Судьба и небо. Июнь 1944 г. Новосибирск

     Когда в июне 1944 года Мария уезжала со станции Верхний Токмак в Новосибирск, то понимала, что нынешняя разлука с мужем будет долгой. Правильно говорят, что долгие проводы – лишние слезы. Она сидела у окна на своем месте в старом вагоне, украдкой вытирала непрошенную слезу и старалась с бодрым видом улыбаться своему Саше, который стоял с задумчивым выражением лица на перроне напротив ее окна. Маша понимала, о чем он думает, и ее тоже одолевало беспокойство. Пугала дальняя дорога через всю разоренную войной страну, да еще в ее «интересном положении». Этот «вояж» обещал стать тяжелым испытанием, ведь Маша была одна, и в случае каких-либо осложнений могла твердо рассчитывать только на себя. Кое-какая еда на первое время у нее, конечно, с собой была, но в долгой дороге ей  предстояло самостоятельно решать вопрос с питанием. Деньги имелись, но никакого вагона-ресторана в поезде, разумеется, не было. Значит, придется покупать продукты на станциях.  Маша заранее рисовала в своем воображении ужасные картины, как она, побросав купленную провизию и потеряв деньги, бежит по перрону вслед уходящему поезду, держа обеими руками свой уже довольно большой живот. Известно же, что поезда всегда трогаются с места неожиданно и раньше срока. Вот только встанешь в какую-нибудь очередь или чуть-чуть отвлечешься и зазеваешься, он тут же тихо-тихо тронется и начнет набирать ход. А отстать от поезда она очень боялась, хотя, казалось бы, не такая эта великая беда. В крайнем случае, пришла бы в ближайшее отделение милиции или к вокзальному начальству, и сказала, что она жена дважды Героя Советского Союза Александра Покрышкина, и тут же бы ей помогли решить все ее проблемы. Но Маша еще не свыклась с мыслью, что муж ее очень известный в стране и уважаемый человек, и сама она теперь тоже находится на особом положении. А Александр это хорошо понимал, потому что сразу прошел с Машей в ее плацкартный вагон, уложил вещи, о чем-то коротко переговорил с проводницей, перекинулся парой слов с будущими соседями жены по купейному отсеку. Его бравый вид, суровое серьезное лицо, погоны полковника, ордена и золотые звезды сразу дали всем понять, что эта молодая беременная женщина не кто-нибудь, а законная жена героя-летчика, и проявлять к ней неуважение, а тем более, как-то обижать никому не рекомендуется, выйдет себе дороже. Видимо, он это верно рассчитал, поскольку проводница и соседи проявляли по отношению к Маше подчеркнутое внимание и готовность помочь, и это было совсем нелишним, потому что путь в глубокий тыл был очень тяжелым.

В переполненном вагоне люди лежали даже на багажных полках. Днем и ночью мучала духота. Поезд подолгу стоял перед семафорами. Горячей воды в поезде не было, и на каждой станции главной заботой было добыть в чайник кипятку. Само  собой, тот поезд, в который она села в Верхнем Токмаке, не шел до Новосибирска, предстояло две пересадки. Одним словом, тяжко пришлось  в дороге, но Машу поддерживала мысль, что так надо, она поступает правильно. Александру спокойнее от того, что жена и ребенок в тылу, на попечении его родных, вдали от фронта.

Конечно, и в тылу сейчас жизнь далеко не сахар. Голодно! Но ей, как фронтовичке, положены какие-то деньги, и Саша будет регулярно присылать, так что справятся. А кроме того, Саша говорил, что у матери там есть соток на двадцать огород, да кормилица-корова по имени Малютка, чье молоко спасает от голода с самого начала войны, да еще позволяет выменять на рынке дополнительно кое-какую еду и даже одежду для всей семьи. А семья, в которую  предстояло влиться, была большая: помимо матери и сестры Александра в маленьком домике на окраине Новосибирска жил его младший брат Витя, да жена и маленький сын среднего брата Алексея, служащего где-то на Дальнем Востоке. А тут еще и она приедет, беременная. Родится ребенок, и будут они жить всемером в  крошечном домике, в котором всего одна комната, кухня, веранда, да пристройка, в которой живет буренка Малютка.

