День рождения

– Дорогие дамы и господа, а также гости нашей Незалёжной! – экскурсовод в сотый раз раз щегольнул собственноручно сляпанным, крайне неприятным и уже донельзя надоевшим слоганом. – Сейчас по правому борту нашего болотного ледокола вы можете лицезреть… (театральная пауза)… ту самую «полосатую трубу» – знаменитый 170-метровый вентиляционный узел второй очереди ВТ-2 третьего и четвёртого энергоблоков, возведённый в 1980 году и…

Пассажиры туристического «ЛиАЗа» беспрекословно приникли к окнам, с которых, послушные незаметно нажатой гидом кнопочке, уползли вверх тонкие якобы свинцовые щиты. Разноголосо зацокали смартфоны, заахали впечатлительные школьницы.

Мишка знал, что труба на самом деле муляж – срок эксплуатации настоящей ВТ-2 истёк ещё в далёком 2010-м, демонтирована она была в 2013-м, и то, что сейчас демонстрировалось галдящим туристам, по сути являлось лишь чернобыльской «потёмкинской деревней» из композитных материалов – может, даже не имеющей оборотной, невидимой с дороги стороны. Однако уверенно упирающийся в вечно недовольное небо разлапистый цилиндр исполинского воздуховода по-прежнему оставалась одним из величайших символов навсегда ушедшей эпохи великих свершений, и мальчишка, не удержавшись, вместе со всеми сделал несколько снимков величественно проплывающей мимо красно-белой колонны – пусть и декоративного, но всё же обелиска безымянных жертв Большой Катастрофы.

– К сожалению, наша экскурсия подходит к концу, – лощёная физиономия гида безуспешно попыталась изобразить огорчение. – Но! – усы экскурсовода самодовольно поползли в стороны, и он чуть не уронил стилизованный под военную рацию микрофон. – Чёрт… но напоследок наша фирма «Тригорович и компания» приготовила вам сюрприз! Пусть же никто не уйдёт обиженным!

Толстяк визгливо заперхал, не распознавшие цитату школьницы радостно захихикали вдогонку, а та, что пониже, даже захлопала в ладоши. Мишка невольно покраснел… ладно, хоть про счастье для всех даром не брякнул – экскурсия-то была одна из самых недешёвых, и настолько объёмная ложка дёгтя грозила испортить вкус бочки целиком. Сидевшая рядом мама, чутко угадав перемену в сыновнем настроении, успокаивающе сжала ему локоть и неопределённо качнула головой – плюнь ты, мол, Мишка, на них, дураки – они везде дураки, и никуда от них не деться – но ведь наша с тобой экскурсия от того хуже не становится, верно? Мишка благодарно кивнул – не сказавшая ни слова мама вновь оказалась права на все сто. Мама, со снисходительной улыбкой терпеливо выслушивающая его сбивчивые ежевечерние «сводки новостей из Зоны», поглощаемые пацаном в слоновьих дозах из всех доступных ему источников, мама, не говорящая ни слова упрёка, когда её Мишутка, в очередной раз «загуляв» по виртуальному Затону, засыпал под самое утро, отчего потом весь день ходил хмурым и глупым, мама, «въехавшая в тему» легко и непринуждённо – и сделавшая на день рождения сыну, болеющему «Сталкером» всерьёз и, видимо, надолго, поистине царский подарок – приняв тот факт, что рождённая братьями Стругацкими маленькая большая вселенная для шестнадцатилетнего мальчика уже прочно стала нечто гораздо более грандиозным и важным, нежели просто увлечением одноимённой компьютерной игрой и сопутствующей литературой, она достала кошелёк – и купила довольно-таки кусачую по цене экскурсию в Припять – причём вариант «максимум». В общем и целом, с мамой Мишке, как он сам считал, в этой жизни несказанно повезло.

