Гюмри как зеркало Армении

 Гюмри как зеркало Армении
Как и во всей Армении -сверху шик, а снизу пшик.

Гюмри, бывший Александрополь, был когда-то третьим по величине культурным и торговым центром на Южном Кавказе — после Тифлиса и Баку. В советское время его переименовали в Ленинакан. Он стал вторым по значению городом Армянской ССР. В 1988 году население Ленинакана составляло 290 тысяч человек, работали три десятка заводов и фабрик — в частности, крупнейший в стране мясоперерабатывающий завод, второй после ивановского текстильный комбинат. Местных кадров не хватало, и в Ленинакан направляли молодых специалистов и рабочих со всего Союза. Поэтому здесь строили много жилья, причем строили на скорую руку. В 1988 году, 7 декабря в 11.41 по местному времени, все это за несколько минут перестало существовать.Руины и две стены. Где моя мама? Где она? Под каким камнем? Я скулил и думал по-взрослому, что теперь забота о двух сестрах лежит на мне. В тот момент я еще не знал, что старшая сестра Искуи навсегда останется в школе».
Когда развалился Советский Союз. Ленинакан переименовали в Гюмри. Прошло 32 года.
В 1990-х бездомным в зоне бедствия начали давать сертификаты, чтобы люди купили жилье там, где захотят. Еще один квартал в Гюмри, на 5 тысяч семей, 10 лет назад построило государство. Есть кварталы, возведенные по американским и европейским программам помощи Армении. В первую очередь жилье давали семьям с маленькими детьми. Дети подрастали — шансов у семей становилось меньше, а у стариков их не было вовсе.
Сегодня, спустя 32 года, пять тысяч семей, по словам Вагана, по-прежнему остаются бездомными. Это те, у кого дома нет совсем. То есть места, где они живут, домами назвать невозможно. В Гюмри это называют словом «домики».
В этот район Гюмри мы едем в боевом красном пикапе. Даже по трассе, которая соединяет два крупнейших города Армении, Ереван и Гюмри, и то с трудом ковыляешь, ее только-только начали ремонтировать, а уж на окраине Гюмри и вовсе не продраться. На переднем пассажирском сиденье Ваган дает указания, куда теперь свернуть. За рулем его сын Аршак.
Посреди заросшего бурьяном поля зловеще торчит циклопических размеров металлоконструкция. В 1982 году эту штуку торжественно запускали как шедевр советского модернизма и гордость Армении — знаменитый фонтан. Но об этом «помнят» только старые путеводители для туристов. Целый спальный район превратился в пыль, фонтан уцелел, но воды в нем с тех пор нет. Он стоит, похожий на брошенный и заржавевший корабль пришельцев.
Редкие деревья вокруг фонтана тянут вверх обрубки веток. Остальные вырублены совсем. Потому что людям, живущим здесь, нужно много дров, больше им греться нечем. Это один из районов, где бездомные собрали себе те самые «домики». Сколотили из фанеры, обив листами железа. Обустроились в старых вагончиках-бытовках. Срубили из дерева. Или, разбогатев, сделали кирпичные пристройки. Кому как повезло.
Акоп и его жена Ханум справили новоселье 28 лет назад.
— До этого мы в другом домике жили, подальше, но там все сгнило, — говорит Акоп. — И мы этот купили. Там семья жила, им квартиру дали, они хотели домик разобрать, но мы выкупили.
Купили они дом, можно сказать, богатый: у него есть настоящее застекленное окно, Ханум повесила кружевные занавески. Акоп не говорит, дорого ли взяли бывшие соседи, но такой домик, по словам Вагана, можно прикупить долларов за двести.
Сегодня суббота, поэтому супруги дома. Акоп рубит хворост, во дворе навалена куча веток, а рядом — две коробки с аккуратно уложенными хворостинами. Ханум пошла за водой с двумя ведерками. Электричество они себе провели, даже телевизионную антенну поставили, а колонка, где воду брать, далеко.
На соседнем домике краской размашисто написан номер — 226. У него хорошие стены — листы железа, коричневый профнастил, кирпичная кладка. Внутри на полу стоят ведра и тазики, чтобы в дождь собирать воду с потолка. Три брата, которые здесь живут, Гамлет, Айк и Сето, другого жилья не помнят. Их мама погибла во время землетрясения, остались отец и бабушка Ануш. Сейчас Айк и Сето на работе.
Бабушка что-то быстро-быстро говорит мне по-армянски, смотрит, не мигая, тревожными глазами и теребит в руке синий в клетку платок.
— Она говорит, что ей 87 лет, а она хорошо кормит мужчин, и стирает, и моет, и печь топит, — переводит Ваган. — Их семье жилье не положено, отец и мать работали на заводе и снимали жилье, когда случилось землетрясение. Я сколько раз приводил к ним спонсоров — ничего не получается, потому что маленьких детей нет.
Единственная комната — буквой Г. В одной части — четыре кровати, аккуратно застеленные байковыми одеялами. В другой — печка-буржуйка, труба от нее уходит в дыру, проделанную в форточке. Рядом, на пятой кровати лежит иссушенный болезнью человек. Это отец братьев — Ашот. Ему 63 года, но выглядит он старше бабушки Ануш. Он поднимает руку, будто хочет что-то сказать, но тут же бессильно ее роняет. У кровати стоят шлепанцы, но Ашот почти не встает.
— Ноги отказали, — объясняет Гамлет. — Врач приходил — и ничего. В больницу его не берут.
Следующий домик — № 224. Аккуратно обшит вагонкой, а кое-где и обложен кирпичом. По крыше брошен электрокабель. Во дворе скамейка, какие в парках стоят, мангал и перекладина для детских качелей. Под навесом припаркован золотистый «Опель». Внутри вообще забываешь, что это домик, а не дом: евроремонт, современная кухня, новая мебель. На стене висит градусник и показывает: в комнате +12. Здесь живет и работает известный армянский художник Самвел Галстян.
— Самый талантливый в Армении, — тихо, но очень уверенно говорит мне Ваган.
В этом же доме у Самвела и мастерская. Там развешаны, составлены и сложены картины, которые пока еще не раскупили. На одной из них старый Гюмри, окна светятся — как луна у Куинджи.
— Вы не первый человек, который сравнил меня с Куинджи, — скромно улыбается Самвел.
Он был директором художественной школы в Гюмри, а до этого сам ее окончил.
— Это была первая художественная школа в Советском Союзе, — уверяет меня Самвел. — Она открылась в 1921 году, а в Ленинграде — только в 1935-м.
Землетрясение уничтожило школу. Сейчас Самвел дает уроки рисования в детской библиотеке и у себя в мастерской. И продает свои работы. Ваган время от времени приводит к нему иностранцев, те покупают акварели Самвела.
Ирина Тумакова
спецкор «Новой газеты»