Возвращение в магадан 4 история с элем. фантази

                Часть 2
                ВЕЛИКОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ



Ох, нелёгкая эта работа…

   Карл Янович Лукс, уже побывав ранее на Чукотке и Камчатке, решил в 1928 году обследовать северное побережье Охотского моря и отправился в свое, более, чем в два с половиной месяца, путешествие. Пройдя морем все возможные остановки от Шантарскиих островов до Гижиги, пешком посетив и такие отдалённые от моря поселения как Ямск, Туманы, Вилига, на обратном пути посетил Олу. Местное руководство его, конечно, встречало – как ни говори, а - представитель власти. Подошёл и Цареградский.
   – Здравствуйте, Карл Янович. Я – Цареградский. Валентин Александрович. Заместитель начальника геологической экспедиции Билибина.
   – Здравствуйте, Валентин Александрович! Слышал о вас, знаю про вашу экспедицию. А где сам Билибин?
   – Думаю, что уже на Среднекане. Связи-то нет. А мы готовим транспорт для отправки туда всего необходимого для дальнейшей работы... Я только что побывал в бухте Волок, точнее – Нагаева. Знаю, что вы ищете место для культбазы, побывайте там, думаю, вам понравится. Там можно построить хороший порт и использовать его для подвоза всего, что можно отправить потом по поселениям. Вот, посмотрите результаты наших пока приблизительных обследований.
   Цареградский дал Луксу посмотреть свои отчёты, а сам, извинившись, ушёл готовить отправку в поход группу Бертина.
   Лукс, не теряя времени, отплыл в бухту Нагаева. Как мог, обследовал её, и был очень удовлетворён увиденным. Пешком прошёл, как он потом написал в отчёте, до бухты Магадан (Гертнера) и был очень рад, встретив в этом районе представителей трёх разных местных народностей. «Значит, думал он, будет для кого строить кульбазу!» Разговора, правда, с ними не получилось. Местные тунгусы не знали ни капиталистов, ни коммунистов, не было у них ни помещиков, ни кулаков. Хотели жить, как жили. «Да-а, - думал Лукс, - много будет работы! Но мы им покажем новую, лучшую жизнь! Они ещё пойдут с нами!»
   Вернувшись в Олу, Лукс поделился с руководством района своими планами и нацелил их принять активное участие в их осуществлении. Уже 13 октября Ольский райисполком принял постановление о строительстве Восточно-Эвенской культбазы и «определить местом её постройки и снабженческих баз бухту Нагаева.»
    События в те годы развивались очень быстро. Как только Лукс вернулся в Хабаровск, он сразу доложил краевому руководству и в Москву о результатах поездки, и дал конкретные предложения о первоочередных мерах.         
    – Вы представляете, – увлечённо докладывал Лукс, – мы построим школу, интернат, больницу, ветеринарный и краеведческие пункты, а также жилые домики для персонала базы и их семей, для жителей, которые смогут приехать, чтобы навестить своих учащихся, а эти студенты потом смогут помочь в своих поселениях поднять хозяйство, медицинское и культурное обслуживание. Кроме того, бухта Нагаева – это лучший порт всего Охотского моря. Вот увидите, что эта бухта и наша культбаза перерастут в крупнейший город!

   Дело не заставило себя ждать. В Хабаровске построили деревянные срубы школы, ветеринарного пункта, больницы, трёх жилых домов и части интерната; разобрали их на отдельные брёвна, соответственно пометив для дальнейшей сборки, перевезли во Владивосток и уже в июне пароходом отправили в бухту Нагаева. Но ещё до прибытия парохода со строениями и группой строителей в бухту приплыли назначенный заведующим культбазой Иван Андреевич Яхонтов и прораб Андрей Андреевич Навдуш, которые сразу начали обследовать сопки над бухтой и выбирать место для её строительства. Через день к ним подключился и десятник Флейта, прибывший на пароходе с заготовленными частями строений и бригадой строителей.
   – Ну, что скажете, товарищи? – начал беседу Яхонтов – Обратите внимание на довольно большой плоский участок сопки ниже щита створа; там вырублен лес, правда оставлен валежник и невыкорчеванные пни. Может, им займёмся?
   – Нет, Иван Андреевич, выше щита и чуть восточнее между ложбинами есть участок в виде плоскогорья, он занимает более центральное положение. К тому же склон к морю более пологий. Мне кажется, он лучше.
   – Может быть. Что скажешь, десятник?
   – Да что скажешь? Вам виднее. Я только думаю об организации работ – здесь больше труда: вычистить лес, сравнять кочки, выкорчевать пни, а их будет – ого, сколько! Но само место, конечно, лучше. На этом плоскогорье можно не то, что культбазу, целый посёлок выстроить!
   – Ну, отлично. Зарисуйте площадку поточнее, обсудим подробней на бумаге. Надо будет теперь с местным начальством согласовать место строительства. А вот, наверное, и они! Кто это к нам поднимается?
   К ним подошли два человека, один в приличной курточке (сразу видно, руководитель), другой одет попроще.
   – Здравствуйте! Кто из вас Яхонтов?
   – Я.
   – Ещё раз здравствуйте, Иван Андреевич! Я председатель Ольского райисполкома Иван Хрисанфович Марин. С прибытием! Представьте ваших спутников.
    – Это – прораб Андрей Андреевич Навдуш, это десятник наш – Флейта.
   – Флейта? – улыбнулся Марин.
   – Ну, да – Флейта, – ответил десятник, не зная, то ли хмуриться, то ли тоже улыбаться.
   – Всё нормально, – продолжал улыбаться Марин – фамилия необычная, но очень звучная и красивая.
   Яхонтову необходимо было сразу согласовать место. Потом, мол, оформим, как надо, а сейчас требовалось начинать работу по очистке от деревьев всей площадки – лето короткое, а время не ждёт.
   Так и решили. Сразу же закипела работа. А руководители сидели над бумагами, и рисовали генеральный план будущего небольшого поселения.

       В своих первых мемуарах я вспоминал, что с раннего детства был «жутким» фантазёром – когда читал книги, всегда представлял себя одним из действующих лиц, радуясь, если он поступал, как надо, или злясь, если он делал своё дело против моего желания, а то становился как бы автором, был там – в книге – рядом с её «жителями» и участвовал во всём с ними вместе. Так было не только в детстве, так было всегда. Смешно, но, смотря, скажем, футбол, я тоже «был на поле». У меня двигались ноги, и я однажды так «ударил по мячу», что разбил ногу о перекладину стола перед собой.
    Вот и сейчас, вспоминая всё, что читал про начало строительства первых зданий будущей культбазы, я вдруг почувствовал себя участником как в обсуждении расположения зданий базы, так и первых строительных работ.

