Туман

Туман оседал на аллеях старого парка, все  вокруг было скрыто грязно-серыми простынями, сформированными из влажного, дурно пахнущего воздуха. Пятая скамья от фонтана. Сдвоенные скамейки располагались спинками друг к другу. Над каждой парой горела тусклая лампочка уличного фонаря. Первая, вторая, третья… На нужном мне месте сидел мужчина, развалившись на скамье, одну руку он положил на спинку. Полы длинного плаща свешивались с сиденья и почти касались земли, посыпанной мелким гравием. На его лицо была надвинута широкополая шляпа, и я не мог его разглядеть, чего он, конечно, и добивался. Я неспешно подошел и сел спиной к своему первому в эту осень клиенту. Закуривая, как бы невзначай, бросил:

– Странная у вас манера назначать встречи…

– Никто не должен знать о том, что мы встречались... вы должны сохранить это в тайне! – тусклым, бесцветным голосом проговорил он. Мне показалось, что он задыхается, хотя, впрочем, может быть, он плохо переносит влажность.

– Вместе с вашей запиской я нашел деньги. Так понимаю это мой гонорар? – мне не терпелось уладить этот вопрос. В деньгах я очень нуждался.

– Да, и это только половина, вторая половина ждет вас в конце дела, – ответил он. И снова этот хриплый голос, который отдаленно кажется мне знакомым.

– Меня это все больше и больше интересует! 

В ответ незнакомец только промолчал.

– Перейдем к сути вашей проблемы!

Мужчина тяжело задышал и одной рукой вытащил из внутреннего кармана серый бумажный квадратик, который перекинул мне на колени.

– Вот твоя проблема…

На старой цветной фотографии я увидел лицо молодой девушки. Очень красивой, можно сказать, чертовски привлекательной. Брюнетка. Правильное лицо с чуть вытянутыми скулами, едва заметные морщинки в уголках улыбающегося рта. Ровные, чувственные губы, складывающиеся в чуть надменную, влекущую улыбку. Под полукружьями бровей темные, почти черные глаза в окружении трепетных хрупких ресниц. Взгляд прямой, без пошлого прищура, вызывающий и откровенный, что вкупе с обворожительной улыбкой заставляет сердце мужчины биться неровно. Роковая красотка, если такая банальность поможет вам сложить более полную картину…

– Вы должны найти ее… – голос незнакомца вернул меня к действительности. Он как будто задыхался. Да что с ним, в конце концов, происходит?
 
– Она пропала? Когда и где? – спросил я. – Для того чтобы начать розыск, мне нужно больше зацепок.

– Актриса… она играла в маленьком театре... пропала на следующий день после премьеры… Нужно передать записку, – внезапно он замолчал.

Я резко встал и обошел скамью. Его голова свешивалась на грудь. Лицо было полностью закрыто шляпой. Из живота торчала рукоятка ножа. Кровь капала с сиденья скамьи и быстро впитывалась в землю. Значит, все это время, разговаривая со мной, он медленно умирал. В правой руке зажат смятый грязный конверт. Я не стал проверять, жив он или мертв, не стоит терять время, ведь убийца может быть где-то рядом и наблюдать или подслушивать. Выхватив конверт, я быстрым шагом миновал давно недействующий фонтан, дошел до конца аллеи и постарался раствориться в тумане.

По дороге в контору я несколько раз проверял, не следит ли кто-нибудь за мной. Только полностью убедившись в отсутствии слежки, открыл входную дверь и поднялся на второй этаж по старой расшатанной лестнице. В конторе я уселся за свой порядком запыленный стол и включил настольную лампу. Комната осветилась теплым желтоватым светом, а за окном, выходившим в глухой переулок, клочья тумана прели в неровном свете одного из немногих в этом районе фонарей.

Бог ты мой, какой же я неудачник… впервые после долгого перерыва появилось дело, и клиента убивают прямо у меня под носом. Детектив-неудачник. Я представил себя со стороны. Помятый плащ и такой же костюм, совсем не первой свежести, двухдневная щетина на лице и старая шляпа.
 
Я налил себе виски из бутылки, неизменно лежащей в нижнем ящике стола. Она была почти полной, в отличие от ее сестренок, уютно расположившихся по пыльным углам моей берлоги. Да, давно здесь не появлялись милые, заплаканные жены, стремящиеся последить за своими неверными мужьями, и деловые типы в костюмах, замышляющие шантаж своих компаньонов. Последнее время я не гнушался никаким видом заработка, и это наложило определенный отпечаток на мои мысли. Кошмарный город, в котором никому нельзя верить и уж тем более доверять. И еще этот вечный туман…

Денег, полученных от убитого клиента, мне хватило бы на месяц. Он мертв и никаких моральных обязательств я перед ним не испытывал, я ведь даже не успел согласиться. Но есть и вторая половина, так он сказал? В конце дела. Они мне совсем не помешают.

