Глава 30. Подвиг разведчика

Ровно в 12 из=за трансформаторной будки появился капитан ****ов, выпил протянутый ему стакан водки, занюхал вьетнамской звездочкой и начал рассказывать очередную историю.

В 1942 году их, тогда еще молодых и сильных, забросили в Берлин на конспиративную квартиру.
Ефим Поликарпович Инвентарь должен был найти и  раскрыть трех кротов, работающих в Москве и передающих донесения немцам непосредственно в Берлин, а Моисей Исаакович должен был устроиться в цветочный магазин и путем сложнейшего переставления горшков с цветами на трех окнах, передавать сведения всем советским разведчикам, что с 1905 года обосновались в Берлине.

  Ефима Поликарповича устроили заместителем к Борману,  поэтому узнать имена кротов было  делом времени. Сначала он   чуть не засыпался, отработав первую ударную неделю с торчащими пейсами из- под фуражки, но работы у рейхсминистра было столько, что никто не обратил на них внимания.

 Вечером Моисей Исаакович укоризненно качая головой, уже стриг легкомысленного разведчика.
Вообще работать у Бормана было очень тяжело – замучили проверки. Переодетые работники гестапо ходили по коридорам и неожиданно кололи иголками в жопу офицеров и генералов или роняли им на ноги пишущую машинку «Ундервуд». И если раздавался крик «****ь!», то было ясно, что у кого-то провал.

 Но перебесчик успел рассказать в НКВД о проверках и Ефима успели подготовить. Месяц ему втыкали в жопу сапожное шило и катком ездили по ногам. После этого, если ему вонзали иголку или роняли пишущую машинку на ногу, он задорно отвечал «Шайсе!».

Жизнь у разведчиков была разная- Моисей целыми днями ухаживал за цветами, тасуя их по подоконникам, а Фима, в свободное время, по примеру всей Рейхсканелярии, стал неожиданно театралом. Вот там он и влюбился в танцора, Клауса Дитриха Цацке. В один из вечеров он пришел к другу и, разрыдавшись, сознался.

-****ь, горе- то какое!- по-русски выругался Моисей Исаакович, забыв о конспирации.

Но быстро сообразил, и шестичасовой перестановкой тяжеленных горшков донес через агентов до руководства, что агент  морально сник и нужно вызвать ему жену хоть на пять минут.

Обычно черствое руководство в этот раз пошло навстречу.  Ввиду важности сведений от “Болекса”  оно послало ему  жену. Встреча должна была состояться в шикарном ресторане, в центре Берлина- любимом месте гестаповцев.

С женой Ефим познакомился до войны в селе Нижние Шмяки, где стояла их часть. Всю ночь они танцевали в клубе под гармонь, а под утро ее отец, с вилами наперевес, уже гнал свою дочь в одной рубахе, и Ефима без штанов, в сельсовет для регистрации брака. На рассвете следующего дня часть Ефима снялась и отбыла на учения в Монголию.

 Ни Матрена Елисеевна Пузырь не помнила как выглядит ее Фима, ни Ефим Поликарпович не мог вспомнить свою любимую. Но от их связи появился сын Прохор, с заячей губой и волчьим небом.  Рано утром кукурузник с Матреной и Прохором вылетел в сторону Берлина.

Перед прыжком выяснилось, что забыли парашюты. Возвращаться было плохой приметой, поэтому их в полете на веревке спустили к автобану. Там Матрена с Прохором на руках спрыгнула и, не в силах остановиться, галопом добежала до Берлина, обгоняя «мерседесы» и «хорьхи».

Отдышавшись в каком-то скверике, она стала думать, узнает ли она своего мужа. Засунув руку в рот сыну и пристально оглядев его, Матрена   надеялась что-то похожее разглядеть  среди лощеных гестаповцев.

В условленное время  "Болекс” сидел в новенькой гестаповской форме за столиком и многозначительно курил сигарету. Видно было, что так курить способен только человек недюжинного ума. Вскоре в ресторан вошла Матрена с ребенком и попыталась усесться на нужное место, но на один стул не поместилась.

Испуганный метрдотель подставил ей второй стул, и тогда фройляйн уселась, промычав “данке”. Это была толстая, глубоко пожилая женщина где-то 60-ти лет, с огромными вислыми грудями, мозолистыми руками и с железными вставными зубами на обе челюсти. На ней был огромный оренбургский платок, застиранный сарафан и лапти на ногах.

Но морщинистое лицо светилось от долгожданной встречи. Ее маленький сын сразу вырвал из ее руки свою и побежал между столов, приставая к гестаповцам. “Болекс” многозначительно курил, прикуривая новую сигарету от старой, и думал, что его Матрена *** когда перебьет изящного Клауса.

Когда время свидания закончилось, “Болекс” последний раз посмотрел на жену, глянул на сына , залезшего на портрет Гитлера, что висел над входом, и вышел из зала.


Матрена долго смотрела в зал, но выделить своего Фиму из сотни гестаповцев не смогла. Связной, сидящий на соседней крыше напротив, уже полчаса размахивал красным платком, намекая, что время вышло.

Матрена обвела взглядом ресторан, ища сына, и скоро его увидела- тот несся на стуле по кругу, а за ним вприпрыжку на стульях, хохоча и распевая марш, неслись радостные гестаповцы. Матрена, слепя всех своими стальными коронками, стащила Прохора со стула за ногу и вынесла на улицу, где ее ждал автомобиль.

Вскоре Клаус сообщил, что уезжает на гастроли в Аргентину и умоляет Ефима следовать за ним и там остаться. Предателей Ефим уже нашел, поэтому  решил сведения отослать в Москву и сбежать с Клаусом.
Понимая, что предает Родину, он всю ночь пил, а утром, роняя конверты и бумаги со сведениями на пол, поднимая их и опять роняя, он все-таки отнес другу запечатанные конверты, не говоря о задуманном побеге. Моисей Исаакович, ничего не подозревая, отправил донесение на Родину через резидента,  12 часов подряд переставляя горшки с проклятыми цветами, отчего его грыжа уже касалась пола.
 
И вот в НКВД приходит донесение, на котором написано немецкими буквами- ЧАЙКА,КУКОЛЬНИК,УЧИТЕЛЬ. Как не крутили офицеры бумагу, выходило, что три врага, Чайка, Кукольник и Учитель работают в Москве, и работают на врага.

 Стали искать, отметая обычных людей, но приглядываясь к обличенным властью. В министерствах, в писательских союзах, в оборонном ведомстве, в партийных кругах и т.д. было найдено несколько Чаек, сколько -то Кукольников и довольно много Учителей.
После начала допросов, все однозначно выразили готовность работать со следствием и рассказать о работе на Германию. Сколько тогда народу полегло- никто не знает, но после войны Моисей, работая комендантом поверженного Берлина, встретил оборванного и голодного Фиму.

Тот рассказал ему, что Клаус бросил его, полюбив дона Остоэбана, который на деле оказался армянским парикмахером Астоебяном, и рассказал  о том роковом вечере.

 Фима перепутал по пьяни бумажки и послал на Родину квитанцию прачечной «Чайки, Кукольника и Учителя», где ему пришивали метки на простыни и стирали их.

 Фиму спасло от гнева Моисея то, что фрау Мюних, сдававшая квартиру Фиме, нашла бумажку с фамилиями настоящих кротов- Дымшиц, Лифшиц и Голубец, и отнесла ее в гестапо.

Там провели молниеносную проверку, и вскоре были расстреляны три высокопоставленных немецких генерала- Карл фон Дымшиц, Дитрих фон Лифшиц и генерал голландского происхождения, Клаус ванн дер Голубец.