Идейность аля-лепс и Мультик

Расположение формируемых рот в Донецке занимало промплощадку в два гектара на улице «8 марта». Там располагались закрытый цех, какие-то склады, офис предприятия и заводоуправление. Первый этаж этого здания был поделен надвое: одни комнаты отошли ротным командирам, другие — будущим бойцам. На втором — все комнаты служили спальнями и на корабельный манер назывались кубриками. С той особенностью, что все бойцы размещались на полу, застеленном матрасами в два ряда.
В нашем кубрике кроватей не было вовсе, так что бойцы занимали просто свободное место. Лучшими местами считались те, которые были дальше от входа в кубрик и единственного прохода между матрасами. Такими являлись только два дальних от входа угла. В пьющей роте там можно было выспаться. Всего в нашем кубрике размещалось около сорока человек.
В других комнатах стояли железные кровати, но этому комфорту никто у нас не завидовал. Спать на полу привыкали быстро и обитатели «казармы» помышляли только об одном улучшении - перебраться поближе к заветным углам. Качественно повышать «культурный уровень» предполагалось уже в других условиях. Все понимали, что скоро роту выдвинут «на передок», а там вряд ли будет и нынешний условно-казарменный комфорт. Гарантируется лишь - степь, угольные сопки или – как их тут называют - терриконы, и пронизывающий мартовский ветер. Улучшение быта, как и потепление, ожидались позже, и на тот момент актуальным занятием стал поиск на территории расположения ломиков и кирок, чтобы было чем потревожить на позициях неподатливую донецкую землю. Но безрезультатно.
«Передок» восьмой роты предполагался неподалёку от известного теперь всем городка — Дебальцево. Рота должна была сама и подготовить себе позиции. Рыть окопы предстояло тем, что найдут самими бойцами. Так настраивали их командиры. Однако нашлось только несколько лопат и грабель. Впрочем, они всегда были на виду — стояли возле стены на проходной. Этот инвентарь ранее, в мирной жизни, использовался для уборки тротуаров и газонов на территории предприятия. Обзавестись более подходящим инструментарием не выходило. Бойцы шутили, что идут «на передок» как дворники.
Но однажды утром стало ясно: рота ушла «пустой». Видимо, добыть орудия копки бойцам командиры всё-таки решили там, на месте назначения. Ибо при строгом отношении, предложенное изначально «снабжение» могло быть расценено как мародёрство. А в те дни законность устанавливалась по наитию и жёстко. Причём теми, кто сам возложил на себя бремя власти. Вся легитимность тогда зиждилась на причастности к воинскому братству и личном авторитете в этой «среде». Так что обстановка вынуждала осторожничать.
Прошло дня два-три, а в расположении ничего уже не напоминало об ушедшей восьмой роте. Будто её, этой роты, тут и не было. Разве что в опечатанной комнате оставалась гора сумок, вещмешков и пакетов, с которыми месяцем ранее приехали на эту войну российские добровольцы. И, конечно же, эта рота оставила мне самые яркие впечатления и незабываемые воспоминания. Нечто подобное, наверное, в жизни испытываешь не часто.
По прибытии в расположении первое впечатление, что попал в лагерь для трудных подростков. Будущие бойцы много пили, ругались между собой и дрались. День ото дня это впечатление только усиливалось. Ибо на поверхность вскоре вышли все конфликты, которые прежде формируемый коллектив пытался как-то удерживать «в тени». У многих всё-таки было понимание, что они прибыли на эту войну не для выяснения личных отношений. В нашем кубрике, несмотря на его многочисленность, конфликтов почти не было. Наверное оттого, что в нём собралось много возрастных добровольцев.
Только однажды бытовой конфликт чуть не перерос в драку. Тогда вскипел пятидесятилетний армянин «Эрик». Человек рассудительный и сдержанный, он не сдержался от одной наглости «Мультика», который решил напугать гранатой: мол, брошу. "Эрик" в прошлом майор, участник войны в Карабахе явно не годился на отводимую ему роль.