Закурив, я достал фотографию актрисы. Как же она привлекательна! Некоторое время я в упор смотрел в ее черные глаза, и мне все сильнее и сильнее хотелось ее найти. Этот изгиб бровей, манящий рот, обещающий незабываемый поцелуй. Так, нужно сосредоточиться. Клиент сказал, что она актриса, играла в небольшом театре, пропала после спектакля. Зацепки слабые, но попытаться раскрутить это дело можно. Кем он был для нее?  Поклонник, неудавшийся покровитель, бывший муж? Теперь это уже неважно.

В кармане моего плаща лежал смятый грязный конверт. Внимательно рассмотрев его при свете настольной лампы, я не заметил ни каких-либо надписей, ни адреса, ни имени адресата. Конверт захватан до невозможности – грязные следы пальцев и серая старая бумага. Несмотря на это, запечатан он был на совесть. Может, именно остатки совести и не позволили мне его открыть и посмотреть, что за послание он хранит. В этом грязном мире должно оставаться что-то святое и чистое. Что-то вроде тайны переписки, может быть даже любовной. Что ж, придется найти девушку и вручить ей послание, а там посмотрим, как будут развиваться события.

В городе было несколько театров, но все мои знакомства в театральной и кинематографической среде ограничивались приятельскими отношениями с осветителем одного небольшого экспериментального театра. Уже и не помню, как мы с ним познакомились. Даже если она играет в другом театре, то девушку с такой запоминающейся внешностью должна знать вся актерская и околотеатральная братия. В конце концов, у меня есть фотография. Слабоватый план, но для начала неплохо.
 
Выйдя из конторы, я огляделся по сторонам: лишь одинокие прохожие и пьяные шли по улицам города, которые медленно поглощал туман. Темные фигуры то появлялись, то исчезали в белесой мгле. Вдобавок заморосил мелкий, противный дождь, он лез за воротник плаща и заставлял меня периодически вздрагивать от холода. Спрятав сигарету в ладони, я направился по улице в сторону центра. Оглядевшись еще раз на углу, заметил какую-то подозрительную темную личность, юркнувшую в подворотню за два дома от подъезда моей конторы. Может быть у меня паранойя, а может быть и нет… с этой работой никогда не знаешь, когда получишь по затылку чем-нибудь тяжелым или еще того хуже.

Я медленно шел по улице, и желтый свет фонарей периодически смешивался с синеватым свечением из окон домов. Блики телевизионных экранов, их было очень много, – практически каждое третье окно давало такую иллюминацию. Жители города поужинали и прилипли к своим телевизорам в окружении домочадцев и домашних животных. Хотя животные, наверное, предпочли бы и не смотреть то, чем пичкают людей с голубых экранов. По дороге проносились автомобили тех, кто опаздывает к своей ежевечерней жвачке. 

Театр находился на углу дома старой застройки. Входную дверь можно запросто перепутать с обычным подъездом, если бы не слабо освещенная надпись «Современный художественный театр». Толпы возле театра не наблюдалась. Видимо, немногочисленные театралы находились внутри. Сверившись с афишей, напечатанной на простой газетной бумаге и прилепленной к кирпичной стене возле входа, я понял, что  ждать мне еще около часа. Отвлекать работника театра во время премьеры – значит подвергать свою жизнь ненужному риску.

Со мной была спутница – моя верная фляжка, и я уютно устроился во дворе на скамейке под старым, стонущим на ветру тополем. Этот район был действительно очень старый. Постройки середины прошлого века, казалось, хранят характер прошлых владельцев. Дворы, наполненные деревьями, по осеннему времени, голыми и беспощадными к тому, кто осмелится выглянуть из окна и не удавиться от тоски. Уютные подъезды с огромными лестничными пролетами и фонарями  над дверью в чугунных витых оправах. В свое время здесь жили совсем непростые люди, ныне боящиеся высунуть нос из дома. Прихлебывая из фляжки, я попытался представить себе обстановку квартир, окна которых забраны глухими шторами. Наверное, там должна быть старинная, добротная мебель, книжные шкафы, полки которых ломятся от книг. И уютные кресла под мягким светом торшеров, в которых так хорошо перелистать пару страниц интересного романа.
 
