5

          Постольку, поскольку на текущий день Пономарёв запланировал два важнейших мероприятия, то и мысли его так или иначе крутились вокруг воплощения задуманного. Что, впрочем, совсем не мешало Кеше привычно работать, выдавая и принимая материальные ценности на своём складе, внося соответствующие изменения в журнал учёта.
          Около десяти часов утра он позвонил Анжелике. Услышав её голос Кеша нахмурился, слишком уж равнодушно-устало звучал он, что было совсем нехарактерно для весёлой и общительной девушки.
          — Что-то не чувствую я в тебе бодрости и готовности к труду и обороне! — шутливо воскликнул Иннокентий, в надежде слегка расшевелить похоже совсем упавшую духом Лику.
          — Ой, Кешка, — вздохнула она, — я сама что-то не чувствую в себе ни бодрости, ни готовности к труду и обороне. Дотянуть бы как-нибудь до конца занятий и добраться до дома. Больше ничего не хочу. Предел желаний.
          — А вот здесь мы как раз подошли к одному очень важному и безотлагательному делу. — подпустил в свой голос нотку озабоченности Пономарёв. — Лика, малыш, совершенно необходимо, чтобы ты сегодня же перебралась жить ко мне. Поверь, это крайне важно! Я знаю твоё отношение к этому вопросу, я знаю, что ты предпочитаешь не быть никому в тягость, и вообще, до свадьбы нам не полагается проживать вместе. И тем не менее ты должна нынче же покинуть свою квартиру. Видишь ли, находиться там очень опасно, есть подозрение, что некий субъект оставил в ней какую-то отраву. В конце концов, я и сам ощутил непонятное воздействие нынешней ночью, недаром же у меня до сих пор так ломит в висках!
          Возникла пауза, девушка, похоже, осмысливала неожиданную информацию. Затем неуверенно засмеялась:
          — Ну, насчёт отравы, ты, конечно, шутишь? Кому и зачем это могло понадобиться?
Я же не иностранный агент…
          — Малыш, — постарался вложить максимум убедительности в голос Кеша, — если хочешь, давай я переберусь жить к родителям, ей-богу! Лишь бы только ты ушла из той чёртовой квартиры поскорей!
          — Ну, хорошо, хорошо! — с удивлением откликнулась Лика. — Если это настолько важно для тебя, я сегодня же займусь перебазированием на новое место. Но учти — я тебя предупреждала, я очень беспокойный квартирант!
          — Ладно, — облегчённо рассмеялся Иннокентий, — согласен на любые условия, жаловаться не буду. А насчёт перебазирования сделаем так. Заскочишь туда, возьмёшь документы, самые нужные вещи, кота Интеграла подмышку, и сразу уходи! Остальное я завтра-послезавтра перетаскаю сам, не волнуйся.
          — Всё нормально, Кешка, я тебя услышала и поняла. Сдаётся мне, ты не шутишь. Значит, я тоже шутить не стану.
          — Вот и отлично, малыш, умничка, за что тебя и люблю. — одобрил Пономарёв. — Кстати, вечером меня не теряй, я задержусь часика на два в институте. У нас тут ревизия завтра намечается, надо кое-что в порядок привести. Не волнуйся, обживайся в своём новом доме. Ну, всё, чмоки-чмоки!
          «Уфф. — провёл ладонью по лбу Кеша. — Ну, слава те, господи, одно дело благополучно разрешилось. Теперь надо после обеда отпроситься у Алексеича на час пораньше с работы и шпарить к Беленко.»
          Иннокентий повеселел и поверил, что невзирая на все происки недругов удача будет на его стороне.

          На Первомайку, в посёлок Вьюжный, Пономарёв успел доехать засветло, благо очень удачно подвернулось маршрутное такси и, более того, каким-то чудом удалось избежать «пробок». Местность, где он вышел из «газельки», при ближайшем рассмотрении потрясла до глубины души. Кеша хорошо помнил, что раньше здесь почти не было зданий выше пяти этажей. Зато теперь! Кажется, высотками было застроено абсолютно всё свободное пространство. Город рос вширь и ввысь сумасшедшими темпами.
          «Когда это я в последний раз приезжал сюда? — подумал удивлённый Кеша. — Лет пятнадцать тому назад? Точно. С друзьями навещал знакомого парня. И как же тут всё изменилось! Словно в другой мир попал.»