И мерзкий гид чуть было всё не испортил. Настроенного на мрачную атмосферу заброшенного города пацана и одетую в очень похожий на сталкерский комбинезон джинсовый костюм «MONTANA» женщину у автобуса встретил улыбающийся во все тридцать два фарфоровых зуба толстяк в легкомысленной парусиновой курточке и трактористской кепке-аэродроме. Да, на поясе у экскурсовода болталось несколько загадочных штуковин, среди которых Мишка намётанным глазом приметил дозиметр Siemens EPD-1, ставший прообразом игрового детектора аномалий, а также портативный противогаз-диафрагму – но стоило тому раскрыть рот, как у парня появилось непреодолимое желание бросить вожделенную экскурсию к чёрту, развернуться и уйти.

– Радон! – лучезарно представился гид, пожимая липкими пальчиками жёсткую прохладную мамину ладонь. – Ваш инструктор и… м-м-м… проводник! Всё покажем, всё расскажем! Проходите в «калошу», прошу вас, только вас и дожидаемся!

В «калошу»… Мишку передёрнуло… читающим «Пикник на обочине» этого до приторности медоточивого индивида представить было решительно невозможно. По всей видимости, словечек пузан нахватался по форумам да готовым рецензиям, вот и сыпет теперь… Радон, блин… Радик, что ли… какой же ты радон, дядя, тот же – суть тяжёлый радиоактивный газ без цвета и запаха, флюоресцирующий голубым сиянием, а ты… ты воняешь старым бельём и светишься как свежеиспечённый оладушек или шлёпнутая на сковородку бесформенная глазунья… тьфу… то ли дело Мишкино прозвище, вот уж всем прозвищам прозвище – Ма…

– Какой же это радон, – бормотала точно прочитавшая мысли сына мама, поднимаясь в салон. – Это скорее… простите… сероводород какой-то…

В автобусе Мишку немного отпустило. Давным-давно снятый с производства лупоглазый «ЛиАЗ-677», переоборудованный в настоящего дорожного монстра неизвестными, но весьма рукастыми мастерами – парень был готов поклясться, что к ремонту не иначе как приложили руку Азот с Карданом – катил по разбитому шоссе, давя колючий чернобыльский подорожник, погромыхивая опущенными на окна металлическими ставнями, чуть притормаживая на редких блокпостах и поскрипывая-постанывая нарочито разболтанными узлами своего механического организма – создавалось полное ощущение, что экскурсанты едут на вот-вот готовом развалиться Зоновском драндулете, брошенном на заражённой земле в страшном 1986-м, собранном по винтику и до настоящих времён дожившем лишь непостижимым сталкерским чудом – дело явно не обошлось без применения артефактов. Мишка насупленно вглядывался в оконные щели и уже почти не замечал праздного щебетания остальных пассажиров, среди которого отчётливо выделялся фальцетик двух школьного возраста девчонок, самозабвенно косящих под модный образ «сталкертянки» и всеми силами старающихся привлечь к себе внимание, но пока что добившихся лишь того, что толстокожий Радон, натужно лыбясь, попросил балаболок вести себя потише и перестать его перебивать.

Из автобуса выходили всего дважды – оба раза гид с многозначительным видом махал в воздухе дозиметром, и вдоволь погулять по мёртвому городу не получилось. ДК «Энергетик», новый КБО и площадь перед небезызвестным «готелем «Полiсся» пришлось фотографировать издалека, из-за чего Мишка, поразмыслив, решил не расстраиваться – фотографируемые объекты, как снаружи, так и внутри, он знал как свои пять пальцев, а найти интересные, необычные и атмосферные ракурсы можно было и здесь – благо аутентично замусоренных уголков в ветренной Припяти хватало с избытком. Последним запечатлённым в цифровой памяти смартфона «героем» покинутой человеком территории стала та самая вентиляционная труба над еле проглядывающем сквозь буйно разросшуюся растительность Саркофагом – а, точнее, её макет в масштабе почти «один к одному».

