По воле рока

       Наступило субботнее утро, душного июльского лета.

       Воробьи стаями носились по двору, разгоняя пыль с тротуара, гоняя голубей, пытавшихся примоститься на баках с пищевыми отходами, с шумом и криком, уносились ввысь, в небо.

       Дворник лениво двигал метлой, собирая мусор возле подъезда пятиэтажного общежития. Иногда он поднимал голову, осматривал окна и быстро шевелил губами, проговаривая матерные слова. Вдоль стены общежития, все газоны были завалены окурками и другими предметами домашнего обихода. Чувствовалось, что прошла пятница и наступили выходные.

       Яркий луч солнца проник сквозь грязное стекло в маленькую угловую комнату общежития, остановился на тарелке с остатками уже высохшей картошки, осветил скелетик рыбки, словно сделанный из тонкой проволоки. И медленно пополз по мебели.

       Обшарпанный, видавший виды стол, сиротливо прижался к подоконнику узкого окна и терпел на себе бардак вчерашней пьянки.

       Мухи, проснувшиеся от лучей солнца, ползали по всему столу, с жужжанием облепляя его.

       Комната была наполнена вонючими запахами, и папиросным дымом.

       Рядом со столом стоял табурет, на котором распласталась старая двух камфорная плита с красивым названием «мечта». Напротив два поношенных венских стула спинками подпирали дверцу шкафа, неуклюже встроенного в стенку.
       В узкую комнату едва помещалась железная кровать, на которой, свернувшись калачиком, спал человек. И наступившее утро, и шум на улице, не могли его разбудить.

       Это было его законное утро после прошедшей трудовой недели. Назойливость мух его не беспокоила. Он дышал отрывисто, громко, и с храпом. Но и вряд ли кого он мог разбудить. Он жил один в своей маленькой комнате. Это была его сота в огромном улье общежития. Обросшее щетиной лицо делало его старше своих лет.

       Кровать заскрипела, и мужчина проснулся, он опустил голые тощие ноги на прохладный пол. Его тело, на какую — то секунду оживилось, мужчина почувствовал прилив бодрости, тело встрепенулось, и он попытался подняться. Но встать не получилось, ноги как набитые ватой не хотели слушаться. Чуть приподнявшись, он почувствовал, что тело перестало повиноваться ему, и от этого он стал раскачиваться в разные стороны.

       Боясь упасть, человек ухватился за никелированную спинку, его туманные глаза обвели всю комнату, на какой — то миг остановились на тарелке с остатками еды, по которой ползали тяжелые мухи. “ Пошли вон! “ — в мыслях проворчал он, и голова беспомощно упала на худую грудь.

       Не в силах противиться слабости, которая растеклась по всему телу, он закрыл глаза, а после и вовсе поторопился принять горизонтальное положение. Почувствовав облегчение, боялся открыть глаза.

       «Надо еще поспать, иначе придется мучиться», — забормотали его губы. Он только принял удобную позу, как в голове что — то затрещало, послышался мелкий противный звук, напоминающий звон разбивающейся посуды, он пронизывал уши до самых мозгов. Мужчина на какую — то секунду замер, потом глубоко вздохнул. Звон прекратился. Ему приходилось часто обманывать так свой организм, хотя это помогало не на долго.
       «Что за напасть?», — хотел он сказать, но губы не смогли разомкнуться.

       После в голове снова, что — то хрустнуло и стало пищать и ломаться.

       Он вздрогнул, но уже от страха. «Господи! Что со мной? “ — прошептал он. Кровать под ним в такт его мыслям, зловеще скрипнула. Человек замер, затаился, но до его ушей вдруг донеслись звуки улицы, щебетание птиц.

       За окном стояла лето.
       Луч солнца прошелся по его ногам, и покатился дальше по полу. Мужчина проводил его глазами и уставился в окно. «Хорошо, что сегодня суббота», — подумал он, — «Отлежусь, а после приму душ». Этот ритуал, он выполнял всегда после пьянки. Считал, что снимает грехи этого безобразия.

       «Да, погуляли отменно, только бутылка паленки, оказалось видимо сильно некачественной. — замелькало в голове. Ноги, как — то не правильно меня слушаются». Он открыл глаза и осмотрел свою маленькую комнату, поторопился снова закрыть, чтоб не вызвать новую волну тошноты. Еще раз глубоко вздохнул, легкие наполнились застоявшимся в комнате воздухом, на секунду его задержал, и шумно выдохнул.

       В свои пятьдесят с лишним лет, он умудрился устроиться на государственное предприятие штукатуром. До этого, он Россию матушку познавал по ее долготе и широте. Ему хотелось свободы, и он ее получил. Семья и дети остались в далеком прошлом. Постоянные калымы, давали возможность иметь ночлег и еду. Ему не было еще и двадцати пяти, когда он познал братство ночлежки в теплотрассе. Его стали постоянно окружать люди, только и думающие о себе, и о своем куске хлеба.
   
       Подлость и вранье отличительная черта каждого бродяги и не научиться этому, значить быть затоптанным.

       Спиртное его развращало, молодость и сила уходили. Годы брали свое, хотя проносились они довольно таки быстро и безмятежно. Все что он успел заработать за столько лет, это койка — место в общежитие, где сейчас он мучился от пьянки, два костюма уже видавшие виды и шуба из непонятного зверя. Все остальное давно было пропито или продано. Да, он был безвольный человек, и в тоже время безвредный. Ни какой собственности, никакой привязанности.

       Он был рад, что попал в струю, так как предприятие в это время нуждалось в квалифицированных кадрах для строительства нового здания. И потому комнату в общежитие он получил быстро, конечно с разными оговорками в не его пользу, но для него это было не так важно.

       Он почувствовал, что даже стал прирастать к одному месту. К постоянной крыше над головой. Какая — никакая стабильность. Познав за последние два года жестокость и тяжесть труда бродяги, его уже не тянуло во все тяжкие. Но от выпивки он не отказывался.

       Нутром он понимал, что если бы не пьянка, то он мог быть не последним человеком, но судьба распорядилась по — своему. Гулял он с соседом по общежитию Михаилом, который так же, как и он был одиноким. Совместная пьянка начиналась с пятницы. На ночь они расползались по своим комнатам.

       Лежа на кровати, он все еще чувствовал тяжесть и дурман в голове.

       В дверь постучали.

       -    Да! — прохрипел человек. Он посмотрел на дверь, она не открылась.

       В дверь снова постучали, но уже требовательней.

       —    Кто там? Что стучишь? — его голос был раздраженным. — Открыто, заходи.

       Дверь сразу же открылась и в проеме показалась взъерошенная голова соседа.

       —    А, это ты! Что расстучался? Без тебя шарабан раскалывается.

       Миша сочувственно посмотрел на своего товарища и закивал головой.

       —    Понимаю! Ой, как понимаю! Что Николай, голова то ва — ва!

       Он взял венский стул и сел напротив.

       —    С твоим пониманием и отравиться можно, — заворчал Николай.

       —    Ну что ты с наездом? Это как традиция, все-таки окончание недели.

       Миша взялся за голову и проникновенно добавил:

       —    Ой, как я тебя понимаю. У меня тоже голова раскалывается, но я же на ногах. Вообще — то я к тебе с предложением.

       Николай медленно поднялся и сел на кровать, уставившись на соседа мутными глазами.

       -    Что еще? Говори.

       -    Слушай, солнце уже высоко, может, на вокзал рванем.

       -    Это еще зачем? — вяло спросил Николай. — Мне и здесь хорошо, тем более по ящику фильм хороший будет.

       -    Я надеюсь, что ты меня правильно понял, — серьезно ответил сосед.

       Николай действительно его понял правильно, и чтоб куда — то идти далеко не хотелось. Вот если бы кто — то, что — ни будь, принес и опохмелил бы его.

       Николай сидел и не шевелился, он чувствовал, что внутри его тела, шел далеко не мирный процесс.

       -    Я даже и не знаю! — протянул Николай.

       Михаилу было около пятидесяти лет, но по комплекции он ничем ни отличался от Николая. Так повелось, что они встречались только в пятницу вечером, и не отцеплялись друг от друга, все выходные дни. Новая неделя вновь разъединяла их до новых выходных.

       —    Что долго думать, сходим на вокзал, опохмелимся, ну хотя бы по чуть — чуть. А то действительно от этой гадости можно ноги протянуть.

       —    У меня денег нет, — проворчал Николай и добавил: — А зарплата только через неделю. Да что я тебе говорю, ты и без меня это хорошо знаешь.

       —    Да что, в первый раз. У меня немного есть, может, по дороге знакомых встретим.

       Он зачем — то вытащил из кармана мелочь и стал считать. Снова положил мелочь в карман и заговорщицким голосом произнес:

       —    Николай! Поверь мне! У вокзала таксует один мой знакомый, если что, то у него и перехватим до зарплаты.

       Николай глянул на Михаила и тот, показался для него каким — то большим и уверенным. Он улыбнулся. Михаил сейчас внушал ему доверие.

       —    Все! Решено! Идем к твоему знакомому.

       Он стал подниматься и в голове снова что — то бухнуло, и понеслись, пронзая все тело, мелкие дребезжащие осколки.

       —    Ну вот, опять! — прошипел Николай.

       Михаил это понял по-своему, встрепенулся и торопливо сказал:

       —    Николай верь мне! Я не обманываю. Вокзал это почти мой дом. Я хочу, чтоб ты облегчил свое состояние.

       Их глаза встретились и какую — то секунду они разглядывали друг друга. После как по команде Николай встал и стал собираться. Он, в какой раз верил своему соседу. Его убедительная речь ему нравилась. А сейчас тем более, он желал, как можно быстрей унять боли головы.

       Худенький, среднего роста, Михаил ничем не отличался от Николая, но в тяжелые минуты похмелья, он брал на себя инициативу, и можно сказать, что всегда находил выход.

       И сейчас Николай верил ему, и, увидев, что Михаил все еще сидит, зло накинулся на него:

       —    Что ты все мозги компостируешь? Если есть готовое решение, то вперед!

      Николай уже натягивал повседневную рубашку, слегка замусоленные брюки, и давно видавшие виды полуботинки. Щетина покрывавшая его лицо, вполне подходило к его скуластым щекам. Волосы на голове торчали колючим ежиком.

       Они тихо проскользнули мимо вахтерши, она сидела на своем высоком кресле и с интересом вникала в действия, которые разворачивались в телевизоре. Да и что замечать их, ее бы как женщину, ни когда бы не привлекли два неопрятных мужика.

       Она их знала как жильцов, они ее никогда не раздражали. Для нее они были просто отшельниками, да, да, которых никогда не видят и с которыми не разговаривают. У них был свой мир, и она об этом хорошо знала.

