Неевклидова геометрия, гл. 13. Эпилог. Письмо

18+

Аннотация: Спустя 40 лет Он и Она встречаются на юбилейном вечере. Когда-то они были парой, мечтали быть вместе всю жизнь, но он оступился перед самым окончанием школы, а она не сумела простить...


Пред.глава: http://proza.ru/2021/01/06/796

Глава 13

День прошёл в точности, как вчерашний. Выгуляв и покормив Мартина, я вернулся домой и засел за работу. Допустить ошибки было нельзя, а потому я усилием воли заставил себя полностью погрузиться в расчёты. Заказ был важный и сроки ограниченные. Вечером тоже всё повторилось: я съездил погулять с псом, затем отправился в больницу за Таней.

«Танюш, я на месте. Жду тебя».
«Иду».

Ответ пришёл не сразу. Видимо, она не сразу услышала сигнал в телефоне. Но, главное, пришёл, и такой, какого мне хотелось.

Очередные почти сутки, наполненные переживаниями и болью, опять сделали её равнодушной к тому, куда именно ехать, чтобы поспать пару часов. Она не спросила. Я тем более. Привёз к себе, протянул ей ночную сорочку, когда она пошла в ванную. Желая её всем сердцем, покорно слушал журчание воды, не смея войти. От ужина она опять отказалась, за два дня похудела, по-моему, ещё минимум на размер. Легли: сначала она, потом я, прижал её к себе, замирая от сладкого чувства, готов был хоть всю жизнь, все оставшиеся нам годы, ночами лежать с ней даже просто вот так, как сейчас…

— Тебе удалось что-нибудь узнать, что следует знать мне?

— Только то, что уже говорилось, – я постарался, чтобы ничто во мне не дрогнуло, когда произносил эту полуправду.

Она промолчала. Тишина, только её тихое дыхание, биение сердца под моей рукой. Оно стучало тревожно и торопливо. Хотелось запустить руку ей под рубашку, прижать к тому месту, где оно так взволнованно колотилось, успокоить… Хотя тонкий батист, разделяющий нас, был эфемерным препятствием, почему-то казалось, что через него не получится то, что может получиться, если кожа к коже… Но вырез у рубашки был неглубокий, и, чтобы прикоснуться к её сердцу, нужно было идти длинным путём, которым я мечтал и не отваживался пойти в нашей теперешней ситуации. Чувствовал себя опять как в трудовом лагере, когда делал ей массаж больной поясницы через платье… Правда, тогда мне удалось настоять на том, чтобы в конце концов снять его, но мучения мои лишь возросли… Сейчас же они и вовсе стали непомерными...

Таня вдруг резко села. Посмотрела на меня, лицо белое, глаза расширились, блестят сухим блеском, помертвевшими губами произнесла:

— Его больше нет…
— О чём ты? – не понял я, тоже садясь и пытаясь обнять её.
— Он умер, – в её голосе и всём её облике в этот момент было столько безысходности и печальной уверенности, что я не усомнился в правоте её слов.

Минут через пять ей позвонили из больницы…

Описывать последовавшие за этим дни нет смысла… Они были тяжёлыми. Прилетел из отпуска их сын со своей семьёй – женой и маленькой дочкой, приехала сестра Таниного мужа, они помогали с организацией похорон, я самоустранился, чтобы не вызывать лишних вопросов. Молился лишь об одном – чтобы следствие не признало действия Павла, так его звали, самоубийством. Иначе я снова потеряю Таню. И теперь уже навсегда.

Суд состоялся через месяц. Виновником смертельной аварии признали пьяного семнадцатилетнего водителя внедорожника. О том, что у Павла была возможность уклониться от столкновения, речь ни разу не зашла. Что было странно, с учётом дороговизны адвокатов со стороны юного мажора. До небесной канцелярии дошли мои горячие мольбы?

Я выждал, не показываясь ей на глаза, сорок дней. Лишь издали наблюдал за ней, за её поездками на кладбище… Потом подождал ещё десять… Наконец решил набраться смелости и поехать к ней домой. Я знал, что её сын с семьёй живёт отдельно. Дома она будет одна.