И вот Радон, хитро щуря заплывшие глазки и прижимая к мокрым рыжим усам пенал «рации» с бутафорской антеннкой, повторяет своё – надо сказать, достаточно неожиданное – объявление насчёт запланированного его фирмой сюрприза. Дежурно прозвучавший неполиткорректный слоган Мишка пропустил мимо ушей и вопросительно уставился на толстяка. Что за сюрприз, дядя?

– Да раздадут, чай, по гайке всем, вот и весь сюрприз, – прогундела себе под нос мама, внимательно глядя в пол. Пацан фыркнул – да, это была бы вполне ожидаемая «неожиданность» – и вполне в духе конторы, наживающейся на проведении экскурсий по выжженной местности, где ещё каких-то тридцать с лишним лет назад, строя всеобщее светлое будущее, жили, работали, любили, надеялись и верили самые простые и обыкновенные люди. Не сказать, чтобы такой «артефакт» оказался бы совсем уж никчёмным – лично Мишка с удовольствием носил бы потом на шее «ту самую гайку, из реальной Зоны» – но для достаточно крупной компании это было бы как-то… мелко, что ли… хотя с другой стороны – не подарят же им, в самом деле, скажем, по детектору? Да и что с «гейгером» потом делать-то… гайку хоть на «снурок шелковый» можно повесить, а стрекочущую коробочку куда засунуть прикажете?

Тем временем скрытый от пассажиров жестяной обрешёткой кабины водитель подвёл громыхающего старичка к полукруглому каменному забору, и подчёркнуто истерзанный автобус, словно железный Вий, с живописным лязгом и скрежетом апатично поднял свои тяжёлые экранирующие веки. В салон хлынуло ржавое вечернее солнце, вызолотившее макушку маленькой «сталкертянки» и вспыхнувшее разноцветной радугой на пышных усах проводника.

– Ботанический Сад? – хмыкнула мама. – Да… сюрприз.

– Остановка «Ботанический Сад»! – весело подтвердил Радон. – Не суетимся, в дверях не толпимся, вещи свои не забываем, чужие не забираем! Выходим, выходим, сюрприз ждать не будет!

Экскурсанты высыпали наружу. Их шестиколёсное страшилище, отдуваясь, стояло впритык к высоченному ажурному ограждению бывшего парка развлечений, ныне представляющего собой нескромных размеров кусок настоящих джунглей, в гуще которых там и сям смутно виднелись остовы аттракционов, уличных кафе, летних кинотеатров и полуразрушенных административных зданий. Само ограждение, такое хлипкое на первый взгляд, выстояло радиационную бурю на удивление практически неповреждённым – по крайней мере, нападения мутантов можно было не бояться. Мишка по-сталкерки криво и отрывисто усмехнулся собственной шутке и неторопливо подошёл к машущему ручкой гиду, тряпичным мячиком подкатившимся к главным воротам и уже собравшим вокруг себя остальных пассажиров.

– Дорогие дамы и господа! – внезапно дрогнувшим голосом произнёс неуклюжий косолапый экскурсовод с нелепым и отчаянно не идущим ему прозвищем в не менее нелепой и совершенно не сталкерской экипировке. – Разрешите представить вашему вниманию…

«Он свой слоган забыл», – ни к селу ни к городу подумалось Мишке.

– … Чернобыльскую Зону Отчуждения… как она есть. Слабонервных прошу…

Радон отвернулся к забору, одновременно делая широкую пригласительную отмашку обеими руками – таким жестом цирковой конферансье распахивает полы занавеса, чтобы выпустить на арену участников главного и заключительного номера феерического шоу.

«А у него руки дрожат», – снова невпопад стукнуло в голову пацану, и он поспешил заглянуть внутрь импровизированного железобетонного частокола, опоясывающего локацию, ранее носившую безобидное название «Ботанический Сад».

Сначала в густой и вязкой тени чащобы засвеченные предзакатным солнцем глаза не разглядели ровным счётом ничегошеньки – так, какое-то невнятное мельтешение, будто в луже жидкого гудрона лениво ворочается, издыхая, разрубленный на части гигантский дождевой червяк. Понемногу проморгавшись, парнишка вгляделся пристальнее – и непроизвольно попятился. Сдавленно вскрикнула одна из «тянок», кто-то уронил смартфон. Сипло и одышливо кашлянул гид.