Наконец, после всех приключений Мария оказалась со своими вещами на вокзале Новосибирска. Напрасно высматривала в толпе встречающих и провожающих знакомые по фотографиям лица. Ее никто не встретил. Странно! Их же предупредили о приезде. Неужели родственники мужа таким способом дают понять, что ее вовсе не горят желанием принимать в семью? Убедившись окончательно, что ее никто не встречает, Маша с тяжелым чувством достала бумагу с адресом, хотя и так помнила его наизусть: улица Лескова, дом 43-а. Где эта улица? Как до нее добраться? Саша говорил, что их район называется Закаменка. Рассказывал и о том, что район опасный, имеет недобрую славу. Одинокому путнику, а тем более женщине, лучше там вечером не появляться. Но делать нечего, пришлось идти. Хорошо еще, что время было дневное, по улицам ходили люди, в том числе в военной форме. Городской транспорт в Новосибирске не работал, никаких извозчиков и таксомоторов тоже не было. Пришлось идти пешком, спрашивая дорогу у попадавшихся ей навстречу людей. В конце концов, повезло: какой-то армейский капитан пожалел беременную женщину в военной форме, взял ее вещи и провел до самой улицы Лескова.

- Вон там нужный вам дом стоит, - показал он ей рукой на какую-то избушку чуть ли не на курьих ножках.

Господи, подумала Маша, неужели это тот самый дом? Казалось, что эта хилая постройка завалится от любого дуновения ветра. Ей вдруг вспомнилась детская сказка про трех поросят. Но адрес, который она разглядела, на стене этой избушки, не оставлял сомнений. Это тот самый дом, в котором ей теперь предстоит жить на правах члена семьи. Позднее свекровь рассказала ей, что купила этот дом в 1935 году, а построил его в 1920 году какой-то торговец по фамилии Новоселов.

- Спасибо вам большое, - поблагодарила она капитана, забирая у него свои нехитрые пожитки, - дальше я сама.
- Ну, сама так сама! – улыбнулся он ей.

Капитан козырнул на прощанье и мгновенно исчез, как испарился. А Маша, дойдя до дома, с волнением постучала в дверь, которая открылась почти сразу. Перед ней стояла  маленькая кругленькая старушка. Мария некоторое время удивленно на нее смотрела, уж очень старушка была не похожа на ее высокого и широкоплечего мужа, но потом вгляделась в ее лицо и узнала Ксению Степановну по фотографии, которую ей показывал Александр. У самой же свекрови не возникло никаких сомнений относительно того, кто к ней пришел.               

- Маруся! – всплеснула она руками. – Сама пришла! А где же Мария? Выходит, не встретила она тебя?               
- Здравствуйте, Ксения Степановна!  Нет, не встретились мы с ней.
- Вот непутевая она! – воскликнула свекровь. – Как же вы с ней разминулись?  Ведь специально пошла тебя встречать, и фотокарточку твою с собой взяла. Как же ты нас нашла и все сама дотащила? Устала, небось?
- Есть немного, - улыбнулась Маша, проходя в дом.

Свекровь так и стала ее дальше называть Марусей. Ей так было проще, ведь дочь тоже звали Марией, которая, кстати, вскоре появилась в расстроенных чувствах от того, что не встретила невестку. Увидев Машу в доме, она и обрадовалась, и огорчилась.               

– Вещей много у тебя было? – спросила Мария.  – Ого! Как же ты, бедная, их дотащила в твоем положении?
- Мне один офицер помог донести и ваш дом показал.
- Наш общий дом, - поправила Мария, - теперь мы с тобой в одной семье.

Сестра Мария оглядела невестку с головы до ног и, судя по всему, осталась довольной.  Чертами лица она была похожа на брата, да и характером тоже.  Она сразу стала говорить с ней так, как будто они всю жизнь были родственниками, и вот теперь Маша приехала к ним после долгого отсутствия. Точно также вела себя с невесткой и Ксения Степановна.

