Кому сидеть на вёслах

      Какие неизменные, стойкие характеры когда-то были! Разве  подобных  отыщешь нынче? По отдалённости прежних времён, хотя бы с пятого на десятое о тех людях поведать.  И то будет ладно. За  поучительным их житьём обратимся к нашей поморской бывальщине. Источник лично этой, более чем достоверный. Восходит  к воспоминаниям в кругу домашних старого капитана Валерия Петровича Коковина. Уж он-то походил в молодости ко всем поморским становищам и деревням на товаропассажирских судах «Профсоюзе», «Мудьюге». Вдосталь пообщался с той ещё настоящей поморской братией, много чего про своих предков, до третьего колена, ему порассказавших. Благодаря неординарному кэпу и мы узнаем, как на берегах Белого моря  женский вопрос обстоял?
     Уж больно  тот заострился да нагло выпер из всех щелей,  дождавшись очумевших феминисток, смены полов, гей-браков. Уцелеет ли с того белая тётушка Европа? Весьма сильно (и не только я один) в сомнениях.
     А вот перед  исконными поморами вообще странного вопроса не стояло. Куда как нравственно и степенно жилось при беломорском домострое.  Сначала неписаное его правило дословно приведу: «Бабе руль доверять нельзя». Почему так,  даже в растолковке не нуждалось. Нельзя – и всё!
    В межонно время,* к примеру, вышли они утречком на своём малом кАрбасе из Яреньги в Лопшеньгу али из Нёноксы в Сюзьму. Пусть и подАлече  в Солзу –  одна картина: мужик на руле, а баба на вёслах.
     Никак, проведать родню, погоститься в столь редкую милостивую погодушку Полежаевы направились. Парусок к мачтёнке приладить – и малейшего смысла нет. Ведь полное безветрие, красочный роскошный штиль с небушком под выцветший голубенький ситчик. Обычно скуповатое солнышко, вроде, извиняющей манерою печёт. Нате - де, вам, терпеливцы, за всю пережитую зимнюю лютость.
   Перекус сделают лишь единожды. Каждому кулебяка с сочным солёным палтусом и по доброй шаньге – ячменной лепешке на масле. С вечера испечённые в русской печке до того ароматны, что перебивают йодный запах моря. Запьют их  наверхнесытку кваском – перекрестятся с довольством трапезничавших. Вновь  при серьёзных занятиях: она гребёт – он курс блюдёт.
     Весла в уключинах успокоительно поскрипывают. Без шлепков и брызг в воду  макаются. Поморская жёнка, творя сильный гребок, чуть спинушкой назад откинется. Тут же её рученьки усилия вниз отряжают. Лопасти вёсел вновь, как бы сушатся. С ними заодно расправляется спина поморки. Снова и снова гребок, гребок…. 
    Баской* самотканый платочек, туго стянутый узлом,  прячет мокрые волосы. Уста будто сном сомкнуты. Ни тебе жалобного воздыхания, ни хныканья. Личико дородной красавушки спокойно, сосредоточено на чём-то отсель далёком.  Точь-в-точь в своей горенке при лазори* сидит за любимым  шитьём. Однако слышит  вразлад воображаемому  рукоделию:
    -  Дак что, Пелагея, никак устала?
    -  Дак как не устала. Уж котОру вёрсту-то гребу.
     -  Ну, так давай отдохни.
    Значит, с разгона пихаются на песчаную отмель носом. Вылезает бабонька, споро  бахилы* натягивает. Длинную носовую верёвку бёрет через плечо и пошла по краю мелководья. Мужик по-прежнему с ответственной вальяжностью рулит.  Стало быть, волокёт Пелагея карбас час-второй.
      -  Ну, как отдохнула? -  словит наконец-то заботливое вопрошание муженька.
      -  Дак  уж,  вроде, отдохнула.
      -   Нукось, тогды давай садись.
    Наотдыхавшаяся вновь берётся за рукояти вёсел. И опять : то спиной откинется, то распрямится. Кормщик поморского средства прокормления, ну и эдакой попажи ко сродникам,  придерживает  в ладони  малюсенькое весёлко рулевое.*
     Сам из себя кряжистый, породистый да приглядный. Во взгляде спокойная отвага, рассудительность, кои даже в молчании угадываются. Наверняка в уме прикидывает, что ещё по хозяйству справить, как путину  дОлжно провести. Апосля на торг Маргаритинской ярмарки податься в Архангельск-город. Немалый улов сёмги по красной цене кабы там сбыть? Бессчётно дел и заботушек.  Ух, чинно его предназначение: кормилец семейства, мужик!
