Он, она и достойная вдова

    Его кожа была шоколадного цвета. Для точности – чуть более светлого, чем горький шоколад, но явно темнее молочного. А лицо у него было не африканское. Он и не был африканцем. Родом он был из Йемена, здесь таких величают тайманим*.  Лицо у него было азиатское, похожее на выходцев из южной Индии – тамилов.
    На голове он носил кипу. И это было понятно – какова вера, таков и головной убор. Чтоб всем сразу было ясно.
    Работал он дворником. И очень гордился тем, что у него есть официальная работа, за которую он получает зарплату на счет в банке и распечатку к ней – из  самого муниципалитета.  Настолько гордился, что когда  он  входил в автобус в своем оранжевом жилете,  то нёс  метлу и грабли  перед собою гордо, почти наперевес.  Он был убеждён, что другие  пассажиры обязаны расступаться перед его достойным трудовым положением. И  пассажиры молча расступались – никто  не хотел с ним связываться и пачкать свою чистую одежду о его дворницкий инвентарь.
    И в то же время он страдал.  Если в автобусе он присаживался на сидение рядом с кем-нибудь, то, как правило, этот кто-то демонстративно от него отворачивался. И  ему  каждый раз  приходилось в пустоту произносить привычные монологи о том, как всё плохо и несправедливо устроено в этом мире.

    Только Марине, стройной не по возрасту хозяйке желто-оранжевого лотерейного киоска, стоящего на его рабочем участке, деваться от него было некуда. У неё не хватало природной стервозности, чтобы уткнуться в раскрытую  книгу,  или  показать ему, как он её достал каким-нибудь другим способом.  Поэтому, как только  у киоска не было ни покупателей, ни Марининых ухажеров,  он сразу же пристраивался возле  окошка. И начинал говорить…

- Понимаешь, мне всегда нравились ашкеназские* девочки, еще с детского сада. У них такая белая гладкая  кожа, как сметанка – её хотелось лизнуть,   и   такие светлые глаза – как вода… У них такие шелковые волосы… Мне всегда хотелось касаться этих мягких   волос. Но когда я начинал за ними ухаживать,  они сразу прогоняли меня, их родители  не хотели со мной  знакомиться. Они просто  говорили, что я – шварцехае*, хотя я ничего такого не делал. Ничего скотского.

- Конечно, я мог бы жениться на девушке из своих. Я видел, как одна или две смотрели в мою сторону. Они хотели меня, я знаю. Но я их не хотел. Я решил, что женюсь исключительно на блондинке. Чтобы волосы её  были белые. Или пегие,  как сухая трава, но мягкие. Как перышки молодой голубки.  Но глаза - обязательно голубые. 
Он помолчал…
- Я долго не мог такую себе найти. Таких вообще здесь мало.  Были такие, другие, крашенные -  с  ними можно было… ну ты понимаешь… за деньги. Но это было не то. Я ждал случая. А боги, они ведь  слышат  наши желания, и иногда их исполняют… И я дождался…

- Однажды ко мне подошел сосед – ашкеназИ… Приличный такой, в соломенной шляпе.  «Ты ведь мечтаешь о жене - блондинке? – спросил  он меня. – Тут недалеко, в кибуце Гват, ищут  мужа для одной куклы. Хочешь поехать – посмотреть на неё?»

- Я согласился, и мы поехали на его машине. Её родители были мне рады, улыбались, кивали головами. Это было необычный случай. Она сидела в салоне в голубом бархатном  кресле. И чудо, как она была красива. Я никогда не видел таких красивых кукол. Локоны – мягче пуха и светлее спелой пшеницы. В глазах – синие небеса. Кожа – манная каша, с вареньем на щёчках. И розовое платьице – как на маленькой девочке – с  коротким подолом.