      Яхонтов, между тем, говорил, что, когда они с Луксом обсуждали план будущего поселения, решали обязательно расположить здания культбазы «лицом» к бухте, чтобы перед окнами расстилалось море.
   – Отлично, – сказал спутник  Марина Матусяк, – только давайте их развернём немного влево. Тогда в хорошую погоду они дольше будут освещаться солнцем. Андрей Андреевич, возьмите транспортир, отметьте, на сколько градусов надо их развернуть.
   – Хорошая идея. – поддержал Навдуш – Ещё надо здания немного подальше раздвинуть. Это хорошо будет и для противопожарных целей (мало ли?), ну, и надо же рядом иметь место для пристройки каких-то сарайчиков, да и, как их называют в шутку, малые архитектурные формы тоже нужны. Так же, Иван Андреевич?
   – Да, уж! Куда ж без них? А ещё, товарищ Марин, нам необходимы плав-средства: кунгас, вельбот и обязательно катер. Как будем разгружать с кораблей грузы, принимать людей? Пока ж пирса нет, всё только на рейде.
   – Кунгас с вельботом – это, пожалуй, легко, а на счёт катера – надо думать.
   – А принимать грузы знаете, как можно? – вмешался Матусяк. – На плотах! Вон, старатели и геологи как здорово на них сплавляются! В Оле ж есть специалисты по вязке добротных плотов?
   – Решим, пожалуй, – ответил Марин.
   – Ладно, - подвёл итог Яхонтов, – я подготовлю акт нашего совещания, а пока – давай, Навдуш, забей колышки на границах зданий, не тебя учить, как готовить стройку. А ты, Флейта, организуй, во-первых, зачистку от леса, кочек, торфов и мха мест под здания, и сразу начнём сборку. А остальные рабочие будут продолжать очищать всю остальную площадь.

   Выбрались из палатки к рабочим. Навдуш с Флейтой разметили места будущих строений, забили колышки, и рабочие, уже убрав деревья, начали корчевать пни. Один, ну, никак не поддавался! Видимо корень ушёл глубоко в землю и застрял там между камнями. Ни подобраться, ни подрубить. Тянули, тянули – еле вытянули! Один рабочий вытер рубашкой пот со лба и говорит:
   – Ох, и нелёгкая эта работа!
   Второй рассмеялся.
   – Тебе чего, парень, весело?
   – Да, так, ничего, – отвечает напарник (угадайте, кто?), продолжая смеяться, – у меня сынишка шести лет, мы с ним недавно купили новую книжечку стихов для детей Корнея Чуковского, а там одно стихотворение про телефон, очень смешное, там эта фраза есть. Он так смешно его читал!
   – Он, что? В шесть лет уже читать умеет?
   – Нет. Я ему читал, а он наизусть выучил.
   – Ну, давай, парень, расскажи!
   Мужики побросали инструменты, достали курево и собрались вокруг, заранее улыбаясь, предвкушая весёлое. А молодой папаша, опираясь на свою лопату, начал:
      «У меня зазвонил телефон.               
       Кто говорит? Слон!               
       Откуда? От верблюда!»
  Рабочие начали смеяться.
       «Что вам надо?»
   – Шоколада! – выкрикнул под общий смех один.
   – Точно – «Шоколада!» – подтвердил чтец.
И так далее под общий смех до конца, когда бегемот провалился в болото…
      «О, если вы не придёте,   
      он утонет, утонет в болоте,               
      умрёт, пропадёт бегемот!»
   И дальше – с каждым словом повышая голос, да с натугой, будто тянет из болота этого бегемота:
      «Ох! … нелёгкая это работа! …               
       из боло-ота! … тащи-ить! ...
(и с облегчением – вытащил, мол)    бегемота!»

   Рассмеялась компания, даже похлопала.
   – Ну, ты и артист!
   Так и осталась за этим парнем до конца работ прозвище «Артист». Зато бригада теперь, когда тянула что-нибудь тяжёлое (не только пни, а те же разобранные по брёвнам дома для стройки) всегда хором кричала: «Ох, и нелёгкая это работа – из болота тащить бегемота!»
   24 июля Яхонтов, наконец, составил обещанный акт, который и был представлен райисполкому.
   Я взял на себя смелось, найдя текст этого акта в исследовании магаданского историка Козлова А.Г., привести часть его в этой книге.

   «Мы, нижеподписавшиеся, зав. культбазой Яхонтов, председатель Ольского райисполкома Марин, председатель постройкома Матусяк, производитель работ – техник Навдуш, десятник Флейта… прибыли в бухту Нагаева для точного определения расположения зданий культурной базы и при осмотре нашли… намеченная площадь, имеющая следующие преимущества:      
      а) более пологий склон к морю,
      б) меньшую растительность, что удешевляет очистку,
      в) более защищена от С.З. ветров,
      г) возможность сравнительно легкого проведения тракта в б/х «Гертнера» Расположить здания постановили в развернутом порядке, фасадом к бухте под углом 78 градусов на Ю. В …  согласно генеральному плану, прилагаемому к настоящему акту.
В заключение комиссия... в целях успешного хода работ рекомендует следующее:
1. Для обеспечения водоснабжения самой базы в будущем и во избежание заболевания рабочих, пользующихся не вполне годной водой, немедленно приступить к устройству колодца;
2. Вырубить лес, снять торф, мох и кочку под зданиями, а впоследствии и со дворов и улиц, провести дороги и канавы;
3. Сделать взвоз к морю для перевозки и переноски материалов и грузов;
4. Разбить перед зданиями сад и сделать спортивную площадку;
5. Улицы строить с проезжим полотном дороги шириною в 8 метров, кюветом в 2 метра с панелями по 5 метров под посадку деревьев, сохраняя таковые по возможности при вырубке и корчевке;
6. Произвести засыпку подпольного пространства, подсыпку зданий и в особенности завалинок глиной, а за отсутствием её глинистым сланцем или суглинком;
7. Разработать проект предполагаемой канализации, благоустройства, водоснабжения, составить рельефный генеральный план расположения культбазы;
 8. Признать постоянно необходимым иметь в распоряжении базы катер и кунгас с вельботом».   
 
   К осени уже возвели здания школы, больницы, ветеринарного пункта, трёх жилых домов и временного склада. Было на что посмотреть: культбаза уже была не одинока: в новом посёлке нашли своё пристанище склады и жилой дом Камчатского Акционерного общества (АКО), которому поручили обеспечивать всем необходимым новые прииски на Колыме, строили свои дома и управления «Союззолото», «Совторгфлот» и ряд других контор, готовых принимать и отправлять грузы, выбирали себе место геологи для постройки базы будущих геологоразведочных экспедиций. Появилось и несколько сот лошадей, которые паслись на уже знакомом нам лугу у реки Магаданки, где конюхи построили себе дом.
В общем, всего год тому назад бывший совершенно безжизненным берег бухты Нагаева обрастал теперь целым посёлком, и то ли ещё будет!