       Мужики решили идти пешком, беспокоясь потерять в транспорте, на билетах еще какую ни какую, но для них ощутимую сумму. Дорога преподнесла им удачу — несколько пустых бутылок, и это приподняло настроение. — Живем, Николай! — кричал напарник после каждой поднятой бутылки.

       —    Может и хорошо, что пошли пешком, — подхватывал тихим голосом Николай, и косо поглядывал на везунчика

       Подходя к вокзальной площади, они уже несли бутылки в двух полиэтиленовых мешках. Сердитая тетка в ларьке принимая стеклотару, долго придиралась к грязным бутылкам:

       —    Я вам что, сама буду сдирать наклейки. А это, можно сказать, что брак…

       Она крутила в руках бутылки с засохшей грязью, и небрежно складировала их ровными рядами перед собой.

       —    За мои беспокойства, за товарный вид, за понимания народа…

       Тараторила, себе под нос.

       —    Получите то, что вам причитается.

       —    Но, мадам, тогда нам не хватит на хлеб и молоко, — жалобно заканючил Михаил.

       —    Знаю я ваши на молоко…, — стала противно хихикать приемщица.

       Николай молча стал оттягивать друга от окошка, так как в это время, уже образовалась очередь из мужиков как они сами, и всем надо было на молоко.…

       Как знать, в это время могли бы начаться придирки и угрозы. А это как — то не входило в планы друзей.

       —    Ми — ха! Хорош дурака валять, где твой кореш, давай, решим наш вопрос и домой.

       Михаил словно вспомнил, зачем они здесь.

       —    Ты далеко не уходи, чтоб был в поле видимости. Я сейчас.

       Он рванул так быстро в сторону парковки, где разместились несколько машин со значками такси, что даже забыл сказать, во что им обойдется знакомый таксист.

       Николай прохаживался вдоль киосков, тянувшихся одной длинной лентой и старался не выпустить из поля зрения своего дружка — прохиндея. А тот бегал от одного водителя такси к другому, но затем угомонился и со скисшей рожицей подошел к Николаю.

       —    Ни хрена они не знают про друзей своих. Видно сегодня он просто не работает, — заключил он.

       У Николая помутился рассудок.

       —    Ты б…, что дурака валяешь? Мало того, что вытащил из общаги. Можно сказать, что мой законный выходной мне портишь. Да еще суетишься понапрасну. —

       Он взглянул злыми глазами на своего напарника, и уже процедил:

       —    Ты затянул меня в такую даль. Ты и выпутывайся.

       Потом Николай ухватился за голову и уже миролюбиво прошептал:

       —    Башка, ух-х как пищит, словно в ней мышь, надо хоть что — то выпить. — Он нагнулся, поправил утонувший в ботинке носок, глянул на своего спутника, и добавил: — ну конечно, только не воды.

       —    Я за базар отвечаю, — угрюмо ответил Михаил, и стал, скрести залысину.

       —    Что у тебя блохи? — занервничал Николай. — Пить то будем или нет.

       —    Да, подожди ты! — откликнулся приятель. — Я думаю.

       Они присели на лавочку, рядом с вокзалом. Говорить было не о чем. Во все глаза разглядывали проходящих мимо них людей. За этим делом их и застал милиционер. Кругленький, маленького роста, он подкатился к ним незаметно. Его лицо напоминало розовый шар, он пыхтел во все стороны, словно хотел с дуться и надуться, но это никак у него не получалось.

       Маленькие очки сильно вдавились в его толстый нос. Рот его пропадал где — то в складках щек, но физиономия выражала радость. Милиционер еще не успел открыть рот, как Михаил, вытаращив на него глаза, убийственно ляпнул:

       —    Ого! Приплыли. Вот это, морда по наши души.

       Милиционер быстро заморгал маленькими кругленькими глазами, рот так и не произнес ничего членораздельного. Он стал пыхтеть, слюна появилась на уголках его рта.

       Миша понял свою оплошность, но было поздно. В это время подошел еще один в форме, здоровый и крепкий.

       —    Мужики! Ваши документы. Что потеряли на вокзале? — Он говорил, словно чеканил каждое слово.

       Мужики как по команде полезли за паспортами. Жизнь их приучила к тому, что, «кто грязней к тому, и липнут мухи в погонах».

       Толстый милиционер продолжал пыхтеть как паровоз и стал тихо что — то хрипеть здоровяку под ухо. Тот быстро уловил, создавшийся казус и рявкнул: —

       -    Что бродяжня! Научились по-русски говорить? А может, забыли поговорку: “ Язык мой — враг мой». А теперь встали и пошли вперед!

       Он указал куда — то далеко резиновой палкой.

       —    Куда? — осмелился спросить Михаил. И тут же получил сильный пинок по заднице.

       Николай решил повиноваться двум бугаям. Та участь, которая постигла его приятеля, не очень — то могла радовать его. Их привели в дежурную часть, где ответственный офицер, увидел не очень прилично одетых мужиков, и сразу же распознал, что они с большого бодуна.

       —    Документы есть? — обратился он к ним.

       —    Да. — Скромно ответил Миша за двоих.

       Офицер сразу же обратился к своим подчиненным:

       —    Какого хрена сюда тащите всех подряд, что больше заняться не чем?

       В дежурной части повисла тишина.

       —    Вперед отсюда мужики, и чтоб я вас больше на вокзале без дела не видел.

       —    Так мы встречаем своих знакомых. — Сообщил Николай. У него появилась улыбка, он чувствовал, что они выпутались из этого положения.

       —    Так идите и встречайте! — в тон ответил офицер. — Не мешайте работать.

       —    Николай подметил, как нехорошо улыбнулся здоровяк, и проводил злым взглядом их до двери.

       Когда они вышли на улицу, погода была прекрасной. Хотелось распрощаться с этим проклятым вокзалом, с его везде видящим оком со стороны милиции. Прошли немного, опять кругом суета, разноцветные ларьки.
       У дальнего киоска они заметили два столика, за одним из них стоял маленький мужичек и наливал в прозрачный пластиковый стакан водку. Читок у него видно быстро закончился, и в стакане была еще не выпитая жидкость. Мужику было на вид за шестьдесят, поэтому, иначе его нельзя было назвать, как дед, он приподнял голову, и рассматривал, как в небе кружили голуби.

       —    Ничего себе! — охнул Мишка. — Дед еще смакует.

       Он потянул Николая за рукав.

       —    Быстрей! Быстрей, надо к нему.

       Они подошли к столу уже тогда, когда сухая тощая рука старика потянулась к стакану.

       —    Стоп, дед! — как всегда тон задавал Михаил.

       Старый человек без интереса посмотрел на двух приятелей, и хотел продолжить свое занятие.

       —    Дед, — обратился Михаил. — Ты уж извини, у нас есть немного мелочи и мы готовы ею с тобой поделиться.

       —    Что господа? Грустно, когда не опохмелишься? — он говорил тихим спокойным голосом.

       Два приятеля стояли рядом и, сглатывая слюнки, начинали постепенно потеть. Этот спокойный старик умудрялся сдерживать их. В другой раз, Михаил бы не сдержался и обязательно схватил бы притягательную жидкость, но почему — то сейчас он не мог.

       —    Дед, ты уж нас извини, но за деньги, ты не мог бы нас опохмелить?

       —    За деньги можно и машину купить, — язвительно ответил дед. Но пододвинул стакан на край стола. — Глотните, но как мне кажется, ее для вас мало.

       Приятелям некогда было объяснять, что и это может освежить им голову. Михаил разом обхватил стакан левой рукой и, смакуя, мелкими глотками, отпил оттого, что было ровно половину. Николай много не жеманился, и глотнул все разом. По желудку пробежала теплая волна.

       —    Ми — ха, отдай мелочь, какая у нас есть, и надо идти.

       —    Ну что вы ребята, — захихикал дед. — Я готов вас и угостить, если конечно желаете?

       Николай почувствовал, что слишком все легко получается, но может этот старый человек просто хороший, и глаза у него вроде бы добрые. Что говорить, наверно у него торжество. И в это время, словно читая мысли, дед подтвердил догадку:

       —    С днем рождения меня можете поздравить. — Дед говорил вежливо и тихо. — Только, если можно без подарков.

       Затем снова захихикал противно и нудно.

       Внутри у обоих все затрепетало от удовольствия, а Мишка готов был говорить много комплементов. Но дед неожиданно спросил:

       —    Как вас звать?

       Приятели представились.

       —    Ваша работа видно связана с большим риском? Уж слишком вы выглядите уставшими. Я как понимаю, только после изнурительного труда тянет освободить свою душу от тяжелых забот. — Он говорил также тихо, его слова словно гипнотизировали.

       Неожиданно, около их столика вырос невысокий, чернявенький парнишка. Его дорожная сумка топорщилась от тяжести.

       —    Привет! Дед, ты видно меня заждался? — его речь был с акцентом.

       —    Да нет, я здесь в приятной компании. — Он снова обратился к двум своим гостям. — Я так и не понял, где вы работаете?

       Миша, как обычно в своей манере, рассказал, что их работа не такая уж изнурительная, но, к сожалению плохо оплачиваемая.

       —    Какая не какая работа, но деньги пока исправно платят в конторе. — Он указал кивком головы на Николая. — А он вообще профессионал в штукатурке. И что касается работы, то я ему могу только завидовать.

       Николай в это время машинально выпячил свою тощую грудь, словно сейчас ему будет повешена награда.

       Молодой парнишка в это время доставал с ловкостью иллюзиониста, содержимое сумки. На столе красовалась русская водка, рядом расположилась селедка холодного копчения, батончик колбасы и две банки говяжьей тушенки.

       —    Ну, дед! Как тебе и обещал, твой день ангела проведем на свежем воздухе, — парнишка глубоко вздохнул и добавил: — ну что дед вздрогнем? — Он быстро разлил в пластиковые стаканчики водку, — и заодно, за знакомство с новыми приятелями.

       Все дружно, тихо чокнулись. В это время, молодой парень нарезал рыбу и открыл банку тушенки.

       Николай поднял голову и неожиданно увидел недалеко милиционера, да именно того самого здоровяка, который с удовольствием их привел в дежурную часть. Он тут же толкнул Михаила локтем и кивнул на блюстителя порядка.

       —    Мужики, мы сейчас, — заговорщески прошептал Михаил.

       Он и Николай быстро растворились в толпе у ближайшего коска, далеко от халявы уходить не хотелось. Когда миновала опасность, они, улыбаясь, подошли снова к столику, за которым также продолжали стоять, пожилой человек и парень.

       —    Ух, пронесло. — Проговорил Михаил,

       Два мужика снова принялись за трапезу. Теперь сам дед разлил всем по стаканчикам.

       —    Вот видите, как бывает, — начал говорить он, тем же тихим голосом, — буквально час назад я не предполагал, что буду знать этих милых людей, — старик кивком показал молодому человеку на двух мужиков, — сейчас мы чуть ли уже не друзья. Так выпьем же за дружбу. Он первый приподнял стакан и всех обвел улыбчивым взглядом. Все чокнулись и залпом выпили.