Преамбула конфликта такова. «Мультик» должен был уходить «на передок» с ротой, а «Эрик» же посчитал себя вправе занять освобождающееся «место». Оно было в "блатном" углу кубрика. «Зелёный» же, которому покровительствовал «Мультик», попросту опоздал, и в условные тапки уже влез "Эрик". Но тот понадеялся на авторитет «хозяина места» и пожаловался ему на шустрого армянина. Вот «Мультик» и вступился за своего "клиента" таким вот оригинальным образом. Раньше этот метод у него работал, и бойцу, побывавшему «на передке», новобранцы старались не перечить: а вдруг и впрямь выдернет чеку!
«Мультика» же мы с «Эриком» знали ещё по «Интербригаде». Там он тоже бывало геройствовал. Однако в этот раз его "атака" на нас не произвела впечатления. Вспомнилось, как однажды этот «Мультик» сник в конфликте с «Чечней» - старшим по расположению в Луганске. И уже тогда стало ясно, что он обычный комедиант, играющий роль либо крутого, либо больного на голову бойца. Тогда ему следовало вступить в драку…«Давай, бросай, — вспылил „Эрик“, — я тебе её в ж… засуну».
«Мультик» как и в том случае, не рискнул идти на обострение ситуации и проглотил оскорбление. «Эрика» же понесло: своё оскорбительное намерение он повторял и повторял. Успокоился только когда за «Мультика» вступился другой "старик". Высокий, сильно худой боец с позывным «Сильвестр», похоже, имел в роте авторитет, и в кубрике наступил мир. А утром матрас «Эрика» лежал на освободившемся месте. "Зелёный" довольствовался новым матрасом. Ну а «Мультик» ушёл на позиции, сильно сузив себе будущую «сцену» своих представлений. Теперь "не верю!" ему могли кинуть в лицо ещё десяток бойцов, ставших свидетелями "битвы за место".
В других кубриках конфликты были серьезнее. Так перед вечерним построением роты за день до её отбытия «на передок» стало известно, что одна группа россиян обещала другой, конфликтующей с ней группе бойцов кровавую разборку - пострелять тех сразу, как только выдадут автоматы. Угроза была воспринята, как вполне реальная. То ли от выпитого, то ли от пережитого стресса, но один из бойцов, которым обещалась пуля, вдруг закатил перед строем самую настоящую истерику. «Мы первыми вас пристрелим!» — кричал он.
Командиры молчали. Ничего не ответили и те, к кому адресовалась угроза. Перед самой отправкой «на передок» происходившее в строю воспринималось как «сюр».
Впрочем, утром всё выглядело как обычно. А те угрозы взаимной расправы все воспринимали как игру в крутизну и безбашенность коллективного «Мультика». Этому, похоже, поспособствовали темные как ночь мартовскиe вечера. Ибо на построении трудно было разглядеть даже стоявших рядом бойцов. И те истерические крики стали ассоциироваться просто с тёмной, бесформенной и неразличимой массой с поднимающимся над ней паром выдыхаемого перегара.
Через пять лет после того построения, я нашёл в сети одного из бойцов той роты. О том, что они тогда заняли отведённые им позиции и окопались, мне было известно. Я только припомнил ему тот вечер и поинтересовался: было ли продолжение. «Ну - ответил он - в третьем взводе кто-то кого-то пострелял». И внёс уточнение: «На передке была (уже) не только пьянка. Подобие дисциплины тоже».
О том, как эта дисциплина поддерживалась, мне было известно. Впечатлениями о царящих в восьмой роте порядках как-то поделился новый «хозяин» расположения – комроты девятой «Шева». Этому офицеру, уже повоевавшему, было не просто осмыслить увиденное в одной из первых своих поездок в зону ответственности предполагаемого соседа по занимаемым позициям. Там бойцы памятной роты квартировали в разбитых войной хатах. В одной из таких "Шеве" и ротному командиру восьмой Дамиру однажды утром пришлось будить бойцов выстрелами в потолок; после очередной попойки те никак не отреагировали на пришедших к ним «в гости» офицеров.
Словом, в отличие от первой, вторая волна добровольцев из России не была столь идейной, как принято считать на родине. А «идейность под рюмку» – это идейность в духе «аля-лепс». Какая-то слишком творческая, мультяшная, кухонно-дворовая и совсем не военная идейность.
Но к тому времени на Донбассе именно такая, наверное, уже была предпочтительнее. Но это сугубо личное мнение.