За обманчиво невесомым кружевом ограждения находились… люди. Их было много, очень много – машинально попытавшийся сосчитать их Мишка сбился после второго десятка. Как посаженные в клетку диковинные звери, потерявшие всякую надежду выбраться на волю, они заторможенно слонялись безо всякой видимой цели туда-сюда, изредка останавливаясь, склоняя голову набок и уставясь в пустоту, о чём-то, казалось, размышляли – и ковыляли дальше. Некоторые время от времени кое-как наклонялись к земле, что-то подбирали, потом, не разгибаясь, подолгу рассматривали найденное, после чего, поднявшись такими же рваными движениями, тащились к сидевшему в сторонке на пеньке обрюзгшему мужику в засаленной безрукавке поверх некогда ярко-красной, а теперь грязной до невозможности рубашки. Мужик так же нехотя, словно сонная муха, осматривал принесённое и либо выбрасывал на землю, либо прятал за пазуху, взамен вручая давальцу какие-то веточки, камушки, бумажные обрывки и прочий мусор. Одному добытчику этот, несомненно, авторитетный в здешней иерархии субъект за принесённый обломок банального асфальта сыпанул в дрожащую протянутую ладонь горсть земли, набранную у себя из-под ног. Добытчик медленно покачался на месте, прижал к груди даденное и, перекосившись оскалом жуткого подобия улыбки, поплёлся прочь.

– Что… кто… это… прости господи… – неправильно перекрестилась неверующая мама, не сознавая, что достаточно больно вцепилась Мишке в плечо.

Радон повернулся вполоборота – и с пухлого лица его куда-то делась привычная дурашливость, и глаза, оказавшиеся пронзительно голубого цвета, смотрели печально и кротко.

– Это сталкеры, – негромко ответил он, и налетевший суховей подхватил слова, завертел, закружил, перемешал с многолетней то ли пылью, то ли прахом – и, обессилев, отпустил их, бездомных, скитаться по улицам умершего города. – Те самые сталкеры. Всем известные. Вон Сидорович… вон Дегтярёв… вон, кажется, Шрам… точно, он…

– А почему они как зомби? – пискнула златоволосая «тянка». – Они что, зомби?

Гид покачал головой и снова отвернулся к ограде. Две группки страшно истощённых существ в измочаленных обгоревших лохмотьях – язык не поднимался назвать их не то, что сталкерами, а даже просто людьми – затеяли странную пантомиму: встав друг против друга, они молча водили прижатыми к животам суковатыми палками, будто лозоходцы, пришедшие на предполагаемое место родника и обнаружившие там каверну, утрамбованную доверху зыбучим песком.

– Они… они непонятно что такое, – выдавил толстяк. – Когда грохнуло в 1986-м, это было страшно… но это было более-менее понятно – техногенная катастрофа, все дела… прошло бы время, ушла бы радиация… рано или поздно… и все вернулось бы на круги своя… но в 2006-м шандарахнуло повторно… и случилось ЭТО…
Он указал пальцем на копошащихся в Ботаническом Саду созданий, потерявших всякий человеческий облик и в большинстве своём напоминающих людей разве что наличием двух пар конечностей да способом передвижения. Многие из «сталкеров» оказались ужасающего вида калеками – эти «обрубки» с места на место перемещались так, как дёргался бы кусок мяса, через который пропускают электрический ток.

– Тех, кто находился в окрестностях ЧАЭС, накрыло тем, что потом назвали Выбросом, – тихий голос Радона бил по ушам как плёткой-семихвосткой. – Почти две сотни душ… сейчас, разумеется, меньше… практически все остались живы… только впали в дикое подобие комы… одной зомби-комы на всех… обиженным не ушёл никто…

– А… Зона? – хрипло и надсадно прозвучало как ножом по стеклу, и Мишка не сразу узнал собственный голос.