       —    Выпьем! — подхватил Михаил, и его прохиндейский взгляд обласкал еще не пустую бутылку.

       Дед это заметил и захихикал. Николаю от этого стало не по себе. Дурное предчувствие стеснило грудь. Что — то неизбежное должно было случиться. Это состояние у него появлялось неожиданно, и рождало тревожные чувства. И как правило, неприятности не заставляли себя долго ждать.
       Вот и сейчас это предчувствие ему что — то подсказывало, а он только морщился, так как не видел вокруг себя опасности. Напротив стоящие приятные люди, только шли им на встречу, — «чего беспокоиться: не удача ли это», пронеслось в голове. Он неожиданно для себя заулыбался, и подхватил:

       —    Да, выпьем, — и всех обвел взглядом, выражая полную любовь и взаимопонимания.

       —    Вот, то — то я и говорю. Быть скромным, это значить ущемить себя в чем — то. Но вы пока не директора, едва ли скромность вам грозит.

       «Странно, но почему — то улыбка у него замороженная, и когда он пьет и когда говорит», — подумал Николай. Парнишка, стоя около деда, все это время молчал, смаковал водку, отщипывал от хлеба мякиш, лениво скатывал его маленькими шариками и подбрасывал над собой, затем с открытым ртом, который напоминал лунку для гольфа, ловко ловил и мгновенно поглатывал.
      
       Он скучал с этими взрослыми людьми, его взгляд постоянно падал на проходящих мимо женщин, долго их провожал. Дед даже между делом заметил:

       —    Молодость, хорошая пора. Но как сказал Некто: не все женщины заняты только тем, как понравиться мужчине. Некоторые женщины замужем.

       Парень на это не обращал внимания. У него на все были свои представления.

       Дед пристально посмотрел на него, пододвинул к нему бутылку.

       —    В принципе ты мог бы, и уважить пожилых людей, — сказал он.

       Николай видел, что его приятелю было достаточно. Михаила штормило уже во все стороны, его пальцы цеплялись за край столика, и он старался удержаться.

       —    Я думаю, что нам хватит. — Мягко начал говорить Николай. — Было все здорово и спасибо за приятное знакомство.

       —    Да, да… я тоже это говорю… — замычал Миша.

       —    Тогда, осталось только, на посошок, — улыбаясь, за ворковал дедок.

       «Странная у него все же улыбка», — пронеслось вновь в голове у Николая.

       Молодой схватился двумя руками за бутылку, словно ее хотели забрать, оттого, что она стоит без дела и, торопясь, разлил по немногу в три стаканчика.

       —    Максим Григорьевич, — заговорил парень, обращаясь к деду, — я думаю, что для ваших гостей, вернее друзей. — Быстро поправился он. — Я найду машину и отвезу домой.

       —    Вот это верное решение, — похвалил его именинник. После из сумки достал маленькую бутылку, на этикетке было написано: Тоник с лимоном, и долил своим друзьям в их стаканы. — Это для приятного ощущения и здоровья.

       Михаил уже плохо держался на ногах, но рука его крепко уцепилась за стаканчик. Другая рука уже не отпускала пиджак Николая, видно это было одно из надежных мест, чтоб не упасть.

       Лимон ощущался, и теплая волна пронеслась от головы по всему телу. Николай почувствовал, как тело стало разваливаться на две половинки, какой — то бред понесли его губы, и он растворился в темноте.

                .   .   .


       Проснулся Николай от колющей в ногах боли, обнаружил, что едет в машине на заднем сиденье Жигулей, рядом с дверями, в неловком положении, уткнувшись в свои коленки, спал Миша. С правой стороны, сидел какой — то нерусский мужик и клевал носом, он был жилистый и горбатый.
       Машину встряхивало, мужик открывал глаза, что — то бурчал на не знакомом языке, а после глаза его смыкались, и он застывал в неподвижной позе.
       Николай чувствовал, что голова готова была лопнуть, что там субботняя пьянка, это цветочки. Он осмотрелся: водитель непонятного возраста с заросшим лицом и кучерявыми волосами на голове, постоянно что — то жующий и напевающий непонятную мелодию, справа от него, на переднем сиденье разместился толстяк с короткой густой бородой и усами, его жирная шея была вся в складках и мокрая от пота.
       Его голова была неподвижной,глаза были закрыты, возможно, он тоже спал.

       Николай, какое- то время оглядывался, мимо проносились одинокие машины, по сторонам простирались поля, вдалеке виднелись березовые рощи. Он, какое- то время внимательно разглядывал трассу, места были не знакомые. Так прошло еще часа два, в голове продолжали стучать множество молоточков, губы высохли, и хотелось пить.

       —    Слушай! А куда мы едем? — он обращался к водителю.

       —    Дорогой! Не видишь, что люди спят? — он говорил неприятным, жестким голосом, — значить и ты спи.

       —    Да не хочу я спать! — зло процедил Николай. — Говори, куда ты нас везешь?

       Ответа не последовало, только, как — то заметно прибавил обороты двигатель машины. Мимо пронеслась деревня из нескольких старых покосившихся домов, по названию он понял, что они уже уехали слишком далеко от города.
       Появились холмы и сопки. Он всем своим нутром понял, что они, мимо их воли, уже себе не принадлежат.

       Николай стал шарить свои карманы, но документов не обнаружил.

       —    Документы мои у кого? — поинтересовался он.

       —    Будь спокоен, они в целости и сохранности, — уверил его водила, — так что спи спокойно.

       —    Ни хрена себе! — забеспокоился пленник. — А кто же за меня завтра выйдет на работу?

       —    Мы тебе сделаем справку, что ты болел три или четыре дня, зато заработаешь. Надоест, привезем обратно. — Водила отвечал тихим, скрипучим голосом. Его машина так же скрипела, отражая звуки своего хозяина. — Что у тебя так язык заплетается, говори толком, что ты сейчас хочешь?

       —    Сначала я хочу с…! И ноги у меня затекли. — Завозился Николай.

       Машина стала сбавлять скорость и остановилась у обочины.

       —    Исса! — обратился водила к сидячему справа от Николая, — открой глаза, дай мужику отлить.

       Худой, высокий, и немного сгорбленный мужик лет сорока, по команде выскочил из машины и остановился от нее за два метра. Николай долго возился со своими ногами, они совсем онемели, растирая, он стал оглядываться. Напарник его, продолжал сладко спать в неудобной позе.

       —    Что растележился, вытряхивайся из машины. — Мужику, который носил имя Исса, не нравилось исполнять роль опекуна, и более злобно добавил. — Как можно быстрей опустошайся, надо еще до темноты, на место приехать.

       Николай чувствовал, что с ним теперь хорошие отношения заканчиваются, теперь паспорт у кого — то из этих мужиков.

       Близился вечер. Небо побагровело, не предвещая хорошей погоды на следующий день.

       —    Да провались все в преисподнюю, — заворчал он.

       —    Что ругаешься? Заходи в машину! — приказал Исса.

       Снова понеслись по длинному шоссе, с пробегающими мимо поселками, деревушками, придорожными киосками. В животе заурчало, захотелось есть.

       —    Даш пожрать? — спросил он водилу. Но тот молчал. — Нас кормить сегодня будут? — возбужденно осведомился он у Иссы.

       Впереди зашевелился толстяк.

       —    Мужик, ты успокойся, скоро мы будем на месте, — сказал он уныло, не поворачивая своей большой головы.

       Николая осенила мысль, теперь он будет внимательно наблюдать, и запоминать каждый свороток, каждый населенный пункт. Он не хотел быть рабом у кого — то.
       Он любил, есть, спать, только по своему желанию. Он любил работать, хотя за работу мало платили, но это была постоянная работа, с постоянным местом проживания. В свои годы Николай уже, по большому счету ничего другого не хотел. Колымы, распутство, давно это осталось в прошлом.
       По сравнению с ним, Мише было все равно, где быть и с кем. Толком он не умел работать, но прикипел к соседу по этажу. Николай его вроде бы как понимал, часто поддакивал, любая пьянка это дружба навек.

       Сейчас, скосив глаза на своего приятеля, он видел скрюченного человека, со стекающими по подбородку слюнями.

       «Влетел я с тобой Миха, по самые не могу» — подумал Николай.

       Он взял платок и протер подбородок своего приятеля. Так будет лучше.

       Жигули неслись, вперед разрезая фарами наступившую темноту.

       Вдалеке появились множество огней, которые приближались невероятно быстро. Трасса проходила мимо селения, и Жигули устремились в глубину села, проезжая неухоженные домики, машина ехала на другой конец села, где виднелись длинные коровники.

       —    Ну, вот мы и дома! — радостно сообщил толстяк. В машине как по команде все зашевелились.

       Николай стал расталкивать своего товарища, тот не проявлял желанье двигаться.

       —    Хорош, дрыхнуть, сейчас выходим, — пытался он объяснить.

       —    А! Что? Да, пошел ты. — Глаза его были закрыты, но правая рука упорно отталкивал Николая от себя. Он бормотал, — да не мешай ты, я спать хочу.

       Машина уже остановилась около маленького домика, к нему был пристроен длинный сарай. В это время, из сарая вышли три человека, все они были в рабочей спецовке и не бритые.

       Николай вылез из машины и остановился в метрах трех от нее, не зная, что делать дальше.

       —    Петрович! Принимай пополнение, — закричал Исса, его голос напоминал стук по наковальне. — Ну что стал как истукан. Иди, знакомься.

       От троицы отделился мужчина лет сорока, среднего телосложения и тяжелой походкой подошел к Николаю.

       —    Привет, что ли! — голос его был глухой и тихий. — Я Глеб, буду твоим бригадиром.

       Он подал руку, Николай протянул свою, и почувствовал, как его рука утонула в огромной пятерне Глеба. Здоровяк, не отпуская руки Николая, сильно сжал ее, а после дернул к себе. Голова от неожиданности сотряслась, и в ней зазвонили мелкие колокольчики.

       —    Я люблю, когда мне представляются, — загоготал бригадир, — а не-то, я очень обижаюсь.

       Он снова громко захохотал, и все кто был во дворе, тоже засмеялись.

       —    Ну и как тебя звать?

       Николай почувствовал себя взъерошенным и мокрым щенком. Не зная как в такую минуту поступить, он переминался с ноги на ногу.
       Конечно, можно было, поднять потяжелей булыжник, их здесь было навалом, и навернуть Глеба по голове. Но дальше, какие были бы последствия. Этого и боялся Николай.
       Пересиливая страх, он сказал:

       —    По возрасту я Николай Ильич. Сверстников я что — то здесь не увидел. — Он обвел всех взглядом, и добавил, — кто тебе сказал, что я собираюсь работать под твоим руководством, может я, приехал на отдых.