Конец июля хотя и не мучил нас такой изнуряющей жарой, как конец мая, но тоже баловал теплом сверх всякой меры. В душ приходилось забираться по нескольку раз за день. В съёмной квартире не было кондиционера. Я отложил визит на вечер, к моменту выгула Мартина. Подъехал к её дому заранее. Сидел в машине. Ровно в девять вечера (она чётко соблюдала режим Мартина, повезло псу с хозяйкой) открылась дверь, мы вышли одновременно: она из подъезда, я – из машины. Мартин увидел меня и узнал, ну и рванул ко мне со всей своей сенбернаровской мощью, Таня, ещё больше похудевшая за последние полтора месяца, естественно, не смогла удержаться на ногах, упала, и, хотя я тут же кинулся к ней, пёс успел протащить её несколько метров по асфальту. Хорошо, на ней были джинсы, а вместо футболки закрытая водолазка, поэтому больше всего пострадала одежда. Но зато как – до дыр. И только там, где порвалась ткань, появились и ссадины на коже.

Я помог ей подняться. Лицо было пока ошеломлённое, не понимающее, что произошло.
Мартин, осознав свою вину, виновато тыкался в Танину ладонь мокрым носом и поглядывал на меня большими влажными глазами, мол, заступись. Отвисшие нижние веки с красной изнанкой, казалось, ещё сильнее отвисли, отчего вид у пса был невероятно пристыженный.

— Танюша, я погуляю с ним, иди скорее обработай ранки.

Она растерянно и послушно кивнула, передала мне поводок и, прихрамывая, скрылась в подъезде.

Кто бы мог подумать, что наша встреча после стольких дней разлуки и печальных событий начнётся столь «непринуждённо».

— Мартин, спасибо тебе, дружище, – поблагодарил я смущённого пса. Мы отправились привычным маршрутом. Через час я звонил в домофон.

Эпилог. Письмо

— Новобрачные, поставьте подписи под брачным свидетельством. Сначала невеста… Теперь жених…

Эти слова прозвучали через год после описанных событий. Год я убеждал Таню в необходимости оформить отношения. Праздничный свадебный пир мы объединили с очередной встречей одноклассников. В конце концов именно они были свидетелями зарождения, развития, провала и возрождения нашей любви…

Танину квартиру мы продали, я увозил её в Питер, в город, который в своё время занимал первое место в нашем списке приоритетов, куда ехать поступать после школы. Помогая ей собирать вещи, увязывать книги, которых у неё была целая библиотека, я обнаружил конверт. Он выпал из «Утраченных иллюзий» Оноре де Бальзака. Конверт был не запечатан и не подписан. Внутри лежал сложенный листок бумаги, исписанный синей шариковой ручкой. Обычно я не совал свой нос в чужую переписку, тем более это могло оказаться какое-то старое, очень личное письмо, до сих пор не могу объяснить, почему не последовал своему правилу в тот раз… Достал и прочитал. Письмо оказалось… для меня.

"Сергею,
мужчине, которого любит моя жена…
Пишу, конечно, будучи в не совсем трезвом состоянии, но в трезвом опять всё запихну в себя, а поговорить хочется. Ведь по-другому не получится. Ты счастливчик, Серёга, ничего, что я так сразу на ты?.. Тебя любит самая прекрасная женщина на свете… Вот только беда. Я тоже люблю её. А потому вынужден терпеть твоё присутствие. Да-да, не удивляйся, это не сложно понять, что ты живёшь в нашей семье третьим лишним. А возможно, лишний как раз я… Но тебя ведь нет рядом с ней. Кто будет о ней заботиться, если я отступлюсь? Она старается сделать меня счастливым… Бедняжка. Она подарила мне себя девочкой, хотя невинность хранила для тебя… Ей приходится терпеть мои ласки, мечтая о твоих… И терпит она так искусно, что иногда я забываю, что не я владею её сердцем, не меня она видит в своих снах, не о разлуке со мной печалится... Она не рассказала мне, что стало причиной вашего расставания, но я догадываюсь. Только одно могло бы так сильно ранить её. Предательство. Я же верен ей всю мою жизнь. Она – каждую ночь изменяет мне с тобой…
Ты подзадержался со своим возвращением. Даже я устал тебя ждать. Завтра она впервые уезжает на встречу одноклассников… И почему-то мне кажется, что время пришло, две параллельные прямые должны, наконец, пересечься… Я хочу успеть увидеть её счастливой. До того, как загремлю в ад. Ведь говорят, что душа какое-то время витает около тела… Но, если из её прекрасных глаз прольётся хоть слезинка по твоей вине, знай, я достану тебя и из ада".