- «Ты её хочешь?» – спросил её отец. – «Да" – не раздумывая, ответил я. А надо было бы, наверное, подумать…
- «Но она никогда не будет для тебя обычной женой. – честно добавила её мать. Она никогда не будет для тебя варить стирать и убирать. Это  тебе придётся всё делать для неё. Ты на это согласен?»
- Согласен, - тупо ответил я.
- «И у неё никогда не будет детей.»
- Не важно. – ответил я.
 
- Сосед ашкенази привёз нас на своей машине ко мне домой.  Она оказалась и правда куклой. Послушной, хорошей, безответной. Её беленькие ручки всегда лежат на беленьких коленках. Я её сам одеваю и раздеваю. Я покупаю для неё трусики и памперсы, потому что ночью она не чувствует. И шелковые ночные рубашечки. И красивые платья.  А ногти я ей подрезаю и крашу розовым лаком. Мне кажется, красный она не любит. Она – моя  жена и моя дочка одновременно.
-  Я купил для неё голубое бархатное кресло. Поставил его в салоне, и моя куколка в  нём всегда сидит днём, когда не спит.

 - И долго уже сидит? – чуть хмыкнув, спрашивает Марина, слегка заинтригованная этим рассказом.
- Надо посчитать… - в августе будет… кажется, уже двенадцать лет…
- А ночью ты с ней спишь? -  почувствовав, что он будет рад любому продолжению беседы, позволила себе полюбопытствовать Марина.
- Да! - обрадовался он вопросу. – Ночью я её раздеваю. А утром – одеваю, и умываю, и расчесываю ей волосы. Сначала расческой – потихоньку, чтоб ей не было больно, потом – щеткой. А потом завязываю их двумя резиночками, чтобы её локоны лежали на плечах. Она тогда – настоящая кукла.
- Я с ней разговариваю. Только она ничего не отвечает. Она не умеет…

  Вдруг он прервал себя и сделал круг по площадке, будто разыскивая какой-то мусор на серых плитках уже подметенного тротуара, и словно решившись, вновь вернулся  к киоску…

- Вот ты, как женщина, скажи мне, почему она мне не отвечает?
- Кто? – удивилась Марина, - твоя жена?!
- Нет, вдова…

   У Марины от удивления брови поехали вверх, от чего сморщился лоб, чего она тщательно старалась  не делать. А очки для чтения наоборот, упали со лба и оказались на кончике её остренького носика.

- Не моя вдова, - без тени улыбки пояснил он.  – Здесь поселилась новая вдова. Таймания* В черном платье ходит. Я её спросил, когда её муж умер. Она ответила, что уже пять лет как. От рака.

- Живет одна. Дети остались в Центре.  Умная женщина. Разговаривает. Думает. И я  подумал, надо вдову утешить. Попросился к ней в гости. Она не ответила. Я сказал, что дам ей двести. Она сказала: триста. Я согласился. И она дала мне свой номер.

- Она приняла меня как гостя. Сделала йеменские лепешки с мёдом, марокканский кускус, багдадские кубе. Было вкусно. Она рассказывала мне о своих детях,  а я ей – о своей кукле. Она постелила шелковую постель – такую красную, как вино, она сказала – индийскую. Она меня хорошо любила, нежно, ласково, покорно. Очень достойная вдова.
- Когда я уходил, я оставил на столе триста, как договаривались. Это, конечно, много. Но она того стоит.

Он помолчал, свернул цигарку, закурил…
- А теперь я ей звоню, а она не отвечает. И я не знаю, почему она мне не отвечает. Разве я её обидел? Я  честно ей  всё отдал, как договаривались…  Ну, скажи, ты  ведь тоже – женщина. Ты понимаешь, почему?

     Марина не ответила, а в телефоне прогуглила  зачем-то слово «идиот».  Гугл  ей выдал ответ:
   «Олигофрения делится на три стадии умственной отсталости:
а) дебилы,
б) имбицилы,
в) идиоты…»

*тайманим – выходцы из Йемена
 *ашкенизские – европейские евреи
*шварцехае – черная скотина (ругательство по отношению к азиатским или африканским евреям)
*таймания – женщина йеменского происхождения.