Плейшнер Иванович

Он вошел, неловко улыбаясь и приглаживая слипшиеся волосенки, и Дарья Константиновна чуть тарелку из рук не выронила: до того несуразной и комичной ей показалась физиономия ее будущего зятя.
- Да вы проходите, не стесняйтесь, - улыбнулась она, стараясь не выказать своего невесть откуда взявшегося волнения, а сама про себя подумала: «…господи…ну, просто вылитый Плейшнер». 
Он и на самом деле очень уж смахивал на киношного чудика из «Штирлицевской» эпопеи – тот же мятый пиджак и те же неуклюжие манеры. Даже виноватый вид и каша во рту при разговоре тоже были до поразительности похожими.
Олечка задержалась в прихожей, и голосок ее из коридорных сумерек был радостным и безмятежным:
- Мы, мама ненадолго… Нас с Виталиком в гости пригласили… Я только переоденусь.
Виталик выглядел явно старше своих сорока лет. На заросшем мелкой щетиной лице суровым взглядом смотрели на Дарьи Константиновны скромную утварь серые внимательные глаза, на носках высвечивали дырки, на брюках в районе ширинки было явно различимо пятнышко пришитой цветными нитками заплатки.
- Вы присаживайтесь, - показала рукой на кресло Дарья Константиновна и сама присела на краешек стула.
- Да я… этсо… постою… насиделся за день… я ведь только что из клуба…
- Из клуба? – удивилась Дарья Константиновна
- Из шахматного… с ребятишками… этсо… занимаюсь.
- Вы шахматист?
- Хобби… - улыбнулся Виталик и, засунув руку в карман, вынул что-то наподобие носового платка, - я ведь давно понял, что голова – это не сундук, на котором можно только штаны протирать. Мозги – они для того, чтобы их постоянно встряхивать. Но в повседневной жизни… этсо… их трясти нету причин. Всё, что мы делаем совсем не требует умственных усилий. А в шахматах… этсо… совсем другое дело. Там, если чуть расслабишься и дашь мозгам заскучать, то сразу же наступит расплата. Там, если…
- Он, мама, кандидат в мастера, - гордо выпалила Олечка, выпорхнув из прихожей и чмокнув Дарью Константиновну в щечку, - и в прошлом году был чемпионом города.
Она как будто не замечала нелепого вида своего нового дружка. Ее беспечный взгляд ничуть не спотыкался о залоснившиеся лацканы Виталикова пиджака и не конфузился от пятен на давно неглаженных брюках. А Дарья Константиновна, обычно веселая и общительная, вдруг сделалась серьезной и озабоченной.
- У меня там борщ варится… пойду посмотрю, - порывисто встала она со стула и повернулась к дочери спиной, стараясь не показать своего разочарования.
Но едва она вошла в кухню, как следом за ней бочком в полуприкрытую дверь осторожно втиснулся Виталик. Он зачем-то вытер руки своим платком, покосился в проем двери на одевающуюся Олечку и вперил свои бесцветные глаза на Дарью Константиновну:
- Я… можно вас спросить?
- Можно… - внимательно посмотрела на него Дарья Константиновна.
- Я сам понимаю, что мой внешний вид… но я… то есть мои намерения…
- Серьезные… вы хотите сказать?
- Ну, вы только поймите меня правильно…
- А я понимаю: сорок лет… одна жена умерла, вторая сбежала… сам себя обслужить не умеете…
- Вы так говорите… этсо… как будто виноват кругом только я. Умерла жена – так она и была больной. Мы, как поженились… этсо… я сразу повез ее в санаторий. Две операции делали… я же не бросил ее, а ходил, носил передачи. А вторая ушла, потому что характерами не сошлись.
- А Олечкин характер вас устраивает?
- Ну, как сказать… этсо… если честно?
- Да уж хотелось бы.
- Пока не знаю.
- А что так?
- Я человек прямой, юлить не умею… если, что не так, скажу, как есть.
- Ну, так и скажите.
- Да нет, Олечка мне нравится... я хотел сказать о другом. Вы понимаете, у нас разные понятия о семейной жизни… этсо… Оля замужем не была, и для нее пока не с чем сравнивать наши будущие семейные отношения. Она же не знает, что идеальных семей… этсо… не бывает.
- А вы сами как думаете?
- Я так и думаю… вы же понимаете, что браки по любви – недолговечны. Любовь не может быть опорой серьезных намерений, потому что чувства основаны на призрачных миражах придуманных идеалов. А идеалы – это выдумка фантазеров. Браки только тогда основательны… этсо… когда они обдуманны…
- Вы хотите сказать – по расчету?
- Да-да, - обрадовано закивал головой Виталик.
- И каков же он – ваш расчет? – Дарья Константиновна отключила газ и приподняла крышку кастрюли.
По кухне тут же разнесся сладкий борщовый аромат.
- Но я был бы нечестен, если бы довольствовался только своим расчетом, - после некоторой паузы прошелестел своим мохнатым ртом Виталик.
- Нет, я хотела бы знать именно ваш расчет… об Олечкином расчете давайте судить не будем.
- Почему же это не будем? – обиженно скривил губы Виталик.
- Да нет его… и не надо ничего придумывать.
- Ну, я не буду спорить… хотя мы с ней уже о многом разговаривали…