Я слегка задремал, потому что, открыв глаза, увидел, что время близилось к полуночи. Выругавшись, я подскочил со скамьи, на которой сидел, и тут же застыл, пораженный увиденным. Из служебного входа театра вышла девушка и направилась к большому черному автомобилю с полностью тонированными стеклами, чьи фары рассекали туман.

Будь я проклят, ведь это была она!

Девушка, которую я разыскивал!

Быстрым шагом я направился к ней, но она уже открыла заднюю дверцу и села внутрь. Актриса была одета в элегантный светлый плащ, распущенные черные волосы мягко спадали на плечи. Из-под плаща виднелся край черного платья и умопомрачительные ноги в туфлях на высоком каблуке. Я не успел даже крикнуть, как дверца автомобиля захлопнулась, и он медленно тронулся с места. Не бежать же за ними как идиоту. Попытался рассмотреть задний номер, но он, к сожалению, отсутствовал. Окей, по крайней мере, я знал, что она существует и даже играет именно в этом театре. Но почему тогда мне поручили найти ее? Да какая разница! Надо узнать ее адрес, передать послание и дело с концом.

Несмотря на поздний час, я громко постучал в дверь служебного входа, подождал, а затем прислушался к тому, что происходит за дверью. Тишина. Подергав за ручку, я обнаружил, что дверь не заперта.

Темный коридор привел меня в служебные помещения и гримерные. Представление давно закончилось, и вокруг не было ни души. Однако из-под двери одной из комнат пробивался тусклый свет. Я тихо приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Горело лишь несколько лампочек, обрамляющих зеркало. В тусклом освещении виднелись углы крохотной гримерной, в которых был навален всякий театральный хлам. Перед зеркалом сидел мужчина, невидящий взгляд которого уперся в свое мутное отражение. Рядом стояла початая бутылка водки и граненый стакан, в пепельнице громоздились окурки. Я знал, что он был неудавшимся актером, который не захотел порвать с театром и остался работать жалким рабочим. Похлопав его по плечу, я присел в темном углу на старый продавленный диван. Он поднял взгляд на меня и с трудом произнес:

– А… это снова ты, – его голос был по-прежнему молод, в отличие от него самого. Странно услышать такое от человека, с которым не виделись столько лет. Я едва узнал его, настолько он изменился и постарел. Рано поседевшие волосы и морщины, избороздившие некогда привлекательное лицо. Подрагивающей рукой он налил себе из бутылки и залпом выпил.

– Что тебе нужно от меня? Прекрати приходить и тревожить мою совесть! – он почти закричал, но это ему слабо удавалось. По-видимому, он настолько пьян, что не узнает меня или принимает за кого-то другого. Я положил перед ним фотографию. Он посмотрел на нее и внезапно мечтательно улыбнулся.

–  Все никак не можешь забыть? Неудивительно. Шикарная женщина. Скольких она свела с ума… Вот и тебя тоже, – еще раз посмотрев на фотографию, он бросил ее через плечо, а его руки уже наливали следующий стакан. 

–  Ищешь ее? Она живет все там же… за рекой. Дом с аркой. Ты сам знаешь где. Прекрати приходить, оставь меня… – он тихо бормотал это, а его голова медленно опускалась на руки. – Уходи, я хочу все забыть!

Да он мертвецки пьян и явно бредит! Похоже, алкоголь совсем затуманил его мозги. Откуда бы мне знать женщину, которую я впервые увидел сегодня вечером? Осознав, что дальше разговаривать бессмысленно, я поднял с пола фотографию и вышел, аккуратно прикрыв дверь.

Оказавшись на улице, я вдохнул очередную порцию тумана и задумался.

За рекой…

Как не удивительно, но я и вправду знал, где это.
 
Смутные всполохи памяти пытались пробиться в мое сознание. Дом с аркой. Нелепый дом желтого цвета, тусклый красный свет из приоткрытого окна и ночная тишина, нарушаемая изредка проносящимися поездами. Недалеко проходит железная дорога.

За рекой.

Это означало, что я должен пройти через центр города, перебраться по мосту через реку и миновать здание заброшенной фабрики. Дорога упирается в старый район, именуемый раньше поселком энергетиков. Конечно, это не значит, что он застроен деревянными халупами и по улицам бегают куры или что живут там сплошь одни энергетики. Но на севере над районом высятся огромные градирни теплоэлектростанции, напоминающие адские котлы с неизменными клубами пара, медленно рассеивающимися в грязном воздухе. Величественный молох, поглощающий уголь, а взамен дающий мерцающий желтый свет, наполняющий этот город по ночам.