          Впрочем, частный сектор остался достаточно узнаваемым. Пономарёв быстро сориентировался и вышел на улицу Астрономическую. Минут через пять, приблизившись к нужному дому, Кеша замедлил шаг и нерешительно остановился в недоумении. Бревенчатое строение, судя по его внешнему виду, намеревалось некогда повернуться к лесу задом, а к честным гражданам передом, и уже сделало в этом направлении некоторое усилие, но внезапно ослабло духом, да так и замерло в явно неустойчивом положении, как бы говоря: ремонту бы мне, люди, ремонту, и тогда я продолжу!
          — Н-да… — почесал под шапкой затылочную часть Иннокентий.
          Он подошёл поближе, с сомнением глядя на лихой штакетник, угрожающе накренившийся с несомненной целью вывалиться наружу. Снег со двора хозяева дома предпочитали не отбрасывать лопатой в сторону, а просто надёжно утрамбовывать подошвами, отчего и получилась эта холмистая тропа от калитки до крыльца.
          Кеша ещё раз сверил адрес. Ошибки не обнаружилось, художник Беленко обязан был проживать именно здесь. Убедившись, что собаки во дворе нет, Пономарёв по спрессованным холмикам снега дошёл до кривобокого крылечка, поднялся на пару ступенек вверх и постучал кулаком в дверь. Услышав изнутри какие-то звуки, Кеша отступил от крылечка немного назад и приготовился увидеть неизвестно кого. Спустя несколько мгновений дверь рывком ушла внутрь и в проёме появился худощавый мужчина в спортивном костюме, с отвисающими на коленях пузырями. Несколько дней не брившийся и всклокоченный он производил впечатление немного ненормального. Некоторое время он пристально рассматривал Иннокентия, словно намереваясь во что бы то ни стало узнать. Однако, похоже, ему это не удалось.
          — С кем имею честь? — незнакомец попытался изобразить полупоклон, при этом его слегка повело в сторону, ввиду чего у него возникла срочная нужда опереться рукой о вертикальную стойку крыльца.
          Пономарёв понял, что человек находится в изрядном подшофе и лучше всего в данной ситуации тоже откланяться, после чего быстро удалиться с миром. Но уходить молча было бы невежливо, посему Иннокентий максимально доброжелательно поинтересовался, проживает ли здесь некий Беленко Роман Васильевич, или он ошибся адресом?
          — Прошу! — незнакомец повернулся и сделал мимо себя жест в сторону дверного проёма. — Проходите. Роман Васильевич будет вам очень рад.
          «Ну, ладно. — решил Кеша. — Может, хозяин дома находится в более адекватном состоянии, нежели этот персонаж. Надо всё-таки попытаться довести дело до логического завершения. Зря я сюда ехал, что ли.»
          Он поднялся по ступеням крыльца, миновал полутёмные сени и вошёл в дом.
          Помещение, где он очутился, находилось, мягко говоря, в исключительно художественном беспорядке. Комната являла собой кухню, доведённую до крайней степени убогости. Судя по всему, наведение тут хоть какого-нибудь подобия чистоты уже давно не представляло интереса для здешних жильцов. Тем не менее, жестоко потрескавшаяся печка была всё-таки жарко натоплена, и возле неё стояло про запас целых четыре ведра с углём.
          «Уже неплохо. — решил Пономарёв. — Печально было бы замёрзнуть во цвете лет, если разговор неожиданно затянется. Хотя это вряд ли.»
          Между тем худощавый субъект величаво указал рукой на деревянный стул, притулившийся возле стола, украшенного натюрмортом из вилок, ложек, грязных тарелок, стаканов, обёрток от продуктов, собственно продуктов, и прочих околокулинарных предметов.
          — Присаживайтесь, коллега. — сопроводил он своё движение любезным приглашением. — И давайте-ка по чуть-чуть, за знакомство!
          Иннокентий начал смутно догадываться, что это, пожалуй, и есть сам Беленко, но чтобы не попасть впросак решил поинтересоваться напрямую, без обиняков:
          — Так это вы — хозяин дома, Роман Васильевич Беленко?
          — Прошу любить и жаловать! — вновь изобразил полупоклон Беленко и ловко достал откуда-то из-за спины бутылку водки. Присев на второй стул он аккуратно разлил в два стакана прозрачную жидкость.
          — Меня зовут Иннокентий. — представился в свою очередь Кеша и понял, что визит его сюда абсолютно напрасен. Что-то очень сильно изменилось в мире, и некогда крайне ответственный, со слов Беаты, экстрасенс Роман ныне уж не тот. — Извините, но пить я не стану. Слишком многое ещё предстоит сегодня сделать. Надо быть в форме. Не обессудьте.
