Ерофей и Ерошка

   Не такое уж и диковинное имя Ерофей, но по нашим временам – да, редко повстречаешь. А его почему-то так назвали. Не очень-то он задумывался по этому поводу, на глупые подколки некоторых сверстников в детстве внимания не обращал, знай себе посмеивался в будущий ус. Только вот детство осталось далеко позади.
   Пережил Ерофей и гибель единственного сына, и смерть жены, остался одиноким. Так и не собрался обзаводиться новой семьёй. Настоящей уже не создашь – поздно, а для виду ему не нужно было. Да и забыть не мог ушедших любимых. Бирюком стал на старости лет.
   А тут вышел как-то утром в магазин за хлебом, а возле крыльца сидит себе щенок, неизвестно, как во двор проникший. Ерофей потом весь забор проверил – ни щелинки не нашёл. Может, и подкинул кто – калитку-то он на замок не закрывал, обходился крючком, и то, чтобы ветром не носило.
   Щенок был такой смешной - лохматый, взъерошенный – что не собиравшийся до того заводить себе собаку Ерофей, сам даже не понял, как, сразу же признал мелкого членом своей семьи.
  - Будешь Ерошкой. Ерофеем, то есть. Пошли в магазин, тёзка.
   Тёзка и пошёл. Не следом, а рядышком, как и положено по статусу нового друга. Подле магазина подождал Ерофея-старшего. Тот вышел и протянул младшему кусочек варёной колбасы. Ерошка укоризненно взглянул на друга:
  - Не баловал бы ты меня, дружище…
   Но не успел Ерофей прочитать это в его глазах, не желая более рисковать, Ерошка в мгновение ока стрескал колбасу, ещё и ладонь человеку облизал.
   Так и познакомились. И задружились. И жили себе в одном доме – старый седой человек и пёс лохматой породы. Ерофей и Ерошка. Не было никаких таких особо выдающихся способностей ни у того, ни у другого. Но любить умели оба. Вот и предавались этому непростому занятию без устали. Да разве от любви устанешь? Ерофей крутился по дому и по двору, а Ерошка – у него под ногами. Ерофей отдыхал – и Ерошка рядышком. Старший-то на пенсии давно был, а Ерошке она вообще не грозила.
   Но короток собачий век, пришла пора – занемог и умер Ерошка. Схоронил его Ерофей в дальнем углу двора и воткнул в могилку брус с табличкой, на которой без заковыристого словоблудия написал краской: «Друг Ерошка». Постоял, посмотрел на могилку – всё ли как надо, промакнул тыльной стороной ладони соскользнувшую на щетину слезу:
  - Вот и всё, Ерошка… Не будет у меня больше никогда никого. Устал я хоронить… И… Я как уйду – не хочу, чтобы было, кому горевать. Нелегко это…