Миллениум
С одним ведром только мучиться - ходить, оно тебя всего перекашивает на один бок, аж позвоночник выламывает. Вот она и приспособила старые коромысла, ещё от матери ей доставшиеся – это сколько веков прошло – страшно подумать, а вот дождались своего часа. Люди в космос летают, а Зинаида с коромыслом за водой ходит, а падать ей никак нельзя. Падать – это считай в могилу ложись и то, если сразу, чтобы своих никого не мучить… они все занятые поди. А земля то сейчас, - ломом не прошибить. Вот и скрипи теперь до лета, чтобы людям облегчение сделать …
Она слышала про какую-то «шейку бедра», и что её ломают при падении. Старики падают, а потом уже не поднимаются, - так и лежат пластом, под себя ходят, пока Господь к себе не приберёт, но этого ещё заслужить надо. Вот раньше ни о какой «шейке» не слыхивали и жили люди…, подолгу…, а чего на воздухе не жить? Деревня народом полна была – детишками звенела! Петухи по утрам горланят так – уши закладывает. Будильника не надо – сама в четыре утра вскакивала корову доить, а потом и на покос успеть надо бы, пока роса не сошла, но это уже после Петровок будет.
Зинаида, подойдя к колодцу своим острым взглядом сразу прикинула, что вёдра на скамейку не станут, - упадут. Лёд на ней настыл под углом – они и поедут сразу. Решила поставить внизу: пускай и тут лёд, но хотя бы ровный. Эх, как хорошо было с кнопочкой. Подошёл, нажал, а вода сама бежит и упираться не надо, но, когда это было? Лет пять уж прошло, с лишним, как Петька Карякин, местный алкаш, царство ему Небесное, моторчик вынул и сдал в утиль, а всего-то на бутылку выручил. Вот в том году и сгинул. А потом его в лесу нашли, - звери таскать уже начали.
Бабка Зинаида, кряхтя, с трудом нагибаясь, опустила ведро в колодец, начала отматывать цепь. Что-то сильно стукало и скрежетало – это подшипники давно высохли, - смазки требуют, вот и вопят во всю глотку. Спустить ведро вниз небольшой труд, вот поднять, куда сложнее. Она не смотрела, что там внизу: набралось или нет. Так и до греха не далеко, ухнется туда, небось только к лету вытащат. Вот и тянула наверх, что Бог пошлёт. Иногда треть ведра приходило. Она и этим была довольна.
После нескольких подъёмов, Зинаида набирала почти полные вёдра. Да, тяжело, но лучше уж сразу отмучиться, чем по двадцать раз на эту «голгофу» залезать. А день сегодня куда, как не простой: век заканчивается. Завтра уже двадцать первый пойдёт. И чего делать теперь? Боязно становится: одни обещали коммунизм построить, другие конец Света предсказывали?! Кому верить? Она,конечно, догадывалась, что верить одному Богу должно! Тот знает, что делает: он и по головке погладит и наказать по заслугам может. Всякое бывало. Но видно нехристи мы такие, что большее время в наказанных ходим, а выправиться силы нет, всё нам что-то мешает.
Приступки в дом покосились и отошли от основы, да и террасу всю повело, от чего дверь не запиралась на ключ, а притягивалась верёвочкой, как получится. Закрыть её совсем только к лету получалось, когда грунт полностью отмякнет и всё на место вернётся.
Зинаида поставила вёдра на проторенную дорожку: отдохнуть надо и к восхождению подготовиться. Как никак, а четыре ступеньки. Скользят они все, а в террасу войдёшь, там ещё хуже – каток под наклоном, половицы ходуном ходят. Без груза и то намаешься равновесие держать, а тут два ведра и оба поднять надо, при этом на пол бы не сыграть – вот незадача…
Деревня давно пустовала. Местные побросали всё и в город подались за лучшей жизнью, кое-какие дома были проданы за копейки, а новых хозяев в глаза никто не видал, так они и не приезжали не разу, чего им терять, коль дело копеечное. Вот дома и стоят пустые с забитыми окнами. Ветшают потихоньку, кустарником да бурьяном зарастают.
Стороной обошло новое время Зинаидину деревню. Осталось домов пять жилых. Остальные пустуют, о своих прежних хозяевах грустят. Иные на бок заваливаются, а потом и вовсе оседают, подписывая себе этим приговор – только на слом.
По правде сказать, ещё двое в деревне жили, но их и людьми назвать трудно – пьянчужки, да и только. В общем, парочка не разлей вода. И где они только деньги брали, чтобы каждый день под мухой ходить. Свой дом спалили по пьяни. Еле ноги унесли, чуть сами не сгорели. Так потом в соседском приют нашли, а чего добру пропадать, так сохранней будет. После пожара протрезвели что ли? Смотришь, дрова заготавливают. Поняли, наверное, что с морозом шутки плохи.