И только он собрался что-то сказать еще, как Олечкин голосок требовательно его позвал:
- Виталик, мы опаздываем!
«Боже мой, что она нашла в этом чудовище? – рухнула на диван Дарья Константиновна, когда за Оленькой захлопнулась дверь, - неужели у нее тоже какой-то расчет по поводу их отношений?».  Она начала вспоминать все те разговоры с  дочерью, какие у них велись по поводу Виталика. Нет, восторга особого не замечалось… о любви тоже речи не шло… если что-то и нравилось, так это только основательность, честность и добропорядочность… стоп… добропорядочность… А кто ее взялся оценить? Сама Олечка? Или с чьих-то услужливо подсунутых слов?
Ну, уж никак не вязался ореол добропорядочности с помятым видом его носителя. «Ха-ха и еще раз ха-ха…- резко встала с дивана Дарья Константиновна и подошла к окну. На тротуаре возле подъезда две девчонки играли в «классики», весело заливаясь смехом. «Добропорядочность? Но может ли расчет учитывать подвохи случая, когда рассудочность должна быть замещена желанием казаться добреньким? Он тем-то и естественен расчет, что основан на инстинктивном желании обретения благ. И не факт, что в союзе расчетов не будут накапливаться предвестниками конфликта те недомолвки и недоразумения, какие в обычных союзах сглаживаются любовными ласками».

И вечером, когда Олечка, усталая, но счастливая, присела на пуфик снять туфли, Дарья Константиновна без обиняков строго полюбопытствовала:
- Как вечер? Как (она хотела сказать – Плейшнер Иванович)… твой Виталик?
- А что Виталик? – не поняла Олечка. – Сидел за столом, пил водку, закусывал.
- Дочка… - не выдержала Дарья Константиновна, - ты его любишь?
- Я, мама, устала… ну, что ты снова про какую-то любовь… ты сама-то в нее веришь?
- Но что ты в нем нашла? Скажи мне, пожалуйста… ты глаза-то свои разуй… ну, неужели не видишь, что он не пара тебе… неухоженный, неопрятный какой-то… весь помятый и небритый.
- Да… - с вызовом посмотрела в глаза матери Олечка, - небритый… и я с этим борюсь.
- Борешься? – всплеснула руками Дарья Константиновна, - и тебе это надо?
- Но он очень умный и начитанный… а эрудиция? Ты знаешь, мама, у  него дома все комнаты книгами завалены.
- И ты с этим всем собираешься жить?
- Пока не собираюсь.
И эти дочкины слова заставила Дарью Константиновну насторожиться.
- А что же тогда все эти разговоры о свадьбе?
- А не будет, мамочка, никакой свадьбы… мы так с Виталиком решили. Поживем сперва в гражданском браке, а там видно будет.
- Подожди… какой гражданский брак? Зачем он тебе? Встречайся ты со своим (у нее снова чуть с языка не сорвался Плейшнер Иванович) Виталиком. Хоть даже оставляй его у нас на ночь… только к нему я тебя не отпущу.
Дарья Константиновна двинулась в спальню, но Олечка догнала ее и они обе, обнявшись, расплакались.

А на следующий день Виталик встретил Олечку после работы у выхода из здания горадминистрации и предложил зайти в кафе поужинать. Олечка была очень уставшей, но в кафе пошла и по дороге начала рассказывать о новостях своих рабочих буден. Виталик, вначале заинтересованно слушавший ее никчемную чепуху, вдруг ее перебил неожиданно резким голосом:
- Так мы о чем-то с тобой договорились?
- О чем? Не поняла… - растерянно взглянула на потупленную физиономию Виталика Олечка.
- Брось прикидываться… этсо… дурочкой.
- Ты почему со мной так? – хотела было возмутиться Олечка, но Виталик и слушать ее не стал:
- Ты ветреная и взбалмошная… ты любящая себя в себе девица… хотя бы раз ты подумала о том… етсо… как я живу? Чем я питаюсь, что я позволяю себе купить? Да, я бедствую, потому что не понят. Вокруг меня одни враги. Потому что они завидуют моим мозгам. Я… этсо… давно нигде не работаю… и одному Богу известно, как я умудряюсь не умереть с голода.
- Но ты же мне говорил, что работаешь в конструкторском…
- Врал…
- Зачем?
- Не догадываешься?
- Но так нельзя…
- Как нельзя?
- Нигде не работать.
- Мне надо сменить обстановку. Возможно… этсо…  куда-то уехать… начать все с чистого листа.
- А я тебе зачем? – наконец догадалась спросить Олечка.
- Ну, вдвоем, во- первых, легче…
- …а во-вторых, финансово надежней?
- Олечка… этсо… ну, давай без этих самых…
- Да что же я не вижу, что ты решил за мой счет решать все свои проблемы… я одного не понимаю: почему же ты выбрал меня? Я что, похожа на вдову миллионера?
- Олечка… этсо… послушай меня внимательно и не перебивай… ты мне не безразлична… я где-то, возможно… очень тебя полюбил… я, понимаешь, не раз ловил себя на том, что и дня не могу прожить без тебя… я не конченный человек… я тоже хочу счастья… я знаю, как мне встать на ноги… мне нужно только чье-то доброе участие… только и всего.
У Виталика даже глаза заслезились от жалости к самому себе. «Какой он бедный и никем не понятый…», - вздохнула Олечка и хотела погладить его руку, но Виталик резко ее отдернул и тихо спросил:
- А как мама твоя… этсо… смотрит на наши с тобой отношения?
- Как смотрит… пока негативно…
- Вот… этсо… и это должно заставить тебя решиться.
- Что ты имеешь в виду?
- Продать квартиру, а ее поселить в однушку.

Открыв дверь перед Олечкой, Дарья Константиновна не на шутку перепугалась: такой потерянной и опустошенной она свою дочь никогда не видела.
- Что с тобой доченька! – испуганно схватила она Олечку за плечи.
- Ничего, мамочка, – устало опустилась Олечка на пуфик, - просто он оказался самым обычным подлецом…
- Плейшнер Иванович?
- Плейшнер Иванович.