 Потому-то всем домочадцам - надёжа, опора, голова.               
    Кто не запомнил того, что с детства внушалось? Той мудростью и жили. В  россыпи наставлений уже нам известное: поморы только на руле, а бабы только на вёслах. Чем вам ни «Аминь» (!) в конце молитвы с неколебимой отеческой верою.
    Бархатный летний денёк во тьму ночи, в наших краях  не переходит. Светло, как прежде, лишь краски природы зримо поблёкнут, да посвежеет почти до озноба. Даже это, представьте, желательная примета. (Карманные часы на цепочке ещё в диковинку). Есть и поважнее признаки поморского старинного кумеканья: где они находятся? Сколь долго ещё идти осталось?  В открытом  море и  тумане у них Матка,* которая всегда на север указует.
    Беспокоиться о коренных обитателях беломорских берегов самому архангельскому губернатору незачем. До того они самостоятельны и предприимчивые. Если обзорней посмотреть, то из сетей их сёмушка по всему великому царству русскому в предпочтении средь закусок. Особливо после чарочки холодной Смирновки. Дамы, по меткому слогу Гоголя, "приятные во всех отношениях", вкушали её за рюмочками Лафита. И у Государя-батюшки, и помора вольного на столе  красная рыбка, как символ доказательного равенства.
     Выкусите, товарищи коммунисты. При вашем непутнем правлении, лишь партейные верхи нагулистую сёмгу трескали и всякая  близкая к тем сволота. А кто её ловил, при закрытых на все запоры дверях и задёрнутых занавесках, почитай, воровски лакомились. Или заведома попустят, чтобы стухла и таковскую уже уминают без опаски. Да и от цинги тухлятинка полезна. Отнимут - не жалко.
    Что касаемо наших времён, так тоже не ахти. В продаже почти сплошь норвежская, в садках мученически росшая, кормленая химической дрянью. Интересный выбор получается. Травиться? Оберечься?
    Простите, не почёл нужным нелишней натуралистической подробностью пренебречь.
    Непростая попажа, подобным идиллическим образом, начинает закругляться. Вон  белокаменная(!) и непременно в честь святителя Николая церковь в полной красе на ближнем от моря пригорке. Вокруг дюжины три добротных домин из отборной беломорской  сосны. Все-то там живут своим особым пОбытом.* И тоже, поди, ныне гостятся или сами почтенных  гостей поджидают.
   Путешествующая визитная парочка осеняет себя крестным знамением.
   -   Слава Богу и Николаю Чудотворцу! Сподобились по Их милости  добратися, - возглашает духоподъёмно кормщик.
    Поморская жёнка, продолжая грести, на той же волне настроения сопранит:
    «Избранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро, и неисчерпаемое чудес море, восхвалю тя любовию, святителю Николае: ты же яко имеяй дерзновение ко Господу, от всяких нас бед освободи, да зову ти: Радуйся, Николае, великий Чудотворче».
   Дальше,  меж собой, общение заметно мирское:
    -   Дак быват, Пелагея, заждалися братьЯ-то твои?
    -   И не говОрь, Алексей Леонидыч, ещё как нас заждалися!       
    -   Ну тогды надбавь на вёслах-то. Я в берег правлю!
 
 
Фотография Лейцингера Якова Ивановича. Годы жизни 1855 - 1914.
Четырежды избирался Городским Головою г. Архангельска. Удостоен Государем Николаем II звания Почётного дворянина за заслуги на этом поприще.
*межонно время ( поморская говОря)  -  тихие, безветренные дни в середине лета.
*баской (поморская говоря) – хороший, приглядный
*при лазори (поморская говоря) – утренние зори.
*бахилы – рыбацкие кожаные сапоги у поморов.
* весёлко рулевое  – имеет точку опоры на корме и служит для управления.
*Матка – самодельный компАс.
*пОбытом (поморская говоря) – образом.