять те, кто любил меня, были чрезвычайно огорчены. Ну и живуч же этот гад! Ну и живуч. Так они, стали задумываться над тем, почему судьба хранит меня. А и впрямь, не любимец ли я богов? Даже близкие наши, любимые, глядя на мертвое лицо в гробу, сквозь слезы и горе, любовь, серьезность, думают обычно помимо воли: «Я благодарен ему. Не я, в этом гробу. Не я. Спасибо мой бедный опережающий меня ближний мой. Спасибо. Спи с миром мой друг. Но по правде говоря, коли судьба так рано забрала тебя, значит, либо ты был очень любим богами и они забрали тебя, чтобы насладится твоим обществом. Либо напротив, ты провинился пред ними пред богами».

Я же, когда шел по улице на казнь, видел много зевак. Моя любимая пташка пробивалась сквозь толпу и пыталась докричаться до меня, напомнить как она горячо любит. Как плакала она. Как надеялась на то что ангел хранитель мой вытащит меня из лап смерти. Бедная птичка. Скоро после того как мое тело кинут в грязный ящик, ты приедешь в слезах домой и будешь горько рыдать. Смерть любимого. Вдвойне эта потеря умножает любовь и преумножает цену самых важных переживаний. Если не умрет зерно, поистине не принесет много плода. Мудрость древних! Птичка моя. Лети радость моя. И не отворачивайся назад. Что толку печалить с утра до вечера тяжкими думами. Пережитое, пусть оно будет упражнением для новых приобретенных добродетелей. Лети моя радость. Лети. Скоро и ты получишь награду свою. Вы все, кто верит и пользуется Любовью, скоро вы все получите награду свою. Жалкие слепцы и милые подленькие негодяи. Скоро я, Ничтожество, увижу Вас там, где всегда прибывал я сам. И вот тогда посмотрим из какого теста сделаны все Вы.

– А меня.. что меня?. Случай, неимоверная живучесть, странным образом выносит богов с любой самой сложной щепетильной ситуации. А преступников повесили на следующий же день ровно в восемь утра. Кстати сказать, торопились. Любящие боялись что и на этот раз не удастся проявить свою любовь.

Укутавшись в плащ с головою я видел как кругом читаю газеты и кричат: «Казнили наконец! Казнили!» Как привычно доброму человеку эта новость. Какой обыденностью становится любое самое кровожадное известие. Как устал человек от всех этих ужасов которыми пугает нас Жизнь. Там, где-то подальше от нас, идет война и нечаянно скинули снаряд и к счастью никто не погиб. Врут наверное... А быть может правда… А там опять эти варвары режут друг друга. Да поскорей бы уже... Да простят боги. О! А эта новость коснулась уха. Это уже близко. Это может ведь произойти и со мной. Со мной! С нами. Детки мои, идите, я обниму вас. К нам приближается опасность. Нам нужно всем сжать кулачки и приготовится. Нам, самым лучшим хорошим порядочным людям требуется объединиться. Жизнь она ведь так прекрасна. Ах как жаль, как жаль хорошие мои, что есть на земле страдания и боль. Они конечно невиноваты, что выбрали такую жизнь. А если не выбрали, то стоило им приложить усилие и занять лучшие места рядом с нами. Что? Что ты отвечаешь мой дружок? Мест не хватит на всех? Пожалуй ты прав... Привилегированных мест не так много. Но надо постараться. Мы ведь верим, что царства всеобщего равенства и счастья когда-нибудь наступит. Верим! А теперь пойдем мой милый, пора идти в путь, и путь нам светит Любовь и Добродетель. На таких как мы, дружок, держится мир.