Вечером в доме появились все остальные обитатели ее нового дома, которые тоже встречали ее просто и без излишних сантиментов. Маше пришлась по душе их искренность и простота в общении. Примерно так она себе и представляла своих новых родственников  и вообще весь этот сибирский уклад жизни с его вкусной и сытной кухней, трескучими морозами, простодушной и  прямой манерой общения.

Началась тихая и спокойная жизнь в тылу, которая так контрастировала с фронтовым бытом, что ей становилось еще более беспокойно за Александра, но что-то подсказывало ей, что с ним все будет хорошо. Она не замечала особой тревоги за него у свекрови и золовки, и от этого ей тоже становилось спокойнее на душе. Дни протекали в хозяйственных хлопотах, ожидании писем и  ребенка. Беременность протекала нормально, никаких особых проблем не доставляла. У Маши появились новые знакомые и друзья, среди которых была семья председателя новосибирского горисполкома Хайновского. К семье знаменитого летчика городское начальство проявляло повышенное внимание, так что появление в Новосибирске его законной супруги не могло остаться незамеченным. Марию стали ненавязчиво опекать.

Супруги Хайновские пригласили ее как-то на спектакль Ленинградского драмтеатра имени Пушкина, который находился в эвакуации в Новосибирске. В этом театре служили многие знаменитые актеры, звездой первой величины среди них был Николай Черкасов. После первого же спектакля ленинградского театра, который проходил в помещении местного театра «Красный факел», новые влиятельные друзья повели ее за кулисы в комнату, где находился Черкасов. Они вошли без стука, как свои люди. Маша увидела знаменитого актера, который сидел перед зеркалом и с усталым видом снимал с лица грим.Увидев вошедших к нему людей, он нисколько не удивился.            

 - Кого я вижу! – воскликнул Черкасов своим таким узнаваемым мощным голосом с его непередаваемым тембром, – Владимир Николаевич! Зоя Георгиевна! Рад! Очень рад вас видеть, друзья мои!

Черкасов встал, обнял председателя горисполкома и поцеловал руку его жене.

– Николай Константинович, дорогой! – сказала ему Зоя Георгиевна, - Вы, как всегда, сегодня были бесподобны на сцене.               
- Ах, спасибо вам на добром слове. Нам, артистам, так это нужно всегда! А кто это с вами, друзья мои? – спросил Черкасов, глядя на Машу.
- Вот, Николай Константинович, знакомься, - сказал Хайновский, - это Мария Кузьминична, жена нашего прославленного земляка, летчика-истребителя Александра Ивановича Покрышкина.
– Как! – воскликнул Черкасов. - Вы супруга самого Покрышкина? Несказанно рад нашему знакомству, уважаемая Мария Кузьминична.

Черкасов поцеловал ей руку. Маше стало неловко.               

- Ну что вы, Николай Константинович, ну какая я могу быть для вас Мария Кузьминична?  Просто Маша!               
- Просто Маша? – засмеялся актер своим неподражаемым смехом. -  Отлично! Тогда и я для вас просто Коля!

Тут уже Маша не выдержала и захохотала. Засмеялась и чета Хайновских.               

- Будьте осторожны, голубушка, - услышала Маша вдруг за спиной незнакомый женский голос, - Николай Константинович у нас опытный сердцеед, его мужское обаяние практически неотразимо. Он ведь и в самом деле очень быстро может стать для вас просто Коленькой!

Маша обернулась. Перед ней стояла очень пожилая дама с довольно грубыми чертами лица. В ее облике не было ничего «ленинградского». Но это была знаменитая актриса, Маша ее узнала. 