       Все захохотали.

       —    А тебе, — он уставился на бригадира, — могу только вот что сказать: Такому как ты, долго жить не выгодно.

       Ответа не последовало. Стояла полная тишина. На небе показалась луна, желтая и холодная, она ничего никому подсказать не могла. Минута закончилась, Николай почувствовал, как его рука стала свободной. Он уже начал растирать ее, как неожиданно почувствовал сильный удар под дых.
       Все внутри перехватило, его сразу же потянуло к земле. Рот хватал воздух, но отдышаться было невозможно. Наконец он почувствовал тяжесть во всем теле, и земля повлекла его к себе.
       Глеб нагнулся и сграбастал его худое туловище в охапку и приподнял над землей.

       —    Пойдем Николай Ильич в наши хоромы. Каждый должен знать свое место.

       Его занесли в маленькую комнатку и бросили на колючий матрас, который был набит соломой.

       —    Отдыхай дорогой товарищ! Завтра на работу. — Ехидно процедил Глеб и запер дверь на засов.

       Придя в себя, Николай осмотрелся, кругом стены были из кирпича. В маленькое оконце заглядывал луч света от лампочки на столбе. Попытался посмотреть в окно, оно было вмонтировано под потолок и к нему не возможно подняться, стены были пробиты колючей проволокой.

       «Вот вляпался! В любом случае есть выход, но только его надо не просмотреть. И этот Мишка! Ему только молоко пить, и проблем тогда будет меньше.»

       Николай нащупал еще один матрас. Значит, это логово рассчитано на двоих.

       Уже засыпая, Николай услышал возню в дверях, через миг дверь распахнулась, и в комнату влетел Михаил.

       —    Что я вам сделал! — орал он. Его левая рука прикрывала рот, через пальцы просачивалась кровь.

       —    Ну, как опохмелились? — ехидно спросил Николай.

       В темноте Михаил не сразу узнал своего товарища.

       —    Але! Здесь кто?

       —    Хрен в пальто! Еще сидит, придуряется. — У Николая уже не было злости на своего приятеля.

       —    Николай! Ты что ли? А я, когда вышел из машины, все в толк взять не мог, куда я попал, что со мной. Спрашиваю, а кругом только хохот и никто ничего не объясняет. Что — то страшно мне здесь. Какой — то бугай давай на мне приемы отрабатывать, а после повел сюда. Хорошо, что мы вместе.

       Миша замолчал.
       Николаю не хотелось ни о чем говорить.
       Затем напарник спросил:

       —    Николай! Ты слышишь меня! Какой дрянью нас этот гребанный именинник поил?

       —    А я что, знаю.

       —    Это что, похищение?

       —    Это халява, на которую мы позарились, теперь будем ее отрабатывать.

       —    Ни чего себе! Вот попали! — выдохнул Михаил.

       —    А тебе какая разница, на кого спину гнуть? — Закричал Николай. — Мы в таком дерьме оказались, это только, благодаря твоему желанию попользоваться халявой.

       —    Ну, хорош, — замямлил Михаил, — и так тошно.

       —    Ладно, будет утро, будем знать, куда дует ветер. — Сказал Николай, и миролюбиво добавил, — давай спать.

       Лежа на неудобном матраце, он старался понять, как легко он поддался на хитрость. Он и раньше слышал, что чечены или другие кавказцы, вербовали бичей и желающих в дикие бригады, его это не интересовало. И сейчас под старость, его как пацана обкрутили вокруг пальца, тем самым, лишив покоя и раслабухи перед телевизором.
       Он даже на какой — то миг рассердился на себя, но понял, что этим себе не поможешь. Он обманут, а значить на кого можно пенять. Вот и получается, что самому необходимо найти выход из создавшегося положения. « На кого положится? Все здесь чужие. Миха, такой же, как я. А значить он, что есть, что нет, он как собачка, которая будет выполнять то, какая слаще будет команда. Вот и получается, когда доходит до самого важного, человек всегда одинок.»

       Напротив, завозился товарищ. Николай обвел его взглядом и подумал: “ Интересная штука жизнь, чем больше проблем она нам преподносит, тем меньше приходится сладко спать…”. После мысли растворились, он уснул.

       Николай вздрогнул от сильного удара в дверь, открыв глаза, увидел, что Михаил уже сидел на своем матрасе в задумчивости. Затем раздался крик за дверью, он был пронзительный и грубый:

       —    Мужики готовься, сейчас к шефу для знакомства пойдем.

       Послышались за дверью звуки, что-то перетаскивали тяжелое.

       Двери распахнулись, и в проеме дверей нарисовался Глеб.

       —    Что стали такие грустные? — он стоял с улыбчивой физиономией, и диктовал огромным ртом, — сейчас знакомство, с шефом, оформление кое — каких бумаг и на работу.

       Затем обратился к Николаю:

       —    Ты ж хочешь заработать? А твой друг?

       —    Что, сортира здесь нет? — вопросом на вопрос, — спросил Николай.

       —    Ты, дед, не выделывайся! Не то по ушам получишь!

       —    Это дело не хитрое и от этого никто не застрахован, — ехидно подметил дед.

       Николай сидел еще на своей кровати, вернее на полу, куда был брошен матрац. И в это время почувствовал, как он отделяется от пола в том положении, в каком был секунду назад.
        Оплеуха была звонкой и оглушительной, казалось, что все кто находился в этом помещении, заткнули уши, чтоб не оглохнуть. Здоровенные руки продолжали дальше нести его по комнате, а после выбросили за двери. Он ударился обо что — то мягкое, удивительное дело здесь кругом была солома, она и смягчила ему удар. Миша как ужаленный, после полета Николая, выскочил следом.
       Он помог своему товарищу встать и попросил:

       —    Николай, очнись, мы не у себя дома. Надо идти, а то я его боюсь. — Он говорил тихо и умоляюще, искоса поглядывая на здоровяка.

       —    Пойдем! Пойдем! — уверил его Николай. — Дай только оклематься, уж сильно все звенит в ушах.

       Глеб стоял в проеме дверей и ухмылялся.

       Потом они шли по длинному, если можно так сказать коридору, сарая. Во все стороны были натыканы двери сделанные из железа. Проходя мимо одной из дверей перед выходом, они услышали за ней возню и голоса.

       —    Сколько время? — обратился Николай к своему напарнику.

       Тот пожал плечами и сообщил:

       —    Слушай, Николай, я только сейчас обнаружил, что у меня пропал паспорт и часы. Скорее всего эти твари потрясли меня.

       —    Ты только сейчас понял, — промычал Николай.

       Они вышли во двор. Поднималось солнце, птицы заливались на все голоса. Двери у примыкающего домика к сараю были открыты настежь. Глеб указал рукой:

       —    В домик мужики и быстрей.

       Голова еще побаливала от удара, но звон прошел. Николай видел рядом с собой Михаила рассеянного и поникшего. Какая глупость! Все как во сне! А может это действительно сон? Он попытался себя щипнуть, было больно, но все оставалось по-прежнему. Этот не сносный Глеб, не понятный двор и сарай, где они уже успели переночевать.
       Панический страх охватил его. Все реальность! Что — то внутри дома заскрипело и в проеме дверей показался толстяк. Николай сразу в нем узнал пассажира, который вместе с ним ехал на первом сиденье Жигулей.

       —    Ну что господа! — произнес он с пафосом свое обращение, — я думаю, что вам у нас понравится. Чистый воздух, кругом горы и лес. Этот дяденька, — он указал пальцем на Глеба. — Будет ваш бригадир, он для вас будет и папа и мама. —
       Толстяк на секунду замолчал, словно, что — то вспоминал из выученной речи, и продолжил: — Словом, заходите дорогие гости, некоторая формальность по документам. И, вперед! Зарабатывать деньги.

       Он, пыхтя, посторонился от дверей, и пропустил благодарных слушателей в дом.

       Николай оглядел комнату, куда они зашли, ничего примечательного в ней не было. Стол около окна, два стула, за столом и напротив и вдоль печки длинная скамейка. Еще одна комната уходила влево и была зашторена толстым полотном, рассеченным на две половинки, напоминающие двери.

       Толстяк сел за стол, на котором валялись различные бумажки, и пригласил Михаила сесть напротив себя. Глеба с Николаем посадил на скамейку.

       —    Значить так, — начал без предисловий, толстяк, — нашему предприятию поручено выполнить план, ну вернее сделать коровник. Как и раньше было сказано, надо поработать, это будет о трех до шести дней. И с богом! В кармане у вас справка, вы спокойны, что на вашем предприятии не будет проблем, В кармане заработанные деньги, возможно превышающие, в пять раз больше, чем вы получаете за месяц. Ну и конечно, только будет от вас зависеть, на сколько мы с вами сработаемся. А сейчас маленькая формальность. — Он поднял над головой бумажку, и потряс ею. — Это контракт, как бы ваша безопасность, что с вами поступают честно. Здесь указано, что необходимо отработать шесть дней и оплата по факту.

       —    О! Это нам пойдет! — радостно воскликнул Миша. Он повернулся к Николаю, и спросил: — Ни это ли мы с тобой искали?

       Николай промолчал. Глеб, находясь рядом с ним, сидел в безразличной позе, и чистил ногти гвоздем.

       —    Ну и последнее, — все, что необходимо для работы. — Он на какое — то время замолк, тупо уставившись на Глеба, но затем продолжил. — От бригадира будете получать задания. Он же, и будет вести часы и объем, что вы сделали. Ну, а теперь, я уже составил контракт на шесть дней, нужна ваша подпись, и как у вас говорят, наилучшие пожелания в работе.

       Миша, ни обдумывая сказанное, взял лист и подписал, где ему было показано.

       —    Вопрос, можно? — спросил он.

       —    Говори, — позволил ему толстяк.

       —    Как насчет кормить?

       —    Это, и все, что вас будет интересовать, узнаете у Глеба. Он ваш бригадир, и он за вас отвечает.

       Николай видел свое безвыходное положение, и, не спрашивая не о чем, подошел и подписал контракт.

       —    Вопросы у вас будут? — спросил его толстяк

       —    Нет, — только ответил он.

       Понимая свое положение, у него хватило сил, чтоб ничего не сказать, тем более, что его тело еще не забыло рук сидящего гориллы

       Дверь распахнулось, и в комнату ввалился Исса, он был возбужден.

       —    Магомет! К нам, опять участковый.

       —    Кто именно?

       —    Ну, Петрович….

       —    А, понятно. Где он сейчас? — спокойно спросил его толстяк.

       —    Во дворе!

— Что ты суетишься? Зови его. — После он обратился к Глебу. — Бригадир, отведи своих рабочих в эту комнату, — он показал рукой на зашторенный проем, — и расскажи, чем они будут заниматься.