Сентиментальные мысли во время подходящей болезни


Я сидел на берегу реки. Говорил:

– Может быть завтра, попрощаемся с тобой река. Глаза покроются мертвым холодом, сердце остановится, кровь перестанет течь. Уста мои закроются навсегда. Если это случится зимой, то я буду лежать в земле как замороженная твердая курятина. Потом придет весна, и мое тело начнет гнить и превращаться в отвратительную смесь. А потом, когда весь процесс гниения окончится, обращусь в землю. Навсегда оставлю вас. О горе мне бедный человек. Можно ли сравнить это прощание с миром и землей, можно ли сравнить с той печалью о прошлом, что так часто беспокоит сердце. Вспоминая прошлое, или возвращаясь мыслями в дорогие места я грущу. Ибо не увижу вас более. Так и мир когда-нибудь закроется для бедного человека. Прощаюсь с вами друзья мои милые - солнце и луна. Сколько я обращался к вам, а вы придерживали и несли на руках бедного человека. Когда я уйду, вы будите светить без меня. Что вам до бедного человека? Взамен придут следующие, потом и их отнесут и зароют в землю, и вы будите обманывать как и меня. Природа, красивая равнодушная мать моя. Привык я к тебе. Кто будет любоваться тобой? Другие глаза и уши придут на смену бедному человеку. Вытеснят меня эти юноши и младенцы, потом и этих подточит старость и проглотит смерть. Где-нибудь там впереди, будет ходить в поле такой же точно бедный человек, он глупый будет как и я прощаться с тобой холодная ты циничная женщина. Прощайте милые мои деревья и луга. Прощайте звёзды. Прощайте вы города, улицы и всякие переулочки и закоулочки. Не увидимся мы больше.. Много я отдал вам себя. Прощай ужин мой вечерний, огонь теплый у печки, так часто украшавший мое одиночество. Прощайте и вы, женщины мои. Как любил я вас. Может быть ничто я не любил, как вас. Сколько обижал и принес вам горя. Но видит бог, ничто в мире не было дороже чем Вы. Прощайте хорошие мои, любимые мои. Прощай и ты мать моя бедная.

– Прощайте друзья мои. Долго я вас носил в памяти и сердце. Огорчал своей нечестностью и тем, что намного пережил вас. Давно вы покоитесь в сырых могилах. Давно. Но вот и настал мой черед. Кто теперь будет помнить о вас друзья мои? Прощайте вы, все те кто оставил себя в книгах. Как хорошо мне было с вами. Чтобы делал я без вас товарищи и учителя мои невидимые. Прощайте и вы, долгие мои герои, о коих так стало и горело мое сердце. Слава вам! - романтикам, актерам, поэтам. Насытился глаз мой красотой и здоровьем вашим. Прощай и Ты. Бог. Сколько дней и ночей я посвятил тебе Бог мой. Долго Ты прятался от меня. Где только я не искал тебя. Наконец нашел. И что же? Чем ты отплатил мне? Чем, чем, скажи Ты, творец нашей глупости и наивности? Долго мы были с тобой были вместе. Прощай.

– Прощай и ты, дьявол. Вор человеческого счастья. Пугало и козел отпущения. Любил и тебя, искуситель и украшатель бедной человеческой жизни. Освящай и дальше бунтом дороги молодых и свободных. Топчи этих добреньких скряг и плутов и лгунов. Прощайте и Вы, Надежда и Вера. Перед тем как обратится в последней раз к вашей старшей сестре, я хочу вам пожать руки за ваш опьяняющий одурманивающий извечный обман. Но Ты, кого я искал и находил, кого я терял и обретал вновь. Всю жизнь я служил тебе. Любовь. Что может быть сильнее тебя? Рядилась ты блудница во всякие одежды. Ох, ох как сильна ты. Пусть они, те, кто будут идти в след за мной, не узнают твоего истинного лица и имени. Зачем им знать? Жизнь так коротка. Прощай же Великая Блудница и обманщица. Прощайте мои ночные часы. Когда просыпаясь с вами придавался думам вслушивался в ваш мышиный шорох и всматриваясь в потолок, видел пред собой смерть и свой абсолютный конец. Прощай и ты дом мой. Сколько суеты и сил отдавал я тебе. Завтра в этом окне, пред которым стоял часто я, будет мелькать какая-нибудь хозяйка, в комнатах будут слышны голоса чужих детей.