          — Коллега, послушайте моего совета, — пренебрежительно махнул рукой Беленко, — пошлите вы к дьяволу все ваши дела! Поверьте, по сравнению с этим… — Роман звонко постукал ногтем по бутылке, — ничто не стоит хлопот!
          — Не стану с вами спорить. Но и согласиться не могу. — ответил Кеша.
          — Прекрасно сформулированная позиция! — оценил фразы собеседник. — Сразу видно интеллигентного человека. Иннокентий, — вдруг произнёс он совсем другим тоном, — вы не смотрите, что я столь неказисто выгляжу. Я был, есть и остаюсь настоящим художником, вот что главное! — он поморщился. — И как раз именно это в нашей жизни и является печальным и пагубным недостатком. Прошу вас, выпейте со мной, хотя бы чисто символически, пригубите. За знакомство. Водка, кстати, достаточно качественная, не подумайте чего.
          Пономарёв согласился, что это резонный довод. К тому же серьёзность, которая неожиданно проглянула в этом человеке сквозь налёт некоего пофигизма, не могла его не заинтересовать. Они стукнули стакан о стакан. Кеша отыскал взглядом кусок хлеба в целлофановой обёртке на столе и отломил себе корочку. Роман в качестве закуски отправил в рот огрызок какой-то сушёной рыбы.
          — Вы поймите, Иннокентий, — словно углубляя начатую ранее тему произнёс Беленко, — настоящий художник должен творить! Просто — творить и всё! А не рыскать туда-сюда в поисках пропитания. Только тогда наличествует быть смысл. А если я должен постоянно доказывать, что не осёл... Кому? Судьи-то кто? Я не голословно!
          Беленко вдруг вскочил и убежал в другую комнату. Вернулся с кипой свёрнутых в трубку бумаг.
          — Смотрите, Иннокентий.
          Кеша аккуратно разворачивал каждую и вглядывался в то, что было изображено на кусках ватмана. Пейзажи, натюрморты, копии с известных картин других художников, эскизы театральных костюмов, зарисовки человеческих лиц. Освещение в комнате было, мягко говоря, неподходящим, но, несмотря на это, работы, сделанные рукой Романа, производили впечатление добротности. Впрочем, знатоком Кеша себя ни в коем случае не считал, поэтому своё мнение выразил кратко:
          — Мне нравится.
          — Я, к вашему сведению, однажды, в начале двухтысячных, попробовал показать несколько своих ранних, сравнительно слабых работ на выставке. — тут же ухватился за похвалу Роман. — Помимо меня ещё кое-кто участвовал на вернисаже из уже зрелых мастеров, не стану называть фамилии. И что вы думаете? Пять картин сразу были куплены! Подошёл, знаете, такой невзрачный из себя человечек в бордовом костюме, и предложил за каждую по пятьдесят тысяч. У меня, говорит, как раз коттедж закончили ремонтировать, я, говорит, ваши картины в комнатах на стены в самых выгодных местах расположу! Обратите внимание, Иннокентий, РАСПОЛОЖУ, а не повешу, как каких-нибудь там преступников на виселицу! — Роман схватился за голову. — Двести пятьдесят тысяч одним махом!.. Да, впрочем, не в деньгах дело! Человек УВИДЕЛ! И понял. А у меня крылья за спиной распахнулись.
          Беленко налил себе водки повторно. Снова звякнули друг о дружку стаканы. Кеша пригубил.