       Комната была вытянута, с одним окном, слева и справа от него, стояли две аккуратно заправленные кровати, около их спинок примостились маленькие скамейки. У самого окна был расположен самодельный стол, на котором громоздились туалетные принадлежности.

       Николай сел на скамейку с правой стороны, Миша остался стоять рядом с ним. Глеб, взяв другую скамейку, разместился напротив их.

       —    Я много говорить не буду, — начал он скрипучим голосом, — объем работы данный на день не выполнен, штраф пятьдесят процентов от факта. Обед, курить и на все, про все, дается час. Сейчас мент уйдет, и я вас поведу на объект.

       —    Ну, здравствуйте хозяевам! — Послышался веселый голос из комнаты, где недавно подписывались документы.

       —    Что так давно не заходил! — Послышался такой же радостный голос Магомета. — Проходите! Проходите! Сейчас что-нибудь сообразим.

       —    Я на работе не пью, — отказался участковый. — Тем более, еще ранее утро.

       —    А что нам утро. Работа не ждет. Как у вас говорят — кто рано встает, тому бог подает. Хотел бы знать, вы в гости или по делу? — Голос уже слышался заискивающий.

       —    Да вот, птичка мне начиркала, что новые люди у вас появились. Ну, сами понимаете, работа, есть работа.

       —    Да вы даже и не утруждайте себя проблемами, — снова понесся заискивающий голос хозяина комнаты, — мы законы знаем, и конечно их соблюдаем.

       —    Ну а короче, есть новые люди?

       —    А почему бы им ни быть! — Воскликнул он. — Каждый хочет заработать.

Зашелестели бумаги, что — то упало на пол.

       —    Извините! Это личное, — дальше голос уверенный и ровный, — вот контракты, паспорта, все как положено.

       —    А где они сейчас? — Поинтересовался участковый.

       Сами понимаете, дорога длинная, они городские, не привычные к разъездам. — Коротко ответил. — Спят.

       —    Ну, ну, — промычал милиционер. — Я тогда позже загляну, коль документы в порядке.

       После Исса куда — то был отправлен, но быстро появился.

       —    Вот примите от нас подарок, — обратился он к участковому, — дорогой гость, он всегда почитаемый гость. А это, чтоб жена вас всегда могла радовать своим вниманием.

       Послышался возглас:

       —    Спасибо! Жена будет действительно рада!

       Послышались шаги, дверь скрипнула. Но участковый остановился у порога и сказал:

       —    Я, конечно, понимаю, вы, можно сказать, на краю села. Но хочу предупредить, будьте осторожны, уже как месяц, где — то в наших краях скрывается сбежавший из зала суда, осужденный, за тяжкое преступление. Ну, ладно, я так для информации. Всего хорошего.

       Дверь хлопнула и какое — то время было тихо.

       —    А что он имел в виду, когда говорил про какого — то зека, — нарушил тишину Исса.

       —    Я не знаю, — был ответ.

                .   .   .

       Время понеслось, отчитывая дни и ночи. Работать их выводили только на пару. Объектом был огромный коровник, который был выстроен из пенобетона. Стены от бетонного пола до потолка поднимались зигзагом, вот эти изъяны, и нужно было выравнивать штукатуркой. За ними присматривал лет тридцати парень, который недавно приехал из Чечни, он многому здесь научился: лихо матерился на русском, знал, когда необходимо сказать мягкое слово, сочувствуя адскому труду двух мужиков.

       —    Мне нравится, как хорошо идет у вас работа, — улыбаясь, говорил он. — И я завидую, что вы скоро станете богатыми.

       При этом Николай не выдерживал и цедил сквозь зубы:

       —    Становись с мастерком на стенку, тогда мы с тобой поделимся деньгами.

       —    Ну, нет, я здесь ни для этого, — он закатывал глаза и что — то про себя начинал шептать.

       Иногда к нему приходила с села молодая женщина, они отходили от штукатуров и долго о чем — то разговаривали, после смеялись и смеялись.
       Молодой себя никак не называл и так же не знал имена мужиков. Любое обращение было: Эй, дед! Куда пошел? Эй, дед, туда не надо идти! К вечеру приходил Глеб, интересовался у молодого, как себя вели мужики. После бегал с рейкой, вымерял, просматривал щели, после качал головой:

       —    Ну что мужики, то, что мы с вами запланировали, опять не выполнено. — Он доставал из внутреннего кармана блокнотик, отмечал объем, Делал еще какие — то записи, и округлял на работяг глаза. — О! Вы еще не готовы? Давай быстро собирайтесь и домой.

       И так было всегда, будто бы день никогда не менялся.

       Сегодня все повторилось вновь. Глеб вымерил объем работы. Сделал записи в блокноте и прокричал:

       —    Что халявой занимаемся! Сегодня, что наметили, не выполнено! А сейчас махом собирайтесь и пойдем домой.

       Николай собрал и очистил от раствора инструмент, только нагнулся, чтоб подобрать кисть, как почувствовал сильный удар под зад. Пинал Глеб

       —    Как ты мне надоел дед, где твоя расторопность? — Закричал он.

       Молодой стоял недалеко и улыбался.

       Николай несколько раз перевернулся через себя и растянулся на бетонном полу, поднимая вокруг себя пыль.

       —    Глеб, не надо, — попросил Миша.

       Глеб с удовольствием посмотрел на двух заморышей и, сплевывая, процедил:

       —    Так теперь будет всегда. Я думаю, только бич, а не пряник, сможет вас подогнать прямо к финишу.

       Николай поднялся, кровь появилась у него под носом, она смешалась с пылью и напоминала крупные подтеки грязи. Он глянул на Глеба и забитый пылю ртом сказал:

       —    Я чувствую, что вся наша работа, в пустоту, она не примется, и, именно тобой. Ты одолел нас этими процентами.… А что касается денег, так это мираж, просто, бред сивой кобылы. — Он помолчал, вытирая высохшие губы от пыли, отряхнул руку и уже громко добавил. — Я думаю, что скорей всего нам придется локти кусать, что согласились на ваши гребные контракты…. Кусать и плакать в жилетку, от потерянного времени…
   
       Глеб стремительно подскочил к Николаю, и с размаху нанес удар в грудь. Удар был не сильным, больше для острастки, но его подбросило вверх. Пролетев около метра, он плюхнулся на пол и затих.

       Наступила звенящая тишина.

       Миша испугано смотрел на происходящее, и был мокрый от страха.

       Глебу подбежал молодой надсмотрщик и, жестикулируя перед его лицом, заорал:

       —    Ты, чокнулся! Магомет, этого не потерпит! Они должны работать, а не лежать в больнице….

       К Николаю подошел Миша, и, наклонившись, стал рассматривать свежую, рассеченную рану на голове. Николай зашевелился.

       —    Вставай. — Тихо заговорил приятель. — Вставай, все равно надо идти, здесь ничего им не докажешь.

       —    Что мне здесь дурака валяешь, — зло, сверкая глазами, шипел Глеб, — живо поднимайся, и пошел вон к себе!

       Глеб был отморозок, и ему было все равно, сегодня мужики, а завтра чеченцы. Он недавно прибился к обществу чеченцев, чтоб отсидеться, зализать свои раны, выждать свое время, а там, куда бог подскажет, но лишь бы не вернуться в зал суда.
       Его взяли на работу, скорей всего он им был удобен, поставили бригадиром над калымщиками. Сам он никогда не работал, но исправно выполнял поручения Магомета, надзирал над работягами. Порой делал им физическое внушение, что больше нравилось Магомету, так как чужими руками ему было выгодно держать дисциплину в бригадах. Всего в распоряжении у Глеба было три бригады, две бригады по три человека, а третья была из двух — это Николая и Миша. Проживая в разных комнатах и ведя работу на разных объектах, бригады практически друг друга не видели, а так же и не знали, как кого зовут.

       Тяжелая работа изнуряла людей. Недоедание приводило к голодному обмороку. Голова едва касалась матраса, глаза сами закрывались, и только крик Глеба, напоминал, что наступило утро.

       Два дня Николай отлеживался, его приятель ходил за ним, прикладывал холодные примочки, не доедая сам, отдавал все ему. Николай сильно осунулся. Его обросшее лицо почернело, и выглядело как перед смертью.

       —    Николай! Ты только не хандри, — упрашивал Михаил своего друга. Я сам, один, здесь не выдержу.

       Николай открыл глаза.

       —    Что ты скулишь? Я что помирать собрался! — тихо проговорил он.

       Миша заулыбался во весь рот.

       —    Ну вот, теперь вижу, что нет. Слушай, я слышал, что одного мужика в хлев посадили, в костюме Адама. Били, говорят, очень сильно его. Слушай! А что это за костюм такой?

       Миша замолчал, дожидаясь ответа.

       —    Дурак ты Ми — ха! Адам, это кто? — тихо засмеялся Николай.

       —    И кто? — недоуменно уставился, он на Николая. — Ты не смейся, я тоже изучал историю в школе, правда, ни фига не помню.

       —    Слушай, — стал рассказывать с хрипотцой Николай, — это первый человек, ну, библейский персонаж, которого создал бог. Он был голый, и только фиговый листок прикрывал его богатство. Вот, потому и начали называть, адамов костюм, то есть голый человек.

       —    Ух, ты! — восхитился Миша.

       —    А, за что его избили? — поинтересовался Николай, как бьют, он уже знал не понаслышке.

       —    Я случайно услышал, когда мусор выносил, от одного мужика. Он сказал, что у него в бригаде Иван, хороший плотник, так он решил сбежать. Вообще — то у него получилось, но только далеко не ушел, пройдя несколько километров, был пойман. Ну, вот и находится он в адамовом одеянии.

       Миша не стал говорить, что в избиении принимал участие только один Глеб. Он понимал, что между Николаем и этой сволочью пробежала черная кошка, и Николай ни слышать, ни видеть его не хотел. Он чувствовал, что назревает что — то неладное, а что именно, уму ответа не мог дать.

       Николай затих, какое — то время находился без движения, после, глубоко вздохнув, сказал:

       —    По правде, говоря, я сам начинаю подумывать, как с этих красивых мест сделать ноги. Ты уже увидел, что заработки нам не светят. Вот и хотел тебя спросить. Ты как на это смотришь?

       На то, что так его тревожило, ответ был найден.

       —    Я с тобой хоть куда, — решительно ответил Миша.

       —    Спасибо, друг. Я на это и надеялся. Сам понимаешь, у нас один путь, только вперед, с этого каземата.

       —    Слушай! А мы не заблудимся? И нас может та же участь постигнуть. Ну, как этого Ивана, — расширив глаза от возбуждения, зашептал Михаил. — Ведь, если придется бежать, то с меня толку мало. Я не знаю куда идти, и подсказать не подскажу. — Он помолчал и добавил, — словом, я как в темном лесу.