–Прощай и ты, конь мой. Прошли и мы тысячи дорог с тобой. И тебя бедняга, завтра разберут по косточкам или будут показывать пальцем и смеяться - старая кляча! Прощайте и вы, дорожные спутники мои. Музыка бунта и свободы. Забудут и вас. Прощайте и вы любимые комедианты и сатиры. Забудут и вас конечно. Прощай ты, тот кто более всего был со мной. Я сам. Много было претензий к тебе, бедный неуклюжий человек. Мало ты одаривал меня ловкостью и силой. Много ты преподнес мне болезней, страха, неудобства. Преодолел я многое, убогий калека и горбатый слабак. Привык я к этим рукам и пальцам. К биению сердца. Прощай мой друг. Прощай


ГОВОРЯЩАЯ СОБАКА


Настигла дальняя дорога. Ох уж эти пути наши. Подобно надеждам они нас вводят в обман. Чрезвычайно приятная с виду иллюзия. Проезжая мимо селений я видел как кругом царствует и правит Власть. Жаль только, что влечение к Власти достигается с помощью Болезни - любви. Это говорит о том что Человек с каждым веком становится слабее. Крепнет его сознание, но и окрепнув, сознание рано или поздно отдает себя в объятия безумию. Куда ни глянь, везде сплошное влечение к безумию. Я вспомнил старичка-дурачка, и тут же перестал придаваться своим слабостям - философствовать и рассуждать. Мелькали за окном поля и деревья. Внезапно постигла неприятность: жутко заболел живот, и я с трудом добежал до ближайших кустов. Дул и выл ледяной ветер, кругом бесконечное открытое пространство. Я даже не успел накинуть куртку, поэтому с первых минут я дрожал. Казалась я в беде. Вдруг, предо мной предстала говорящая собака. Ну и видок же был у нее! Как потрепал ее голод и бродячая жизнь.

– Здравствуй путник - начала она всматриваясь в меня своими печальными еврейскими глазами. - Холодно тебе сидеть тут без штанов. Скоро странник ты опять насладишься теплом и сытным обедом. Толи дело мне... Хе-хе… крохи со стола, подзаборная щель - моя услада и надежда.

Я молчал и не шевелился, ибо всегда в застигнутом положении особенно чувствуешь неуверенность перед внезапностью.

– Сиди-сиди путник. Твой запах подсказывает, что ты не так ещё болен как большая часть людей. Сколько мне приходилось встречать прохожих. Знаешь друг. Снизу всегда видно всякое, что скрывается от человеческих глаз. Бог наградил меня большим носом. Задумывался, как запах опережает глаз и даже время. Вы ведь безносые и безглазые. Часто я вижу что творится под юбками гражданок и баб. То, что у баб под юбками, лучше тебе не знать путник. Бабы скверные. Недаром они любят сладкое и свиней. Недаром. Они издают ужасные запахи, и под юбками у них ужас и скрежет зубов. Поэтому подают они весьма редко, а если и падают, то всегда какую-нибудь кроху или мелочь. В любой женщине главное чем она пахнет. Баб я ненавижу как и дворников и полусумасшедших домохозяек. От них всех воняет сладким или жирным. Девицы пахнут иногда цветами. Но и они часто воняют застоявшийся любовью и глупостью. Отлично пахнут хорошенькие умненькие женщины и девчонки-фантазерки. И под их юбки заглядывать весьма приятно. Там словно сама природа улыбается тебе. Главное мне, - стряхнул снег с головы говорящий пёс, - всегда стараться выглядеть несчастным и слегка даже мерзким. Хорошеньких женщин и добрых девчонок это страшно интересует. Они обязательно тебя погладят и дадут кусочек мяса или фрикадельку. Чем отвратительной маскарад, тем лучше. Впрочем тут требуется момент меры, иначе слишком мерзкое и жалкое, их может спугнуть или отпугнуть. Для этого необходим такт и мудрость. Есть хиленькие скоромные девчонки. У них запах тоже вял и слаб. Хе-хе... всегда эти нищие дурочки отдадут последний кусочек.. Люблю их милых. Дети - первая сволочь. Исключения подтверждают правила. Эх, путник, ну и поведал же я на своем веку...

Собака развалилась облокотись вальяжно о землю.