          — Вот тогда-то, спустя некоторое время, ко мне и обратился один приятель… мой добрый друг… выручай, мол, Рома, горю синим пламенем, в долги влез, боюсь — убьют, если не отдам деньги! Одолжи, пожалуйста, двести тысяч, верну, как бог свят! Да без проблем, отвечаю, мы же друзья! — Роман умолк и покачал головой. — Одолжил. А потом... прошло несколько лет, подробности опускаем, и как-то раз предложил он мне некоторое время поработать в его студии, тянущуюся к искусству молодёжь приобщать к нашему художническому ремеслу. Почему нет? Я с удовольствием. Года полтора увлечённо занимался с подрастающим поколением. Так вот этот… мой добрый друг… мне однажды и говорит, всё, дескать, я тебе свой долг постепенно, в виде зарплаты, вернул, мы, стало быть, в расчёте. Получи и распишись... Как вам такое нравится, Иннокентий? Хорошенькое заявленьице, да? То-есть, облагодетельствовал он меня промежду прочим, сука. А работал я у него всё это время вроде как из чистейшего энтузиазма и сплошной филантропии!.. Хотел я этому козлу вмазать по физиономии... но удержался, руки марать не стал. Мне же потом этими руками картины писать! Хлопнул дверью. А дальше… а вот дальше… чёрт его знает, дальше началось что-то непонятное, словно боги последнюю светлую страницу моей жизни перевернули, после чего потоком потекли сплошные неудачи — в институте художественном подвели меня под увольнение, работу потерял, старики родители друг за дружкой из жизни ушли, вдобивку ещё и любимая женщина бросила... Короче, вошёл я в затяжное пике. — Беленко сунул в рот папироску и прикурил от спички, затянулся, закашлялся. — Спасали всё это время от полного отчаянья только картины... Но что такое картины? Картины… Вот они, так и лежат невостребованные, никому, кроме меня, не нужные. Никто за годы не поинтересовался, как там наш «гениальный» художник поживает, что нынче пописывает? Стало быть, получается, самому пора отправляться на поклон, предлагать себя любимого везде и повсюду, нахально всучивать в руки, о пороги лбом биться, будьте любезны, люди добрые, оцените мя, грешного... Хэ! Ну, в принципе, тоже способ. Только не по мне. Вот такая маленькая незадача — НЕ ПО МНЕ! И не лучше я многих других, согласен, может, и не заслуживаю похвал, ладно. А всё равно доказывать ничего не стану. Не я должен доказывать — картины мои! Повторяю для непонятливых — настоящий художник должен творить! В этом его предназначение!.. А! — нервно взмахнул рукой Беленко. — Ерунда это всё. Чушь собачья. Следовало родиться трактористом или токарем, меньше было бы проблем.
          Возникла пауза, и снова в стакан, а затем в глотку, полилась водка. А расстроенный Кеша, взглянув в окно, понял, что пора и честь знать — снаружи стемнело. К сожалению, хороший знакомый Беаты Роман Васильевич сейчас не знает, как со своим-то горем разобраться, где уж ему чужую загадку решать.
          — Иннокентий... вы извините меня. Я не хотел обрушивать на вас... свои проблемы… Это всё так, лирика... У вас ведь тоже беда, я же вижу, я такие вещи вижу сразу... Ко мне раньше приходили, я помогал! Да… Но не сейчас... Извините...
          Беленко поднялся со стула, собрал картины и покачиваясь ушёл в другую комнату. И не вернулся.
          Выждав несколько минут, Пономарёв вздохнул и отправился восвояси.

          Он задумчиво шагал по Астрономической в сторону автобусной остановки.
          «Вот и поговорили, называется. Пришёл к незнакомому человеку, выслушал его странную исповедь, и почапал себе в обратном направлении. Зачем я сюда приезжал вообще, чего хотел добиться — непонятно. Говорят, нет в мире ничего случайного, и значит, для чего-то эта встреча была нужна. Но вот скажите на милость — для чего? И для кого? Для меня уж точно пустая трата времени. Недаром ещё великий и ужасный кто-то там изрёк: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Нашу с Анжеликой проблему решать придётся самостоятельно, не прибегая к помощи спившихся экстрасенсов… Кстати, надо позвонить Лике, узнать, как она себя чувствует на новом месте жительства.»
          Едва Кеша успел сунуть руку в карман за смартфоном, как услышал его требовательный сигнал. Наверно, Анжелика сама решила о себе напомнить. Но тут же выяснилось, что звонит Беата.
          — Привет, Кешенька. — раздался её заботливый голос. — Я тут волнуюсь, как вы там справляетесь? Всё ли ладно? Удалось встретиться с Романом Беленко?
          — Да нормально у нас всё. — махнул рукой Пономарёв. — Я тут принял кое-какие меры, полагаю, что вовремя. В общем, за нас волноваться можешь во вторую очередь. А вот за Романа действительно есть смысл побеспокоиться, если, конечно, он тебя сколь-нибудь интересует.
          — Не поняла… — с удивлением ответила Королёва.
          — Видишь ли, в чём дело. — вздохнув, произнёс Иннокентий. — Я сейчас как раз от него возвращаюсь. Бесполезная получилась поездка. Пьян он в стельку. Не первый день. А скорей всего и не первый месяц. И даже не похоже, что это тот самый человек, о котором ты так положительно отзывалась.
         — Боже мой…  — растерянно пробормотала Беата.
         — Ты его давно видела-то? — поинтересовался Кеша.