– Никакой Зоны не было, – промолвил толстый экскурсовод. – Не было и нет… она существует только в коллективном бреду этих несчастных… эдакая «Матрица» по-сталкеровски… только не спят сталкеры – ходят, воюют, артефакты ищут… Сидоровичу продают… припасы покупают…

Мишка затравленно оглянулся на видневшиеся вдалеке припятские девятиэтажки, и гид, уловив его движение, посмотрел туда же.

– Да, Миша, – мягко и как-то через силу выдавил Радон. – Они спят наяву… одним общим сном… в одной общей живой братской могиле… а вокруг – обычный пустой город… радиации-то там и не осталось уже почти, так, мелочь кое-где… обычный город… только безлюдный… и эти тут, в Саду…

Маленькую «тянку» стошнило, но никто даже не пошевелился. Низенький лысый оборванец, вжавшись в изъеденный древесной проказой ствол раскидистого платана, безостановочно трясся как в припадке падучей, высовываясь то слева, то справа, прижимая к плечу землистого цвета щекой невесть где подобранную доску и глядя мутными бельмами вдоль неё, словно устанавливающий геодезический нивелир инженер-путепроходчик.

– Вот он, – мотнул подбородком в его сторону гид. – Он сейчас отстреливается от болотного кровососа… ружьишко старое, то и дело клинит… видите, опять осечка… плохо дело, плохо дело…

На глазах у онемевших туристов сталкер выронил доску, серией мелких порывистых ломаных движений завалился на бедро – и беззвучно растянулся на земле. Радон хрустнул пальцами.

– Минус один, – прошептал он. – Зона у сталкеров – в их головах… а вот смерть – всегда настоящая и бесповоротная…

– А если эту херь на них кто-то навёл?! – крикнул кто-то из толпы. – Как контролёр! Сидит такой гипнотизёр и канифолит им соображалки, а?! Или помер давно, а порча осталась! А?!

Радон развёл руками.

– Этого никто не знает… и, кажется, уже не узнает… не успеет узнать… мрут сталкеры быстрее, чем учёные наши гипотезы выдвигают… да и толку от этих гипотез…

– Сюрприз у вас вышел на славу, ничего не скажешь, – сухо и безжалостно отчеканила мама.

– А хотите к ним? – толстяк поднял на женщину глаза, и его слегка потускневшие льдинки спокойно встретили жёсткий дуплет раскалённых добела угольков – и мама, не выдержав, отвела взгляд. – Хотите туда… к ним? Нам можно… десять минут…

Открыть проржавевшие ворота, рассчитанные, видимо, на длительную осаду Сада посетителями, возможно было бы только с помощью стенобитной машины, но Радон, поковырявшись в замке, с натугой распахнул неприметную калитку и первым шагнул на территорию Ботанического Сада. Следом по одному гуськом просочились остальные. Рядом с автобусом осталась лишь решительно замотавшая своей златовлаской «тянка» и непрестанно смолящий одну сигарету за сигаретой молчаливый долговязый водитель.

Мишка осторожно приблизился к копающемуся в куче палых листьев сталкеру в относительно целом серо-зелёном комбинезоне – лишь на спине зияла безобразная рваная рана, нанесённая кем-то габаритами никак не меньше химеры. Некогда молодой парень, обречённый на медленное – или уж как повезёт – угасание в стенах невидимой ментальной тюрьмы, от дверей которой, чёрт его знает, существуют ли вообще ключи, и которая не сегодня завтра станет ему вполне реальным склепом, сидел на корточках у развалин увитого плющом фонтана и сосредоточенно выковыривал из пахнущего плесенью дёрна парочку сросшихся желудей-двойняшек. Скуластое лицо парня, перемазанное землёй, было серьёзно и напряжено – по-видимому, добыча артефакта сопровождалась ощутимыми сложностями – то ли тот лежал в труднодоступном месте, то ли своё право на владение подарком Зоны сталкеру приходилось у кого-то оспаривать. Так или иначе, но, когда Мишка подошёл, жёлуди уже лежали на грязной ладони, и парень неподвижно таращился на свой облепленный земляными катышками трофей.