       —    Я уже думал об этом, надо только выждать момент, и вперед, сам понимаешь, только выбраться, а там, куда кривая выведет. — И уже жестко добавил. — А гнить здесь, превращаться в зомби, уж увольте, я не собираюсь.

       В это время в дверь постучали, и раздался противный голос:

       —    Волчара! Иди за жратвой! — это говорил Глеб, и конечно он обращался к Михаилу.

       —    Иду, иду, — откликнулся Миша.

       Дверь распахнулась, и довольная морда просунулась в комнату.

       —    Как наш больной? — Ехидно поинтересовался он

       —    Нормально, — пробурчал Николай.

       —    Вот я и говорю, сегодня ты еще можешь сачковать, а завтра, чтоб был на работе. — Он стоял в проеме дверей и, улыбаясь, разминал пальцы. Через секунду, они начали очень сильно хрустеть. — Как меня понял? — с той же физиономией спросил он.

       —    Завтра выхожу, — без энтузиазма произнес Николай.

                .   .   .       

       Утром как обычно, все бригады были разбужены хриплым криком Глеба. Не затейливый завтрак и прикрепленный надзиратель из числа чеченцев. Им достался тот же паренек, который на какое — то время уезжал в город. При виде их, он улыбался, как хорошим приятелям и залепетал:

       —    Мне то, что с вами делить! Я сам птичка подневольная…. — Они шли к дальнему длинному коровнику и не отвечали на возгласы молодого человека.

       Николая прорывало, что ни будь сказать, так много накопилось злости, но сегодня они решили бежать, а потому лезть в бутылку было ни к чему.

       Заморосил дождь. Николай поднял голову. Далеко на горизонте, все небо затянуло черной краской. “ Может, это и кстати» — подумал он.

       —    Мужики, давай быстрей! Дождь начинается, — за канючил охранник. Ему хотелось быть хорошим перед ними.

       —    Да идем, идем, — огрызнулся Михаил.

       —    Не дерзи! — Одернул его Николай.

       До коровника они уже не разговаривали. Только вошли под крышу своего объекта. Как разразилась гроза. Крупные капли хлестали по крыше. Они разложил инструменты, и стали подготавливаться к работе. Вода в бочке, цемент и песок все было подготовлено к штукатурке.

       —    Ну, с богом, — сказал Николай.

       Миша стал намешивать раствор. Молодой сторож, расхаживал не в вдалеке и смотрел на мужиков. Когда раскат грома проносился над крышей, он приседал, и начинал оглядываться. Ужас и страх отражали его глаза. Он виновато отворачивался, и какое — то время стоял в задумчивости. После, снова спокойно разглядывал, как ловко велась штукатурка.

       Николай усердно выполнял работу, а сам краем глаза наблюдал за охранником. Время сейчас работало на них. Нужно было, только, улучшить момент, тогда ищи в поле ветра. Парень отирался не далеко и не находил себе места.

       —    Ну что ты ходишь вокруг, да около, — обратился он к пареньку, — хоть бы воды принес, а то в горле пересохло.

       Паренек обрадовался, что он сможет смыться на какое — то время от этой скукотищи.

       Может что-нибудь для согрева? — Предложил он. Ему хотелось быть хорошим. И ему казалось, что это у него получалось. Он понимал, что мужики ни куда не денутся, тем более. Что на дворе стояла непогода.

       —    О! Это было бы здорово! — Обрадовался Миша.

       Николай бросил на него злой взгляд.

       —    Да я так, — тихо прошептал он.

       В это время в проеме дверей коровника появилась молодая белокурая девушка. Она вся успела вымокнуть и надув губки, обиженно подошла к молодому охраннику.
   
       -    Как дела, - тихо спросил он ее.

       —    Я бы еще много часов простояла там! Ты что забыл о нашем уговоре?

       Охранник округлил глаза, и стал разглядывать мокрую подружку. После забормотал:

       —    Алеся! Я действительно забыл. Но ты же видишь, какая погода, зачем ты так поступаешь, ведь ты можешь заболеть.

       —    Надо же, доктор нашелся, — продолжала дуться девушка. — Мог бы и раньше предупредить, что не придешь.

Он подошел к ней в плотную, и что — то еле слышно бормотал про себя. Какое — то время они стояли вместе, и о чем — то говорили. После охранник подошел к работягам и спросил:

       — Ну что! Я пошел? — он смотрел на них и улыбался, — как договорились, я принесу горячительное, — постоял, подумал и добавил, — я думаю, что — ни будь полегче, может вина.

       Миша закивал головой.

       —    Да! — вспомнил молодой, — если кто придет, то я, ну, в туалете.

       —    Да кто в такую погоду придет, — успокоил его Миша, — если что, придумаем что сказать.

       Он понимающе закивал головой, и пошел к своей невесте.

       —    Воркуйте голубки, воркуйте, — произнес Николай, — только нам не мешайте, — и хитро заулыбался.

       —    Миха! Что сегодня пожрать дали на работу? — обратился он к напарнику.

       —    Как обычно, — отозвался он, — булка хлеба и две консервы из рыбы.

       —    Все, пора! — выдохнул Николай.

       Он бросил лопату в кучу песка, взял пакет с едой и взглянул в сторону, где только что исчез охранник. Кивнул Мише и повернувшись, изо всех сил побежал по узкому проходу коровника. Он чувствовал, что его напарник тяжело дышал, но  бежал за ним.

       Выбежав их боковых дверей коровника, они остановились. Плотной стеной хлестал дождь, огромные пузыри на воде поднимались и безобразно шипели. Секунды было достаточно, чтоб определить свое направления. Не пробежав и десятка шагов, они были до нитки промокшие, но об этом мыслей не было.
       Поджав под себя свернутый пакет, Николай оббежал коровник с маленьким аккуратным домиком и углубился в лесополосу. Он слышал тяжелое дыхание своего напарника. Но некогда было перекинуться даже словом. Он понимал, что на все, про все у них как максимум, это час времени. Появившийся частокол, напомнил ему, что они движутся вдоль села.
       Он остановился, чтоб оглядеться. Увидел как через село, газуя на раскисшей дороге, пробирался одинокий грузовик, после он поехал резвее. Все! Значить там начинается грунтовка, выезд из села. Он это еще приметил, когда их привозили сюда.

       —    Сейчас обойдем село, — тяжело дыша, заговорил Николай, — а там вдоль трассы и в город.

       —    Нас наверно начали искать!

       —    Не думаю. Хватит базарить, пошли.

       Но они не пошли, они бежали, бежали, сколько было сил. Их подгонял страх, их подгоняла злоба.

                .   .   .

       Последний дом стоял на отшибе. Ветхий дом, ничем не примечательный, но он привлек Николая, во дворе стояла теплица, натянутая полиэтиленом. Николай попросил напарника дожидаться его под деревом. Он как еще в детские годы, сломив сухой сук, подобрался к теплице, с той стороны, чтоб из дома его не возможно было видеть, быстро пропорол тонкую пленку, и оказался в сухом месте.
       В глаза сразу же бросился грязный маленький тупой нож, им работали в земле, и видно он хозяевам хорошо помогал. Он оттер его от земли и спрятал в карман. Развернул пакет, и сколько было возможности, заполнил его помидорами. Ну, все, какое — то время будем сыты.
       Среди ботвы, он обнаружил маленькую кастрюлю на проволоке, ее видно использовали для удобрения или как вспомогательный инвентарь. Она так же исчезла в полиэтиленовом пакете. Ну, все! Он тем же путем, через дырку, вылез из теплицы и побежал к ждущему его товарищу.

       Они уже не бежали. Силы давно кончились, они уже еле — еле брели вдоль трассы, то, углубляясь в чащу леса, то, выныривая из нее, боясь потерять дорогу из виду.

       С того времени, когда они пустились в бега, прошло не меньше трех часов. Дождь, заметно ослабел, и горизонт, куда они шли, посветлел.

       Беглецы не знали, что буквально, когда они выбежали из коровника, на машине Жигули, подъехал Магамет с Глебом, появилась необходимость перекинуть бригаду Николая на другой объект, его нужно было срочно сдавать. Но, дорогу расквасило, и они, какое — то время, чуть ли не рядом с коровником буксовали.
       Затем Глеб решил силами работяг вытащить машину и за одно их забрать, но когда появился внутри коровника, то обнаружил, раскиданный инструмент, а рядом никого.

       —    Видимо этот молодой хрен делает ремонт у будущей невесты. — Зло процедил он.

       Молодой охранник действительно иногда отпрашивался, помочь своей невесте по ремонту дома. Бывало, что ездил с ней в город, чтоб присмотреть что — ни будь из вещей. Сейчас его вместе с рабочими не было. Глеб, промокая и чертыхаясь, сказал об этом Магомету.

       —    Я знаю, где она живет, — сказал он раздраженно.

       Они еще какое — то время буксовали в грязи, и, наконец, машина выехала. Но в дальнейшем их ждало разочарование. Дом невесты был пуст, на дверях висел огромный амбарный замок.

       —    Ну и где они? — Уставился хозяин на Глеба.

       —    А я здесь причем! — Криком ответил Глеб, он почувствовал, как кровь ударила его в лицо.

       —    Ты же у них бригадир! Или я ошибаюсь! — Тихо, но внятно говорил хозяин.

       Глеб не выдержал такого напора. На него смотрели злые горящие глаза Магомета.

       И бригадира понесло:

       —    Ну что на меня уставился? Словно я сбежал от тебя! Что молчишь, или вы только задним умом крепки, — орал Глеб. — Где ваша прирожденная, гребенная смекалка… Или как обычно! Глеб, ноги в руки и вперед савраской!

       —    Ну, если мы их не найдем, то сам встанешь на штукатурку и заодно покажешь, как надо выполнять план, — Магомет ехидно засмеялся, видно он представил, Глеба за работой. Это еще сильней вывело из себя Глеба.

       —    Да я сам их найду! Я сам высосу у них кровь, и распилю их на кусочки…. Надо же, твари чахоточные, смогли все-таки сбежать! — Верзила орал страстно и громко.

       —    Вот и найди, — спокойно предложил Магомет, — а для начала, нечего впадать в истерику, выходи из машины, и пробегись по другим объектам. Может, они, где ни — будь, сидят и пьют свой чифирь.

       —    Я, понял. — Промычал Глеб. — Я их все равно найду!

       —    Ну, хорошо, — мрачно ответили Магомет, — я жду тебя, у себя.

       Глеб проворно выскочил, бурно шумящими потоками, на дорогу, и, не обращая внимания на то, что мгновенно промок. Он быстро пошел, по направлению второго коровника.