Вчера приезжал ларёк с продуктами. Как машина по такой целине добралась?.. один Бог знает. Зинаида сделала небольшие закупки: огурчики, колбасы кусочек, килек в томате, - это, как всегда… хлеба пару батонов и бутылочку про запас взяла. Мало ли кого попросить придётся по хозяйству помочь. Да, и так пускай на столе постоит – праздник поди…
День прошёл незаметно. Его и за день считать нельзя. В пять вечера, солнце уже за лес уходит. Ещё подержится чуть своим багряным покрывалом, а потом темень беспроглядная. Уличные фонари побиты давно, а другие перегорели – кому менять? Мужиков нет в деревне – недоумок один, да пара калек. Мужиков всегда не хватало. Это со времён окончания войны повелось так. А сейчас, где найдёшь? Поговаривают, что и в городе их дефицит. Десять молодок одного делят. Разборки устраивают.
Но Зинаиду это мало волновало. Своего-то она лет пятнадцать назад на погост снесла. Год слёзы в подол собирала. Это только потом стало ясно каким он помощником был и, что одна осталась теперь. А с ним, как за каменной стеной жила! Но всё ворчала, всё не по ней. А он на все руки мастер. На нём и дом держался. Это не то, что сейчас: в дырах весь, да скрипит, как телега несмазанная. А кроме мужа, кто ей поможет?
Младшего сына из Афгана в цинковом гробу получила, даже не видела, кого хоронит, что там в окошечко мутное разглядеть можно было. Старший, всё кому-то мстить порывался после смерти брата. Вот так дорожка и привела его к браткам. А было это вначале девяностых. Через пару лет и его не стало… теперь внучонок один остался, но и о нём ни слуху, ни духу. Так и живёт одна. Век до конца дотягивает.
Наварила картошки. Колбасы нарезала толстыми ломтями – вкуснее. Огурцы, килек банку открыла. Долго не решалась, но всё же открыла бутылку с водкой. Налила рюмку. Пора и за стол садиться – до начала Нового века десять минут оставалось. Старая люстра освещала стол и неброский интерьер вокруг. В углу стоял давно неработающий телевизор, а над ним висела икона. Та, что от матери осталась, так и провисела всю жизнь здесь, в углу этом, - не тронуло её лихо. Под ней и стол обеденный стоял, и лавка с гробом мужа потом так две ночи и простояла, а соседка акафисты читать приходила... Зинаида знала Бога и боялась его, но такой, как мать, верующей не была…
Она перевела свой взгляд на фотографию под стеклом и в рамке. Там она молодая ещё, только сок набирает. Но стекло отсвечивало, разглядеть трудно. Она передвинулась чуть. Но только хуже стало: вместо молодой Зинаиды старуха вылезла, - отражение её, словно в зеркале. Бабку, как током прошибло – вот она жизнь, в одну эту рамку вся уложилась: вот она молодая - после войны снимок сделан; а вот сейчас – в конце второго тысячилетия?!.. и всё тут… в одном месте.
Краем глаза увидела, что стрелки на старых часах совместились на двенадцати. Поднесла рюмку к губам, потом вдруг поставила. Кряхтя поднялась, подошла к окну. Отодвинув занавеску, решила на новый век посмотреть: какой он? А там темень беспроглядная, только Млечный путь словно молоком небо помазал, да старуха стоит, в окно прищурившись, смотрит.
- Так, вот он какой, век новый? Ничего не видно… только я одна.
Потом уселась за стол. Перекрестилась и чуть отпила из рюмки… гримасничала, долго махала рукой и нюхала хлеб. Заедала огурцом и мяла картошку… кильку по одной укладывала на ломоть хлеба. Хорошо стало. Теплота разлилась по всему телу.
- А ничего этот… как его там?.. ми-л-л-ениум … понравился?!
Зинаида тогда не знала ещё, что в новом году в стране сменятся президенты, а весной, на Красную горку, её не станет. Она просто не проснётся утром. Вот и всё… аукнуться её только на второй день, а на пятый, внук похоронит, наводнив чёрными машинами всю деревню.
И людей много приедет с ним: все в чёрных костюмах. Молодые все, но с очень озабоченными лицами. Уезжая, он вынет из багажника ящик с водкой и оставит у крайнего дома… не слова не сказав, уедет, и больше его никто не увидит.
Не знала она, что могилка её быстро зарастёт травой, а холмик над ней, оседать начнёт. Но это уже будет новый век, век не кому ещё неизвестный…
Январь. 2021г+к
Свидетельство о публикации №221010501120
Тина Лукьянова 1 06.05.2023 18:18 Заявить о нарушении
Сергей Вельяминов 05.05.2023 09:18 Заявить о нарушении