21 Разрушитель. Ничего не говори

21 Разрушитель
Прописаться по социальному найму, еще не значит въехать в полученное жилье. Маме везло на алкашей, честное слово. Сосед-полковник воевал в Афгане, его переклинило, и он отказался впускать нас, даже документы не стал смотреть и дверь не открыл. Но мы уже не нервничали.
БУ (бывший ученый по радиоактивной химии) – наш сосед уже лет пять находился в богадельне. Лёха смотрел документы, сказал, что кроме обузы опекунства ничего не получится, присоединить его комнату невозможно, мы не родственники, а наследники всегда появляются, когда все хлопоты закончены. Обычное дело. Поэтому мы фактически жили спокойно в двушке тоже у метро, как на Плашке.
Мама привычно полезла в интернет, нашла образец, состряпала заявление в суд, сходила к участковому, но они уже не занимались «кастрюльными» разборками и заселением. Но над младшими сотрудниками есть поглавнее. С вопросом: «Как быть?» она обратилась рангом повыше. Опыт хождения по инстанциям у нее колоссальный. Поговорили по душам. Начальник, похожий на крепыша Иваныча, у которого всё схвачено и под контролем, прекрасно знал «нашего» афганца, как тот оказался в коммуналке после развода, успокоил, что человек-то хороший, не надо с него моральный ущерб взыскивать и с прокурором заселяться, тем более ребенок у нас маленький (по документам).
- Он весь израненный, больной и никогда дверей не закрывает, боится сдохнуть в одиночестве, надо просто зайти, по-человечески поговорить.
Мы зашли, познакомились, перегар стоял дикий, окна закрыты, ключей от наших комнат у него тоже не было, но он дал номер телефона прежнего хозяина, съехавшего три года назад. Три года пустовала площадь в Москве! Непостижимо! Словно ждали смерти алкоголика, чтобы прибрать квартирку в престижном месте для своих.
Мама поставила железную дверь, встретилась с прежним жильцом, забрала ключи от наших комнат. Наконец-то мы увидели кота в мешке, подписав не глядя, что претензий у нас нет к ремонту. Запускать претензии нам было уже не выгодно, давно надо было вступать в права наследства по бабушкиной квартире. Но жилье стоило наших хлопот, комнаты квадратные, большие с высокими потолками, широченными окнами, двухстворчатой дверью на балкон, кухня хоть и пятиметровая, но казалась больше, просторные ванна и туалет. Все было здорово, кроме того, что в доме шестьдесят лет не было капитального ремонта, и паркет в гостиной с дырами, а плитка местами выщерблена.
Я соседу понравился, а мама его просто очаровала, впрочем, так было всегда и везде, где нет баб-с. Как бы он не любезничал с ней, но мама нам объявила, что надо завозить туда хоть какую-то мебель, пока его снова не переклинило. Так и получилось, что мы, поделив вещи на дачные и городские, фактически заселились. По такому случаю перед отъездом на дачу мама сдала двушку. А я никак не мог сдать свою трёшку. Предки рассчитывали, что уже можно прожить на его пенсию, отчим уволился. Они очень удивились, что я не выслал им денег от квартирантов, мне вечно не хватало закончить ремонт, который можно только начать. В конце концов, нашлись жильцы, согласные на пустую квартиру, они обещали, что сами застелют полы и обои наклеят, но платить будут только тридцатник, столько же, сколько я получал за мамину двушку.
Переезды, словно стихийное бедствие, выворачивали из глубин антресолей папиных, бабушкиных, моих кучу дорогих сердцу вещей, например, дедушкин парусник с алыми парусами. За четверть века у меня набралась отличная коллекция редких, всё еще не собранных моделей, удвоенная после смерти тамбовского дяди – военного летчика, который пристрастил меня к самолетам. Если предки вызывали перевозчиков с укладкой барахла, сборкой-разборкой мебели, то я экономил. Мы с Элвисом и Кабанчиком зависали, рассматривая модели, подписывали коробки с указанием содержимого. Из десятиметровой бабушкиной комнаты, серванта и ещё маминого трехстворчатого шкафа вещей набралось на две газели. Квартиранты согласились с тем, что я оставлю это, но напомнили, что холодильник им нужен. Пришлось купить.
Ребята помогли мне переехать, гостиную мы загрузили под потолок так, что пройти можно было с трудом. Всё, что можно было бросить, я бросил, собрал только стол, установил компьютер. Вечерами было тоскливо, я уезжал в гаражи нашей стаи, ночью Элвис подбрасывал меня домой на мотике, иногда и я садился за руль. Я очень скучал без драйва и скорости.
С зарплаты высчитывались пятьдесят процентов на алименты, набежало хвостов на полгода выплат, пока мы год судились. А ещё были и кредиты, я же начал реставрировать «консервную банку», как называл отчим мою бэху. Катал ее на эвакуаторе из сервиса в сервис, из гаража в гараж, и ничего не отсылал предкам на дачу. Я был настолько зол на весь мир, что вместо того, чтобы просто освежить потолок и обои в своей комнате, я взял кувалду и раздолбил стену. Под гипсокартоном был кирпич, но по углам мне так и не удалось отбить ляпки советского цемента, я плюнул и бросил. Даже вещи разбирать не стал. Дресс-код к выставкам шили в Италии каждые полгода, здесь только мерки снимали. Но одежду толком некуда было повесить, шкаф-то я не забрал, да и мама хотела купить модный купе. Не так-то легко передвигать тяжеленые ящики с посудой, с библиотеками – технической, маминой, бабушкиной, соседской…
Но самое страшное, что грянули санкции, запрет на продажу предприятиям, связанным с ВПК. Два года я работал над контрактом на два миллиона евро, а сделку зарезали. Кто-то уволился сам, кого-то сократили, объемы упали настолько, что мы с напарником только на зарплату и содержание офиса едва набирали. Хозяин-японец колебался, но решил сохранить немецкое представительство в России. Курс евро подскочил, но немцы установили внутренний коридор для выплат.
За мной заехали ребята, погоняться на карьерах в выходные. Миха с Элвисом были на мотиках, Ванечка с Фредди на машине. Миха осмотрел завалы и спросил:
- Ну и где твой шлем искать? Что, разве трудно разложить, долго полки повесить?
- Тут посуда, книги, пусть предки приедут и сами разбираются.
- А ты что? Не можешь сам присверлить, посуду на кухню оттарабанить?
Он вытащил вешалку, откопал дрель, повесил в коридоре. Элвис читал надписи на коробках.
- Это что? Детские модели? Давно выбросить пора, не маленький. Там антресоли пустые, давай закинем хоть эти коробки. Все за тебя мама делает, а ты сам уже папашей стал.
Стремянку пришлось просить у соседа, две своих были где-то завалены. Миха извлек стул и долго смотрел на стену из кирпича.
- Хочешь так оставить? Нет? Зачем ломал? Ты не братец Грин, а разрушитель, теперь я тебя только так и буду звать, пока ремонт не сделаешь по-хорошему.
Я еще не думал, какой дизайн проект хочу сделать. Вернее, я не хотел ничего делать. Элвис постучал по стене, поддержал Миху.
- Действительно, Грин, зачем ты раздолбал? Я же помню, что эта комната прилично выглядела. И впрямь разрушитель…
Мне уже не хотелось ни на какие гонки, но сосед стал как-то настороженно смотреть на крепких ребят, а что там втемяшится афганцу, то здравому рассудку непостижимо. Друзья были правы, не на что обижаться. Я поехал, шлем мы прихватили в гаражах. Хорошо быть молодыми, трезвыми, увлеченными, отрицательный опыт только закаляет.
05.01.2021