Погруженный в свои мысли, я брел по улице и уже вышел на мост, как вдруг услышал выстрел. В тумане показались две мужские фигуры, бегущие друг за другом по мосту. Притаившись за колонной здания, выходящего фасадом на реку, я решил понаблюдать. Тот, которого догоняли, внезапно остановился и скрылся в обволакивающем все тумане. В следующее мгновение он сильно ударил по руке того, кто бежал за ним. Пистолет выпал на мостовую, и мужчина отшвырнул его ногой в реку. Я затаил дыхание. Первый мужчина зашатался и упал на асфальт, но каким-то чудом мгновенно поднялся и головой ударил в живот нападавшего. Последовала короткая драка, после которой оба, сцепившись, перевалились через перила и рухнули в реку.

Послышался всплеск.

Я медленно подошел к перилам и посмотрел вниз. По поверхности темной воды расходились круги. Подождав несколько минут, я решил идти дальше и не ввязываться в неизвестный мне конфликт.

На этом странности не закончились. Проходя мимо заброшенной фабрики, а точнее проплывая в тумане, я услышал душераздирающий вой и увидел бегущего прямо на меня человека. Такое ощущение, будто он вообще ничего не замечал вокруг и несся как ошпаренный. Я едва успел отскочить в сторону, и некоторое время смотрел ему вслед. Как уже говорилось, это кошмарный город, где концентрация психопатов зашкаливает.

Так или иначе, я добрался до своей цели и медленно бродил между домами, соединенными между собой арками и узкими дворовыми проездами. Да, домов с арками, здесь более чем достаточно, и как определить, какой из них нужный, непонятно. Во дворах ни души. Здесь и днем то небезопасно, чего уж говорить про ночное время. Наверное, придется прийти сюда утром и приставать к прохожим с фотографией и придуманной легендой про пропавшую днями сестру.

Я решил поблуждать еще немного, в надежде увидеть освещенное окно над аркой – все-таки актеры ведут преимущественно ночной образ жизни, и вдруг мне повезет. Впереди, прямо передо мной, появилась ярко-красная стена какого-то дома. Расплываясь в тумане, освещенная желтым ночным светом, она производила почти магическое впечатление. Может быть, поэтому я не сразу сообразил, что мимо стены проезжает большой черный автомобиль с тонированными стеклами.

Тот самый автомобиль, в который актриса села у театра!

Вот это удача!

Я поспешил уйти с освещенного пространства, чтобы меня не заметили. Дороги здесь разбиты и представляют собой коллекцию ям, кочек и колдобин. Поэтому автомобиль двигался очень медленно, и проследить к какому дому он направляется, не составляло труда, главное держаться в тени и следовать за ним.

Через несколько минут он мягко притормозил у очередного подъезда. Красный свет стоп-сигналов осветил дряхлую дверь, не имеющую вообще никакого замка. Отлично, мне нужно всего лишь притаиться и пронаблюдать, в каком окне загорится свет, когда актриса войдет в подъезд. Если она, конечно, является пассажиром автомобиля. Но я в этом совершенно не сомневался. Устроившись в одной из темных арок напротив, я осторожно закурил и приготовился наблюдать.

Ждать пришлось довольно долго. Интересно, что там происходит внутри? Жаль, что окна тонированы и ничего не видно. Но определенные мысли на этот счет у меня имелись и они были далеки от морали. Усмехнувшись, я раздавил окурок носком ботинка. Туман медленно проплывал по двору между мной и автомобилем. Наконец, скрипнула и открылась задняя дверца. Одергивая платье и постукивая каблуками, девушка направилась к двери, а автомобиль медленно уехал. Через некоторое время вспыхнуло правое верхнее окно над аркой, а я перешел через двор и направился к подъезду.

Поднявшись по скрипучей лестнице в полной темноте, я с трудом сориентировался и постучал в нужную мне дверь. У меня не было никаких заготовленных фраз или легенды. Только в руке я держал конверт, полученный от клиента. Не терпелось уже закончить дело и получить вторую часть денег. Работа практически выполнена.

Дверь отворилась, и я увидел ее в коридоре комнаты. Плащ она успела снять, и он висит на вешалке возле двери. Черные волосы поблескивают в тускло-сумеречном свете. Она улыбается.

– Зайдешь? – произносит она, не давая мне даже представиться. Голос у нее тихий, манящий.
 
Какая бесстрашная, а ведь она совсем не знает, кто я. Это мне нравится. Ни слова не говоря, я вхожу в дом и протягиваю ей конверт.