- Ах, Екатерина Павловна, - снова забасил Черкасов, - вы все со своими шуточками! А я же тихий и скромный человек, мухи не обижу! Вот знакомьтесь, эта милая барышня – супруга нашего героя-летчика Александра Покрышкина.               
- Как! Того самого, дважды Героя? – удивилась женщина.
- Именно его, Екатерина Павловна! 
- Корчагина-Кочерыжкина, - представилась женщина и протянула Маше руку.
Маша опять рассмеялась. 
– Екатерина Павловна, я же вас знаю! Вы народная артистка Советского Союза  Корчагина-Александровская! 
- Верно, милая, верно! – улыбнулась актриса.
- А что, хороший вкус у наших сталинских соколов. Правда?  Вон какую красавицу себе в жены выбрал! – обратился к ней Черкасов.
               
Маше было очень приятно все это слышать, и даже не потому, что ей делали комплименты, а потому что решительно все знают ее мужа и восторгаются, едва услышав его имя.               

– Да ведь он и сам красавец-мужчина! – сказала Корчагина-Александровская. – Имейте в виду, голубушка, я уже давно влюблена в вашего мужа. А женщина я опытная и очень решительная, так что будьте осторожны! 

Все опять расхохотались. Актрисе было на вид уже лет восемьдесят. Этот вечер Маше запомнился на всю жизнь, и она была очень благодарна за него чете Хайновских. С той поры она часто виделась с Николаем Черкасовым, бывала у него в гостях, подружилась с его супругой. В 1942 году в семье Черкасовых случилась трагедия: в блокадном Ленинграде умерла старшая дочь и отец жены. Но они выдержали этот удар, Черкасов организовал агитбригаду, которая выступала на кораблях Балтийского флота.

А в театр она ходила с тех пор очень часто, пересмотрела весь репертуар, и в эти вечера чувствовала себя счастливой. Она стала такой увлеченной театралкой, что все вокруг стали уверять, что ее ребенок теперь непременно станет актером или актрисой. Но это пророчество не сбылось, так же как не сбылись многочисленные пророчества сослуживцев Покрышкина о том, что родится обязательно мальчик, который потом станет летчиком. Родилась дочка, которую назвали Светланой.

Но еще до рождения ребенка Маше чуть было не довелось стать участницей значительного события, имевшего важное политическое и даже «международное» значение. Как-то в газете «Правда» она прочла, что  Советский Союз с официальным визитом  посетил вице-президент США Генри Уоллес. Там же была опубликована его фотография со Сталиным. Американская делегация побывала и в Новосибирске.  12 июня 1944 года в помещении новосибирского театра оперы и балета представители общественных организаций, творческих и научных коллективов города встречались с Уоллесом, который в этот период как раз совершал ознакомительную поездку по Сибири. Встреча была довольно  теплой, как раз в это время союзники открыли второй фронт против Германии в Европе и добились первых успехов. Ни Маша, ни Мария, ни Ксения Степановна, конечно, не были на той встрече, но читали про нее в газете, и им никак не могло прийти в голову, что  эти самые американцы сами захотят, во что бы то ни стало, встретиться с ними.

Как-то вечером, когда вся семья собралась в единственной маленькой комнатке, послышался заливистый лай Волчка. Ксения Степановна выглянула в окно.           

- Кого это несет? – проворчала она. – Батюшки светы! Начальство какое-то!

Все немедленно прильнули к окну. И правда, у калитки остановился шикарный черный автомобиль ЗИС-101, из которого вышли несколько человек в дорогих костюмах и направились прямо к крыльцу их домика. Среди идущих Маша узнала Первого секретаря Новосибирского обкома Кулагина.

- Ксения Степановна, - прошептала она, - с ними сам Кулагин!

Через пару секунд в дверь постучали, свекровь  пошла открывать.               

- Здравствуйте, хозяева! – сказал один из нежданных визитеров. – Гостей не ждете? Простите нас за поздний визит, но дело срочное. Мы из обкома партии. Это Первый секретарь обкома товарищ Кулагин  Николай Васильевич.
- Здравствуйте! – сказала хозяйка дома.

Кулагин обернулся к Ксении Степановне, стоявшей позади них с очень удивленным видом.