   В сентябре из Владивостока вышел в бухту Нагаева пароход «Фей-Ху» («Летучий тигр»), среди пассажиров которого была целая группа будущих работников Нагаевской культбазы. Старшим среди них был назначенный заместителем заведующего Тупицин Николай Владимирович, который, несмотря на молодость (ему в то время не исполнилось и 27 лет), успел окончить экономический факультет Иркутского госуниверситета и Высшую школу восточных языков. Ему очень хотелось поближе познакомиться со своими будущими товарищами, и он как-то на палубе подошёл и заговорил с педагогом базы Матрёной (её чаще звали Марией) Григорьевной.   
   – Здравствуйте, Мария Григорьевна! (Она улыбнулась ему, кивнув головой) Простите, я видел в списке пассажиров написано Матрёна, а не Мария, а как правильно?
   – В паспорте написано Матрёна, а так все зовут меня Мария, я уж и привыкла.
   – Я обратил внимание, что ваша фамилия Яхонтова. Вы…
   – Да, – снова улыбнулась она, – я жена Ивана Андреевича. Мы оба работали в Дальневосточном Комитете Севера, и теперь – куда уж мы друг без друга?
   – Согласен. Вам повезло. Я, вот, пока не женат… С Иваном Андреевичем мы уже познакомились, решительный у него характер!
   – Конечно. Он же красный партизан, всю Гражданскую провоевал, был начальником связи в партизанской армии Тряпицина. Там же в армии познакомился с Луксом, и потом стал работать в Комитете Севера. Но мы не единственная семейная пара: посмотрите направо - наш будущий заведующий больницей Виктор Александрович Лупандин стоит с женой. Это Вика Кузнецова, фельдшер-акушерка. Представляете, какое это будет историческое событие, когда она примет первого ребёнка в бухте Нагаева!
   – Да, представляю! Больница у нас на первое время укомплектована неплохо
   – А вон Семён Лаврович Сафонов. Он по образованию фельдшер, но уже зарекомендовал себя хорошим врачом. Нас, педагогов, маловато. Тем более, мы же не знаем, какой и в каком количестве и качестве будет у нас контингент учащихся. Зато заведующий школой – какой у нас колоритный!
   – Ну да! Я сам ещё молодой, а он совсем кажется мальчишкой!
   – Ему не больше 21 года, только что окончил Хабаровский педтехникум, и сам попросился поехать «в неизвестность». Хочет, сказал, быть первопроходцем. Да, молодой, но, смотрите, какой красавчик! Настоящий кавказец!
  – Он, что? Грузин?
   – Нет, армянин. Ваганов Ованес. Или Ваган? По отчеству – Анастасьевич.  Он, правда, просит звать себя Иваном Алексеевичем. А может быть, это и лучше… Брр! Что-то зябко стало, пойдёмте в помещение?
   – Пошли. А как вы переносите качку?
   – Не скажу, что легко, но в общем-то нормально. А вот наш преподаватель ручного труда Коля Вериго так влюблён во всякие моторы, что даже в наше путешествие не отходит от механиков парохода! Ему и качка нипочём!

   15 сентября «Летучий Тигр» «прилетел» в бухту Нагаева. Яхонтов встречал их с распростёртыми объятиями.
   – Добро пожаловать! Видите – мы уже дома поставили! Они ждут вас. Надо будет только ещё потрудиться – жилым помещениям придать соответствующий вид, школа и больница тоже нуждаются в приведении их в порядок. Я думаю, это вас не пугает – не в столицу же ехали, мы навечно останемся в истории как первожители на этом доселе никому не известного и нехоженого берега!
   Какого-то уныния на лицах, приехавших я не увидел, все были полны решимости действовать.
   Однако, уже сентябрь сдвинулся к своей второй половине. Я всё чаще мыслями возвращался к полюбившимся мне участникам экспедиции Билибина – по всем прикидкам они уже должны были возвращаться назад. Пора и мне в Олу.


«ГДЕ Ж ВЫ, ГДЕ Ж ВЫ, ОЧИ КАРИЕ?» ©

    А в Оле – всё окрасилось в серый цвет: серое небо, из которого временами сыплет моросью, серые волны бьются о серые скалы, сопки тоже стали серыми, попрятав свою зелень. Даже редкие жители появлялись на улице в серых плащах. Тихо и пустынно. Только ветер гоняет по улице обрывки каких-то бумаг, тряпок да постукивает о мостовую пустыми банками.

     На невысоком пригорке за последними домами посёлка ежедневно стоит, кутаясь в осеннюю курточку, одинокая женская фигура и смотрит на сопку вверх по дороге – не появится ли там, наконец, хоть небольшая группа путников. Однажды, когда из-за разорванных туч было видно, что солнце склонилось к закату, и женщина, вздохнув, собиралась уходить, на дороге появился целый караван груженных тюками и ящиками лошадей и оленей и человек пятнадцать устало идущих людей, а впереди – она же сразу узнала! (а кто ж его в Оле не знал?) – верхом на своей низкорослой лошадёнке сам легендарный проводник Макар Медов. Значит, они! Да, это были они – участники Первой Колымской геологической экспедиции.

     За Макаром шёл Билибин, а рядом с ним (у женщины кровь хлынула в лицо и гулко забилось сердце) тот, кого ждала больше всех! Она даже и не заметила, как рванулась с места и побежала с пригорка навстречу идущей группы. Добежала и остановилась, не решаясь подойти. Заметили её и идущие. Казанли, за время изысканий уже привыкший работать в паре с Билибиным, шёл рядом с ним. Увидев встречавшую, он с тревогой и надеждой оглянулся на Билибина. Тот всё понял, улыбнулся и махнул рукой. Дима протянул руку, и девушка моментально оказалась рядом, прижавшись к его плечу.
   – Я так ждала!..
Внезапно перевела взгляд на Билибина и смутилась.
   – Здравствуйте, Юрий Александрович!
   – Здравствуйте! Но какая несправедливость: вы знаете, как меня зовут, а я вас – нет!
   – Меня зовут Дуся, – улыбаясь ответила девушка – Евдокия Якушкина.
   – А скажите-ка нам, Евдокия Якушкина, как дела в Оле?
   – Никак, Юрий Александрович. Тихо. Рыбной ловли нет, многие ушли в тайгу – готовятся к зимней охоте на пушнину.
   – А как дела с пароходами?
   –Тоже никак. Последний пароход накануне ушёл. И, знаете, всё теперь переместилось в бухту Нагаева. Там построили культбазу. Говорят, растёт целый посёлок, некоторые наши жители устроились там на работу. Факторию открыли, и это – как его? – агентство Торгфлота, оно тоже там. Теперь практически все корабли приходят туда.
   – Ничего себе! Что сотворили, пока нас не было!
   Подтянулись остальные члены экспедиции. Переяслов, улыбаясь, подошёл к Евдокии.
   – Ну, здравствуй, кареглазка!
   – Здравствуйте, Дмитрий Степанович! Вы, как всегда, шутите!
   – Дождалась?
   Она в ответ только кивнула головой. Билибин сказал:
   – Раз такое дело с пароходами, располагаемся в Оле. Евдокия! А раньше нас Цареградский не пришёл?..  Нет. Я так и думал. Он не сегодня – завтра должен подойти. Значит, ждём Цареградского, затем два, нет, три дня на отдых и уходим в бухту Нагаева. Там дождёмся парохода. Советую особо не расслабляться. Ну, а Дмитрия Николаевича, так и быть, освобождаю на эти дни от всех работ.