– Привет, – тихо протянул пацан.

Пустые глаза сталкера переместились с «артефакта» на мальчишку, как переползает прицельная рамка с одной мишени на другую… белёсые буркала с запёкшимися веками без ресниц сфокусировались на силуэте съёжившегося Мишки… прицел передвинулся выше… и в самую Мишкину душу воткнулся тяжёлый как танковое дуло ледяной клинок. Парнишка видел, как в темноте расширяются зрачки их котика Криса – у парня «зеркала души» были, наоборот, сужены до почти полной неразличимости на фоне ватно-серой клубящейся пелены. На одно бесконечно долгое мгновение Мишку окатил могильный холод, рвущийся из бездонной пропасти того чудовищного безумия, в котором находился внешне так похожий на живого человека человек, тело которого сидело сейчас на корточках напротив него у старого разбитого фонтана.

А потом парень выпрямился… и заговорил.

– НУ… ПРИВЕТ.

Голос у сталкера был глухим и вместе с тем резковато-клокочущим, как если бы за обитой мягким войлоком стеной бурлил кипятком прорванный водопровод. На вид парню было лет двадцать с небольшим, и лицо его, невзирая на произошедшее, невозможным образом оставалось даже почти симпатичным – про таких люди говорят «волевой профиль». Волосы парня, когда-то аккуратно подстриженные «под горшок», теперь свисали до груди отвратительными спутанными лохмами, придавая сталкеру устрашающий и какой-то колдовский вид.

– А… я Мишка, – проблеял Мишка и тут же, опомнившись и выругав себя слюнтяем и «отмычкой», представился по всей форме – как и подобает представляться настоящему сталкеру. – Кличут меня Мишкой Ма…

– НЕТ.

Парень опустил жёлудь в карман и неспешно завёл правую руку себе за спину. Струйка слюны стекла у него по подбородку, и до мальчика только сейчас дошло – и дошло в полной и окончательной мере – ТО, что сейчас стояло в полушаге от него, не являлось ни сумасшедшим человеком, ни зомбированной личностью, ни обдолбанным неизвестной науке дрянью хомо сапиенсом – ОНО вообще находилось в иной вселенной, где правят совершенно иные законы, где живая природа зачастую ничем не отличается от природы мёртвой и где скорость света – далеко не самая высокая скорость в этой природе, где дождь падает вверх, а пузырьки живительного газа опускаются на дно как утонувшие корабли. Можно было коснуться истлевшей ткани сталкерского комбинезона – и ощутить, как рука натыкается на вполне живую плоть, движущуюся в такт пока ещё бьющемуся сердцу согласно степеням свободы пока ещё живого и функционирующего скелета. Можно было провести магнитно-резонансную томографию испускающего остаточные электромагнитные импульсы мозга ТОГО, что сейчас стояло, перенеся вес на одну ногу, у низенького каменного бортика высохшего фонтана – и не найти ни малейших признаков отклонений от нормы. Многое можно было сделать – и в результате получить тысячу и одно доказательство того, что существо, минуту назад каркнувшее непонятное «НЕТ», физически является полноценным человеком – да ещё и поздоровее многих.

Единственное, чего нельзя было сделать – это просто-напросто понять, а уж тем более объяснить адскую чёрную круговерть, бешено вращающуюся на дне той бездонной пропасти, что глядела из глаз парня на маленького шестнадцатилетнего парнишку, получившего на свой день рождения транзитный билет в Страну Мечты – и куда путь пролегал, к несчастью, по мосту именно через эту самую пропасть.

