Сорок сребреников

- Отец, мне бы машину поставить. У вас тут поблизости есть какая-нибудь стоянка, а то я побаиваюсь во дворе оставлять?

— Зачем стоянка? У меня же гараж есть на Хомутяновке. Ты же сам помогал его строить. Вот видишь, и тебе пригодился.

— Отлично. Тогда поехали? А то темнеет уже.

Когда небесно-голубые «Жигули» притормаживают у высокого железного забора, солнце испугано ныряет за горизонт, и воздух становится цвета рассыпавшейся амальгамы. В доме за забором тихо, в окнах серые всполохи телевизора и едва слышный гундёж.

— Спят, что ли?

— Не, телевизор смотрят.

Толик подходит к калитке, дёргает ручку и, убедившись, что закрыто, жмёт на звонок.

Через минуту на крыльце появляется Нина.

— Чё надо?

— Нина, открой. Женя приехал. Мы хотим машину в гараж поставить.

Нина смотрит сквозь узор решётки на небесно-голубой автомобиль.

— Здрасти, — кивает головой Женя.

— И всё? Больше ты ничего не хочешь? — огорошивает нежданных гостей Нина.

Толик растерянно смотрит сквозь решётку на сестру.

— Ты чего? Сдурела? Открывай.

— Сейчас. Разбежалась.

— Да… — Толик набрасывается на ручку калитки, дёргает. — Открывай. Здесь мой гараж.

— Какой он твой? Тут мой дом, мне его родители оставили, и земля эта моя, и всё, что на ней, тоже моё. Понял?! Гараж я сдала, мне люди за него 40 долларов заплатили. Так что катись отсюда подобру-поздорову, пока я милицию не вызвала, — кричит Нина с крыльца и демонстративно возвращается в дом.

— Вот гадина. — Анатолий подходит к стене гаража, который упирается в забор. Наверху маленькое окошко. — Гараж её! — Выдёргивает из земли кирпич, который служит ограждением палисадника, и с размаху бьёт по стеклу. Стекло разлетается на сотню стеклянных брызг. Толя вынимает застрявшие осколки из рамы. — Сейчас залезу и открою изнутри.

— Не надо, отец. Пошли. Всё равно я машину здесь не оставлю. Уж лучше на стоянке.

Анатолию перед зятем стыдно. Он садится в машину, обижено оглядывается на разбитое окно гаража.

— Сорок долларов. — Опускает голову. — Гадина.

Память — машина времени. Другой пока не придумали. А жаль. Можно было бы вернуться, что-то исправить, что-то изменить. Теперь-то мы умные, теперь-то знаем. Но…

— Алёна! — крик отчаяния несётся через полторы тысячи километров и вбуравливается мне в ухо, в мозг, в сердце. Трубка в руке начинает трястись. На часах два часа ночи.

— Что случилось, мама? — мой голос дрожит, я слышу в телефоне всхлипы.

— Папу в милицию забрали!

— Что?! — теряюсь я. — Подожди, не плачь, — стараюсь успокоить мать, хотя меня саму начинает трясти. — Расскажи, что случилось.

— Мы ужинали, тут звонок в дверь, отец пошёл открывать, а там два мужика, удостоверения показали и говорят: на вас поступило заявление, собирайтесь, пойдёте с нами.

— Что за ерунда, — не верю я. — Какое заявление? От кого? Он что-то натворил?

— От Нинки, — захлёбывается слезами мама.

— От какой Нинки?

— От сестры его. Она на него заявление в милицию написала.

— За что?!

— Они хотели с Женей машину в гараж поставить, она не пустила, а папа разбил окно в гараже.

— Когда это было?

— Три дня назад. Женя уже уехал, а сегодня за отцом пришли. И я не знаю, что мне делать, куда идти, кому звонить.

Я тоже не знаю, что ей делать и что делать мне. Я не знаю, как можно помочь, как спасать отца, будучи не просто в другом городе, в другом государстве.

Вы прочли отрывок из повести "Непрощённое воскресенье". Полностью книгу Елены Касаткиной вы можете прочитать на Ридеро, Литрес, Амазон и Букмейт.


Рецензии