   Как хорошо быть в домашних условиях! Дуся приготовила для своего любимого баню, забрала всю его походную одежду в стирку, дала свежую холщовую рубаху, накормила в настоящей тарелке свежим горячим наваристым супом, приготовила настоящую же постель – как он от этого всего отвык!
   – Устал?
   – Не то слово! Но, знаешь, пока работаешь, за делом усталости не замечаешь. Всё равно, во время работы много не ходишь – пройдёшь, замеры сделаешь, то-сё, и идёшь дальше. И разнообразие какое-то. Как туда добирались, уже забылось, хотя… Если вспомнить – жуть! Я даже не представлял, что так бывает: мороз под шестьдесят, да ещё и пурга!..  А вот обратно – тяжело. Первого сентября вышли, и целый, считай, месяц – шагай, шагай, шагай…
   – А почему не все пришли? Народу, вроде, меньше, а поклажи больше. А почему твой друг Валентин отстал? А ваш Бертин с ним?
   – Ого, сколько сразу вопросов! Билибин всех отправил по трём маршрутам, но он со своего сам нас догнал, а Валентина отправил через Мякит более коротким путём, правда, и менее изведанным. Всё равно он должен был дойти до Олы раньше нас. Эрнест же Петрович через Якутск пошёл прямо домой, на Алдан.
   – А рабочие куда делись?
   – О-о! Как золото пошло – а это такая зараза, такой нападает азарт! – несколько рабочих наших, закончив срок договора, взяли расчёт и ушли к старателям. А насчёт поклажи, – Дима засмеялся – Юрий Александрович набрал образцов пород для исследований, знаешь, сколько? Не поверишь, полторы тонны!..  Дуся! Завтра поговорим, иди сюда!
   Дуся погасила свет и… Оставим их, им вдвоём без нас лучше!
               
   Утром долго лежали, обнявшись, и молчали, каждый думал о своём.
   – Митенька! Через два дня ты уйдёшь. А как же я? А как же мы?
   Дима молча посмотрел не неё. Почти год не видел, почти год мечтал о ней. И вот, она рядом. Действительно, а что же дальше?
   – Знаешь, что, Дуся? А давай оденемся и пойдём записываться!
   – Как записываться?
   – Дурёха! Ола ж – райцентр, здесь же должен быть ЗАГС.
   – Да, вроде есть такой.
   – А что такое ЗАГС? Это контора, где за-пи-сы-ва-ют! Записывают, кто родился, кто женился, кто развёлся. Скажи мне только, ты согласна стать моей женой и идти за мной? Я настолько полюбил свою профессию, что не брошу её теперь никогда, и пойду в любую экспедицию, куда только позовут!
   – Интересно – а ты помнишь, как мы познакомились? Мы играли в горелки на лугу, ты меня поймал и взял за руку. А по эвенскому обычаю, если взял девушку за руку, обязан жениться! Помнишь, нам кричали: «Тили, тили, тесто, жених и невеста»?
   – Я не понял, – улыбнулся Казанли, – Так ты согласна?
   – Митенька! Да, конечно, согласна!

   На следующий день в экспедиции был пир горой! То, что Евдокия Якушкина вышла замуж, быстро распространилось по посёлку, и люди, знавшие её, пришли в гости к её новым друзьям. Каждый с собой нёс что-нибудь вкусное – кто рыбу, кто икру, кто оленину запечённую, а заведующий магазином фактории принёс из, как он сказал, стратегического запаса пару бутылок хорошего вина и даже яблоки!
    Но – кому пироги и пышки, а кому… Нет, не синяки и шишки, а пришёл Цареградский с Игнатьевым и Яковом Гарец, так что пришла пора двигаться дальше.

   Экспедиция грузила свой скарб под руководством Цареградского на вельбот, который в несколько рейсов переместил его через бухту к устью реки Магадан, а оттуда с помощью лошадей культбазы доставила в бухту Нагаева. Билибин тем временем добрался туда самостоятельно и договорился с Яхонтовым разместить временно экспедицию в его помещениях.

ТРУДНОЕ ПРОЩАНИЕ...  ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ!

     Когда вышли на правый берег реки Магадан, которая на составленной Цареградским новой карте местности называлась уже Магаданкой, Казанли и Цареградский удивлённо переглянулись: на некогда совершенно безлюдном   лугу паслось несколько сот лошадей и оленей, стоял домик-избушка, ходили люди, а от луга через низкий перевал между сопками был проложен тракт, выводящий путников прямо к культбазе на берегу бухты. А на склоне спускавшейся к бухте сопки, очищенной от непроходимого леса, стоял целый посёлок, пусть пока из небольшого количества домов, но видно было, что стройка продолжалась. Вдоль домов культбазы угадывалась улица, и кто-то из рабочих билибинской группы воскликнул:
   – Смотрите, мужики – табличка на доме: «улица Октябрьская»!
     Экспедицию разместили в помещениях культбазы, и опять она попала в состояние ожидания. Но это уже было другое ожидание – не похода в холод и неизвестность, а – домой! Только Билибину не терпелось скорее сесть за исследования, и пока, не теряя времени, он продумывал и набрасывал тезисы своего доклада о результатах работы экспедиции и своём статистико-геологическом методе геологоразведки.

     Рабочие экспедиции помогали строителям обустраивать культбазу, Цареградский и Казанли разбирали свои записи. В сумерки, коротая время до сна, читали друг другу стихи – Казанли Блока, а Цареградский Маяковского. Оба были по характеру творческими людьми – Дима в Ленинграде учился игре на скрипке, Валентин прекрасно рисовал.

    Я вспомнил, что, когда я жил в Магадане,  там проводилась всеколымская художественная выставка, в которой участвовали и мои приятели Коля Уральский и Борис Гинзбург. Мы с Борей одно время в 1947 году сидели на одной парте, и он во время уроков всё время что-нибудь рисовал. На выставке я видел красивые картины с видами окрестностей Магадана, в основном, со стороны бухты Весёлой, и удивился, когда внизу рассмотрел подпись «Цареградский».

    Как-то вечером, когда в комнате собралось человек пять, Казанли спросил у Цареградского:
   – Валентин! А ты, когда в июле или сентябре прошлого года сидел в РИКе и разбирался в его архивах, не нашёл, откуда произошло такое название у бухты и реки – Магадан?
   – Нашёл, но мало. Видимо, историкам и краеведам в будущем придётся в этом разбираться. Мне запомнилась версия, что словом «монгот» эвены называли сухие стволы деревьев, которые были вынесены морем (прибоем) а эти места назывались «монгодан».
   – А я обратил внимание, – подхватил Корнеев, – что эвены букву «н» не выговаривают, она, как у французов, проговаривается в нос. Думаю, что, если её не выговаривать в этом слове, получится «могодан», а по-русски звук «о» часто произносится, как «а». Вот и получается «магадан»!
   – Красиво подметил, – сказал Казанли.
   Молчавшая Дуся вдруг сказала:
    – А я знаю совсем другую версию. Есть настоящая легенда об этом.
   – Ну, расскажи нам!
   – Расскажу. Только сначала пойдёмте на ужин, а после него уж…
   – Прекрасная мысль, – перебил Переяслов, – предлагаю пойти на ужин, а чай будем пить здесь и слушать нашу кареглазку Дусеньку.
    После ужина собрались практически все и стали слушать Дусю. И она начала:
   – Однажды, много-много лет тому назад на большом лугу, который мы проходили, по обе стороны реки Магаданки, у которой ещё не было названия, было большое летнее стойбище эвенов (их тогда называли «орочи»). Оленей было много – тысячи. По всему лугу были разбросаны остроконечные юрты – урасы. Эвены прямо палками с крючками ловили рыбу, отдыхали, веселились. Ближе к осени, когда наступила пора сниматься и уходить на север, собрались эвены в просторном урасе самого богатого эвена Хабарова и пили чай. А в стороне сидел со своей семьёй самый бедный из них по прозвищу Магда, что по-эвенски означает «трухлявый пень». И когда все стали расходиться, он подошёл к Хабарову и сказал: «Я не пойду с вами. У меня нет оленей, с которыми я мог бы с вами кочевать. А стрелять пушного зверя тоже не смогу: глаза совсем старые. Останусь здесь, буду ловить рыбу, бить морского зверя, заготавливать для вас рыбу, шкурки нерпы на торбаза, нерпичий жир. А вы мне за это будете давать оленье мясо.»  Так и порешили. Магда перебрался к месту впадения реки в море, зимой проходившие мимо жители Олы и Тауйска называли его кто Магдага, кто Магдыга, а кто Магаданом. Так и появилось название реки и бухты.
   – Ну, спасибо, Дуся. Очень интересно. Откуда знаешь?
   – Ни откуда – люди рассказывали.