– Это тебе. Просили передать.
 
Она благодарит меня и разрывает старую бумагу. Медленно читает, и улыбка сползает с лица как воск, глаза начинают блестеть, и маленькая капелька жидкости скатывается по нежной коже. Дочитав, она поднимает на меня взгляд, и я вижу в них тоску, перемешанную, однако, с явным облегчением.

– Может быть, хочешь выпить? – не дожидаясь ответа, она скрывается за дверью в комнате. Не отрывая взгляда от ее бедер, я последовал за ней. В комнате она жестом пригласила меня сесть на старинный кожаный диван, перед которым стоял стеклянный журнальный столик. Я оглядел комнату. Мягкий свет торшеров, тяжелая деревянная мебель. Вдоль одной из стен тянулся шкаф, наполненный книгами и разными изящными безделушками. Тем временем, она задернула шторы бордового цвета, густой ковер на полу заглушал звук ее шагов. Негромко скрипнула дверца встроенного в шкаф минибара. 

– Виски? – спросила она и, не дожидаясь моего ответа, ответила сама. – Ну, конечно, виски. Неразбавленный.

Наполнив два низких тяжелых стакана из бутылки с иностранной этикеткой, она поставила один из них на столик передо мной, а сама села в кресло напротив. Я сидел как статуя и не мог вымолвить ни слова. Надеюсь, вид у меня был не совсем идиотский. Внезапно мне стало стыдно за мой мятый костюм и потрепанный плащ.

– Можешь курить, если хочешь, – она подвинула ко мне хрустальную пепельницу.

– За что пьем? За любовь? – ляпнул я, наверное, самую неподходящую к ситуации банальность.

– Конечно, –  ответила она и мрачно усмехнулась.

Не чувствуя ни вкуса, ни крепости напитка, я выпил весь стакан залпом. Она чуть отхлебнула и, перегнувшись через столик ко мне, забрала из моих пальцев незажженную сигарету, посматривая на меня. Я выхватил зажигалку и дал ей прикурить, стараясь не особо глазеть в глубокий вырез платья.

– Как ты нашел меня?  – спросила она.

– Театр, – коротко бросил я. – И немного удачи. 

– Ясно, – задумчиво протянула она.
 
– Что это за автомобиль? – в свою очередь спросил я.

– Ты что, ревнуешь? – она игриво посмотрела на меня.

– Нет, – мне очень хотелось спросить про деньги, но в данной обстановке это казалось совсем неуместно. Я внимательней пригляделся к ней и к выражению ее лица. Несмотря на игривую манеру и непринужденную позу «нога на ногу» глаза ее были тусклые и безжизненные от тоски, причину которой, по-видимому,  знала только она сама.
– Кто был тот человек, который поручил тебе передать записку?

– Я не знаю его имени, он погиб, не успев посвятить меня в обстоятельства дела.

– Правильно, так и должно быть.

– Как это понимать? – я очень удивился.

– Ты что, ничего не помнишь? – вопросом на вопрос ответила она.

– Что я должен помнить? – я встал и подошел к ней. –  Что все это значит?

– Ну конечно, ты, наверное, постарался все забыть. Вернее твой мозг все забыл. – Внезапно, на ее глаза снова начали наворачиваться слезы. Я стоял около кресла и смотрел на нее сверху вниз. Ее лицо было обращено ко мне. Расстояние между нами было не больше, чем того требуется для поцелуя. Хоть мне и хотелось во всем разобраться, но я не мог не отметить, что она поразительно красива даже когда слезы грусти стекают по ее щекам.

– Милый… Если бы все можно было вернуть... – пробормотала она, и ее руки обвили мою шею. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и вот уже я чувствую ее дыхание на своих губах, а они все ближе и ближе. Поцелуй снимает всю неловкость, возникшую в последний момент. Ее губы мягкие и податливые. Я еще больше наклоняюсь, обнимаю ее одной рукой и поднимаю с кресла. Не прерывая поцелуй, мы перемещаемся на диван, и моя рука медленно скользит по ее платью, а затем и по нежной упругой коже.

Все последующее вы можете представить себе сами, если, конечно, обладаете некоторым опытом в этих делах. Могу поклясться, что так хорошо мне еще никогда не было. На недолгие минуты блаженства все отступило на задний план. Вся грязь, ничтожество и туман кошмарного города. Стоило лишь спрятаться за тяжелыми шторами от внешнего мира и забыть обо всем.