- Одного не пойму? - спрашивала собака словно самого себя. - Почему нас влечет самое уродливое? Под юбкой или хвостом самой прекрасной женщины, всегда отвратительное безобразное зрелище. А ты посмотри путник, как мы пляшем с тобой перед ними. Ради того только, чтобы приблизится к безобразию. Срам! Срам! Вот куда направлены наши глаза, уши, носы, лапы. Абсолютный срам. Мое обоняние и опыт говорит ясно как этот холодный день (ну и погодка сегодня) что самые хорошенькие женщины и девчонки любят мерзкое, жалкое, отвратительное. Почему? Догадайся сам путник. Я думаю у тебя хватит логики. Ну, мне пора. И ты вставай, а то вижу ещё минут десять, и ты не встанешь с этого места. Бедный путник - усмехнулась говорящая собака и пошла прочь.

Наконец я встал и почувствовал как окоченели мои конечности. С трудом я добрался до своей машины. Всматриваясь в поле я видел маленькое серое пятно. Потом оно исчезло.


Продолжая путь я остановился около дома старости.


Старость старость, старость. Сколько тебе песен было пропето. Сколько раз старичок-дурачок, плакал и смеялся над ней. Бедный старый мой дурак. Бедный. Мне протягивали посиневшие высохшие руки, мутные полуслепые глаза таращились в меня с ужасом остатка надежды. Жутко вглядывались изображая прежнее чувство жизни. Всматриваясь в эти остатки человеческого тела, о чем мог думать дурак? Эй вы! Проповедники рая или ада, вглядитесь в любого пожилого человека. Вглядитесь. Вглядитесь вы, верующие в бессмертную душу. Куда вас бить ещё? Неутомимые оптимисты и неугомонные счастливые деятели. Долго ли вы будите издеваться над человеческой бедностью. Долго ли? Безобидные оптимистические обманщики.

Навстречу вышел глубокий старик. Он сел около меня и начал говорить, словно боялся опоздать.

- Скажи сынок. Скажи мне друг мой. Я вижу ты способен выслушать меня. Что такое Я? Мне всю жизнь внушали что Я, это Я. И что же? Когда я был самим собой? Тогда ли, младенцем? Или когда я бегал мальчишкой, деля с братом единственные на двоих сапоги? Или тогда, когда я сошел чуть с ума? Нельзя ведь те пару лет назвать вменяемыми, ибо тогда точно был не я. Так когда же был Я, тот самый? Вон та разбитая полусумасшедшая кляча, кстати, моя подруга в этом приятнейшем заведении. Вон та, что пудрит остаток своего носика у зеркала. Вглядись. Она где-то в себе ищет ту, что ушла далеко. Я ведь знал ее, знал, когда она была красавицей и умницей. А теперь? Бедная моя. Да это давно не она! Вовсе!. Не она...

Старик взорвался слезами и так же мгновенно принял прежнюю невозмутимость.

- Много дьявол или кто-то там...зачем-то водит нас всех занос. И эта ложь что Я, это Я, одна из его очередной лжи. Не пойму сынок, зачем над нами так потешаются? Мне дают имя и фамилию, потом зачем-то дали паспорт. Потом сказали, они сказали мне глупому тогда ещё юнцу, что есть моя вечная единственная душа, как вот эти неповторимые отпечатки пальцев. Я верил им. Каждый день я подходил к зеркалу и верил что Я это Я.
– Каждый день я подходил к зеркалу и верил что Я это Я. Потом я женился, и видел ясно как жена моя меняется с каждым годом. Куда-то, причем, увы, чрезвычайно скоро, девалась та девочка что скакала как стрекоза, и появлялся новый человек. Моя возлюбленная исчезла и появился новый человек – жена. Мои дети. Я вижу одни и те же руки, целую их, мгновенно узнаю глаза и голос, но кто там за этой ширмой прятался тогда и теперь? Вот час назад приходило ко мне то, что называется моим сыном. А я, зачем-то называюсь его отцом. На основании только того, что моя внешность и паспорт являются подтверждением того что я отец, а он мой сын, и что когда-то чужие люди нуждались в друг-друге и были отец и сын.

Старик произнес эти слова, видимо при этом тревожась за самого себя: а то ли он говорит.

