3. Друзья-оборонщики

"Красный штурм Белого дома" 1996 г. (документальная повесть)

Однажды в ноябре 95-го мы накрыли в офисе фирмы стол в честь 60-летнего юбилея Евгения Глубокова, друга Юрия Мацака.

Глубоков был инженером-конструктором оборонки, участвовал в разработке  космического самолёта-ракеты “Буран” и многие годы служил в Миноборонпроме СССР, где вёл программы производства космической техники. Позже он стал инициатором создания академии и энциклопедии космонавтики.

Гостями нашего застолья были также друзья Глубокова по Миноборонпрому, в том числе Виктор Суриков из Подлипок. Я снимал встречу на видео для юбиляра. Разговоры крутились вокруг оборонки и космонавтики.

В разгар застолья появился Маслюков. В тот год 30 сентября ему исполнилось 58 лет. Он был одет как типичный инженер КБ – свободная белая рубашка, запонки их уральских самоцветов, неяркий галстук, аккуратная причёска. Он был молодым, крупным, темноволосым, высокого роста.

Все встали Маслюкову навстречу. Дружеские объятия, похлопывания по плечу, обращение на “ты” и по имени отчеству - это был стиль общения старой гвардии СССР.

Маслюков сел рядом с юбиляром, поздравил его и поднёс в подарок часы. Оказалось, что в подарок юбиляру гости приготовлено ещё два комплекта часов. Маслюков рассмеялся, обыграл это совпадение шуткой и предложил тост.

Маслюков не знал, что я веду видеосъёмку – камера была установлена раньше его прихода. Он вёл себя раскованно, не так как перед камерами телевидения, в чём я впоследствии многократно убеждался. Когда я предупредил его о видеосъёмке, он не смутился и сказал:- ”На всякий случай дашь мне копию записи”.

Маслюков был раскрепощён и поразил меня сдержанностью, уверенностью в себе, компетентностью, информированностью, откровенностью. Он пил вместе со всеми, но мало (чуть водки старинной марки “Смирновская” на пробу, чуть странного шампанского “Лунный свет”), с удовольствием закусывал редкостями стола, поддерживал общий разговор остроумными репликами.

Он не пытался захватывать всеобщее внимание, но естественным образом был в его центре. Свои мнения он высказывал кратко, в форме каламбура или иносказательно, но всегда с юмором. Он по-доброму подшучивал над друзьями и над собой, тонко чувствовал тон и ритм беседы.

О себе Маслюков, как правило, не говорил - отшучивался. Курил сигареты и, словно решая какую-то проблему, потирал иногда руки и почёсывал за ухом.

В разговоре Маслюков демонстрировал собеседнику полное внимание и понимание. Это был стиль партийного поведения, приобретённый им в коридорах высшей власти. Этим стилем он владел в совершенстве.

С приходом Маслюкова завязались разговоры на темы политики. Заговорили об Украине.
Виктор Суриков заявил, что нужно было бы разделить Украину на две части -  западную и восточную. В ответ Маслюков ехидно улыбнулся. Выдержав паузу, он заметил друзьям, что если уж вы, черти,  заговорили о разделе Украины, то крепко выпили. Грубоватая шутка выдала его непримиримость с разделом СССР на удельные княжества.

Вспомнили Эдуарда Шеварнадзе и его поведение при Горбачёве. “Лизал, но умело”, - съязвил Суриков. “Трусоват”, - выдал Мацак свой приговор Амвросиевичу.
“Политически я ему так не доверяю, что даже грузинское вино перестал пить”, – пошутил Маслюков и потянулся к бутылке грузинского красного вина. Её мы раздобыли для стола.

Все засмеялись, потому что было понятно, почему Маслюков перестал пить грузинское вино. Настоящее грузинское вино давно исчезло из продаж, а полки магазинов были забиты подделками. 

Суриков вспомнил о поисках золота партии – где же оно? Все оживились. Вопрос был тёмным и явно придуман газетчиками. Когда все выдохлись в комментариях, Маслюков с усмешкой сказал: ”А так хотели найти! Жаль, не нашли”.