Через некоторое время я поднялся и, натянув штаны, вышел из комнаты. Девушка лежала на диване и мечтательная улыбка не покидала ее лица. Умывшись холодной водой, я долго рассматривал свое отражение в зеркале. В коридоре мой взгляд привлекла полоска света из-под двери, ведущей еще в одну комнату. Включив воду в ванной сильнее и громче, я осторожно приоткрыл дверь и зашел внутрь.

Комнату освещали несколько огромных свечей, стоящих прямо на полу, кроме того, с десяток свечей поменьше располагались вдоль стен в высоких подсвечниках. Окно, как и в гостиной, занавешено тяжелыми бордовыми шторами. Все стены обклеены театральными и киношными афишами с названиями спектаклей, фильмов и тому подобным. Посреди комнаты стояла огромная кровать, привлекающая к себе все внимание. Это была спальня. Кровать представляла собой невероятных размеров конструкцию из темного лакированного дерева, с внушительной спинкой, обитой темным бархатом. Темное же постельное белье лениво поблескивало в свете свечей. В воздухе как будто скопился запах чего-то непреодолимо сексуального. Наверное, свечи ароматизированы. Не было никаких сомнений – просто спать в этой комнате никто никогда и не думал. Кольнула ревность: кого-то она принимает в поистине императорском ложе, а с кого-то хватит и диванчика в гостиной.

Я продолжил с интересом осматриваться. С другой стороны кровати обнаружились пустые бутылки: и здесь был не только дорогой виски и коньяк, но и самая простая водка, продающаяся в ночных ларьках нижайшего пошиба. На столике около кровати я заметил пепельницу, заполненную окурками со следами алой помады, и небольшого формата фотографию, представляющую собой групповой портрет. Чтобы внимательнее ее разглядеть, я повернул фото ближе к мерцающему пламени свечи.

Уже знакомый мне театр, вывеска, афиши и группа людей – по-видимому, работников и актеров театра. В центре – она, одетая в вызывающее платье, с улыбкой смотрит прямо в объектив. Окружающие и их лица уже не сильно интересовали меня, потому что рядом с ней я увидел свое лицо.

Фотография выпала из моих рук.

Пораженный, я поднял снимок и принялся внимательно разглядывать изображение человека, который просто не мог быть мной. Я был твердо уверен, что с актрисой мы не встречались ранее, не были знакомы, да и, в конце концов, я никогда не работал в театре.
 
Черт возьми, этого не может быть!

Но при внимательном рассмотрении мне пришлось признать, что мужчина на фото, стоявший рядом с девушкой, чья красота могла бы засветить фотографическую пленку еще до проявки, был я.

Оглядевшись, я увидел, что вокруг разбросано довольно много фотографий. Часть лежала на столике, некоторые были раскиданы по полу и даже под кроватью. На фотографиях запечатлены групповые портреты после представлений, рабочие моменты репетиций и сцены уже готовых спектаклей. На некоторых снимках я видел себя, не всегда полностью, но сомнений быть не могло – я работал в этом театре и если и не был знаком с ней, то явно видел или даже встречался. Приятель, к которому я недавно приходил, тоже присутствовал на этих снимках, только выглядел он на них гораздо лучше и даже моложе. 

Я ничего этого не помнил, складывалось ощущение, что у меня амнезия и часть памяти стерли начисто.

За спиной  послышался слабый шорох.

Оглянувшись, я увидел, что она стоит в дверях. Успела одеться и даже привести себя в порядок. Брови нахмурены и она явно недовольна, что я сую нос, куда не просят. Со снимком в руках я подошел к ней вплотную и выжидательно посмотрел в глаза:

– Ты можешь это объяснить?

– Объяснить что? Что ты роешься в моих вещах? – ее голос прозвучал довольно резко.

– Я имею в виду вот это. Откуда у тебя эта странная фотография?

–  И что же в ней странного?

- Это фотомонтаж, я никогда не работал в театре. Я частный детектив.

– Ты ошибаешься. – На ее лице мелькает печаль. – Мы работали вместе, ты постоянно был рядом со мной. И, наверное, было огромной ошибкой не замечать тебя.

– Да что ты мелешь! Впервые увидел тебя сегодня вечером. Не могу сказать, что не рад этому. – Я поспешил сгладить грубость своих слов, но в этом не было нужды. Девушка по-прежнему имела весьма отрешенный вид.

– Ты так ничего и не вспомнил… –  пробормотала она.

Последняя фраза окончательно вывела меня из себя. Что, черт возьми, я должен был вспомнить? Что за дурацкий вечер загадок? Сначала в театре, а потом  еще и здесь. Схватив за плечи, я немного потряс ее и добился того, чтобы она посмотрела мне в глаза.