- А вы Ксения Степановна Покрышкина. Верно?
- Точно. Я Ксения Степановна.
- Очень приятно с вами познакомиться. Я Кулагин.
- Добрый вечер! – Ксения Степановна с некоторой опаской пожала протянутую руку.
- А что, Ксения Степановна, хоромы то у вас не самые роскошные. Как вы думаете, можно тут по-быстрому навести порядок и уют, так чтобы было глазу приятно. А?
-  Да уж, какие тут хоромы! – усмехнулась хозяйка. – Не на улице живем, и то хорошо. А с чего это у вас, товарищ секретарь, интерес к нашей хате возник?
- Ну как же, Ксения Степановна, - воскликнул Кулагин, - ведь это ваш сын – Александр Иванович Покрышкин, летчик-истребитель, дважды Герой Советского Союза?
- Да мой, конечно! Но он уж давно в героях ходит, и никто к нам до сих пор не приезжал, нашим домом и житьем не интересовался.

Ксения Степановна совершенно перестала робеть перед высоким начальством, а даже наоборот, оно само как-то стушевалось перед ней. Видимо, ее слова восприняли как упрек.

- Видите ли, Ксения Степановна, какое дело, - принялся объяснять молодой человек  из команды Кулагина, - вы же слышали, что в нашем городе сейчас американская делегация находится? Вице-президент Уоллес с целой свитой.               
– Да, слышала, - кивнула свекровь. 
- Так вот они непременно хотят с вами познакомиться, в гости к вам приехать.
- Вот те раз! – свекровь всплеснула руками. – Какие  тут могут быть американские гости! А чего это им в голову то взбрело?
- Так ведь Александр Иванович не только в Советском Союзе знаменит, но и во всем мире. Правительство США наградило его медалью «За боевые заслуги». Сам президент Рузвельт, выступая в конгрессе…
- Где? – перебила свекровь.
- В конгрессе. Ну, это что-то вроде нашего Верховного Совета.
- А, ну-ну…
- Так вот, сам президент США Франклин Делано Рузвельт, выступая в конгрессе, назвал вашего сына лучшим летчиком-истребителем Второй мировой войны.
- Понятно, - сказала Ксения Степановна с таким видом, что лично она в этом нисколько и не сомневалась.
- Да, - снова вступил в разговор Кулагин, - так вот этот вице-президент Уоллес  и вся его свита теперь до смерти как  хочет познакомиться семьей героя и посмотреть, как она живет. Тем более, ваш сын летает на их американской машине, и он единственный наш летчик, которого наградили медалью США «За боевые заслуги».
- А как мы живем? – развела руками свекровь. – Сами видите. Как все живут, так и мы. Корова вот от голода спасает, а сена для нее не хватает!
- Будет вам сено, Ксения Степановна! Лично прослежу, чтобы привезли самое отборное сено для вашей буренки.
- Спасибо!
- Но вот что нам с американцами то делать? – Кулагин сокрушенно покачал головой. - Ведь сюда их не привезти!
- Да уж, тут им точно делать нечего! – вступила в беседу Маша. 

Кулагин и все сопровождающие удивленно посмотрели на молодую беременную женщину.

- Это жена его, Мария, - пояснила Ксения Степановна, - вот, ребеночка ожидает.
 - Очень приятно познакомиться! – Первый секретарь улыбнулся и протянул Маше руку. – Вам не тяжело стоять, Мария? Вы бы сели?
- Да нет, ничего, нормально, - махнула рукой Маша.
- Так вы говорите, нечего им тут делать? – продолжил разговор Кулагин.
- Ну, сами посудите, Николай Васильевич, что им тут показывать! Ведь они нафотографируют здесь, а потом распишут в своих газетах такого, что неприятностей не оберетесь! А еще не ровен час, машина их в овраг у дома завалится.
- Вы правы, пожалуй, - сказал Кулагин, переглянувшись со своими людьми, - ничего хорошего из этой затеи не получится. Вы уж нас извините за беспокойство, товарищи. Поедем обратно к этим американцам.

Делегация обкома уехала, все облегченно вздохнули. Случилось это примерно в 8 часов вечера. А когда вся семья укладывалась спать, около 11-ти часов, вновь послышался лай Волчка.