   Так шло время. Наконец, почти в конце октября пришёл, как оказалось, последний в эту навигацию грузовой пароход Союзторгфлота «Нэнси Мюллер», и экспедиция стала загружаться. В трюме для пассажиров были сооружены металлические нары, которые при качке слегка поскрипывали. Николай Павлович Корнеев, завхоз экспедиции, помогая перетаскивать с катера на пароход грузы, увидев пассажирский отсек, заволновался – он вспомнил, как ему было тяжело в штормы на их «Дейбоши -мару», а сейчас с моря дул сильный морозный ветер и даже в бухте изрядно качало. Возвратились все на берег проверить, всё ли забрали, и попрощаться с гостеприимными хозяевами. Пока прощались, на катере ушли на корабль почти все строительные рабочие вместе с прорабом Навдушем, на берегу остались только человек семь плотников и знаменитый печник Александр Антонович Гарник. Настала очередь уходить и билибинцам. Корнеев неожиданно подошёл к Билибину.
   – Юрий Александрович! Простите и не обижайтесь – я остаюсь.
   – Николай Павлович! Как же так?.. Вы точно решили?
   – Да, я решил. Спасибо вам, мне было интересно работать с вами.
   – Спасибо тебе, Коля! Ты – хороший работник.
   – Юрий Александрович! Да я всегда…
   У него перехватило горло, ему показалось, что он сейчас заплачет. Обнялись мужики, похлопали друг друга по спине и всё… Расстались.
   23 октября «Нэнси Мюллер» поднял якоря и пошёл в открытое штормующее море. Корнеев долго стоял на берегу и смотрел вслед кораблю, пока он не скрылся из глаз.
     Через день пошёл снег и сопки покрылись белым покрывалом.

 БУДНИ.
 СЛУЧАЙНАЯ ВИЗУАЛИЗАЦИЯ.

    1931 год. Весна! До моего рождения ещё почти два года. Мои двадцатипятилетние родители ещё не знакомы – папа, Арш Михаил Альбертович, в строившемся молодом городе Магнитогорске занимается созданием будущего театра и организацией выступлений самодеятельной бригады «синеблузников», мама, Зоя Константиновна Левитская, заканчивает ЦЕТЕТИС (будущий ГИТИС), а я волшебной «машиной времени» моей неуёмной фантазии опять заброшен в это далёкое от меня время на любимый берег бухты Нагаева.
    Как хорошо оказаться на знакомой с детства сопке, дышать этим совершенно необычным воздухом, пахнувшим морем, кедровым стлаником и молодыми мягонькими на ощупь иголками немножечко чахлых после зимы лиственниц. Погода изумительная! Снег уже сошёл, лишь на северных склонах сопок в низинах лежат его белые «заплаты», по спокойной глади воды в бухте снуют, от стоящих на рейде кораблей к уходящему на несколько метров в море подобие причала, катера и кунгасы с доставленными с «материка» грузами и пассажирами. Вместо недостроенных нескольких домиков культбазы стоит уже целый посёлок. Небольшие дома и бараки, складские помещения практически всех возможных организаций, призванных для всестороннего обеспечения работ по добыче золота, выстроились от культбазы во все стороны.
 
   Гуляя по склону сопки, я вдруг увидел идущего энергично навстречу мне по проложенной широкой тропе молодого высокого мужчину. Приглядевшись, я его узнал! И, когда он приблизился ко мне, я невольно воскликнул:
   – Миша! Лунеко! Это ты? Что ты здесь делаешь?!
   Он остановился, удивлённо посмотрел на меня… (Миша меня увидел! Значит, я неожиданно для себя визуализировался! – слово-то какое интересное нашёл)
   – Простите, мы знакомы? Встречались?
   – Ммм! Может, к сожалению, но нет. Мы не встречались. Но я хорошо знаю и вас, и ваших товарищей по первой Колымской геологоразведочной экспедиции.
   – Откуда?!
   Я не знал, что ответить и пожал плечами.
  – Трудно объяснить… Даже, пожалуй, невозможно… Так получилось. А я  здесь никого не знаю. Только, наверное, первых работников культбазы, если они ещё здесь, (Михаил, к моему удивлению, понимающе, кивнул) и, увидев неожиданно тебя, обрадовался. Ты приехал? А чем занят?
   Почувствовав, видимо, мою искреннюю доброжелательность, а не просто любопытство, мой собеседник улыбнулся и стал рассказывать.
   – Может быть, вы знаете, – я с экспедицией на материк не вернулся. Нас несколько человек осталось в артели старателей, а в прошлом году в Среднекане, там теперь целый посёлок с приисковым управлением, встречаю нашего бывшего астронома Митю Казанли. Оказывается, приехала целая большая экспедиция, теперь она называется «Вторая Колымская», и в ней аж пять полноценных геологических партий, и шестую, астрономо-геодезическую, возглавляет сам Казанли. А в экспедиции много наших: начальником – Цареградский (Билибин такой шутник! Называл его иногда - Стамбулов), Раковский – его зам, Эрнест Петрович Бертин тоже с ними, да и мужики наши – мой друг Андрей Ковтунов, Яша Гарец, Кузя, Майорыч, да и Степаныч ушёл из лоцманов в экспедицию…
   – А почему не поехал Билибин?
   – Митя говорил, что он должен был поехать, его назначали, но ему необходимо было закончить свои исследования по результатам первой экспедиции, и он отказался. Зато теперь он скоро приезжает!
   – Как?!
   – Да! Митя получил от него задание меня найти, если я ещё на Среднекане, и передал мне письмо. Написал, что приедет с сотрудниками создаваемой постоянной Охотско-Колымской базы Главного геологоразведочного управления и он, Юрий Александрович, назначен её техническим руководителем. А мне он предложил стать её завхозом. Я, конечно, без раздумий согласился, и вот, я с осени здесь – занимался подготовкой их встречи. «Союззолоту» выделили на сопке большую территорию, мне дали рабочих, и мы выстроили у ручья Марчекан три вполне хороших барака. Вон они, посмотрите.
    Я оглянулся – действительно, в конце тропы, на которой мы стояли, выстроились друг за другом три добротных барака, видны были среди деревьев и другие постройки.
   – Молодец. А когда они приедут?
  – Где-то к июлю должны прибыть. Мне ещё надо внутренние работы кое-где закончить, мебель у кульбазовских плотников забрать.
  – Скажи, Миша, а Казанли один приехал или с женой?
  – А что, Митька женился?
  – А ты не знал? Женился. Ещё до отъезда на девушке из Олы.
  – Ух ты! Помню, ещё до ухода нашей первой группы на Среднекан он всё бегал к одной. Надо же! Как, оказывается, далеко у них зашло! Кольке не повезло.
   – Какому Кольке?
   – А говорите всех наших знаете! – засмеялся Лунеко, –Это Корнеев, наш бывший завхоз.
   – Как же – Николая Павловича тоже знаю. Он же остался тогда здесь.
   – Да, его сразу зав культбазой принял вместо уехавшего прораба, и Колька хорошо поработал по завершению её строительства и, вообще, он – грамотный мужик и хороший человек. Мы с ним дружим.
   – Он и сейчас здесь?
   – А я подумал, что вы из культбазы, и всё знаете! Колька у нас теперь знаете, кто? О-о! Не хухры-мухры – он с прошлого года секретарь поселкового совета!
   – Так, а почему ему не повезло?
   – Ну, как же? Он всё время думал, что сестра Мити Казанли – его невеста, и он, вернувшись, женится на ней, а Митя перед отъездом отсюда получил от неё письмо, где она сообщила ему, что вышла замуж… Простите, я пойду, много дел. Заходите.
   – До свидания. Рад, что тебя увидел.
   Михаил пошёл к своим баракам, а я подумал о Корнееве: «Вот, она – основная причина, почему он отказался возвращаться на материк!»