– Вижу, ты что-то знаешь и не говоришь мне. Что здесь происходит? – Я старался, чтобы мой голос звучал внушительно, но странное волнение переполняло меня. – Или расскажи все, что ты знаешь, или я ухожу. Мне надоели эти игры!

– Тебе не понравится то, что ты услышишь, – слабо проговорила она.

– Это уже мне решать. Рассказывай, – ответил я.

– Хорошо. Только давай не здесь.

Она смущенно посмотрела на кровать и пустые бутылки.

Мы вернулись в гостиную, где она снова разлила по стаканам виски. Я все также разместился на диване, а она присела на краешек кресла. Собираясь с мыслями, она отпила небольшой глоток и закурила тонкую длинную сигарету.

- Закончив театральный, я сразу же нашла работу – помогли наработанные за время учебы связи. В то время ты уже работал в этом театре несколько лет, как и твой приятель, кстати, к которому ты сегодня заходил. Да, да, не спорь, все так и было. И фотографии, которые ты увидел, не фотомонтаж, не шутка и не заговор. 

В театре я сразу заметила тебя и обратила внимание на то, как ты на меня смотришь. Видно было, что я тебе нравлюсь и мне это льстило, тогда мне очень нравилось кружить головы мужчинам. Природа не обделила внешними данными и, надеюсь, актерским талантом, поэтому карьера в театре шла в гору. А актерское мастерство помогало вертеть мужиками налево и направо. Не собираюсь оправдывать или осуждать свое тогдашнее поведение – мне нравилось изображать из себя этакую роковую красотку. Между нами была пропасть. Я считала себя великой актрисой – наивная дура, а ты был всего лишь рабочим сцены. Я не принимала всерьез твои ухаживания и знаки внимания, ты казался мне жалким. Но каждой роковой женщине нужна обожающая ее публика. И по отношению к тебе я сделала, наверное, самую ужасную вещь, которую может сделать женщина – превратила мужчину, безнадежно влюбленного, в своего бесправного друга. Ты так старался завоевать мою любовь, а я всего лишь играла тобой.

Утекало время, наполненное театральными постановками, репетициями, премьерами, вечеринками и всем прочим. Я вдруг начала замечать, как ты все дальше и дальше удаляешься от меня, и в голову закралась мысль, что ты остыл и уже не испытываешь ко мне каких-либо чувств. Кроме того, пришло понимание, что в этом кошмарном городе очень быстро достигаешь потолка и бьешься там словно муха, ну, или как мотылек.

После нескольких неудачных романов я стала чувствовать, что нуждаюсь в тебе. Возникли чувства, похожие на влюбленность. Никогда раньше я никого не любила и не могла разобраться в мыслях, возникающих у меня в голове. Признаться тебе было страшно, так как я боялась, что ты отвергнешь меня из-за моего поведения и репутации. Да и гордость не позволяла подойти первой. Я попала в собственную ловушку. Вот такая вечная история, практически штамп, дурацкая мелодрама…

Затушив окурок в пепельнице, она посмотрела на меня. В ее взгляде читалось страдание, но присутствовало там и какое-то истерическое, нервное ожидание. Как будто должно было произойти что-то ужасное, что-то, к чему она явно была не готова. Я же пытался справиться с неясными видениями, вспыхивающими в моей памяти. Какие-то странные картины, полузатертые, заретушированные, но вызывающие грусть и до боли тоскливое состояние.

Она закурила еще одну сигарету и хриплым, дрожащим голосом проговорила.   

– Все изменилось осенью, в тот день, когда…
 
Ее губы дрожали.

Я наклонился к ней, ловя каждое слово.

– В тот день. Тебя… тебя нашли мертвым. В парке. На полу летней сцены. С пистолетом в руке. Ты убил себя.

Я откидываюсь на спинку дивана и смотрю, как она рыдает.

Это какой-то бред!

Она что, хочет сказать, что я мертв?

Бог с ним, с этим театром и историей печальной любви! Все может случиться – амнезия, провалы в памяти, травмы. Но то, что я мертвец, мой мозг переварить не в состоянии. Да я живее всех живых, могу даже ущипнуть себя! Я медленно встаю и иду в коридор – там я заметил большое зеркало.

Я подошел к зеркалу, но своего отражения в нем не увидел.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, закружилась голова, и я медленно сполз по противоположной стене на пол.