         — Ой, давно-о… — после паузы протянула Королёва. — В том году, когда на Украине оранжевый майдан случился… Как мы с Романом тогда поговорили, не поняв друг друга, так с тех пор и разбежались, каждый в свой угол.
          — Так вы что, из-за Украины, что ли, поссорились? — удивился Пономарёв. — Ну, вы даёте!
          — Нет, Кешенька, — вздохнула Беата, — Роман, видишь ли, мне тогда предложение сделал, на полном серьёзе. Ну, а я… В общем, после такого объяснения мужчина обычно исчезает если не навсегда, то надолго. Так вот оно и вышло…
          «Ага. — подумал Иннокентий. — Это про неё Беленко мне сказал, что любимая женщина его окончательно добила. Значит, не сочинял с пьяных глаз. Значит, и всё остальное может быть правдой. И даже то, что какой-то «браток» прикупил у него пять картин за не совсем типичную, на мой взгляд, сумму денег. Ну, дела-а…»
          — Спасибо, Кеша, что хоть съездил к нему. — поблагодарила напоследок Беата. — Хоть я знаю теперь, что с ним происходит.
          «Можно подумать, я для того и мотался в такую даль!» — иронически хмыкнул Пономарёв, но вынужден был признать, что в итоге так оно и получилось, по сути, он именно за этим и съездил к Беленко, ибо ничего другого не вышло.
          Иннокентий уже давно шатался туда-сюда по автобусной остановке и теперь с удовлетворением наблюдал за подъезжающей наконец маршруткой. Устроившись в «газельке» на дальнее от входа сиденье, Кеша, неожиданно для самого себя, начал клевать носом в такт покачивавшейся машине. Скорее всего, давала себя знать не совсем правильно проведённая ночь. А может, усталость от никчёмной, как оказалось, суеты. Мысли в полудрёме потекли ни о чём и обо всём понемножку.
          — Отрицательный результат это тоже результат! — вдруг отчётливо услышал Пономарёв чью-то фразу, вздрогнул и очнулся. Вовремя — микроавтобус приближался к родным пенатам Иннокентия. Немного потревожив философствовавших попутчиков Кеша пробрался к выходу и спрыгнул в вечернюю полумглу. Отправившись привычным путём к своему дому, он так же привычно поднял взгляд и отыскал в знакомой пятиэтажке окна Анжеликиной квартиры, да так и замер, будто вкопанный. В окнах горел свет. И получалось, упрямая девчонка всё-таки отказалась перебираться к нему. Пономарёв смотрел на светящиеся во тьме прямоугольники и даже злиться у него не доставало сил.
          «Чего я вообще суечусь? — вяло подумал Кеша. — Чего ради я подымаю бурю в стакане воды? Ничего ведь ровным счётом не случилось. И не случится. Грею себе голову непонятно о чём. Всё из-за дурацкой куклы… Ну, разбилась она, и что? Упала с полки — делов-то! Ну, ерундовый же эпизод! Зачем я забрал её у Лики? Выкинули бы на помойку и всё! И всё!.. Так нет же, надо было затеять эту глупую возню. А в результате каждый остался при своём мнении, с места никого не сдвинешь, один я бегаю, как савраска, по просторам города Новосибирска, словно делать мне больше нечего! — Кеша тихонько застонал от бессилия и даже скрипнул зубами. — А вот пойду-ка я сейчас домой. Успокоюсь, умоюсь, побреюсь по-человечески. Поужинаю, в конце концов, не кусочком засохшего хлеба, а нормально, как следует. Может быть, позвоню Анжелике, пожелаю доброй ночи. Это же так естественно — пожелать хороших снов любимой девушке, а не кошмарить её своими нелепыми домыслами. И хватит с меня всяких дурацких предположений и догадок, основанных непонятно на чём! Хватит быть Сказочником, когда оно никому не нужно и нет к тому повода!»
          Морально и физически опустошённый Иннокентий медленно поднялся на свой этаж, отпер дверь и вздрогнул — из полутёмной прихожей на него сверкнули два жёлтых глаза.
          — Интик! — не веря себе воскликнул он. — Ты как тут очутился?.. А где Лика?
          Кот Интеграл с достоинством повернулся и пошёл в комнату, словно бы приглашая следовать за собой, и Кеша тихонько двинулся внутрь квартиры.
          Анжелика лежала на диване, укрывшись пледом.
          — Кешка, это ты? — сонно пробормотала она, поднимая голову от подушки.
          Улыбка засияла на бледном, утомлённом лице Пономарёва.
          «Всё хорошо. — подумал он. — Вот теперь всё хорошо!»