   Шли дни. В 1930-ом, году Колымское Главное управление «Союззолото» получило не только участок под строительство своей базы на Марчеканской сопке у бухты Нагаева, но и большую территорию в долине, как написали, «реки Магадан» для устройства подсобных предприятий, конных и скотных дворов. Там же на пастбищах паслись сотни лошадей и оленей. Дело было в том, что «Союззолото» (позднее, «Союззолотоплатина») перенесло перевалочную базу снабжения приисковых районов из Олы в посёлок у бухты Нагаева, поскольку теперь пароходы приходили сюда, а, значит, здесь нужны и склады, и сортировочные пункты, и сотрудники, и жилые дома для них, и, конечно, магазины. А транспортом для вывоза всего необходимого к приискам оставались пока всё те же лошади и олени. Зимой они ходили по проложенной Ольско-Колымской тропе от бухты Нагаево до Эликчана, где построили постоянную базу, а от неё уже на Колыму по приискам, летом – всё так же до Эликчана, а дальше через примерно 60 километров на сплавной пункт, откуда сплавом грузы, да и люди, доставлялись к месту назначения. На сплавном пункте, оказывается, постоянная бригада заранее изготавливала плоты и кунгасы, а также была бригада лоцманов-сплавщиков, которую возглавлял, к моему удовольствию, главный лоцман наш знакомый Степан Степанович Дураков!
   
     Но всё это было «там», а я же «прилетел», чтобы посмотреть, что будет «здесь», на берегу Охотского моря, где Дальневосточное пароходство утвердило бухту Нагаева портовым пунктом и выделило необходимое количество катеров и кунгасов для разгрузки кораблей. Я увидел, что и культбаза имела свой большой морской катер, грузовой кунгас, вельбот и несколько лодок для разъездов по прибрежным поселениям, а также своих лошадей с телегами. И ещё я увидел, что немного в стороне от основных зданий посёлка было установлено довольно много палаток и даже видны были землянки. Я походил среди них и узнал, что там поселились приехавшие по оргнабору, а также «диким» способом, рабочие, желающие работать на приисках, и ожидающие возможности туда попасть.

      Да – дороги, дороги, дороги… Точнее, бездорожье – вот главная забота, которая стояла перед Всесоюзным объединением «Союззолотоплатина»! Когда я проходил мимо их конторы, над дверью которой висела ещё старая табличка «АО СОЮЗЗОЛОТО», через открытое окно я услышал крепкий разговор – видимо, проходило совещание по дорожному строительству.
   – Вас, товарищ Ковалёв, прислали сюда, чтобы вы в кратчайшие сроки провели необходимые изыскания, и чтобы можно было начинать строить дороги, а вы чем занимаетесь?!
   – Но отсюда до мест изысканий добираться было далеко, пока мы переселились в долину реки…
   – Не ищите себе оправданий! Лето здесь короткое, используйте его и световые дни по максимуму! Нас уже предупредили, что в середине июля на заседании РИКа будут слушать наш (а, точнее, ваш!) доклад с проектом дороги от бухты Нагаева до устья реки Бахапчи, как предложил Молодых!

   Я решил прогуляться в долину Магаданки, благо, от посёлка через Марчеканскую сопку туда уже была пробита дорожной экспедицией «Союззолота» (которой как раз и руководил Ковалёв) добротная просека. Взойдя на вершину перевала, я надеялся увидеть облюбованные организацией места, но за густыми зарослями смог увидеть только вдали бухту Гертнера. Спустившись вниз, я был поражён: три года назад, когда я незримо был здесь в компании с Цареградским, ничего же не было! Был только довольно большой луг, обрамлённый дугой, опирающейся на русло реки, и состоящей из густых зарослей кедрового стланика, немного разбавленных редкими лиственницами.
    Теперь же здесь стоял добротный деревянный дом конной базы, конюшни, загоны с навесами, жилые бараки для обслуживающего персонала и для дорожной экспедиции – было видно, что на берегу Магаданки зарождается новый посёлок. Дорожники построили свои дома на берегу посредине этого луга и рядом с ними устроили подвесной мост на противоположный берег. Ведь они занимались проектированием дороги по пути, указанном И.Ф. Молодых, и им надо было как-то переходить на противоположный берег!

    А я, подойдя к этому узкому раскачивающемуся мосту с перилами из толстой проволоки, подумал: «А ведь, это, наверное, тот самый мост, по которому через каких-то пятнадцать лет я, 12-тилетний маленький и худой после войны мальчишка, боялся перейти вслед за своими товарищами! У меня тогда на мосту кружилась голова, я судорожно хватался за эти перила, но всё-таки перешёл! Хорошо, что никто из ребят не смеялся над моими страхами и физическими недостатками, да я помню, что это у нас как-то тогда и не принято было. Наоборот, бескорыстная взаимопомощь взрослых и детей, сравнивая с нынешними взаимоотношениями, была на уровне фантастики. Удивительный народ – магаданцы! Я за свою уже долгую жизнь таких нигде и никогда не встречал!

   Так проходили дни. Люди работали, а я наблюдал, мне не хотелось покидать эти места – было какое-то тревожное чувство, что, если уйду, то вернуться уже не смогу... Однако пора в бухту, июнь подходил к концу, скоро должен прийти пароход, которого так ждёт Михаил Лунеко.