Наверное, я отключился на какое-то время. В голове закружился круговорот мрачных, зловещих воспоминаний. Среди них были картины театра, обрывки разговоров, темная комната, в которой, по-видимому, я жил. На стенах десятки фотографий моей возлюбленной, на полу стопки книг, преимущественно мистическая и детективная литература, непонятные рисунки, выполненные в темных тонах. Все кружилось и кружилось, но с ужасающей четкостью в памяти выкристаллизовалось видение. 

Заросший парк. Между запущенными деревьями аллеи, покрытые старым, потрескавшимся асфальтом. Все вокруг медленно покрывается опадающими желтыми листьями. Я вижу себя. Я поднимаюсь по ветхим ступеням на небольшую летнюю сцену, перед которой стоят несколько рядов разломанных скамеек. Небо нависает надо мной огромной серой массой, а перспектива скрыта туманной дымкой. Мое лицо не выражает ничего – ни тоски, ни холодной решимости или нервного возбуждения. В правой руке пистолет, в левой – клочок бумаги. Я подхожу к самому центру сцены и ложусь на серые от старости доски. Медленно, ужасно медленно подношу пистолет к виску и после секундной задержки стреляю. Через некоторое время мои пальцы разжимаются, и ветер уносит бумагу, которую долго гоняет вместе с опавшими листьями. В конце концов, она исчезает…

Пошатываясь, весь в холодном поту, я ввалился обратно в комнату и прохрипел:

– Записка? Где записка, которую я тебе принес?

Девушка уже перестала плакать и протягивает мне старый конверт. Я вытаскиваю клочок бумаги. Так и есть, это предсмертная записка. Почерк мой, сомнений в этом нет. Как и нет сомнений в причине самоубийства, что явствуют из текста с предельной точностью.

Причина эта – она.

Она, которая сидит на полу возле огромного кожаного кресла и размазывает по щекам темные дорожки туши, перемешанной со слезами. Губы, накрашенные нелепой в такой момент алой помадой, подрагивают, как и кончики тонких изящных пальцев. Все это выглядит одновременно жалко и чрезвычайно сексуально. Мне не нужно воскрешать в памяти свои чувства к ней. Ведь, все это я почувствовал в тот момент, когда впервые увидел ее на фотографии.

Внезапно мне становится зябко, невнятная мысль начинает покалывать изнутри. До меня доходит, и каждый волосок на коже встает дыбом.

– Но… постой.. постой-ка, подожди.. А как? – в замешательстве бормочу я. – Если я мертв, то… как ты меня видишь?

Она поднимает на меня глаза и, всхлипывая, произносит:

– Как ты уже догадался, предсмертной записки тогда так и не нашли. Официальной причины самоубийства не установили, да и никого это не интересовало. Негласно все обвинили в этом меня. Было больно и так тяжело… Только тогда я осознала, что те чувства, которые появились у меня и были любовью, любовью к тебе. Прошло несколько лет, как тебя не стало, и моя жизнь покатилась вниз. И не только моя, твой приятель окончательно спился, обвиняя себя в твоей смерти, вы ведь были друзьями. Много вечеров я просидела над твоими фотографиями, воспоминания душили меня и разжигали чувство вины. Когда я уже была готова на все, они пришли ко мне и предложили контракт… Кто они уже абсолютно неважно, главное, что они могли сделать так, чтобы мы навсегда остались вместе. Здесь, в этом городе отражений, где исполняются все потаенные желания и мечты. Они смогли все устроить, и привести тебя ко мне. Они умеют докопаться до твоей сути и уловками, ложью и хитростью заставить тебя поступить так, как им нужно. Вытащить все, чего ты действительно хочешь. Ты спрашивал, что происходило в черном автомобиле? Там я подписала свой последний контракт. Завтра, или может быть послезавтра, меня объявят пропавшей без вести. Я даже видела газетные заголовки: «Известная в городе актриса пропала после премьеры». Не знаю, что произошло с моим телом, его я отдала как плату, но моя душа здесь, с тобой… навсегда.

Навсегда.

Это слово горит огнем у меня перед глазами.

Город, где исполняются желания. Кошмарный город, ведь желания могут быть разные, и не все они возвышенны и прекрасны. Город-отражение, скрытый туманом, в который черный автомобиль привозит продавшие себя души.

Мы стоим перед окном, шторы убраны, ночь уже должна смениться рассветом, но тьма не рассеивается. Только туман и желтый, призрачный свет фонарей.

Мы вместе.

Здесь.

Навсегда.



Автор иллюстрации: Олеся Ткаченко, крафт-бумага, карандаш, обработка

2020 г.