- Ну, а теперь кого принесла нелегкая? – Ксения Степановна заглянула в окно, кутаясь в шаль.

  Это опять были молодые люди из обкома, только Кулагина с ними уже не было.

- Извините нас, пожалуйста, что опять вас побеспокоили, - смущенно сказали они, - но ситуация поменялась. Американцев разместили в загородной резиденции Первого секретаря обкома, так что сюда они не приедут, но все равно настаивают на знакомстве с семьей Александра Ивановича. Так не могли бы вы вместе с нами подъехать к ним? Или хотя бы только супруга? Часик пообщаетесь с ними через переводчика, и мы вас на машине доставим обратно.
- Да что вы, - всплеснула руками свекровь, - ну куда она поедет? В таком положении да еще на ночь глядя! Совесть надо иметь, молодые люди! 

Маша, надев халат, вышла к ней на помощь.

- Здравствуйте! Ксения Степановна правильно вам говорит, я никуда сейчас не поеду.  Дело даже не в моем положении. Я бы в любом случае никуда ночью не поехала, ни на какие встречи, потому что считаю такую поездку  для замужней женщины попросту неприличной.

Свекровь при этих словах одобрительно кивнула головой.

- Ну что же, простите нас еще раз, - сказали посланцы секретаря обкома, - мы только выполняли данное нам поручение.

Так они и уехали ни с чем.

- Что же это за американцы такие, - ворчала Ксения Степановна, - ни днем, ни ночью от них покоя нет.

Впрочем, на этом дело не кончилось. Утром к ним приехал председатель горисполкома Хайновский.

- Знаю про поздние визиты к вам, - сказал он, - вы уж простите за причиненное беспокойство. Но вот какое дело, Маша, американцы эти такие настырные оказались. Они ведь теперь на аэродром не едут!
- Как не едут?
- А вот так, не едут и все. Требуют встречи с вами. Этот Уоллес заявил, что они никуда не поедут, пока не побывают у вас в гостях. Что делать? – Хайновский обращался к Маше уже не как должностное лицо, они же были хорошо знакомы, практически дружили.
-  Господи! – воскликнула Ксения Степановна. – Управы что ли не найти на этих американцев? Вызовите участкового, и пусть он их под конвоем отведет на аэродром!

Все засмеялись, и тут Маше пришла в голову счастливая мысль.    

- А Вы, Владимир Николаевич, скажите им, что мы уехали на дачу, и в городе нас сейчас нет.
- Прекрасная идея! – просиял Хайновский. – Семья героя на выходные отправилась отдыхать на свою дачу!   Кстати, Ксения Степановна, когда вам сено привезти? Кулагин распорядился.

Хайновский уехал, окрыленный идеей, которая сработала как нельзя лучше. Как он потом рассказывал, американскую делегацию вполне устроило такое объяснение, и они, посетовав, что загородная резиденция героя находится далеко от Новосибирска, отбыли на аэродром.

                ***

Вскоре после истории с американцами городские власти выделили семье Покрышкина    новое жилье в центре Новосибирска. Мало того, этот дом еще и был поставлен под милицейскую охрану – установили круглосуточный пост. Старый дом у них тоже никто не забирал. Ксения Степановна подарила его своей сестре Анастасии Степановне Пузиковой.
 
- Зачем нам охрана? – недоумевала Ксения Степановна. – У нас ведь никаких богатств нету.   