     И правда, первого июля на рейде встал пароход «Днепрострой», на котором вместе с руководителями Колымского отделения «Союззолотоплатины» (или «Цветметзолото» – названия так часто менялись, что не успевали за этими изменениями следить) прибыли геологические партии и будущие работники постоянно действующей Охотско-Колымской базы Главного геологоразведочного управления (ГГРУ) – детища Билибина.

     Как назло, погода испортилась. Я стоял на сопке, и сама собой в голове крутилась песня: «Солнце скрылось за горо-ою, затуманились…», нет, не «речные перекаты», а вершины сопок. Кроме тумана налетели тучи-кочки, посыпая землю временами мелким моросящим дождиком.
    Как только корабль встал на якорь, к нему, описывая широкую дугу по водной глади бухты, подошёл катер и принял на борт руководителей Союзтзолотоплатины» и базы геологов. 
         
    Лунеко стоял около пирса в районе культбазы, накинув на голову капюшон плаща, и ждал подхода катера. Сердце его немножко дрожало от нетерпения – ведь, столько вместе прошли с Билибиным, столько испытали, столько с риском для жизни шли на помощь друг другу! Один сплав и первая зимовка чего стоили! А вот и он, начальник и наивернейший друг! Такой же «рыжий-рыжий бородатый», (или, как его смешно за это называли якуты, «Кыхылбыттыхтах») с открытой и широкой улыбкой на лице! Обнялись крепко.
   – Привет, догор! Рад!.. А это наши начальники – Шур Карл Моисеевич и его зам Константинов, а это (обращаясь уже к ним) наш завхоз Михаил Лазаревич Лунеко.
   – Здравствуйте. Добро пожаловать! А когда остальных членов экспедиции доставят?
   – О, Миша! Наверное, через сутки. Объявили, что сначала перевезут лошадей, а их, знаешь сколько? Большее трёхсот голов! Ну-ка, попробуй их катером или баржей с рейда перевезти!
   – Что ж, тогда пойдём, буду вас устраивать.
   Только двинулись в сторону участка базы геологов, смотрят – с сопки вниз бежит к ним человек. Ветром сорвало с него кепку, он оглянулся – кепка отлетела довольно далеко, махнул рукой, накинул капюшон плаща и продолжал бежать.
 –   Кто это? – спросил Билибин и тут же, раскинув руки, закричал, - Николай Палыч! Ты ли это?!
   Да, это был Корнеев. Встреча была радостной. Обнимутся, отстранятся, посмотрят друг на друга, снова обнимутся!
   – Как ты? Слышал, что на культбазе работаешь?
   – Работал, Юрий Александрович. С культбазой всё сложно, потом расскажу. А сейчас уже несколько месяцев работаю секретарём поселкового совета. Избрали, вот.
   – А не могли бы вы, – перебил разговор Шур, – устроить нас в домиках кульбазы?
   – Это наши руководители экспедиции товарищи Шур и Константинов, – пояснил Билибин.
   – Что ж? Могу. Идёмте со мной. Юрий Александрович, вы с ними?
   – Нет, мы с Михаилом пойдём на базу, я буду со своими геологами.
   – Ладно, Коля, – сказал Лунеко, – мы пошли. Ты, как освободишься, приходи.

    Вечер. Погода стала налаживаться. Ветерок между бухтами разогнал туман, он поднялся, оседая местами по вершинам сопок, дождь прекратился, среди тучек стало проглядывать чистое небо, на горизонте, освещённое лучами заходящего солнца, оно стало голубым, а вот и само солнышко спустилось ниже туч и заиграло в небольших волнах весёлыми бликами.

    Корнеев пришёл на базу, вместе с Билибиным и Лунеко на расчищенном месте, как бывало, развели небольшой костёр, сели на оставшееся от стройки бревно, установленное в виде скамейки, и – пошёл неторопливый и душевный разговор. Михаил рассказывал о работе на приисках, Билибин о том, как работал над отчётами и «пробивал» очередные экспедиции и организацию постоянной геологоразведочной базы на Среднекане, откуда можно было бы руководить всеми работающими экспедициями и разведочными партиями, а также в нормальных условиях обрабатывать результаты поисков, о том, как он, вернувшись из экспедиции, приехал к своей будущей жене и её родителям, не сбрив бороду и одевшись в шутку во все таёжные одежды.
   – А знаете, Валентин-то наш «Стамбулов» решил больше надолго с женой не разлучаться и взял её в экспедицию с собой? Впрочем, это уже становится традицией: у меня один из начальников партии геолог Вронский Борис тоже едет с женой, она у него будет работать коллектором. Думаю, что и Мария Яковлевна Цареградская тоже чем-нибудь серьёзным занята.
   – А дети у них есть?
   – Да. У Вронского двое, остались на попечении друзей, у Валентина тоже, но ему, пожалуй, легче: сын и дочь, всё же, у дедушки с бабушкой. А как твои, Николай Палыч, дела? Как жил, как работал?
   – В общем-то, нормально. Миша знает, меня ж Яхонтов сразу зачислил в штат вместо уехавшего с вами прораба Навдуша. Построил интернат, баню, капитальный склад Акционерного Камчатского Общества, да и кучу других разных домов и вспомогательных помещений. В декабре прошлого года, вы же знаете, ВЦИК создал Национальные Округа, в том числе и Охотско-Эвенский, избрав центром округа нашу кульбазу. И здесь сразу появились партийные и советские органы, отделения Главного управления «Союззолота», управления Морфлота (видели двухэтажный дом? Это их), отделения Госбанка, Сбербанка, контора «Интегралсоюза»…
   – А это что такое?
   – А это такая смешанная кооперация, которая занимается абсолютно всем.
   – А как же «АКО»?
   – Не знаю, Юрий Александрович, как-то делят сферы влияния и виды работ. А за окружными органами сюда из Олы перебрались поближе к ним и районные власти. Теперь же у нас не Ольский район, а Ольско-Сеймчанский. И всем нужны дома с квартирами, коммуникации к ним, больница, школа, баня и так далее. В общем, у строителей работы было больше, чем возможностей. Сейчас одних жилых домов уже штук пятьдесят.
   – Будете в посёлке, Юрий Александрович, – вмешался Лунеко, – Обратите внимание на расположение построек, они уже стоят не хаотично, а всё-таки какой-то порядок есть – Колина забота.
   – Да, ладно – не преувеличивай. Хотя, конечно, повоевать немножко пришлось, всё же я архитектор. Плохо то, что слишком много разных начальников, и у всех свои требования и пожелания. Яхонтов пытался ещё сохранить авторитет культбазы как родоначальника посёлка, но кто же захочет властью делиться?
   – Но культбаза всё же была действующей?
   – Да, конечно. Мы, вскоре после вашего отъезда, седьмого ноября, в праздник, провели её торжественное открытие, педагоги наши поездили по окрестностям и набрали учеников. Правда, смоги взять пока немного, всего семнадцать человек. С одной стороны, родители не очень охотно отпускали, а с другой – интернат-то еще не был построен. Пришлось два класса использовать под спальни, ещё один под мастерскую, под библиотеку, общее помещение, так называемую рекреационную, использовали и как класс для занятий, и как красный уголок для всякого рода политпросвещений и собраний… В общем, было «весело». Следующий учебный год начали с опозданием – помещение заняли временно органы ГПУ, но учеников уже было под пятьдесят. Больница тоже поначалу принимала на обслуживание только работников культбазы и поселкового населения, но потом появились и так называемые представители туземного населения. Но мало. Они по старинке больше предпочитали народные средства и помощь своих шаманов.
   – А помощь ветеринаров?
   – Ну, здесь дела были ещё хуже. Ветврач-то наш оказался душевно больным. Что он тут начал вытворять! То хотел пожар устроить, то кого-то убить… Пришлось его быстренько отправить на материк в психбольницу. А что может один зоотехник Кожухов? Тем более, что у него опыта ветврача практически не было, хотя, как зоотехник – он очень грамотный мужик.  Ну, лечил местных лошадей, ездил по стойбищам, а что там? Они своих олешек всю жизнь лечили сами. Такие вот дела. Конечно, если бы не такое мощное и напористое, да ещё и многогранное, развитие хозяйства в бухте вокруг нашей базы (вот, видите, я сказал «нашей»), всё было бы иначе. Пошло давление окружных и районных властей, а ещё и первый костяк работников стал распадаться – директора школы Ваганова сначала забрали редактором районной газеты «Горняк Севера», потом избрали секретарём райкома комсомола, Кожухов уволился, зам Яхонтова Тупицин Николай Владимирович уговорил Цареградского взять его к себе и ушёл с ним, Лупандин, наш зав больницей, неожиданно на собрании выступил против Яхонтова, столько на него тогда всего навесил! Хорошо, что не посадили, сыграли всё-таки его заслуги в освоении этого побережья. После этого Яхонтов уехал на материк, назначили нового директора, некоего краеведа Левина Вениамина Исаковича, но мне всё же кажется, что дни кульбазы сочтены. Сейчас приступает к работе комиссия оргбюро округа по обследованию её работы. Думаю, что это конец.
   – Да-а, Коля. Это тебе не тайга. Там всё в этом плане проще, там один за всех и все за одного.
   – Это точно! Там без чувства рядом плеча и спины друг – друга не проживёшь! 