- Пару лет назад когда меня отдали в это заведение, я духарился и читал Толстого (кого же ещё?) И что же? Которого, как думаешь я читал сынок? Вначале «раннего», потом «среднего», в уж потом на десерт, «позднего». И кто из них тот самый Толстой? Стиль похож. Большое сходство и с портретами и изображениями. Сам автор разумеется внешне всегда неизменен себе. То есть глаза и руки те же. Но сам будучи молодым, он смеётся с того, что чуть позже станет им самим. Далее прикоснувшись к своим ранним и средним романам, он скажет себе: Это писал я? Какая чушь! Ни так ли происходит с каждым из нас сынок? Смешон тот, кто фиксируется на том или ином возрасте, как вот эта моя подруженция. Посмотри как одета она. Ей осталось нарядить себя в школьную форму, и она будет счастлива. А вот пердун шагает по коридору. Всмотрись в него. В нем тень его рассвета - сорокалетний удачливый симпатяга. Как жалок он. И как я бываю рад, когда в редкие минуты в нем просыпается нынешний настоящий старикашка. Нет сынок, если есть тело, стало быть есть и нечто неизменное в этих человеческих автоматах. Это эти обманщики называют душой. Хе-хе.. Погляди на эту развалину...погляди... За какие грехи, и главное кто? Кто!!! может отправить эту развалину в ад? Бог? Хорош тогда бог.. Ей необходим рай? Гм.. Горшок ей необходим сынок. Горшок. А когда-то эта была блудница. Европейская кокотка и львица. Так когда и кто и в какие лета, должен был приговорить это создание. Какой суд в этой вонючей старухе обнаружит доказательство ее причастности к ее прошлому? Точно! Паспорт, похожесть, и отпечатки ее пальцев. Приходили как это эти...ну ты понял.. Говорю топайте отсюда и идите вешайте тем, кто ещё «надеется». Надеется жить и верит что он, это ещё Он. Им вешайте лапшу. Всё, с меня довольно. Дайте нам спокойно сдохнуть. Оставьте эту восторженность себе. На будущее. Скоро и вас ждёт восторг. Вон видишь старика в колясочке. Он может поведать что такое восторг, и даже детский. Ссыт под себя как младенец. Мне поздно думать, да и бессмысленно кто такой Я ныне. И кто такие были Они, эти мои друзья так похожие на одного и того же человека. Не торопись никуда сынок. Скоро и тебя ждёт та же участь. Хочешь обмануть всех - умри вовремя. И они поверят в тебя и твоего гения. В свою неповторимость. Пора мне идти принимать таблетки.

Старик встал и пошел. Мне позже сказали, что это был когда-то весьма значительный уважаемый многими человек. Больше не видел его. Как отвратительно пахло в этом доме. Но все жители этого заведения привыкли к этому ужасному запаху.


О ВСЯКОЙ ЛЮБВИ, И КАК С НЕЙ СПРАВЛЯТЬСЯ


- Либо они нас, либо мы их - говаривал старичок-дурачок предостерегая меня. – Помни сынок - любовь есть власть. Тут дьявол с богом борется, а битва эта в сердцах. Власть, власть, власть. Не верь в эти фантомы о чистой любви. Не верь. Любо они нас, либо мы их. Побеждай любовь так: сделай вид что уже ты побежден. Что веришь ты всякому слову и движению и чувству. И ты верь. Верь сынок. Ибо только искренно поверив (а не играя), способен ты противостоять всякой любви и власти. И как только окажешься ты под теплым одеялом, так в тот самый момент вспомни, что я тебе говорил. И проснись. Проснись. Возьми ее и скажи: довольно милая.. довольно. Возьми ее за горлышко, да аккуратно, так чтобы не придавить; и люби ее. Люби ее так, чтобы земля дрожала и воздух. Чтобы с небес огонь сошел и крик долетел до края земли. Не жалей себя сынок, не жалей. И когда сердце твое почти станет, и кровь твоя закипит; когда увидишь ты смерть свою от бессилия и истощения, вот тогда встать и смотри на все гордо и будь по крайней мере, спокоен и уверен. Тогда она станет пред тобой на колени, как когда-то ты целовал ее ноги и ступни. Болезнь станет на колени и поцелует тебе руку; скажет в слезах своего бедного счастья: «Ты господин мой»