Я помалкивал, но был уверен, что “золото партии” существует. В конце 80-х, занимаясь с коллегами финансовым посредничеством в операциях по приобретению предприятиями иностранной валюты, я узнал от высокопоставленных лиц, общающихся с Председателем Госбанка СССР Геращенко, о существовании резервных валютных счетов КПСС. Но использовать их нам не удалось – время было смутным, а счета были тайными.

Объявили очередной тост. Все потянулись к Маслюкову с рюмками. Мацак на другом краю стола промедлил. Маслюков среагировал: “Мацак затаился. Штирлиц – семечки по сравнению с ним. А ну-ка давай, тянись, тянись!”.

Заговорили о внешней политике, о Козыреве. “Он абсолютно не умеет работать”, заметил Маслюков. “Окна моей квартиры выходят на тылы МИДА. Я часто вижу – как только наступает 17.45, окна гаснут, все уходят!”. “И на заводах та же фигня”, - подтвердил Мацак, “После 17-00 - пустыня, как после нейтронной бомбы!”.

В политических оценках Маслюков был бескомпромиссным и язвительным. Его любимой фразой в характеристике неблаговидного политика было “некуда клеймо ставить”.
Маслюков признался, что Горбачёва не уважал за злобность и мелочность и считал, что им манипулируют кукловоды издалека. Из современных политиков Маслюков вспомнил Юрия Батурина, помощника Президента по национальной безопасности. Его Маслюков считал в высшей степени непрофессионалом.

Лишь о Президенте Борисе Ельцине Маслюков никогда ничего негативного не говорил - лишь разводил руки и отговаривался: “Ну, ты же знаешь…”. Но когда в нашем застолье зашла речь о войне в Югославии, Маслюков заметил: “Без Бори делят шкуру медведя, сволочи”.

Мне всегда казалось, что Маслюков в чём-то похож на Ельцина и солидарен с ним. Это ощущение меня не покидало много лет и непрерывно укреплялось. Между ними, казалось, имелась какая-то телепатическая связь. Это в полной мере проявилось в 1997-м году, когда Маслюков вслед за Ельциным провёл операцию по шунтированию сердечных сосудов, и в 1998-м году, когда Ельцин предложил Маслюкову чуть  раньше, чем Примакову, стать премьер-министром. Об этом предложении мне рассказал Маслюков.

Много позже я понял, что Маслюков был похож на Ельцина, по крайней мере, в том, что в нужный момент мог проявить жёсткую государственную волю. Её в 1993-м Ельцин продемонстрировал, приказав стрелять по Белому дому из танков на виду у всего мира.

А солидарен Маслюков с Ельциным часто был в том, что “этим чертям, министрам и аппаратчикам”, иногда нужно показать кузькину мать. Ельцин регулярно делал это и с успехом.

Ельцин был требователен и гневлив, как начальник строительного треста, как царь-самодержец. Маслюков же был справедливым, уравновешенным, волевым и последовательным. Если бы ему дали власть, он бы спокойно дал укорот российскому бардаку, а если и пил бы, то в меру. При Ельцине же бардак расцвёл пышным цветом, а пьянство во власти превратилось в деловой стиль и стало беспробудным.

Честно признаюсь, что в 90-х регулярные возлияния процветали и в Госдуме. В подвальном этаже здания размещался буфет для всех и столовая для депутатов. В буфете водку и коньяк продавали в розлив. Сидя допоздна по делам, мы частенько баловались качественным алкоголем.

За столом продолжался разговор - о Гагарине, Ильюшине, Абхазии и о том, сколько во времена СССР выделяли стали для ВПК. По словам Маслюкова 51% - больше, чем в 1941-м – 45-м.

Напоследок Маслюков взял слово, чтобы сказать добрые слова о юбиляре, и объявил тост за “братство”. ”Даст бог - ещё поработаем”, - подвёл он итог общения.
Вскоре Маслюков ушёл. У него был трудный день. Он провёл его на партийной конференции КПРФ с Зюгановым и Шейниным.

Мацак вполголоса выдал мне секрет, что Зюганов предложил Маслюкову баллотироваться в депутаты Думы по спискам КПРФ и тот согласился. Это событие стало для меня поворотным. Я решил уйти в политику вместе с Маслюковым. Это вскоре произошло.