   На следующей неделе всё, как предполагал Корнеев, так и случилось. На основании выводов оргбюро Охотско-Эвенского национального округа комиссия райисполкома вынесла постановление: «В связи с организацией окружного центра в бухте Нагаева дальнейшее существование Восточно-Эвенской культбазы является нецелесообразным». Окружной комитет тут же решил: 1) Культбазу закрыть, все учреждения и здания культбазы передать Охотско-Эвенскому Национальному Округу.  2) Ольско-Сеймчанский РИК перевести в посёлок Олу.

   Не могу здесь не привести отрывок из письма Николая Владимировича Тупицина, написанного через много лет магаданскому краеведу и историку А. Козлову:

  «Нагаевская культбаза не смогла, вернее, не успела полностью выполнить своего предназначения.
   Причина этого ясна: открытие перспективного золотоносного района вызвало в одной из самых отсталых и безлюдных окраин нашей страны буквально экономический взрыв... Известное, пусть небольшое, значение имело и то обстоятельство, что культбаза явилась на первых порах базой для многочисленных исследовательских экспедиций и, наконец, она была первым населенным пунктом на берегу бухты Нагаева - прямым предшественником города Магадана».

      А что же наши геологи? Их, как и предполагал Билибин, смогли перевезти на берег только к концу второго дня. Все они разместились в подготовленных бараках – ИТР в одном, а рабочие по бригадам в двух остальных. 
   Одновременно с ними выгрузились и работники экспедиции Капдорстроя   во главе с Богдановым Сергеем Фёдоровичем. Он со своими помощниками посмотрел посёлок у бухты Нагаева, затем территорию на берегу Магаданки и принял решение поставить свои семь палаток вдоль реки, тем самым как бы обозначив начало улицы вместо хаотично разбросанных уже поставленных строений. Здесь погода была лучше, чем непосредственно на берегу моря, и меньше на неё влияли бризы.  Так постепенно начинался посёлок с названием Магадан.

    Я наблюдал за геологами и вспоминал Первую Колымскую экспедицию Юрия Александровича, как они тяжело переживали вынужденное безделье в Оле. Ведь, и сейчас прибывшие геологи и рабочие сидели в своих бараках, иногда выходя на прогулки по окрестностям, и ждали, когда же их отправят на тот же Среднекан. Местные власти всё время чинили им всякие препятствия, то выставляя какие-то требования, то отказывая в предоставлении транспортных средств, предпочитая отправлять собравшегося в бухте Нагаева и Оле многочисленного количества будущих старателей. Шур и Тарасов, не имея опыта руководства такими экспедициями, и, видимо, не обладая талантом переговорщиков, ничего не могли добиться, а Билибин, будучи техническим руководителем экспедиции, не считал себя вправе вмешиваться в их работу.

   Наконец, после двадцатидневного ожидания, для экспедиции выделили необходимое количество, как потом вспоминал Борис Иванович Вронский, «тощих» лошадей, Билибин распределил всех на два отряда – один отправил со своим бывшим проводником Макаром Медовым сухопутным путём на север по пути намечавшейся трассы, а вторую сам повёл на Олу, чтобы вывести её на Эликчан и уже известным ему сплавом добраться до базы на Среднекане.

     Я незримо провожал эту близкую моему сердцу группу, шёл рядом и слышал, как Билибин говорил своим ближайшим соратникам:
   – Да-а, догоры, не будет здесь дела. Я увидел, что до сих пор нет сформированной системы обеспечения приисков продовольствием, материалами, инструментом. Ведь, почему они сейчас всё туда лихорадочно гнали? Я слышал, что на приисках прогнозируется голод, не хватает витаминов, лекарств, много цинготников – вы же видели, сколько их, совсем больных и ослабленных, ждали нашего парохода? Люди не только едут туда, но уже было много случаев бегства. А инструмент? Всё по старинке – кайло, лопата, лом. Оборудование хорошее надо!
   – А на приисках, – добавил огня Лунеко, – вы знаете, какая там чехарда, Юрий Александрович? Начальство всё время меняется – то Хабаровск, то Иркутск, то Владивосток, руководители приисков не знают, кому подчиняться.
   – Я, когда заканчивал институт после нескольких лет перерыва на работу в Казахстане и на Алдане, – подключился к разговору Вронский, – и договаривался о переводе из «Союззолота», который мне платил стипендию, в Геолком, чтобы поехать в эту экспедицию, крутился в «высоких» кабинетах. И там слышал, что в СНК скопилось довольно много противоречивой информации от всех Нагаевских организаций – от «Союззолота», от АКО, Главдортранса и других, да и всех, работающих в Верхне-Колымском приисковом районе.
   – Я, честно говоря, догоры, – сказал Билибин, – всегда склонен вопросы решать комплексно. Думаю, что «наверху» тоже так думают. Так что, чую – грядут серьёзные перемены.
   – Юрий Александрович, – улыбаясь спросил Вронский, – вы часто произносите слово «догоры». А что это значит?
   Билибин тоже улыбнулся своей широкой улыбкой.
   – Догоры – это по-якутски друг, товарищ, уважаемый.

(продолжение следует)