– НЕТ, – повторил сталкер, сверля Мишку беззрачковыми зеницами. – ТЫ НЕ МИШКА. НА «ЯНОВЕ» ФЛИНТОМ НАЗВАЛСЯ, ЗДЕСЬ – МИШКОЙ. ДУМАЛ, НЕ УЗНАЮ?

Пацан запнулся кроссовкой о корягу и растянулся на мягкой, изрытой коваными сталкерскими берцами земле. Бродяга в разодранном комбезе, поматывая головой, будто у него затекла шея, приближался крохотными шажочками, по-прежнему держа правую руку за спиной.

– А ТЫ, ГНИДА, ПОХОДУ ДРУГА СВОЕГО ГОНТУ ЗАПАМЯТОВАЛ, ДА? – змеиное шипение сталкера словно бы истекало со всех сторон, струилось из-под земли, липло к рукам и ногам, лишало возможности попросту вскочить и убежать – а может быть, сталкер давил Мишку недоступным тому пси-воздействием. – ГОНТУ ПОМНИШЬ, А? А ГАРМАТУ? А КРАБА? КРАБА ПОМНИШЬ, СУКА?! ИЗ-ЗА ТВОЕГО ПОГАНОГО СХРОНА ОН ЧУТЬ ГОЛОВУ ТОГДА НЕ СЛОЖИЛ – И КАК ТЫ ЕМУ ОТПЛАТИЛ?! КАК ТЫ НАМ ВСЕМ ОТПЛАТИЛ, МРАЗЬ?!

Под руку Мишке попался камень, и загребающий ногами по листьям, никак не могущий подняться мальчишка обречённо швырнул его в нависшую над ним фигуру. Камень отскочил от виска Гонты как ластик от стены, не оставив ни малейшего следа.

«Кричать!» – запоздало пришла светлая, хорошая, спасительная, хотя и недостойная истинного сталкера мысль, и пацан, надувшись индюком, некрасиво и постыдно раззявил рот, чтобы позвать на помощь, чтобы, наконец, убрали от него этот кошмар, и чтобы спасли, спасли, спасли…

Ему не хватило буквально какой-то ничтожной доли секунды. Правая рука сталкера атакующей коброй выстрелила из-за спины – как оказалось, полумёртвые сталкеры Ботанического Сада, когда надо, вполне могут двигаться с нормальной и даже превышающей нормальную скоростью – и в пальцах Гонты, обтянутых коричневой кожей, странным хитроумным способом уже была зажата заурядная ветка – Г-образная рогулька, отдалённо напоминающая пистолет сорванцов со двора, играющих в «казаки-разбойники». Воздух только-только подкатывал из сжавшихся лёгких к напружинившейся гортани, готовясь выплеснуться наружу – а бывший друг и ученик легендарного Зверобоя, атаман отряда охотников на мутантов и опытный сталкер по прозвищу Гонта уже поднимал своё корявое оружие, с которого на Мишку – вот смешно-то! – сыпалась мелкая труха, и палец поклявшегося отомстить сталкера уже нажимал отсутствующий спусковой крючок – в самом деле, откуда на ветке спусковому крючку-то взяться! – и чёрная пропасть жадно клацала пастью, и несуществующая пуля, закручиваясь по часовой стрелке, летела прямиком в испуганно замершее на месте сердце мальчишки.

А потом наступила темнота.

* * *

Молодой, похожий на актёра Олега Янковского медик как раз собирался повторить инъекцию стимулятора, когда лежащий на кушетке открыл глаза.

– Ну, и где «где я»? – ехидно скаламбурил медбрат, видя, что пациент пришёл в себя, однако шприц убирать не спешил и сейчас держал его как пистолет – у виска, стволом… то есть иглой в потолок. При мысли об оружии Мишке почему-то чуток подурнело, и он опять опустил затылок на прохладную резиновую подушку.