       Только найти мне этих гадов! –думал он. — Все так легко и просто складывалось у него с чеченцами. Он был принят без документов, назначен был на прекрасную работу. И надо же, обложался! Еще, хотя бы немного продержаться!
       Скоро за объекты Магомет получит деньги. Он смог подслушать разговор чеченцев, где они долго спорили, как распределить деньги, которые они собирались получить от хозяйства.
       Кто в этой доле должен участвовать? Он конечно, в дележе, не был запланирован. Но ему на это было наплевать. Это ли, не удача! Значить есть ради чего пресмыкаться, только выждать момент, А там! Ух! Какая появляется возможность поживиться.
       А вас твари, всех оставлю лежать в земле сырой! А там, пусть меня ищут. Я без документов, никто даже моего настоящего имени не знает. От ментов меня отмазывали, беспокоились, что лишаться ценного работника. Глеб! Ха! Вот и зовите Глеб! Сучье вымя! Растворюсь как ветер в поле.

       Ни на каких объектах, третью бригаду он не нашел.

       Прошло еще два часа их поиска.

       —    Ну и что, — допытывался Магомет, — поставили всех на уши, а толку нет.

       —    Их надо искать на трассе, — ответил Глеб. — Ведь Ивана так же нашли. Они грязные и обросшие, никакой водила их не возьмет. А все местные, только будут шарахаться от них.

       —    Оно конечно так, но видно, придется ментов подключить. А что! Мы на законных основаниях с ними работаем. Есть контракт, паспорта у нас оставили. Может, какой леший их украл!

       —    С ментами можно подождать, — не уверенно вставил Глеб, — надо самим попробовать найти.

       —    Конечно! Сначала избил мужика, а теперь боишься ответственности?

       —    Может это и так, — ответил Глеб.

       —    Но дай мне водилу с машиной, я сам поищу их, — он уставился в ожидании на Магомета.

       —    А куда теперь деваться. Бери! И забери с собой этого сторожа, пусть учиться искать, а не только любить.

       —    У меня завтра важная встреча с председателем совхоза, а для этого важно, чтоб все бригады, работали на завершении объекта. Завтра подписываю важные документы на сдачу объекта, и, самое большое удовольствие, это выдача заработной платы. Поэтому есть ради чего тебе искать, дорогой!

       Глеб почувствовал, как исчезло зрение, черные шторки закрыли его глаза. Это случиться! Забился пульс в висках. Это начинается! Он так долго к этому шел. У Глеба хватило сил, по крайне мере как ему казалось, спокойно распрощаться с Магометом.

       —    Ну, я поехал, — еле выдавил он из горла.

       В голове стоял звон монет, толстые пачки бумажных купюр, не умещались в его сознание.

       —    Ну, счастливо, — одобрил он решение Глеба, и грустно посмотрел ему вслед.

                .   .   .

       Стало темно. Дождь давно кончился, но было холодно. Их возбужденные тела давно просушили рабочую одежду. Они все это время шли вдоль трассы, прячась за деревьями. Одинокие машины проносились по дороге, работяги инстинктивно приседали, а после брели дальше. Давно уже были съедены хлеб и помидоры.
      
       Неожиданно, им подвернула удача, лес кончился, они наткнулись на три домика стоявшие вдоль дороги. В трех метрах от трассы находился железный киоск, напротив него два самодельных столика. Везде была тишина и покой. За домами, примерно через километр виднелся новый лес, продолжение их нового пути.

       Мужики обрадовались, какая ни какая, но в домах была жизнь, было тепло. Но, осмыслив свое положение, Николай сказал:

       —    Я думаю, идти, что — либо просить в дома не стоит. Мы для них затасканные, обросшие бичи. Нас или палкой угостят, или того хуже.

       Что именно, он имел в виду, уточнять не стал.

       Голова кружилась от голода, ноги ныли от постоянного движения. Николай посмотрел на киоск, и мысль сама подсказывала, что надо делать. Целых два часа они еще просидели под деревом, обсуждая план действия.
       Все скрывала черная ночь. Только у одинокого киоска горела лампочка, зазывая одиноких бабочек и мотыльков.
       Они и были теми одинокими, обросшими мотыльками, которых тянуло не только на огонь, их тянуло на сытный ужин, на спокойный и долгий сон.

       —    Пора! Значить, Миха! Ты все понял? — шепотом проговорил Николай.

       —    Ну, ты что, все одно это же! — разозлился напарник, — все понятно, как дважды два. — Он беззубо улыбнулся.

       —    Просто, меня самого колотит от страха, — признался Николай, — ну давай, вперед!

       Миша пошел, шатаясь к светящей лампочке, он сразу же краем глаза увидел: зарешеченное стекло, внутри мордатую толстую тетку. До слуха донесся работающий негромко телевизор.
       Тетка сидела и глазела в теле ящик, ее рот постоянно что — то перемалывал. Она скучала. Но неожиданно, ее взгляд привлек, за окном обросший ханыга. Кругом тишина, а этот недоумок стоял около столика и обливал его мочой.
       Побагровев, от злости, какую — то секунду она не могла сказать слово. После очнулась, приблизила свое лицо к окну и закричала:

       —    Я тебе падла покажу, где оправляться… Пошел вон!

       Мужик продолжал стоять и делать свои действия, он словно не слышал, что кто — то его хочет и может наказать.

       —    Але! Ты что! Глухой?

       Мужик не отвечал.

       Она посмотрела в окно, покрутила головой во все стороны. Кругом было тихо и темно. Она схватило тяжелую палку, которая на всякий случай, постоянно стояла в углу и выбежала их железного киоска. Дверь только чуть прикрыла.

       Этого было достаточно, чтоб без шума проникнуть в маленькую щель. Николай мигом расстелил на столик свою рабочую куртку. Все, что казалось съестным, оказалось на куртке. Под руку попался блок сигарет. Эту драгоценность он запихал за пазуху.
       Под столом стояла матерчатая сумка, чем — то набитая. Исследовать ее, не было времени. Ее он так же прихватил с собой. Прошло всего секунд десять. Он уже покинул уютный и притягательный киоск.
       Со стороны неслись бранные возгласы. После раздались два гулких удара. Стук закрывшейся двери киоска, и наступила мертвая тишина. Доходя до дерева, где Николай расстался со своим товарищем, он услышал пронзительный крик.
      
       Нет! Скорей всего это был вой неудачника:

       —    Украли! Ограбили! Уууу….

       Миша проявился неожиданно. И они, под вой толстой тетки, ушли в глубину леса.

       Через двести метров они вышли снова из леса, и прошли этот километр, открытого пространства, они шли дальше. Их гнал страх. Но голодные желудки требовали привала.

       —    Николай! Давай остановимся! — Заканючил Миша.

       Давай еще немного пройдем! Кто знает, как все может обернуться.

       Они еще минут тридцать шли по лесу, стараясь не потерять из виду дорогу.

       —    Давай, немного зайдем в глубь, и посмотрим, что смогли добыть, расположимся около удобного дерева, и перекусим. — У него давно уже туманило в глазах, а желудок стучал обойным молотком, когда начинал урчать.

       —    Давай! Давай! — обрадовано заговорил Миша.

       Николай, только сейчас заметил, что его приятель, сильно хромает.

       —    Что! Вражеская пуля? — спросил он, — или оступился?

       —    Если бы! Эта гребенная толстуха навернула дрыном по ноге. Хорошо, что не убила.

       Они тихо засмеялись.

       Расположились в низине, около молодых сосенок. Пакет, пронизанный запахами, забивал ноздри и разносился далеко, от места, где они расположились.

       —    Давай маленький костер разведем, — предложил Миша. И стал обдирать кору у толстого дерева.

       —    На, возьми ножик, — предложил Николай, вытаскивая из кармана полу ржавый металл.

       Дела у напарника пошли живее и через десять минут, костер горел ровным пламенем.

       Николай разбирал припасы, и только раздавались восторженные возгласы. Они пихали в рот колбасу и хлеб. Матерчатая сумка, вмещала в себя, бутылку водки, сигареты, печенья, и другие продукты. Самое главное, в ней, они обнаружили кошелек с деньгами. Триста рублей, это было не плохо. Толстая тетрадка, исписанная цифрами, говорила о том, что толстая тетка знала, как греть руки на своих покупателях.
       Не было желания разбирать проделки киоскера, тетрадка полетела в огонь, от этого, костер вспыхнул еще ярче.

       Сытная еда, выпивка, сделали свое дело. Тело стало ватное, и тянуло к земле.

       —    Может, по очереди будем спать? — Предложил Николай, своему напарнику. Глаза слипались, и он ждал ответа уже в полу дреме.

       —    Я готов первый посидеть у костра, — сказал Михаил.

       —    Ты только, какой — ни будь дрын возьми. На всякий случай, — посоветовал, засыпая, Николай, — кто знает, какая тварь здесь водится.

       —    Миша забеспокоился, и нашел не земле длинную палку, в два метра.

       —    Дай мне свой огрызок?

       —    Около сумки валяется, — промычал Николай.

       Миша нашарил нож и стал обстругивать палку.

       —    Я ее превращу в копье, тогда никакой зверь нам не будет страшен, — рассуждал он шепотом.

       Он сидел у костра и всего боялся. Шумели кроны деревьев. А ему казалось, что кто — то огромный летает и машет крыльями. Его копье постоянно направлялось то на черное небо, то в глухую, темную чащу леса. Он стал подкладывать больше веток, костер вспыхнул огромным светом, озарил пол леса и медленно стал успокаиваться. В стороне раздался хруст сухих веток.

       —    Кто! Кто, там? — стал спрашивать шепотом сторож, — кого леший носит?

       И снова хруст, но сильней, с противоположной стороны. Запрыгали, забегали глаза Михаила. Голос совсем пропал. Губы что — то шептали, но он не мог прийти в себя от страха. Поборов себя, он прохрипел:

       —    Коля! Ты меня слышишь! Николай, вставай! — он палкой стал толкать спящего напарника.

       В это время он ощутил на себе чье — то дыхание. Миша замер, он застыл на одном месте. Только палка куда — то исчезла из его рук. Он пришел в себя и решил спрятаться, закопаться в сухую листву, в землю, лишь бы не слышать чье — то дыханье, не чувствовать чье — то присутствие.
       Он уже готов был бежать. Как чей — то оклик остановил его. Он повернулся, но никого не увидел.
       Хотел сделать шаг, кто — то сильно ударил его по ноге, и именно туда, куда недавно дважды треснула толстая тетка. Миша взвизгнул, и, упав, завертелся волчком.

       —    Что, паскуда, еще хочешь?

       В голосе, Миша узнал Глеба.

       —    А, я ломаю голову, куда это вы запропастились! — Он посмотрел на лежащего Николая и добавил,  из — за вас деды. Я могу, очень здорова погореть. Так что встаем, и вперед на дорогу, там нас машина ждет.

       Николай уже не спал и смотрел молча на своего врага. Глеб перехватил его взгляд, и засмеялся.

       —    Что недоумок уставился! Надо идти!

       —    А если не пойду?