Это был очень красивый и уютный домик на улице Державина, и по сравнению со старой избушкой был настоящим дворцом, состоящим из трех комнат и кухни. Маше с будущим ребенком выделили самую маленькую, шестиметровую комнатку, но она была очень рада  и этому.  Беременность протекает нормально, быт налажен, у мужа на фронте тоже все в порядке. Чем не счастье? Но в один из вечеров августа 1944 года почтальон с неимоверно важным видом принес им правительственную телеграмму. Когда Маша начала читать текст, строчки запрыгали у нее перед глазами.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР  М.И. Калинин поздравлял членов семьи А.С. Покрышкина по поводу присвоения ему звания трижды Героя Советского Союза. Всю ночь после этого Маша проплакала. Ей казалось, что она теперь не соответствует своему Саше по статусу. Когда он был обыкновенным летчиком, ей было проще. А теперь он единственный в стране трижды Герой, а она самая обычная медсестра, не имеющая даже ни одного ордена. Не вскружит ли ему голову эта обрушившаяся на него слава? Вон, как даже американцы по нему с ума сходят! Правда, она законная жена и к тому же  ждет от него ребенка,  и ее приняла вся его семья. А самое главное то, что за время знакомства с ним она убедилась в его высокой порядочности и честности по отношению к ней. И все-таки ей было очень неприятно, когда она узнала  про разнесшийся по Новосибирску мерзкий слушок о том, что якобы у знаменитого героя-летчика Покрышкина не одна, а целых три жены живут в уютном домике на улице Державина. В самом деле, в этом доме жили вместе  три молодые женщины: она сама, ее золовка Мария и жена брата Алексея. Вот кому-то и пришло в голову, что трижды Герой вполне мог устроить себе целый гарем. Три звезды – три жены. Как говорится, что не дозволено рядовому быку, то вполне дозволено олимпийскому небожителю Юпитеру. Когда знакомые кумушки спрашивали у Ксении Степановны, сколько же, все-таки, у ее сына, Сашки-летчика, жен, та пожимала плечами и спокойно отвечала:

- Я только одну знаю, Марию, которую он сам мне и прислал.

 Вообще этот слух нервировал только Машу. Ксения Степановна говорила, что это, мол, все чепуха, пусть болтают, и на каждый роток платок не накинешь. А сестра Мария просто махнула рукой и сказала:

- Да плевать сто раз на эти сплетни! Забудь о них, и дело с концом.

Маша и сама не понимала, почему она так близко к  сердцу принимала любые разговоры о том, что она у своего Александра может быть не единственной женщиной, ведь никогда никаких реальных поводов для подозрений он ей не давал. Да она и сама понимала, с каким фантастическим, во всех смыслах, мужчиной ее свела судьба, но, видно, это с завистью понимали и другие, и пытались то и дело подобными разговорами отравить ее счастливое существование. С точки зрения этих людей, и Маша прекрасно осознавала  ход их мыслей,  Александр в его положении – всемирная слава, деньги, богатырская стать, красивое мужественное лицо, должность командира дивизии, множество подчиненных молодых женщин – просто обречен на огромное количество связей с самыми разными представительницами прекрасного пола. Причем этим дамам, по сути, ничего от него не нужно, кроме самого факта близких, пусть даже совсем  кратковременных, отношений с таким выдающимся человеком. Трудно было таким людям поверить, что у Покрышкина есть  только одна единственная женщина, законная супруга. А все зависть, которая порождает и злопыхательство, и интриги, и неприязнь, и  какие-то досужие домыслы.  Та зависть, которая уже однажды чуть не погубила его. Она же прекрасно помнит, что творилось у Александра на душе, когда они познакомились в Манасе! Слава Богу, те времена позади, и уже никогда не вернутся, но зависть и злоба человеческие никуда не делись. Правильно ему сказал командир корпуса Утин, когда поздравлял его с третьей золотой звездой Героя:

- Эти три звезды, Саша, будут для тебя терновым венцом, и он не раз причинит тебе боль.

Об этих словах Утина Маша узнала позже, когда ей рассказал об этом муж. Но в тот вечер и бессонную ночь, когда почтальон принес в их дом телеграмму Калинина, она многое передумала и что-то такое тоже поняла и для себя сформулировала, пусть и не так метафорично и красиво, как сказал генерал Утин. Теперь каждое слово Александра, каждый его шаг, каждый жест будут рассматривать «под микроскопом». О частной жизни можно забыть. Став героем из героев он больше не имеет права на обычные человеческие слабости. Тяжело ему придется. И ей, как жене кумира миллионов, тоже придется теперь очень нелегко. 
                ***