Затейник. Цикл Милая старина

    В недавнем прошлом сановник департамента юстиции, ревностный блюститель буквы закона, статский советник Колыбзев Елизар Пименович, выйдя в отставку, жестоко страдал от скуки. Большой умелец и любитель подзуживать и сталкивать лбами тяжущиеся стороны, ищущие правды в высшей инстанции, в наступившей пресной обыденности он совершенно не находил себе места. Деятельная натура бывшего чиновника не могла смириться с пустым времяпрепровождением и требовала выхода еще неутраченной энергии. И вот однажды, безо всякого злого умысла, а лишь в силу пытливости изнывающего от праздности ума и старой привычки, намекнул он своему верному слуге, сорокалетнему бобылю Ереме, безнадежно влюбленному в смазливую горничную Лушку, на якобы амурные симпатии к той нового кучера Провки. Было прелюбопытно, чем завершится дело, если науськать друг на друга обоих крепких молодцев. Маячила презабавная развязка с разлетающимися пухом и перьями…
    Узреть финал истории у затейника, увы, не получилось, но результат вышел отменный: Ерема обзавелся лиловым фонарем под глазом, а мнимый его соперник лишился двух передних зубов. Конечно, рукоприкладство не лучший способ выяснения отношений, но кулачные бои исстари почитались на Руси безобидной забавой. Дело до серьезного кровопролития не дошло, закон не был нарушен, зато Елизар Пименович, вызвав мордобой, получил истинное наслаждение. Из-за дворовой девки по его воле разразилась настоящая баталия, и, довольный содеянным, отставной законник потирал руки.
    Чудесно завершившаяся забава так понравилась ее творцу (уж точно не хуже проказ в судах!), что он не удержался потешить себя еще разок, придумав новую, куда более основательную и интригующую каверзу. На сей раз мишенью стал его шурин. Без какой-либо на то причины, Елизар Пименович невзлюбил родного брата жены с первого дня знакомства. Силантий Арсеньевич, новоявленный фабрикант, раздражал всем: и щегольским видом, и образом жизни преуспевающего капиталиста, да и молодой красивой женой. А не посеять ли между супругами раздорчик, привязав сюда и давнишнего друга шурина, а ныне его кума и компаньона Филимона Митрофановича Сусекина? Уж коли эти индюки подерутся, то-то будет потеха! Елизару Пименовичу так и грезились синяки, свернутые скулы и разбитые сопатки закадычных друзей…
    Во время обеда отставной служитель Фемиды, похрустывая малосольным огурчиком, отправляемым вослед аппетитно пахнущему бифштексу с кровью, между делом успевал вести беседу со своей дражайшей половиной, сидящей визави и наслаждающейся кулебякой с осетриной.
    - Дорогая моя сударыня, - начал Елизар Пименович, – вчера, будучи у вашего братца, мне бросилось в глаза поразительное сходство его розовощекого, чудесного наследника с тучным Сусекиным. Оба белобрысые, хотя у маленького Фролушки темноволосые родители. Да и жирком мальчонка не обделен, в отличие от собственного отца…
    Акулина Арсеньевна чуть не поперхнулась, услышав слова супруга, полные намеков на неверность невестки.
    - Ах, какой пассаж! Вы, почтеннейший мой Пименыч, полагаете, что тут дело нечисто? – спросила она, перестав жевать.
    - А разве такое сходство не наводит на грустные размышления? Уверен, тут все ясно! - ответствовал муж. - Только ваш братец этого не замечает, ослепленный своей Калерией! Но, дорогая моя Акулина Арсеньевна, оставим это между нами. Зачем волновать братца? Да и компаньона ему терять не следует. К тому же, вот возьмет, да и ненароком в гневе пришибет кума! А компаньон тот дельный, сноровистый, везде и во всем успевает... - и заговорщицки подмигнув супруге, почтенный статский советник вытер салфеткой рот, тем завершая трапезу, одновременно «заваривая» хорошую кашу в семействе родственника.
    Вставая из-за стола, он опять напомнил жене о приватности состоявшегося обсуждения:
    - Не забывайте, мадам, се - антр ну!
    В том, что пущенная им стрела не пропадет и достигнет цели, затейник не сомневался, и с нетерпением стал ждать последствий, которые, несомненно, позабавят не только его, но и многих общих знакомых.
    Однако через пару дней Акулина Арсеньевна сообщила мужу, что его подозрения оказались беспочвенны. Калерия их развеяла в пыль и разбила в пух и прах, показав фотографические пластинки и мужа, и сына в одном, трехлетнем возрасте.
    - Представляете, дорогой мой Елизарушка, они действительно похожи друг на друга как две капли воды! Я даже не сразу смогла различить, кто из них Силантий, а кто Фролушка! Оба беленькие, толстенькие, пресмешные! Шарман! Ума не приложу, отчего я этого снимка братца раньше не видела.
    Слушая супругу, отставной чиновник тихо свирепел. Сорвалось! И все из-за языка без костей и пустой головы, пригодной лишь для прически! Ему хотелось крикнуть жене:
    - Дурища, такую забаву сорвала!
    Но природные сдержанность и степенность, разумеется, не позволили выказать досаду. Эх, а как же хотелось высмеять и вывести на чистую воду этих поборников нравственности и чистоты!
    Но, конечно, кто мог знать о существовании злосчастного фото? Да и сам виноват - надо было предупредить болтушку, что все следует преподнести братцу, а не его скромнице, наставлявшей рога с другом. К тому же, кто мог знать, что та представит неопровержимые доказательства...
    Неприятным сюрпризом для опростоволосившегося Елизара Пименовича стал приход шурина. Брезгливо глянув на хозяина дома, он с металлом в голосе отчеканил, что за такое вообще-то следовало бы приложиться, но марать руки о клеветника не хочется, как и вызывать на дуэль – слишком много будет чести. А вот укоротить язык следует, и они с кумом непременно постараются это сделать.
    - Позвольте, сударь любезный! - вскричал полный праведного гнева отставной юрист. – Облыжные обвинения ваши, почтеннейший родственничек, не по адресу! Кто навет преподнес уважаемой Калерии? Ваша сестрица. Вот у кого язык без костей!
    - Но, это же вы, Елизар, предположили!-  взвилась присутствовавшая при разговоре Акулина Арсеньевна.
    - Предположение – не есть деяние, и порицанию не подлежит! А вот распространение оного – преступно!
    Все это было произнесено тоном человека, уверенного в своей правоте.
    Супруга статского советника принялась заверять брата, что все высказанное ею Калерии не имело какого-либо злого умысла, и та ее, скорее всего, неправильно поняла, отчего и приключился несчастный пердимонокль.
Силантий Арсеньевич, которому все это надоело, бросил:
    - Да ну вас, два сапога – пара! Один – записной клеветник, другая – балаболка! -  и двинул к дверям.
    Глядя ему вослед, Елизар Пименович твердо решил про себя: «За клеветника ответишь! Ты ведь, кажется, завел мануфактурку? Вот на нее и будет мой прицел! Уверен, с божьей помощью на славу выйдет забава!»
    Статский советник ощущал в себе прежнюю, как до отставки, бодрость: жизнь вновь обрела краски, а ничегонеделанью и изводящей скуке надолго положен конец.