       —    Тогда понесу. Что еще с тобой делать. — Он рассматривал пакеты с едой и качал головой, — нехорошо, нехорошо, бедных женщин обижать. — Это, можно сказать грабеж, под статьей ходим, голубчики.

       Глеб нагнулся и, ухватив Мишу за шиворот, легко поставил его на ноги.

       —    Стоять и не шевелиться, — грубо приказал он.

       Затем он подошел к лежащему Николаю и неожиданно пнул в живот.

       —    Как ты мне не нравишься! А ну! Живо встал!

       Николай закрутился и сжался в комок. Когда дыхание восстановилось, он крикнул:

       —    Да сколько ты, можешь над нами издеваться!

       Глеб отошел от него на два шага и недобро ухмыльнулся.

       На фоне догорающего огня, Глеб выглядел огромным и внушительным.

       —    Я хочу вас предупредить. Что если через минуту ты, — он кивнул в сторону Николая, — не встанешь, я тебя прибью. Просто, ногами.

       Он стал разминать свои ноги.

       Николай зашевелился, боли в животе не давали ему подняться. Неожиданно, рядом с собой он нащупал палку, ту самую палку, которую строгал его товарищ на зверя. Острие ее поблескивало и наводило ужас.
       Палка разместилась рядом с ним, и как хороший друг, подставляла свой бок. Он ухватился за нее, пытаясь с помощью ее подняться.
       Но в это время, Глеб, сделав в воздухе не объяснимый пируэт, с вытянутыми вперед ногами летел на Николая. В глазах все помутилось, Николай уже представил, что с ним может произойти от сильного удара врага. У него уже не было сил ругаться, он, того не понимая, смирился со своей участью, и принимал удар судьбы.
       Но деревянный друг не хотел мириться, и чья — то неведомая сила. Один конец воткнула в землю, другой, ощерившись своим наконечником, был направлен прямо в сердце противника.

       Когда лицо Глеба осветилось затухающими угольками, то Николая поразила его лицо, оно было застывшим и белым. Еще несколько минут эта глыба зла несла смерть. Теперь он обломал свои зубы, на двух, как он выражался зачухонцах.

       Глеб падал тихо, палка продолжала торчать у него в груди. Лицо было искажено гримасой зла и панического страха. Тело уже было мертвым.

       Стоя  на опавших листьях, Николай спокойно смотрел на своего зверя. Страх прошел, он обдумывал создавшееся положение. В двух шагах от него, загибался Миша. Нога его вздулась как шар, он переживал сейчас за свою боль, и ему было уже наплевать, что минуту назад произошло.

       —    Ну, вот и случилось! — Тихо вымолвил Николай, — кто мог предполагать, что это произойдет?

       Он спрашивал у самого себя. Он и не думал, что так легко умрет Глеб, ему казалось, что этого слона, ничем и ни когда, ни возможно свалить. Все! Надо уходить! Наверняка. Он приехал на машине. Значить, надо трогаться к дороге.

       Он подхватил Мишу под плечо, прихватил припасы, чтоб добру не пропадать, и поплелись в сторону трассы.

       Они за несколько метров от дороги остановились. В стороне, приткнувшись к обочине, стояли Жигули. Какой — то человек то, отходил от нее, то снова возвращался. Встревоженный и испуганный, он начинал яростно стучать по сигналу, который издавал неопределенный звук. Не надеясь на машину, он стал громко кричать:

       —    Глеб! Ты где — е! — Холодная тишина не отвечала.

       Он снова стал проявлять беспокойство. Отбегая от машины, он разглядывал черный лес. Но ступить туда боялся.

       —    Наш шанс! — тихо прохрипел Николай. — Это наш охранник, чеченец.

       Миша поднял голову и безразлично посмотрел на бегающего человека. Ему уже было, все равно.

       На небе двигались черные тучи. Начал накрапывать дождь.

       Человек решился, и помчался в ту сторону куда, давно ушел всем ненавистный Глеб. Лес сразу проглотил его.

       Николай подтащил своего товарища к машине и помог расположиться на заднем сиденье. Ключа в машине не было. Бросив пакеты на первое сиденье, он оторвал панель под рулем, выдернул проводки и соединил стартер.
       Машина зачихала, несколько раз фыркнула и завелась. Путь был свободен. Он бросил быстрый взгляд в сторону, куда убежал хозяин машины. Включив скорость, машина сорвалась с места, и понеслась, пронзая светом фар густую черноту, мокрой ночи.

       Они проносились мимо деревень и сел, кругом стояла тишина и покой, только дождь, захлестывая машину, напоминал, что жизнь продолжается, а значить продолжается за нее борьба.

       Родные места, — донеслось с заднего сиденья, — через два километра, будет меленькая деревня, где тетка живет….

       Николай молчал. Много мыслей приходило в голову, и они роились, и роились в его мозгу.

       —    А! Ты, что — то сказал? — Встрепенулся он.

       —    Я говорю! Мы подъезжаем к моей деревне, где молодость прошла, — стал пояснять Миша. Я вот что думаю Николай, мне сейчас торопиться не куда, все равно меня ни где, ни кто не ждет. Завези меня к ней, и мы с тобой распрощаемся.

       В это время показался указатель, Николай машинально туда свернул.

       Не доезжая до указанного дома. Миша попросил остановиться.

       —    Все! Дальше я сам.

       —    Может тебе помочь?

       —    Не надо! — Отмахнулся он.

       Николай видел, как Миша ковылял к темному дому, остановился у калитки, обернулся и помахал рукой. Он мигнул ему фарами, развернул машину…

                .   .   .

       Светало. Холодный ветер трепал макушки деревьев, аккуратно кем — то посаженные вдоль дороги. Не доезжая до родного города, километров двадцать, Николай остановил машину у маленькой деревушки. Бросив ее, он в киоске купил бритву и мыло.
       Пройдя за дома, он обнаружил маленькую речку. В ней он долго мыл свое тело, холодная вода ему была в радость. Побрившись, он снова натянул на себя, рабочую робу. Проходя мимо одного из домов. Он увидел на веранде висевшую одежду. По всей видимости, сюда пришлые редко заходили, одежда: брюки, рубашка и свитер пришлись по размеру, правда, немного было все мятое. Но разве будешь на это сейчас обращать внимание.
       Мы одним миром мазаны. Где — то, мы слишком бедны и одиноки, а где — то, мы богаты, и ходим с лощеной мордой. Когда он отошел на приличное расстояние, он оглянулся. На том месте, где только что висела одежда, уже ничего не было. В маленькое окошко и без того маленького домика, смотрела бабушка, она внимательно разглядывала мужика, который так быстро переоделся в одежду ее мужа, и только качала головой.

       —    Ничего мать! Ничего не поделаешь, на то божья воля, — вырвалось у него досада.

       Он простоял на остановке минут сорок. Солнце не желало выходить из кучевых облаков. Холодный воздух проникал, через еще не полностью высохший свитер, и от этого начало знобить.

       Душный, битком набитый автобус, мало принес радости, но нужно было ехать.

       В город приехал к полудню. Помчался в общежитие, хотелось упасть, растянуться, и забыться. Если это сон, так надо быстрей проснуться.

       Как обычно, на своем месте сидела вахтер и, скучая, смотрела телевизор. Его приход, не вызван был никакими бурными эмоциями. Все буднично и серо. Только она сняла очки, посмотрела на него внимательно и полюбопытствовала:

       —    А вы что? У нас снова начали проживать?

       —    В смысле! Я можно сказать, всю жизнь здесь жил, — обеспокоено начал Николай.

       —    Покажите свой паспорт. — Она протянула пухлую руку к нему.

       —    Какой паспорт? Я всегда захожу без паспорта.

       В это время вышла комендант. Она так же внимательно посмотрела на Николая. Ему показалось, что его принимают за пришельца.

       —    Вы что! Не узнаете меня? — он удивленно уставился на коменданта.

       —    А что мне вас узнавать! — грубо ответила она. — Я и так знаю кто вы, но только есть приказ директора предприятия, чтоб вас выписать как злостного прогульщика.

       —    Но, а комната моя! Я же постоянно за нее платил, — он оторопело смотрел на нее.

       —    А что ваша комната? С нее все вытащены вещи какие были и занесли ко мне в подсобку. Идите, принимайте по акту.

       —    Но, а мне! Мне как быть? — Он растерянно моргал глазами.

       —    А мне какое дело. Ваша комната занята. Вас вообще искала милиция, как пропавшего. Вот идите, и выясняйте про себя сами.

       Она вновь, исчезла в своей кабинете.

                .   .   .

       Через час, Николай уже ехал на железнодорожный вокзал, за билетом, на электричку. Проходя мимо киосков, тянувшихся лентой. Он вдалеке увидел, столики, за одним из них, знакомого деда. Рядом с ним стоял рослый бродяга и угощался халявой. Все тот же молодой чечен суетился у столика.

       Николай резко повернул в сторону продовольственного и хозяйственного магазина. Пакет крысиного яда, легко уместился в его кармане

       Когда он подошел к столику, высокий бродяга уже захмелел. И оглядывал всех подозрительным взглядом. Молодой чеченец в это время подвел еще одного кандидата на халяву.

       Дед, вытаращив глаза, осматривал Николая молча, а после, дрожащим голосом спросил:

       —    Как дела? Как работа? — Он замер и спрашивал тихо. — Ты наверно зол на меня?

       Николай обвел взглядом всех присутствующих. И достал их чемодана бутылку коньяка:

       —    Я не буду тратить свое золотое время. Скоро у меня поезд. — Николай улыбался. — Тебе и молодому, кстати, от Магомета привет.

       Дед, пересиливая страх, расплылся в улыбке.

       —    Значить, ты на меня не злишься?

       —    А мне — то, что! Бог миловал и вот я перед тобой. Не сомневайся, я сейчас бригадиром назначен. Сейчас немного отдохну, и вновь за работу. Магомет меня в финансах не обидел.

       Он видел. Как все заворожено, смотрят ему в рот.

       —    Работая там, я очень многое понял, это можно сказать плюс к моей жизни.

       Он отвинтил коньячную пробку, и разлил содержимое в уже стоявшие стаканы.

       —    За встречу, и за тех, кого с нами нет!

       Все чокнулись.

       Диктор объявил отправление поезда.

       —    Мужики! Я опаздываю! За мое здоровье! Пока!

       Николай побежал в открытые двери вокзала. Перед тем как скрыться в вокзале, он обернулся. Все мужики, в это время чокнулись и подняли стаканы за его здоровье.


       В тоже время, из глубины зала ожидания, от киоска, откатился маленький, шарообразный крепыш, рядом с ним возвышался здоровяк. Два милиционера решительно направились к Николаю.
       Толстяк постоянно разглядывал фото и зачем — то облизывал губы, словно вместо ориентировки, он в руках держал брикет мороженного…

В. И. Воейков