– В «реанимобиле» ты, болезный! – с гордостью сообщил врач, пряча-таки шприц. – Напугали вы тут всех, молодой человек… если плохо переносите жару – сразу надо было предупредить! Либо на другой день билет брать! А так… и инструктора подставили, и другим экскурсию сорвали… почти… и маму понервничать заставили… нехорошо. Шестнадцать лет – а мозгов…

– Как ты, Мишутка? – над Мишкой склонилась любимая мама, и чётко очерченные тени на её лице сказали ему больше тысячи несказанных слов.

– Жить буду, мам, – проскрипел мальчуган. – Сколько раз тебе говорил…

– … что кличут тебя Мишкой Ма…

– Вот именно! – маленький сталкер попытался привстать и гневно стукнуть кулаком по подушке, но одеяло оказалось предусмотрительно пристёгнутым к кушетке мягким эластичным ремнём. – А я, что… правда экскурсию сорвал?

– Ничего ты не сорвал и никого не подставил, – нестрашно нахмурила брови мама и неодобрительно взглянула на медбрата. – Радон от лица «Тригоровича и компании» всё порывался деньги за билеты вернуть.

Мишка хихикнул, мама улыбнулась, Янковский же осуждающе поджал губы, но благоразумно смолчал. Снаружи донёсся взволнованный дуэт «сталкертянок», едва присыпанный рыхлым как гречневая каша тенором экскурсовода. Неуёмные балаболки что-то горячо тому втолковывали, гид вяло оправдывался, и пацану отчего-то представилась старая матёрая псевдоплоть, отмахивающаяся от загнавшей её в трясину стайки слепых псов.

– Сейчас домой поедем. Нам ещё твой день рождения до конца отметить надо. Так ведь?

– Так, – удовлетворённо согласился Мишка и мечтательно улыбнулся – впереди ждал замечательный вечер с любимым тортом «Графские развалины», обязательным семейным просмотром новой серии «Тёмной души» и… кто знает, может быть, ещё какими-нибудь подарками.

– Так, – прошептал парнишка, сквозь неумолимо накатывающий сон чувствуя, как просторный автомобиль скорой помощи, который не разбирающаяся в машинах мама по привычке звала «РАФиком», резво взял с места и, еле слышно шелестя шинами, понёсся куда-то вдаль…

* * *

– НУ… ПРИВЕТ. Я ВЕДЬ ЧЁРНЫМ СТАЛКЕРОМ ПОКЛЯЛСЯ, ЧТО НАЙДУ ТЕБЯ, СОРОКА. И НАШЁЛ.

– Я не… я не Сорока… кличут меня Мишкой Ма…

– НЕТ, СОРОКА. НИКТО И НИКАК ТЕБЯ УЖЕ НЕ КЛИЧЕТ. ПОТОМУ КАК ОТСЮДА ТЫ, ПРОСТИ, НЕ ВЫЙДЕШЬ. НАЧИНАЙ, ГАРМАТА…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– А ВОТ И КРАБ – У НЕГО, ВЕРНО, ТОЖЕ ЕСТЬ, ЧТО ТЕБЕ СКАЗАТЬ. КАК ВИДИШЬ, ОН ВЫЖИЛ

– ТАК ЧТО ТЕПЕРЬ МОЛИСЬ. ДАВАЙ, КРАБ…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– А ЭТО ЩЕПКА – ПОМНИШЬ ЩЕПКУ ИЛИ ТОЖЕ ПОДЗАБЫЛ – КАК МЕНЯ ДАВЕЧА? ВСЕЙ КОМПАНИЕЙ ТЕПЕРЬ НАВЕЩАТЬ ТЕБЯ БУДЕМ, КАЖДУЮ НОЧЬ. ПРИСТУПАЙ, ЩЕПКА…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– НО УМРЁШЬ ТЫ, СОРОКА, ЕЩЁ ОЙ КАК НЕСКОРО. ПОКА НЕ ВЫПЛАТИШЬ ВСЁ ДО ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ. А РАСПЛАТИШЬСЯ – ТОГДА И ПОРЕШАЕМ, КАК ДАЛЕЕ С ТОБОЮ БЫТЬ. ПОНЕСЛАСЬ, РЕБЯТА…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а…